[Terminator]

Скрытый текст - Рассказы. Часть 2-я:

Аскарон

Наверное, Еве казалось, что они расстались только вчера. Олег запомнил её белое платьице, почти не скрывающее загорелые ноги, высокие каблуки, кулон на золотой цепочке, пьянящий сладким запах духов. Ева была рядом и далеко одновременно, он говорил – она не понимала.
– Я улетаю…
– Мы всё уже давно обсудили. Купим дом, как вернёшься, две машины…
– Говорят, там тяжело.
Ева легонько потрепала его за щёку:
– Я в тебя верю! Вот, Миша тоже ходил. И ничего – вернулся.
– Ну, если даже Миша…
Они уже давно решили. Ева распланировала их жизнь до второго курса пока ещё нерождённых детей. Мама не против. Слетаешь, мол, на Аскарон, мир посмотришь. Льготы, опять же.
Потом взлёт, прыжок через «барьер», посадка. Аскарон – почти безжизненная планета с красноватым песком, частыми бурями и редкими проблесками солнца в пелене облаков. Одно и то же каждый день – побудка, общие обеды, работа в штольне. В шахтах ощутимо фонило, от чего по слухам у старожилов липли волосы к подушкам и загнивала кровь. Олег идёт куда попросят. Пока другие скандалят, он заработает больше. День, ночь – под землёй никакой разницы. Душ после смены, таблетки в хрустящей упаковке вприкуску к ужину. Номер эротического журнала на полке в туалете.
Только там Олег впервые осознал простую и доступную мысль. В этой жизни он лишний. Дома он занимал площадь, здесь – объедал начальство и хронически не выполнял норму.
И снова коридор штольни – чернота, пронзённая белыми иглами ламп. Вечером он проходил мимо единственного окошка. Снаружи красное солнце, рыжие тучи, бурые тени облаков на песках. Настоящий Аскарон не скрывал натуры – гневался в бурях, улыбался малиновым закатом в редкие часы затишья. Он был настоящий, куда более живой, чем сам Олег. Не прогибающийся.
Два года вахты – нескончаемый кошмар с одной лишь радостью посмотреть в окошко.
Для Евы ничего не изменилось. Всё тот же верный Олег под рукой. Для него же прошлое обесцветилось, и лишь Аскарон пламенел красками.
На Еве новое платье в тёмных цветах, свежая татуировка на запястье, маникюр по моде. Олегу нет и тридцати, голова под кепкой в проплешинах, а кожа сера, как у тяжелобольного.
Ева намекает на предстоящее таинство ночи и ожидает подарков. Олег смеётся:
– С этим ты немножко припозднилась.
– Олеженька, ты чего?
Вместо ответа он харкает под ноги. На асфальте расплывается кроваво-красное пятно. Уходит, не побывав дома. Пусть продолжают любить на расстоянии. Такси, космодром, касса.
– Куда? – сонный голос за стеклом.
– На Аскарон! Там умереть.


Могатыри

- Повтори, - приказал я.
- Свобода. Демократия. Гу-ма-низм, - последнее, незнакомое слово Кристына произнесла по слогам, четко выговаривая каждую букву.
- Молодчинка! Запомни – вот три краеугольных камня нашей работы. Не будешь им следовать, так и промаешься всю жизнь подбогатыршей. А вот если примешь всем сердцем, то быть тебе богатырем, которых свет еще не видывал.
- Клево! – Кристына аж расцвела, видно, представив себя в боевой раскраске на настоящем бойцовом коне. – Дядька Миромир, а расскажи что-нибудь?
Путь был далек, и я решил, что беседа не будет лишней. Да и что скрывать, нравилось мне чесать языком с этой взбалмошной девчонкой, доставшейся в подарок от сестры.
- Слыхала о Прометее?
- Конечно! Он подарил людям огонь, когда те замерзали, а гнусные боги лишь хохотали и тыкали в них жирными пальцами. Помог, то бишь.
- Ох, Кристынка… Воспитала тебя мамка на мою голову… Прометей научил людей самостоятельности. Раньше они жили в тишине и спокойствии. Если вдруг, что хотелось – они просили богов, и те им помогали.
- Как мы?
- Истинно. Прометей же, дурак, злился, что люди его мало, о чем просили. Вот и дал им огонь.
- Так это же хорошо!
- Да чего уж хорошего-то?! Рим спалили, Лондон спалили, Москву спалили! Да что там говорить, в двадцать первом веке человечество так научилось с огнем играться, что легко могло спалить весь мир.
- И что же?
Я пожал плечами.
- Спалили.
Кристына нахмурилась. Я ее понимал, это тяжело было принять. Мне тоже долго вколачивали в голову основы богатырства.
- И вот чтобы этого не повторилось, - приступил я к морали рассказа. - Чтобы люди не возомнили себя богами, чтобы не утвердились в ошибочном мнении, будто бы они могут все, существуем мы – богатыри земли Ру. Людям нельзя давать думать, будто бы они что-то могут сами, а то зарвутся. Зажгут сами огонь. Возрадуются. Но вскоре поймут, что этого мало. Захотят мочь больше. И спалят дом соседа. И пошло-поехало… Нет, Кристына, простой человек не должен ничего мочь, сверх положенного. Мочь должны лишь отдельные, самые надежные его представители. То бишь, - правильно, – мы!
Кристина не ответила, и некоторое время мы ехали молча.
- Дядька Миромир? – наконец спросила она, - Скажи, а человечество могло мир спасти?
Я в несвойственной себе манере задумался. Впрочем, слава богу, додумать не успел – впереди на дороге показалась группа людей, в нерешительности топтавшаяся вокруг телеги с отпавшим колесом.
И я пришпорил коня.
Срочно нужно было им помочь.


Капля удачи

Кошка присела на лапы, повертела задом и прыгнула, нацелив когти, но тут же отскочила, шипя и тряся головой. Из рассечённого носа летели красные брызги. Человечек шагнул из травы, замахнулся мечом... и едва успел уйти перекатом от другой кошки.
Сожрут, подумал я. Застёгивая штаны, выломился из кустов и затопал ногами.
– Кыш! Я вас, паразитки!
Зверюги прыснули в стороны. Он лежал ничком, прижавшись к земле. Ростом с мой ботинок, меч рядом – с карандаш. Но всё как у людей: зелёная курточка, штаны, даже сапожки. Ни дать ни взять, гном.
Нет, гадом буду, настоящий гном!
Из чащи выскочил Петька. В гимнастёрке и будёновке с красной звездой.
– Яшк, чо кипешишь? Проблемы с кем?
Следом появился Фриц в эсэсовском мундире. Глянул с ухмылкой под ноги.
– В куклы играешь?
Петька хихикнул. Я оторопело молчал.
Гном пискнул и шевельнулся. Встал на четвереньки, нашарил в траве зелёный колпачок, надел. Робко потянулся за мечом.
Приятели вытаращили глаза. Ну не то чтоб мои приятели... ролевики они, а я так, приблудился.
– Хренасе... – Петька протёр глаза. – Вроде и не курили ничо, разве красненького приняли опосля боёвки. Ты где вино брал, урод?
Фриц обернулся ко мне.
– Яшка, это кто?
– Да вот... – Я пожал плечами. – Думал, кошки дерутся... а тут он... Ещё б чутка, и сожрали бы.
Гном вдруг вскочил и метнулся в траву. Человек не может прыгать как кошка, но Фрицу удалось. Проехал пузом – только пуговицы в стороны брызнули – и успел-таки. Поднялся, сжимая беглеца в кулаке.
– Не удави, – заволновался Петька. – Хренасе, гном!
– Лепрекон, – поправил Фриц. – Гномы в лесу не живут. Ну-ка... – Поставил пленного на пенёк, присел рядом. – Давай, гони золото! – Тот жалобно помотал головой... и в страхе отпрянул от острия эсэсовского кинжала. – Золото где? Ну?
– Эт ты брось! – набычился Петька. – Видишь, нету у него. Мож чо другое даст... но чтоб для всех!
Гном быстро-быстро закивал. Глянул на Петькину звезду, на повязку у Фрица на рукаве и достал из кармана крошечный, с ноготь, пузырёк. С чем-то красным.
Фриц забрал выкуп, покосился на Петьку и разжал кулак.
– Что это, зачем?
Человечек выпрямился и запел тоненьким голоском:
Неказист и невысок,
Трав и ягод знаю сок.
Цвет повсюду разный.
Пей, и будет красный!
Завертелся на пеньке вихрем... и пропал. Пальцы Фрица ухватили воздух.
Я первый смекнул. Кошкой в кусты, и ноги. Ну их, ролевиков. Убьют.
Назавтра ту поляну облазил, нашёл пузырёк. Пустой, одна капля на дне. Мне хватит.
Не знаю, чей там красный у них победит, а я – в казино. Пока все не позакрывали.


Мастер Го, Мастер Янь и закат

Росчерк бамбуковой палочки — тушь ложится на бумагу и превращается в горы. Ещё один — и водопад бежит по склону, а вниз по реке появляются монохромные волны. Чёрная капля падает на вершину горы — даже мастер Го иногда ошибается. Но он не был бы мастером, если бы не смог превратить кляксу в силуэт монастыря.
Го довольно улыбнулся и погладил бороду.
— Иди сюда, Янь, покажи, что получилось.
Молодой ученик опасливо протянул свой рисунок мастеру, и отпрянул, косясь на посох учителя. Некоторые учителя верят, что нельзя научиться чему-то, не получив по лбу. К счастью, у учителей живописи руки часто заняты менее вредоносными инструментами.
— Легко быть святым, сидя на горе Тяньшань. Но сложно увидеть гору, если она кажется коровьей лепёшкой…
Янь сжался и покраснел.
— Вот. Ты умеешь изображать пламя на своих щеках. Может, тебе лучше начать работать в красных тонах. Если ты не покажешь мне что-то прекрасное к концу дня, всё лето проведёшь на моём огороде.
— Но…
— Можешь использовать всё, что у нас есть.
Но у них была только чёрная тушь и бамбуковые палочки.
Поэтому Янь отправился на поиски красного красителя. Он перерыл двор в поисках бурой глины, срубил сандаловое дерево в саду мистера Ху, украл киноварь из косметички японской гейши, гостившей у мастера Бо, брата мастера Го, который открыл молодому ученику дверь в мир духов. Говорят, у призраков гуннов, чьё нападение недавно отбили терракотовые автоматоны, красная эктоплазма, имеющая приятный оттенок, похожий одновременно на кошениль и мадженту. Ещё Янь отломал кирпич от Вавилонской башни, очистил Авгиевы конюшни за один час и возвёл колонну Траяна, но мы не будем останавливаться на этих подвигах, ведь это же притча, а не дешёвая эпическая баллада.
На закате ученик понял, что всё было тщетным. Ему нечего показать своему учителю, а конец дня уже близко. Он прилёг под лавром и окинул глазами закатное небо. Алые птицы облаков слетались на багровый круг солнца, утопавший в розовом горизонте.
Очарованный Янь не заметил, как подошёл мастер Го и молча лёг рядом с учеником.
— Простите, мне нечего вам показать.
— Тогда почему мне есть на что посмотреть?
И они лежали так до полной темноты. И возвращались каждый раз, когда была ясная погода. И когда у учителя было хорошее настроение. И когда не было важных дел. Хотя созерцание очень важно, но оно лишь часть ремесла художника. Его Янь освоил в тот день в совершенстве. Он потом стал единственным, кому получалось запечатлить красный закат чёрной тушью.


Всё в сад

Самые вкусные вишни висят на верхних ветках. Тёмные, сладкие, напитанные солнечным летом.
Небольшому красному дракону тяжело зависать возле верхушек вишнёвых деревьев — крылья быстро устают в режиме «колибри». Поэтому после горсти вишен приходится опускаться на землю и отдыхать.
Он как раз отдыхал, наслаждаясь теплом и солнцем сквозь листву, когда его неделикатно укололи в заднюю лапу.
- Выходи на бой, мерзкое чудище! Я пришёл убить тебя, пожиратель человечины! - голос рыцаря звучал глухо сквозь броню и опущённое забрало.
Дракон потёр уколотую попу:
- Позвольте, милостивый государь! Это даже звучит мерзко. Я вегатарианец. Я не ем мясо. Даже человечье — не ем!
Рыцарь опустил копьё, видимо — на самом деле, под шлемом не видно, - смутившись.
Дракон посчитал, что разговор окончен, и можно вернуться к вишням, но его снова укололи в попу. Причём гораздо больнее, чем в первый раз:
- Да что же вы делаете!! - возмутился дракон.
- Ты врёшь, мерзкое чудище!
- Послушайте! Вы бы хотя бы справки навели о том, чем питаются драконы моего вида! Давайте, вы всё узнаете, а потом, если вдруг такие как я действительно едят людей, вы можете меня убить. Я живу тут, вот в этих вишнёвых садах... Ай!!
Рыцарь ударил дракона копьём прямо в незащищённый живот. У дракона потекла кровь. Красная по красной чешуе — почти незаметно, но больно.
Рыцаря учили драться, а не думать. Вот он и дрался. Дракон размазал кровь по животу и задумчиво пробормотал:
- Что ж, я людей не ем, но... если они настаивают. Удобрение моим садам не помешает.
Через полчаса вишнёвый дракон сооружал из рыцарского копья подпорку для ветвей.
Как прекрасны здешние сады весной, когда вишня цветёт! И летом, когда её тёмные крупные ягоды прячутся в листвяной зелени.
Жаль только, многие рыцари не могут оценить красоты труда и заботы. Но и они вносят свой посильный вклад в процветание местных земель.
Хотя дракон считает, что лучше бы они учились думать, а не воевать. Потому что навоз ничуть не хуже рыцарей, а убивать даже таких грубиянов - довольно-таки неприятно.


Оптическая иллюзия

У всех дома когда-то была эта кастрюля, да? Зелёная или синяя? И эти многоразовые споры. И опрос всех родственников и друзей.
А платье? Помните это платье? Белое с золотым или синее с чёрным?
Но я как-то жил в этом во всём, справлялся.
– А чо ты не играешь в зуму? – вдруг спросила она.
Я пожал плечами – привычное движение. А что мне нужно ответить?
Нет, ну, серьёзно?! Почему именно зума? А камешки три в ряд? А линии собирать? А тетрис цветной?
А отсутствие у меня нет водительских прав?
Нет, это её не волновало.
Зума…
– Ну, почемууу?
– Потому что не люблю жаб!
– Да пошёл ты! – обиделась она и свалила.
И тут до меня дошло, какого цвета её новый пуховик.
Эх… Наверное, надо было ей объяснить, что невозможно (особенно на высоких уровнях) играть, когда у тебя там, где должно быть красное и зелёное – красное и красное. Но я не хотел выглядеть глупо.


Не пачкайся!

Ночью раздавили кошку. Её кишки вывалило на асфальт и размазало шинами. Кровавая размазня текла поперёк проезда и так и застыла, не добравшись никуда, красивыми красными каплями.
Даша перешагнула длинные красные капли. Даша торопится убить своего ребёнка. Потому что или она, или ребёнок. Поэтому так некстати появившийся в её животе сгусток клеток должен перестать быть. Сегодня. И Даша сможет учиться, работать и не думать о еде для ребёнка. Даша всё решила, но почему-то больно. Даша бы хотела купать маленького, укачивать его и кормить, и защищать, и быть ему мамой. Но Дима дал денег, и надо быть реалисткой. Убить эту каплю крови.
Люда оглянулась на девушку. Девушка стояла возле раздавленной кошки и держалась за живот. Наверное, ей плохо. Спросить бы, но если остановиться, опоздаешь. Люда прошла мимо. Люда кассирша и ненавидит свою работу. Люда хочет быть инженером, как папа. Чертить и видеть на бумаге чёткость будущего станка, понимать движение, но мама заболела, папа запил, и Люда пошла работать. Теперь, с детьми и ипотекой, какая учёба? Люда ежедневно убивает себя по капле: «Проходите на вторую кассу!»
Лара входит в двери супермаркета сразу за кассиршей. Лара — первый покупатель. Потому что не спит с четырёх утра. Потому что длинные одинокие вечера выматывают, а ночь полна пустой тоски и мыслей. Мыслей, в которых Лара понимает, что ей, старухе, не осталось даже надежды. На что может надеяться старая женщина с крохотной пенсией? На снижение квартплаты? На сосиски по акции? Дети далеко, увязли в своих проблемах. Лара понимает и старается не звонить. Лара умирает с каждым безнадёжным днём.
Когда Лара идёт обратно, она встречает папу и дочку. Они идут в школу. У девочки веки и щёки будто обварены. Папа понурый, в лохматых понизу джинсах и кроссовках с заплатками. Хоть он и лучший спец в своём деле на весь миллионник. Но в бюджете не бывает хорошей зарплаты, а частникам не нужен его уровень. Он хватается за любую работу, чтобы хватало на еду, школу, одежду и лекарства. Но теперь единственный действенный препарат в страну ввозить не будут. Его производят во Франции, а папа — невыездной из-за работы. Как достать лекарство, которое в стране не продают?
Папа косится на дочь. Что станет с ней?
Его не выпустят из страны, ввести по доверенности — нельзя по закону. Денег, чтобы оплатить нарушение закона, у него нет.
Во дворе лежит раздавленная кошка. Кошку надо перешагивать. Людей даже перешагивать не надо.
Если руки в крови по плечи, новые капли не заметны.


Бесценный вечер

Нежный звон наполнил тишину каюты. Побежал, заискрился красный ручеек. Рука дрогнула, и бутылка вновь ударила по краешку хрустального бокала. Не стоило отпускать Грига, но такие дела лучше решать в одиночестве, тем более без слуг.
Запах превосходный. Теперь можно оценить вкус и внешний вид. Ярко-красный цвет в бокале выглядит, как кровь, которая только что получила кислород. Впрочем, что за пошлые сравнения? Кровь, любовь... Все война и её грубый реализм. Булькающий фонтан, в такт последним ударам сердца вырывающийся из груди ординарца, был именно такого цвета.
Редкая удача провести вечер наедине с собой, наслаждаясь редким вином. А бокал? Роскошь в космосе, но без него потерялся бы вкус. Дорогое вино заставляет относиться к себе по-особому. Это не какая-то подружка на вечер, а изящная утонченная дама, к которой подход нужен другой. Да и цель иная: то самое эстетическое удовольствие, которого сейчас днем с огнем не отыскать.
Тепло побежало по венам, внутри что-то загорелось и заставило улыбнуться. Бесценный вечер, последняя возможность насладится одиночеством перед решением. Хорошо, что его принимают не военные. Иначе... Правильно, что на Конгрессе Федерации отстоял свое право.
Как же вкусно… Нет, не так. Вкус лишь один из оттенков, которые все вместе меркнут перед переполняющим сознание превосходством. Конечно, тщеславие можно прогнать, но оно неотъемлемая часть процесса, как ни крути. Получать наслаждение от выдержки, сознавать, что виноград ласкало Солнце, то самое, земное, закрывать глаза в удовольствии от прикосновения губ к тонким прохладным стенкам из хрусталя, разве можно в такой ситуации что-то сделать с тщеславием?
Также и они там, на планете. По-своему тщеславные, гордые, сами по себе. Напоминают горцев из старых когда-то прочитанных книг. Книги… Они тоже выделяли меня из массы. Да и наслаждение от них не меньше, чем от вина. Может достать томик стихов?
Вот и все. Пустая бутылка заняла свое место в коллекции. Для одного вышло много, зато так легче и спокойней. Сообщили, что разведчица погибла. Но отличного вина и последних данных от неё достаточно, чтобы очистить совесть. Формы жизни агрессивны, настоящих людей, по сути, уже нет. Если мы отправим роботов для эффективной добычи руды, то мелкие поселения начнут воевать за свой последний кусок хлеба или встанут на сторону имперцев. Риски слишком высоки.
Последняя красная капля стекает по изящному стеклу бокала. Медленно, но решительно. Точно так же, как и моя ладонь опускается на красную кнопку.


Красные Красные

Техас, 1923
Прерии. Человек в пиджаке и шляпе-котелке стоял перед войском индейцев. Разных племён, на верных конях, в грозной боевой раскраске. И вышел предводитель – вождь из племени команчей. И он сказал человеку в котелке:
- Семьдесят четыре луны назад я, вождь Летящий Орёл, был в далёкой земле за восточным морем. И встретился там с великим вождём, который тогда был в изгнании – его звали Владеющий Миром. Он раскрыл Летящему Орлу мудрость, напомнившую о временах, когда земля не принадлежала никому. Но Владеющий Миром сказал, что она должна принадлежать всем. И побудил бороться против захватчиков. Летящий Орёл вернулся домой в сомнениях. Но потом услышал, что и Владеющий Миром вернулся в земли своих предков и поднял топор великой войны – Красных против Белых. И Красные победили. И тогда Летящий Орёл решился и собрал племена, чтобы и в этих землях поднять топор войны Красных. – вождь протянул человеку в котелке листок бумаги. – Ты доставишь эту весть, и мы сможем двинуться в бой.
Человек в котелке принял записку и пошёл исполнять поручение. Индейцы смотрели ему вслед, и что-то беспокоило их. Они чувствовали, что что-то не так. И тут Умный Олень воскликнул, указывая вслед посланцу:
- Так он же Белый!
И раздался боевой клич!..


Зашквар

– Так, так, что тут у нас? – ведущий редактор раскрыла папку с листами и одарила автора самой обворожительной улыбкой, одновременно откинув за плечи пышные, чуть вьющиеся, светло-каштановые волосы. Большие серые глаза прелестницы глядели приветливо и многообещающе. Ручкин даже немного смутился, засмотревшись на женщину, и чуть опустил взгляд, но при этом случайно уставился как раз в то место, где из-под лёгкого сарафана на бретельках виднелась восхитительная ложбинка между двумя спелыми аппетитными округлостями, что так волнуют представителей сильного пола.
От лицезрения этих прелестей автор растерялся ещё сильнее и начал беспокойно оглядываться. Со стены на него осуждающе таращились портреты классиков русской литературы. Наткнувшись на строгий взор Чехова через пенсне, Ручкин вдруг вспомнил, что Антон Павлович был изрядным бабником. Эта мысль приободрила автора, и он сумел даже относительно внятно пробубнить:
– Роман. Исторический. Про средневековье.
– Любопытно, очень любопытно! – чувственно промурлыкала ведущий редактор и, прочитав текст на первом листе, перевернула его, затем приступила к следующему.
– А что это у вас за слово такое, «брусвяный»? – серые глаза воззрились на Ручкина, но на этот раз в них уже не было той приветливости.
– Красный, багряный, цвета ягоды брусники, – проблеял автор. Ведущий редактор снова обратилась к тексту, но буквально через несколько секунд подняла глаза:
– А что такое «вермильон»?
– Это ярко-красный цвет, что-то вроде алой киновари.
– Понятно, – совсем недружелюбно произнесла прелестница, опуская глаза и более не отрывая их от текста. Вскоре их разговор с Ручкиным можно было сравнить с розыгрышем мячей во время теннисного матча.
– Гуляфный?
– Красный, цвет шиповника.
– Кошенилевый?
– Ярко-красный, слегка малиновый.
– Куропаткины глаза?
– Светло-красный.
– Марена?
– Ярко-красный.
– Массака?
– Тёмно-красный с синим отливом.
– Накаратовый?
– Огненно-красный.
– Рудой?
– Жарко-красный.
И тут очаровательная редакторша не выдержала. Она отбросила папку с текстом романа и с жарким пламенем во взоре уставилась на Ручкина:
– Зачем вам всё это? Все эти нелепые, архаичные названия цветов? У вас на первые десять страниц текста целая куча слов, незнакомых читателю! Это же нереальный зашквар!
– Что-что, простите? – Ручкин захлопал близорукими глазами.
– Зашквар! Красное – оно и в Африке красное! Знаете, уважаемый автор, ваш роман совершенно не подходит нашему издательству! Не смею вас больше задерживать!


Все в шоколаде

- Гм… Ну, привет что ли? – сказал мне этот с непокрытой головой.
- Здравствуйте…
Помолчали.
- Задёргали?
- Есть немного, - ответил я.
- Да-да, меня тоже. Но я привычный. Старой закалки. - Нервный смешок.
Да что он несёт?!
- Слушайте, это не обязательно…
- Что не обязательно?
- Общаться.
- Ааа… Я просто смотрю, ты так сдулся, решил как-то поддержать…
- Спасибо, но меня есть кому и поддержать, и подержать. Мы с вами, вроде как, и пересекаться-то не должны.
- А ты дерзкий. Ну, ничего. И не таких в кизяк макали. – Рассмеялся, раскраснелся, разбух.
Думает, если больше, то всё можно. Но ничего, я ещё вырасту.
Впрочем, к вечеру вся эта напыщенность прошла. И мы оба были словно в шоколаде.

Скрытый текст - Внеконкурс (в голосовании не участвуют):

День рождения

Есть не хотелось. Холодная овсянка клеилась к зубам, застревала в горле и норовила отрыгнуться под стол.
– Мам, можно я не буду?
Сара поставила вымытую посуду на полку.
– Ты должен быть сильным, Джон.
– Я и так сильный. И потом, у меня сегодня именины.
Мама чмокнула сына в щёку:
– Поздравляю, малыш.
– А можно мне … ведь я теперь взрослый?
Сара достала из шкафчика початую бутылку спирта и рюмку.
– Много не налью.
Джон выпил, занюхал рукавом камуфляжной куртки и поднялся.
– Совсем как папа, – мать смахнула слезинку.
– А где он?
– В мастерской, кибертанк настраивает. Обещался к обеду.
– А дядя Дерек?
– Дядя Дерек, – Сара задумалась. – Не знаю, но тоже обещался к обеду.
Джон расправил плечи и подошёл к амбразуре. Снаружи алел рассвет. Среди холмов, на фоне бордово-радиоактивного солнца двигалась едва различимая красная фигурка.
– Мам, а постреляю.
Сара вытерла руки о фартук, улыбнулась и ласково ответила:
– Стреляй, ведь ты спаситель человечества.
Улыбку женщины сменило выражение ненависти:
– Грёбаного человечества! Не стоит оно того, чтобы его спасали.
Джон привык не обращать внимания на родительские психи. И папины тоже. Сейчас его внимание сосредоточилось на бегущей фигурке.
– Получи, – прошипел Коннор, выпустив ракету «бункер-терминатор».
Маленькая смерть почти достигла цели, но в последнее мгновенье фигурка метнулась в сторону, избежав гибели.
– Грёбаный попрыгун!
Спаситель человечества отбросил базуку и взял массивный плазмомёт. С жутким воем синий искрящийся шар промчался над полем битвы, но враг вновь избежал смерти.
– Мазила, – вздохнула мать, накатив очередную рюмку. – Вот Кайл в твои годы…
– Да просто это новая модель, – буркнул Джон. – Он действует почти как человек.
– Научно-технический прогресс не стоит на месте, – заметила Сара, хрустнув огурцом. – Скайнет создаёт всё более совершенных киборгов.
В двери бункера трижды стукнули.
– Ахулио двести пятьдесят шесть, – выкрикнул Джон, – жрать, пить, свободу неграм!
– Идите вы нахер со своими паролями, – прорычало снаружи, – открывай.
Сара опустила настенный рычаг. Взвыла сирена, дверь со скрипом отворилась, в бункер ввалился Дерек Риз. Бронежилет почернел, в двух местах оплавился, но выдержал. Небритое лицо дохнуло такой злостью, что Сара спешно поднесла рюмку.
– Представляешь, – Дерек занюхал рукавом и кинул в угол плазменную винтовку. – Пошёл проверять посты, и какой-то урод пальнул в меня самонаводящейся, а потом плазмошаром.
В наступившей тиши слышалось лишь тиканье настенных часов судного дня. Шёл 2029-й год…