Показать сообщение отдельно
  #46  
Старый 14.04.2017, 00:51
Аватар для Vasex
я модератор, а нигвен нет!
 
Регистрация: 20.02.2007
Сообщений: 10,587
Репутация: 1648 [+/-]
Отправить Skype™ сообщение для Vasex
Часть 3: Тучи сгущаются
Глава 11: Калейдоскоп хаоса

Скрытый текст - 1.:
1.
Вот стражники-храмовники во главе с Сутумом оттачивают боевые навыки на тренировочной площадке. Командир ужесточил тренировки в последнее время, ведь вся крепость чувствует, что сгущаются тучи. Сутум посматривает на башню, где заточены Хранители Слова. Иногда оттуда с балкона на бойцов смотрят верховные маги. Сутум не знает, что происходит у этих старцев в мантиях, ему почти нет дела до этого – уж слухам он точно не доверяет. У него есть долг, нужно следовать Порядку.
«До крови!» - повторяет Сутум, и тренировка продолжается, пока каждый храмовник не оросит снег кровью – будь то разбитая губа, нос, бровь или более серьёзное ранение.

Вот погибает Руций, которого насадили на кол и потащили через город. Копьё таки выдернули, срубили наконечник, смазали маслом, как всегда поступали при самой жестокой в этих краях казни, да заново насадили. Неглубоко, чтобы самые важные органы не повредились раньше положенного, чтобы не сразу помер. Стража отбила Орону у беснующейся толпы, Эолин стоял в растерянности, потом попросту сбежал от всех подальше в городские подворотни, никто не мог остановить титана, но Руция горожане утащили. Довольствовались каждым его криком, стоном, мольбой, пока он истекал кровью у них на руках. Его бросало в страшный жар, мучений он испытал намного больше положенного, но не по мнению беснующейся толпы. А недобро настроенные призраки терпеливо кружили вокруг него с целью сразу же вцепиться в освободившуюся душу.
«Убийца Паука!» - повторяет толпа и трясёт уже бездыханным телом, точно какой-то ритуальной куклой.

Вот Орону бьёт по лицу королевская стража, пытаясь вызнать, кто их с Руцием и Эолином подослал, кто нанял их для убийства Лорда Паука. На цинадском после уже нет былого красивого лица – всё побагровело, посинело и страшно опухло, изо рта струится кровь, она уже ни ложь, ни правду сказать не в состоянии. Грозятся зарезать, никто ведь их не остановит, только размышляют, можно ли как-то этой прилюдной казнью остановить беспорядки на улицах Венозенга. Но вот стражники внезапно паникуют, спешно обнажают оружие, ведь из теней, из-за штор, отовсюду в них летят стрелы, копья, метательные ножи. Новая напасть: за Ороной явились некие головорезы, которые сильно не в ладах со стражей Паука. Её не освобождают, а тащат по секретным проходам, закоулкам, связанную, брошенную под кучу тряпья в телегу, передают из рук в руки в иное заточение, уже тайное.
«Как вы его убили?» - повторяют новый вопрос другие мастера пыточных дел.

Вот тёмный переулок, где Эолин трясёт до смерти, как тряпичную куклу, одного раненного недоумка. Товарищи последнего погибли в попытке уничтожить голема. Такие группы то и дело возникают из темноты, но их ждёт страшное разочарование в своих силах. Это уже не просто фанатики Паука. Эти уже мстят за ранее убитых Эолином. Плотина давно рухнула, такую реку крови уже остановить очень сложно. Но вместе с тем призрак в титановых доспехах ведёт, кажется, совсем бестолковое расследование. Ему неинтересно, кто подослал убийц… Ему интересно другое.
«Где держат женщину - убийцу Паука?» – повторяет он уже мертвецу.

Вот в Венозенге тени удлиняются, знаменуя приход зимы. Город агонизирует из-за беспорядков, идут бои на тысячу небольших, но ожесточённых фронтов. Однако приход зимы – священный праздник, потому многовековые традиции перевешивают: мирные жители снова заполняют улицы, и даже, несмотря на беженцев, покидающих Венозенг, – горожан на улицах как никогда много, они волей-неволей хотят восстановить мир и порядок. К сожалению, где-то случается не менее традиционная давка с многочисленными смертями, а где-то в подворотнях продолжаются бои за власть, за золото и просто из-за мести. Тех, кто пытается урвать желанный кусок в такой нелёгкий час, никто не уважает, а вдобавок за нарушение священного праздника – таких сразу тянут на казнь, на самосуд. Но там, где место позволяет, и кровь не покрывает мостовую, горожане пускаются в традиционный игровой пляс, танцуют под барабанный бой пу-но-тас – «шаг-поворот-поцелуй» на языке Древних – непредсказуемо, резко, смешно и завораживающе. Сначала люди в толпе должны стать на расстоянии вытянутых рук, расслабиться и не смотреть во все глаза в одну точку, но и не смотреть, куда попало, а только прямо перед собой в любую из четырёх сторон света. Мужчины и женщины с первым ударом барабана делают шаг вперёд, в сторону, куда смотрят, а после следующего удара поворачиваются в любую из сторон, какую захотят – налево или направо. Если оказываются с кем-то лицом к лицу, то наиболее молодой женщине уступают, без остановки поворачиваются иначе, мягко и плавно, будто так и планировалось. Новый общий шаг, новый общий поворот. При определённых обстоятельствах – в разных сословиях, кастах и группах по-разному – если окажутся спина к спине с кем-то или столкнутся как-то иначе – то между женщинами и мужчинами должен либо следовать поцелуй, либо более распространённая замена поцелую – объятье, либо другие оговоренные варианты. Иногда при столкновении образуются пары, которые вынуждены продолжать танцевать вместе, как одно целое, а потом ловко распадаются снова при новых условиях, столкновениях, пробках. Самые опытные танцоры незаметно и неслышно для зрителей обмениваются множеством условных знаков, благодаря чему прекрасно координируют действия, не сбиваясь, не сталкиваясь, не кучкуясь, или делая это так, чтобы получалось красиво, симметрично или обособленно, фигуристо, при этом надолго сохраняя общую истинную красоту в движении.
«Пу-но-пу-но-тас-тас!» - повторяют наблюдающие, хлопая в ладоши вместе под удары барабана.

Вот Девон и его конь на заснеженной торговой дороге держат путь на северо-восток меж рядов камней, а Пожиратель Душ тайком следует рядом, погрузившись в землю, под копытами. Лишь изредка призрак-монстр показывается да осматривается да перекидывается с чрезмерно болтливым путником фразой-другой. Девон часто не по делу смеётся, с каждой мелочи, комментирует всё подряд, в том числе свою каждую жалкую, бедную и редкую мысль, при этом снова и снова бездумно попыхивает трубкой, набитой дурман-травой.
«Болван, как ты мог забыть взять с собой синие кристаллы?» - повторяет Пожиратель Душ, сетуя на едва ли контролируемую Девоном одурманенность.

Вот Най стоит у ворот Траквеса, едва на ногах держится. Обессилел – от бега, от страха, от холода и голода. Чумной город неприветлив, стены у него выполнены наоборот – с внешней стороны стража, мощные задвижные брёвна на чудовищно массивных воротах, а с внутренней стороны – защитные рвы и таки боевая неприступность. Словно самая огромная тюрьма, на деле так почти и есть. Стражники отговаривают Ная входить, требуют, чтобы убирался по-доброму, говорят, что не найдёт тут ничего, кроме смерти, всем это должно быть известно и понятно. Впустить то впустят, но никого никогда не выпускают, не выберется из Траквеса больше никогда. Но у путника уже просто нет выбора, он давно смирился с судьбой, да и никуда он больше не дойдёт, нет близких селений в округе – ноги не донесут, повалится и снегом заметёт. Это в лучшем случае. Най оглядывается. На опушке леса, прямо у тропы, по которой он бежал, в тени деревьев застыли в надежде, ожидании и нерешительности фигуры волков, которые его преследовали, пытались поймать на слабости. Но Най не сдавался, бежал так быстро, как только мог, дрянным мечом отмахивался, на исходе сил таки добрался до селения, куда волки соваться уже побоялись. Да уж, было бы что снегу заметать в случае неудачи.
«Впускайте меня, понял я, назад дороги нет!» - повторяет Най, и стражники неохотно копошатся, взбираются по лестницам, взводят арбалеты, готовятся ненадолго открывать ворота и отстреливать за ними тех, кто попытается вырваться из чумного города на волю.

Вот Хранители Слова, заточённые в башне Храма Наук – живые и призраки под надзором других живых и призраков. Почти всё время в молчании, каждый о своём размышляет. Жектр много спит, а когда бодрствует, пытается вопреки своему характеру остальных разговорить, молодёжь развеселить, отвлечь от тяжких дум, шутить хочет, напевать пытается от скуки, но всё подобное плохо получается у ворчливого старика, который обычно предпочитал отшельничество. Мирелла и Хайнс редко появляются, позволили себе делами заниматься без надзора и за пределами карантина, всех от них уже воротит, хотя задним умом каждый понимает, что они делают всё, что могут, чтобы уберечь этот мир от больших опасностей. За Дрогом Мирелла, как говорится, приглядывает сама. Вендр много медитирует, за ним особенно внимательно следят призраки, потому что скроет лицо тенью, звуки отрежет, и не догадаешься – говорит Слово или нет. Муна всё время хочет с Тракецием встретиться, но почти не дают, изредка разрешают на расстоянии парой слов переброситься, да и под массовым надзором личный разговор между голубками плохо клеится. Пакинс - удивительно притихший теперь, раньше говорливый был, столько рассказывал о мире, об открытиях, но в последнее время его часто затыкать начали – многих воротило от предателя. Подумывали нередко, что вообще из-за него все невзгоды, не только потому что Скрижали привёз, а потому что один из самых заслуживающих заточение в карантине – сам ведь признавался, что при случае обязательно разболтает Слово другим, да и пытался уже сбежать с ним. Гниль совсем в себя ушёл, изредка психовал, метался от ярости, что умер, что всё ещё в тюрьме, хотя обещана была свобода за любое жалкое увечье, а тут целое умышленное убийство - в общем, целая гора несправедливости накопилась, но всё же он надолго притихал, понимая, что деваться некуда, а публика к его привычному стилю общения как-то совсем не привыкла и не располагала. Гаолин хотя бы слушал его, отлично слушал, а теперь даже если ему ничего не говорят в ответ на его размышления, он ощущает огромное осуждение и неуважение к нему. Что с этим делать, он пока не знает, ведь заточка тут в призрачной руке ну никак не поможет. Надзорщикам строго-настрого запрещено заводить диалог с Хранителями Слова, Хайнс часто предупреждает их, что в случае малейшей их осведомлённости Словом – те тоже попадут под карантин, соответственно в заточение и под надзор. Несс в последнее время молчит больше всех, устала ныть, Муна жалуется на всё подряд за них двоих. Дочь барона часто утирает глаза и нос большим платком, что, конечно, уже начинает нервировать призраков-смотрителей, ведь это ненадолго скрывает её рот.
«Ничего, скоро всё образумится» - повторяет Жектр каждый новый день.

Скрытый текст - 13.04:
Вот коридоры родного замка Несс, которые теперь полнятся криками, беготнёй, резнёй и трупами. Никто из участников не понимает, что происходит. Множество новоявленных призраков сокрушаются по потерянным жизням и беснуются от непонимания, несправедливости и от злости на убийц. Семья слуг случайным образом превратилась в опасных преступников – все вокруг желают им смерти, приказано пустить их кровь – они остервенело бьются насмерть, пытаются вырваться из замка, но почти никому это не удаётся. Лодес, едва соображая из-за сотрясения мозга, немалой потери крови, из-за шока от происходящего и возможной гибели родных, мечется по коридорам, а призрак барона следует за ним по пятам и каждого встречного стравливает на мальца. Вот Лодес убивает одного, вот другого, ударяет раньше, чем те успевают понять ситуацию и выхватить оружие. Выбора нет. Если магнат требует твоей смерти в своих владениях в такой разгар беззакония по всей стране, то уже для твоей неизбежной участи не играет никакой роли – виноват ты на самом деле или нет. Окрестил убийцей, значит придётся теперь носить эту личину, никакую другую. Лодесу хватает ума это понять в такой нелёгкий час. Вот убивает ещё одного, кого барон призывает хватать оружие… Тени насмешливо отступают: оказывается, это была девушка, одна из слуг, его ровесница. Ничего не поделать. Бежать, только бежать дальше. Когда вооружённой стражи на пути становится непосильно много, Лодес бросается сквозь расписное стекло наружу неведомо с какого этажа. Затем ковыляет в снегу. А на улице вокруг замка – иная преисподняя: кто-то выпустил рысей и подпалил некоторые вольеры. Звери бестолково, но очень быстро носятся по округе, ищут выход, ищут чёртов лес – слишком редкий и оттого очень ценный ресурс Паутины. Большинство рысей просто напуганы. Но от этого у них мышление работает иначе, в обход дружбы с людьми и дрессировки. Внезапно вставший вопрос выживания открывает полузабытую дорогу рефлексам. Некоторые рыси начинают нападать на людей. Хаос вокруг выходит на новый уровень. Похоже, что открыли и подпалили вольеры не случайно – кое-где во дворе валяются заколотые тела стражников, слуг, тут более чистая работа, чем от когтей тяжёлых лап – видимо, ещё какие-то слуги подняли восстание против барона, решили, что началось и у них то, о чём ходили слухи про соседние сегменты. Смерть Паука пошатнула авторитет всех властей, настало время перемен, о которых вроде даже мечтать забыли, а тут такая несказанная удача и возможность. Но Лодесу не до этого. Он на бегу замечает, что звери нападают в первую очередь на тех, кто бегает с факелами. Злятся на огонь, наверное. Через рычание и шипение, через сигналы, как-то у кошек получается передать эту информацию собратьям. Что-то подобное Лодес раньше наблюдал и у коней, и у птиц. И звери теперь ищут способ сбежать, укрыться. То, что Лодесу и нужно. Потому он несётся вслед за самыми хитрыми рысями в самые густые тени, перемахивает через заборы, закалывает одну из хищниц, которая развернулась для атаки, мчится дальше. Кровь всё ещё стекает по лицу, он вытирается на ходу. Не важно. Сын конюха найдёт дорогу к конюшням даже с завязанными глазами.
«Убийца! Что ты наделал? Почему ты так со мной? Остановите его! Убейте!» - повторяет барон в спину всё время.

Вот Тракеций, брат Руция, кричит на Хайнса и Миреллу у входа в башню, где заточены Хранители Слова. Он требует отпустить Муну или хотя бы впустить его к ней, он тоже готов сидеть в заточении. Верховные маги вынуждены позвать стражу, чтобы сопроводить мастера-изобретателя восвояси.
«Нам очень жаль», - повторяют они.

Вот Роудер, капитан корабля, корчится от болей в больничной ложе. Он уже последний, кто уцелел в живых из команды «Любопытного», но это ненадолго. Окка и её помощники уделяют ему много внимания, всегда рядом, оказывают всю возможную помощь, но это лишь проявление почтения: капитан продолжает умирать, и скорый конец для него неминуем. Но тот наотрез отказывается принять спасительный от мучений напиток, а в навестившего его мастера ядов ещё находит силы запустить башмаком. Иногда Роудера навещает его любящая семья, но маленьким детям тяжело смотреть на такого отца, да и рядом с искажённым лучше лишний раз не находиться, он и не настаивает, а жена вечно пропадает в семейных и рабочих делах, дома не всё у них гладко, местный барон сейчас может в любой момент забрать их землю за долги, хотя Храм Наук обещает, что этому не бывать, что обещанные дополнительные выплаты будут, обязательно будут. Так или иначе Роудер уже сделал всё, что было в его силах, это все понимают. И теперь остаётся только дожидаться скорейшей смерти и изгнания. Но Роудер, стиснув зубы, оттягивает этот момент. Живых пока ещё не изгоняют из Храма Наук.
«Всё будет хорошо» - повторяет он жене и детям; то же самое говорит каждый день Окка.

Вот Тракеций, брат Руция, кричит на Хайнса и Миреллу в их кабинете по поводу вестей о смерти Руция. Он требует найти запропастившегося призрака Руция, если не через канал, то лично, раз иначе не получается. Он винит их в случившемся, даже практически подхватывает слух, что это они как-то умудрились через титана и брата избавиться от Паука, но понимает, что это удар и в его сторону, с плачем умолкает. Верховные маги вынуждены позвать стражу, чтобы сопроводить мастера-изобретателя восвояси.
«Нам очень жаль», - повторяют они.

Вот стражники-храмовники во главе с Сутумом разделяют тренировочную площадку с титанами, призраками и Миреллой во главе. Сначала она проводила настройку призраков, чтобы биение призраков, у каждого своё, уникальное, совпадало с биением определённых титанов. Теперь, когда они уже взяли големов под контроль, храмовники отрабатывают с ними приёмы боя и защиты, тренируют их, обучают. Когда-то Сутум скептически относился к этой затее – сделать воинов из этих безмозглых болванчиков, но теперь их потенциал был заметен невооружённым глазом. Они ещё мало что умели, даже в руках призраков (а ведь попадались умелые, бывшие бойцы), многое не получалось, как надо, но со временем всё, что удавалось хорошо, - удавалось ещё лучше. Били сильнее людей, не ощущали усталости или боли. В конце-концов некоторые титаны уже могли серьёзно навредить или даже противостоять небольшому отряду врагов. Были, конечно, различные способы их победить, уничтожить, хотя бы просто лишить возможности двигаться, сражаться, загнать в тупиковую очень уязвимую ситуацию. Но всем и каждому наблюдающему за титанами было очевидно, что это серьёзная карта у Храма Наук, которая ждёт своего часа, чтобы быть грамотно разыгранной. Мирелла говорит, что переговоры по поводу титанов не состоялись и мужики заняты теперь детскими распрями, но храмовники, маги и изобретатели не должны опускать руки, не должны останавливаться.
«Придёт время!» - повторяет Мирелла.

Скрытый текст - 14.04:
Вот Тракеций сидит в мастерской брата, рассматривает его схемы, но многие из них для него – точно наброски безумного часовщика из какого-нибудь чересчур продвинутого мира, коими изобретениями пополняется сокровищница Цинады… В другой половине дома трудится Окка, наращивает кожу на титане Муны. Позже она выходит отдохнуть, размяться и, пожалуй, уже завершить на сегодня, чтобы продолжить после работы в Храме завтра… Она с энтузиазмом возвращается каждый день, но уже не видит былого энтузиазма в Тракеции. Тот горюет. Он тихо рыдает, обложившись рисунками брата. Она садится рядом, по-дружески обнимает его, позволяет мужчине дать волю чувствам, она врачеватель, да ещё женщина, она знает немало о болезнях сердца, он плачет, она утешает, но сама при этом уже давно черства, как камень, давно устала от жизни и не испытывает никаких чувств, не разделяет его горя, его тягот. У неё есть дети, но даже они порой перестают её волновать, они живы-здоровы, это вроде бы главное, но они живут в Скорлупе, где жизнь важна не так сильно, как в других мирах. А, может, в том-то и дело? Может, стоит перебраться в какой-нибудь соседний Ун, до ближайшего портала всего четыре дня пути, и там они всей семьёй без всякой ненужной вечной жизни хотя бы почувствуют её, как следует? Окка обнимает Тракеция, который сбивчиво лопочет то о брате, то о Муне. Говорит о том, что ему нужен брат, ведь тот был его второй половиной, он решал одну часть вопросов, а Тракеций другую, а теперь он не представляет, кто будет заниматься нелёгким делом брата, особенно если дух погибшего отрезан от призрачных каналов и, возможно, удерживается силой в Венозенге непонятно какой из группировок. Говорит о том, что ему нужна Муна, ведь она тоже была его второй половиной, но тут уже совсем не находит вразумительных слов и просто хныкает, как дитя долго-долго.
«Они вернутся, это же Скорлупа, здесь никто так просто не уходит» - повторяет Окка, похлопывая Тракеция по спине, а сама, как и многие в Храме Наук в последнее время, подумывает о побеге.

Вот Серовлас и рыжий реадемец маются от безделья в храмовой тюрьме. Эти два заключенных отказались испытывать на себе Слово, ведь были предупреждены верховными магами, что оно уже достаточно известное и точно приведёт к смерти. Некоторые сокамерники согласились, поскольку они не сильно были привязаны к своей плоти, а заключение столько лет уже совсем осточертело, к тому же давно настроились, что с сильно страшным увечьем жить не хотят. Но Серовлас и Рыжий наотрез отказывались умирать, требовали либо «освободительного увечья», либо вернуть их назад в тюрьму. Ко второму даже больше склонялись теперь, увидев, что последние Скрижали ничего хорошего в Паутину не принесли. Но маги сказали, что раз так, то будет им «освободительное увечье», но много позднее, когда с насущными проблемами разберутся, а пока заключённым придётся сидеть здесь. По большому счёту мужиков не сильно волновал такой расклад, ведь условия содержания их здесь были ни в какое сравнение с простыми тюрьмами Паутины, даже по слухам в высших сегментах, в Венозенге, никакие темницы такими удобствами и спокойствием похвастать не могли.
«Живём по-цинадски!» - повторяли они, но теперь уже тихо, чтобы не будить лихо.

Вот Сеймаск, молодой наставник, ровесник и, пожалуй, лучший друг Вендра, его бывший сосед по комнате, когда они ещё учились и жили в ученических башнях. Адепт света со своей ученицей, что младше его на четыре года, уединяются в комнатушке Вендра, зная, что бедняга в заточении и его хоромы свободны. Чтобы никто не подглядывал тенями и прочими шалостливыми способами, они наполняют всю укромную обитель ярким светом, прибавляют к этому другие простейшие защитные заклинания, а чтобы свет не привлекал ничьё внимание, юная буревестница временно замуровывает щели вокруг двери и узкое окно камнем. Заодно и с пользой проводят время, навыки оттачивают, что плохого не говори о молодых, а они молодцы. В перерывах между страстными ласками они нежатся в измятой пропотевшей постели в объятьях, болтают о том, о сём, как и все гадают, что за Слово такое нашли маги на Скрижалях. Гадают также, что творится во всём мире, почему все толкуют о грядущей войне и как вообще так случилось, что Лорд Паук умер. Но эти вопросы уже набили оскомину, утомили, потому влюблённые быстро сменяют темы, позы, однако возвращаются снова и снова к своей дальнейшей судьбе, своим личным проблемам и мечтам. Оба подумывают о том, чтобы покинуть Храм Наук. Даже занятия в этой школе магов превратились уже в фарс, поскольку большинство наставников заняты проклятым Словом со Скрижалей. Но куда уходить – размышляют голубки. И как найти своё место? Раньше вся молодёжь стремилась в высшие сословия, в Венозенг, но теперь там назревает гражданская война, борьба за власть. Так куда? Как дальше жить, на какие деньги? Сеймаск вырос в этом сословии и он ничего дельного придумать не может, а вот его юная любовница куда подкованней в вопросах заработка, выживания и пробивании преград: она родом из низкого сословия, на два сословия ниже. Она возлагала большие надежды на Храм Наук, намереваясь так пробиться в люди, но сейчас говорит, что времена неспокойны, гроза вот-вот разразится, у неё на это чуйка, и что роль Храма Наук в войне может потерять всякое значение. Она сначала в шутку, в шутку, совсем в шуточку предлагает обчистить тех магов, которых держат в карантине, ведь за их вещами никто сейчас не следит. И после этого уйти. Она уверена, что у каждого из учителей найдётся что-либо ценное, какие-нибудь артефакты, на крайний случай – вот эти шкафы с эликсирами из местного Источника, здесь их толком не прячут, но в других мирах они могут стоить целое состояние, землю за них можно купить, и никакими призраками они присмотреть за своим скарбом не успеют. В конце-концов, буревестница переходит от слов к делу и, сначала игриво, а потом серьёзно показывает Сеймаску, что не все камни лежат в стенах этой комнаты покойно. Здесь есть тайник, и неспокойные камни прям-таки кричат буревестнице об этом. Она убирает один из стенных булыжников, а там действительно ценности – золото поблёскивает. Пожалуй, это все деньги, какие есть у его лучшего друга. Немного, много наставники Храма Наук не получают, особенно молодые выпускники, которым ещё вроде бы далеко до своих учителей. Но достаточно, чтобы на это жить какие-то дни, месяцы, смотря в каком сословии. А если по столько же собрать со всех Хранителей Слова… Неужели это будет так просто? Сеймаск сначала смеётся с этого, говорит ученице, что это бред, и она вроде бы легко с ним соглашается, отшучивается, но то и дело он встречается с её серьёзными глазками, они уже как-то по-другому на него смотрят. И он сам начинает видеть мир вокруг иначе. Они продолжают встречаться в комнате Сеймаска, когда тортиглии перерождаются и большинство храмовников спит, и вроде бы никто ещё тайные отношения ученицы с учителем не приметил или не придал им должной серьёзности. Сеймаск снова и снова смотрит на золото в тайнике Вендра, на горстку монет. И когда уже они решились, когда буревестница тянется за золотом рукой, он её останавливает, и сначала прочищает тайник световой магией от теневых ловушек. Делает всё аккуратно, чтобы не потревожить теневую паутину, которой Вендр оплёл, оказывается, весь Храм Наук, любое неправильное движение может побеспокоить его, добраться до него сигналом о том, что кто-то пролез в его сокровищницу. А ещё Сеймаск не раз ловил Вендра на излишней хитрости и осторожности, такого параноика и любителя скрывать, скрываться, создавать нерушимые тайны ещё нужно было поискать. Сеймаск давно уже не надеялся, что Вендр испытывает к нему хоть какие-нибудь захудалые дружеские чувства: это был самый нечитаемый и скрытный человек, который скорее просто терпел Сеймаска, как одного из болванов, которого ему приходится часто видеть у себя на пути, торопясь по делам. Вроде даже были намёки на это с его стороны: может, и не показывал товарищу, где его место, но всячески подчёркивал, где его не-место. Это было не напряжение между ними, и не пропасть. Они были просто в несравнимо разных плоскостях: листок в ручье и береговой камень. Свет и тьма, но никакого противостояния. Так вот Сеймаск давно подозревал, что Вендр хитёр, скрытен и таинственен, и не бывает у него так всё просто. Эта горсть монет прям таки кричала о том, чтобы возможный вор забирал её и удирал быстрее, но не трогал нечто самое главное. Когда теней в тайнике не осталось, Сеймаск прощупал пещерку, надеясь отодвинуть заднюю стенку или нащупать второе дно. Но ничего не было. Так не пойдёт. Сеймаск призвал буревестницу помочь обыскать комнату, но больше они ничего не находили. Никаких больше неспокойных камней, как говорила она. Нет, непокойных. Вот же интересное слово подобрала! Хм, подумал Сеймаск и поглядел на камень, предназначенный для укрывания тайника. Одну его сторону покрывала краска, в которую были окрашены стены комнаты, так он сливался с остальными камнями, будучи в стене. А другую сторону Сеймаск отряхнул от толстого слоя грязи и паутины, скрёб её пальцами, и вскоре нащупал, а потом уже и узрел какой-то рельефный выпуклый узор – возможно, это была магическая руна. И таких сложных ему видеть не доводилось. Когда они с буревестницей присмотрелись получше к очищенному знаку, то заинтересовались ещё больше – начертанный знак менялся формой на глазах, линии сходились, расходились, пересекались то так, то иначе. Точно магическая руна - сложная, древняя, неповторимая. Неведомая. Тогда Сеймаск и его ученица окончательно решились на грабёж и бегство из Храма Наук. Им не хотелось дожидаться часа, когда это уже будет считаться дезертирством.
«У нас получится!» - повторяли они друг другу, обчищая другие пустующие обители магов Храма Наук, но не быстро, по одной комнате в день.

Скрытый текст - 15.04:
Вот окровавленный бард, точно облитый из ведра, промокший насквозь, но будто этого не замечает – сосредоточен на одном: дренчит на лютне, что тоже захлёбывается жижей, брызги далеко летят от струн, но картину вокруг уже ничем не испортить. Таверна при торговом пути полнится трупами – группа купцов в пять человек с двумя охранниками, несколько групп беженцев из Венозенга, несколько местных пьянчуг и многодетная семья хозяина таверны, включая его самого, – все они теперь мертвы. Кто-то заколот рапирой, кто-то убит метко брошенным кинжалом, у одного в шее торчит отломанная ножка стола, а один неудачно рухнул на собственный топор. Девон пьёт, веселится, обслуживает себя сам. Восхваляет свой союз с Пожирателем Душ. Говорит, что это такая редкая возможность не оставлять после себя никаких свидетелей, редкое чувство безнаказанности в Скорлупе. Пожиратель Душ, конечно, мигом поглощал свежие души, но не переставал удивляться Девону. А бард продолжает играть и петь о Легендарных Героях, как требует того малец с рапирой. Старик надеется, что убийце хватит безумия, чтобы ни с того, ни с сего пощадить последнего из присутствующих. Девон с кубком вина в руке взбирается на стол, сбивает остатки еды на пол, сталкивает трупы и начинает пританцовывать, постукивать каблуками ботинок.
«Больной ты, человече» - повторяет Пожиратель Душ, блуждая вокруг во мраке и иногда поглядывая наружу, сквозь стены, проверяя, не едет ли в таверну кто-нибудь ещё.

Вот Корабус в свечении синего огня парит посреди плохо освещенного зала в окружении высоко сидящих мрачных старцев. Бывший маг тени выкладывает господам всё, что знает, о Слове, о Скрижалях, о Храме Наук и его магах; но подчёркивает мощь Слова, просит помочь ему добыть Слово, пока не поздно. Тогда это сделает господ, владеющим им, королями Паутины, иначе быть не может. Это самое мощное оружие в Скорлупе на данный момент. А если оно ещё и в Конгломерате Миров действует, тогда это вообще даст власть над всем Междумирьем. Над каждым из миров, где существа достаточно разумны, чтобы носить имена.
«Я дарую вам то, что убило Паука» - повторяет Корабус, стуча кулаком по ладони.

Вот Гаолин у себя дома, объяснился перед родителями, частично поведал о своих злоключениях, вместе с ними посетовал на несправедливый срок, на несправедливую, даже случайную казнь. О Слове не стал рассказывать, чувствовал, что это опасное знание, не для лишних ушей, да и не уверен был до конца, что правильно слова запомнил. Гаолин чувствовал, что за ним могут придти, его могут искать с целью задержать снова или уничтожить. Особенно после гибели Лорда Паука! Очень уж смахивало на эффект от найденного слова со Скрижалей. С другой стороны, будто теперь придавало ценности жизни Гаолина. Он ощущал необъяснимую гордость, что он вместе с Гнилью умерли такой же смертью, как сам Лорд Паук, бессмертный Лорд Паук, подумать только! Это точно так просто не оставят, даже сам король в виде призрака, возможно, сейчас ищет убийц, а Гаолину пока хватит приключений, он лучше заляжет на дно, пока всё не уляжется, благо теперь потребностей у Гаолина никаких нет, и всё время мира ему доступно. Он решает сидеть в дальнейшем с родными и близкими, но пока нигде лишний раз не показываться, чтобы не было говора о том, что Гаолин вернулся восвояси, а если ещё и про связь со Словом прознают… Нет, проблем мальцу не нужно, и так хлебнул сполна.
«Шралу… Как там было дальше?» - повторяет себе Гаолин, зависнув внутри каменного фундамента под полом родного дома.

Вот Фрестер, король Цинады, стоит в огромном зале (в южной части дворца – как раз по направлению к нужному порталу), который полностью посвящён Скорлупе. Здесь есть огромный «рваный» глобус, где лоскутами металла показаны пути многочисленных экспедиций на солнечную сторону мирового яйца. Стены увешаны огромными картами из ткани, вышитыми цветными нитями, – различных местностей Скорлупы, в основном Паутины. Храм Наук обозначен синей бутылкой – важный стратегический ресурс, поставки которого под большой угрозой, хотя торговые пути воюющие бароны стараются не трогать, никому неохота быть исключённым из торговли. Отдельно вынесены схемы крупнейших городов, включая призрачные и, конечно же, Венозенг. На карте последнего закреплены по устаревшей информации фишки различных группировок, но теперь уже внимание короля вышло далеко за пределы столицы союзного мира. Уже пора спасать не Венозенг, а всю Паутину. Слишком много очагов конфликтов. Почти половина сегментов – в основном высшие сословия – ввязались в гражданскую войну, но складывается впечатление, что все сражаются каждый сам за себя. Откуда в баронах столько уверенности в своих силах? Откуда берётся такая глупость? Как вообще до такого докатились? Фрестеру то и дело докладывают новые подробности о конфликтах в Паутине, тогда он сдвигает, убирает или выставляет новые фишки на поле боя, охватившее уже почти всё государство.
«Ничего не предвещало, ничего…» - повторяет король Цинады в задумчивости.

Вот сегмент, где родилась Несс, сейчас Фрестер закрепляет там значок со скрещёнными мечами – военный конфликт. И добавляет флажки армий из соседних сегментов. Казалось бы союзники пришли выручать товарища барона, но в то же время пытаются не упустить шанс завладеть под шумок чужой землёй – уж где-где, а в Паутине нехватка земли ощущается сильнее всего и для простолюдинов, и для богатых вельмож. Где-то там, приближаясь к границе территории, мчится верхом сын конюха – Лодес.
«Боги, за что вы со мной так?» - повторяет он криком на ухо коню, но очевидно, что ответа малец никакого не получит.

Вот жители Венозенга, выплясывающие пу-но-тас и режущие друг друга в тёмных переулках…

Вот грандуанские гхарги смотрят вверх из такого узкого глубокого и затемнённого ущелья, что видят звёзды…

Вот самые отпетые, самые безумные или уставшие от жития Искажённые поднимаются в сиянии Рашмы так высоко над Грандуа, что видят звёзды, но это ненадолго, ведь при растущих искажениях они скоро перестанут вообще понимать, что происходит, забудут сами себя и всё сущее…

Вот некоторые твари Полной Тьмы в минуты покоя тоже смотрят на звёзды, если позволяет расположение и структура глаз или если умирают брюхом кверху…

Вот титаны без душ-наполнителей неподвижно стоят рядами, точно статуи, во внутреннем дворе Храма Наук, их украшают снежные шапки и продолжает припорашивать снегом, пока люди спят…

Вот Хайнс замер на балконе, прикрыл глаза и прильнул ухом к каменной стене. Вслушивается в дрожь земель вокруг. Он слышит марши далёких воинств – в соседних сегментах. Он слышит как ворочается и урчит исполинский ледник за Грандуа. Он даже слышит, как грохочут в шахтах на северо-востоке горной цепи то ли гхарги, то ли люди, добывающие титановую руду и поставляющие её в Храм Наук. Хайнс хмурится, продолжает вслушиваться, при этом даёт отдохнуть глазам после стольких книг.

Вот Лорд Паук, когда-то неуязвимый, бессмертный правитель Скорлупы – ныне мучимый врагами, ненавистниками и завистниками – окружён тысячами призраков, которых пережил, над которыми издевался при жизни или после их смерти. Они теперь мучают его, издеваются над ним, ломают его, и если к боли физической привыкнуть призрак ещё может, то не сойти с ума в столь странном заточении – это нужно иметь великую силу воли. Весь этот огромный клубок призраков – великий призрачный шар, часть которого сформирована из ныне сильно поредевшего Призрачного Правления – вздымается то вверх, почти окунаясь в лучи Рашмы, чтобы напитаться необходимой призракам энергией, то вниз, глубоко под землю. Немногие заступники Паука пытаются помешать этому бичеванию, но этих душ слишком мало, они не могут бороться против большинства.
«Если захотим, исказим тебя вместе с собой в сиянии Рашмы; если пожелаем, растаем вместе с тобой в Полной Тьме» - повторяют ненавистники и снова делают больно Лорду Пауку.

Вот стражники-храмовники во главе с Сутумом тренируются с Миреллой, но уже без оружия. Сидят на снегу в позах для медитации, часто с закрытыми глазами. Учатся иному бою, который всем им предстоит рано или поздно. Отрабатывают приёмы боя и защиты для своих душ. Если посмотреть на них с синим огнём, то покажется, что они выходят за рамки живых тел, будто искажённые, но нет, это результат их особых умений, они уже лучше всех подготовлены к загробной жизни. Мирелла готовит храмовников к тому, что они будут готовы сражаться даже сразу после смерти, без глупых неуместных заминок, как обычно случается с умирающими людьми, она учит всему, что знают опытные призраки. И многому большему.
«Будем надеяться, что это никогда не пригодится» - повторяет она, а глаза её покрыты ярким туманом.


Последний раз редактировалось Vasex; 06.07.2017 в 04:31.
Ответить с цитированием