Наместник пожал плечами.
– Закон всегда один – у кого больше прав, тот и прав. По эту сторону, мы все за Рорика душой. Правда, только до тех пор, пока он к нам не лезет. Ниже заправляет Русь. Они за себя. Сегодня прогнутся под каганом, завтра как всегда предадут. Я бы тоже к ним подался, да вот как-то привык к спокойной жизни. У нас же всё одно, без перемен. Стабильность. На Руси же на двух мужчин три вождя.
– Не обижают?
– Нас обидишь, – улыбнулся наместник. – Нет, откупаемся, когда прижмёт. Есть у меня свои люди. Но всё же, самый главный закон от кагана. Ну, этого, Дира. Он и Русь собирает, когда пожелает, и в походы ходит. Тот ещё прохиндей, но все его уважают.
– Что это за Дир такой?
– Дир – это вроде как конунг, только особо могущественный. Каган, короче, – господин над степью и морем. Силы у него не занимать, всё, что творится, делается только с его ведома. Но до нас ему мало дела, потому что руки у Дира постоянно заняты. В степи разное сейчас творится…
Дверь приоткрылась и в проёме показалась светловолосая головка Беры:
– Я всё!
Хельги постоял ещё с этими ложными наместниками, пока товарищ расплачивался за побрякушки. Дир – ещё один конунг. Уж не к нему ли на всякий случай отсылал его Рорик? Неплохой запасной вариант.
Шёл дождь. Единственная изба оказалась уже занятой. В ней разместилась семейная пара – какой-то купчик с двумя отчаянно ругающимися жёнами и десятком детей. Устав слушать бесконечные крики, Хельги с Лютом вышли во двор под навес, оставив Беру на произвол судьбы. Под навесом сыро, зато просторно. Под боком, на охапке сена разлёгся выводок дворовых псов. Пахло соответствующе.
Дождь усиливался. Теперь потоки воды, волоча за собой мелкий сор, проносились совсем мимо, подбираясь к ногам.
– Не околеть бы, – пробасил Лют. Это было его первое слово за всю неделю.
Из темноты на свет появились новые гости. Оба были в простых шерстяных одеяниях коричневого цвета, грубоватых и длинных, куда ниже колен. Оба зрелые, только один в расцвете сил, а возраст второго неуклонно клонился к закату. Собаки, как и полагается верным сторожам в подобных обстоятельствах, их совершенно проигнорировали.
– Я так понимаю, в дом даже не следует соваться? – прокаркал тот, что постарше. Говорил он на местном наречии, но с таким сильным акцентом, что проще было перейти на родной язык.
– Саксы? – спросил Хельги.
– Мы из Швабии. Я – отец Герберт, странствующий проповедник. А это мой помощник и товарищ Брунс.
При этих словах лицо Брунса дёрнулось.
– Присоединяйтесь к нашему лагерю. Здесь, конечно, не так уютно, как в доме, но всё же куда приятней.
Словно в подтверждении со стороны избы донеслись новые порции брани и детский плач.
– Хоть дети и стоят к Господу куда ближе, чем мы, простые грешники, но от этого они не становятся более приятными, – изящно и туманно высказался отец Герберт.
Господь? Это, наверное, одно из имён Одина. Он же вроде как главный, очень сильный и самый умный. Такой как конунг, разве что не такая сволочь. Грешники? Пожалуй, трусы или предатели, да и вообще, всяк кто без славы помер. Не подобрали вовремя валькирии, так отправляйся в Хель. Хотя, конечно, все эти слова для Хельги оставались некой абстракцией. Он не особо верил в то, что не мог ощутить сам.
– Храни вас Господь, будь вы даже и язычниками. Истинно говорю, даже среди таких есть немало чистых душ. О, я обязательно помолюсь за ваше спасение!
Отцы отнюдь не страдали отсутствием аппетита. А когда Лют протянул им мехи с вином, чтобы согреться после ливня, тут уже загорелись глаза у самого Герберта. Надолго, впрочем, его не хватило, видать умотался с дороги. Вскоре отец уже спал без задних ног.