Золотая Лента сошел с Кузнечного Таланта и не спеша прогулялся по затененной плющом аллейке, выводящей в уютный маленький сад. Пышные астры росли у железной ограды, проводя черту между природой и каменными джунглями Фидесрааля. Невысокие ивы, корни которых обложили камнями, склонили прутья к воде. Рукотворные запруды с небольшими струйками, вылетавшими из стилизованных под русалок труб городского водопровода всегда успокаивали Сальву. Было что-то такое в этом месте, дарующее безмятежность. Может виной тому человек, что покорил природу в угоду хозяевам, а может сад был простой отдушиной, где можно расслабиться от городской суеты и спокойно подумать.
Сальва прохаживался по небольшому цветочному лабиринту, вдыхая ароматы осени. Они напомнили о времени, проведенном в Душилесье. Как мало он тогда знал о мире, в котором проснулся. И как много знает теперь. Но ныне, как и два года назад лишь один человек оставался центром внимания. Каталин – его якорь в неспокойном и переменчивом море.
Где она сейчас? Что делает? Вспоминает ли о бедном конюхе так же часто, как он о ней? Вопросы без ответов. Немногие вести, что просачивались в Десятиградье о далеком княжестве, наемник собирал как ловцы собирают жемчуг со дна моря. Он нырял на глубину из пересудов и слухов, выуживая крупицы правды, структурируя и выделяя из них важные.
Каталин отказалась от титула в пользу дяди. Дорэл Матэвэл стал князем и ходили слухи, что гонцы с его портретами были разосланы во все сопредельные княжества – новый хозяин спешил закрепить свою кровь на престоле. Дочку Косса словно стерли из фамильного древа, точно дурное семя. Информации про княжну было мало, и та больше походила на истории, что шепчут кумушки за стиркой. Говорили, что Каталин собралась посвятить жизнь служению Астарте, став жрицей в храме Любви, что находился у перевала Льдистых гор. Еще до него доходили слухи, что Каталин сошла с ума, так как князь приказал запереть ее в высокой башне без окон и теперь говорит только с ласточками, что вьют гнезда под крышей. Некоторые уверяли, что девушка повесилась и похоронили ее далеко за пределами Каррэнстала у межи Душилесья.
Сальва не верил ни одной из этих вестей. Злые языки могут плести, что хотят, но сердцем он чувствовал, что Каталин все еще ждет. Потому без сомнений шел к намеченной цели, не сворачивая и не останавливаясь.
Плетец выбрал в качестве дома мрачный особняк, прилегавший к стене из серого кирпича, что отделяла Небесный квартал от прочих. Черное дерево, угольные плиты, обсидиановая черепица бубновой кровли нагоняла тоски и вызывала ассоциации с кладбищем. Если Изволд хотел оградить себя от настырных зевак, он добился своего. Горожане обходили особняк стороной, вознося молитвы Эа, чтобы тот осветил злачное место светильником с плененной зарей.
Сальва открыл калитку. Хорошо смазанные петли легко поддались. Как он знал, связующее заклятье уже сработало и сообщило мастеру узоров о посетителе. В первый раз осведомленность плетца поразила наемника. Он появился перед ним из ниоткуда, властный и уверенный. Теперь, пообщавшись с Изволдом лично, он понял, что тот любит работать на публику. Поэтому, когда плетец явился перед ним в клубах дыма, Сальва не ахнул, а учтиво кивнул.
Изволда разочаровала реакция найденыша. Он подпитал узор несколькими заклятьями, чтобы нагнать больше трепета на гостя. Задымило так, что Сальва перестал что-либо видеть в футе от себя. В глазах защипало. Он приложил к носу батистовый платок.
-- Апчхи! Хтон бы побрал узел Деметруса! Апчхи! Никогда не умел его плести, - плетец укрылся от дыма плащом, спешно чертя свободной рукой линии развеивающего плетения.
Сизые испарения постепенно втягивались в появившийся из ниоткуда узор. Изволд бранился и чхал. Сальва ухмылялся, наблюдая за его потугами.