3
-- Идем, Ганс!
Тилли, его младшая сестра, вспорхнула по лестнице, обогнав других детей, и побежала вдоль коридора, соединяющего сторожевые башни замка. Галдящая орава пронеслась мимо сонных стражей и высыпала на утреннее подворье. Там они разделились. Кто забрался на забор, кто стал подсматривать в дырки между каменных стен. Иные высовывались из окон и прыскали в кулаки, когда дурачок делал что-то смешное, по их мнению.
Когда герои вернулись в Каррэнстал, Дорэл Матэвэл велел открыть большинство бочонков, хранившихся в семейном погребе. Забили дюжину голов скота. Кухарки из местных потратили несколько дней на приготовления кушаний.
Местные любили молодую госпожу. Она проявляла доброту к людям, была ближе к ним, чем кто-либо из власть имущих. Не было и дня, когда бы Каталин не пришла в деревню, чтобы раздать хлеба бедным семьям. Люди помнили.
Поэтому, когда Карл Тоффенбах и остальные привели полуживую, еще не отошедшею от случившегося княжну, обрадованный народ вывалил из домов, качая на руках храбрецов. Те, надо сказать, не тушевались и охотно травили истории о своем приключении, с каждым разом увеличивая снесенные головы гурлоков. Молодой Дилан принес одну такую, чтобы пугать детей. Ганс и Тилли во все глаза смотрели на здоровенные клыки и высунутый из пасти шершавый язык. Правда, развлечение быстро им надоело, и дети переключились на таинственного пришельца, что увязался за Каталин словно собачонка. Лучник безуспешно пытался продать трофей местному корчмарю, но тот не желал иметь с головой ничего общего. Это злило Дилана. Он грозился пойти в Душилесье и привести живого гурлока в деревню, чтобы запустить того в корчму.
-- Вот чудила! - пискнул мальчик с веснушками на носу и тут же зажал себе рот – вдруг суровая Фригга услышит и прогонит их с таких удобных насестов.
На мальчика шикнули. Дети наблюдали за тем, как Каталин терпеливо и без тени раздражения учит чужака говорить.
Спасение молодой княжны праздновали три дня кряду. Текла по усам пенная брага, соленья да вареные рульки передавались по рукам. Запахом квашеной капусты наполнились как коридоры, так и отхожие места. Все чествовали Каталин и ее спасителей. На торжестве Дорэл Матэвэл сидел с непроницаемым выражением лица. Он отсыпал щедрые деньги четверке и по-отечески журил беспечность племянницы. Но многие отмечали, как тот расстроен. Еще бы. Еще пара лет и Каталин сможет самостоятельно управлять целым княжеством, а дядя отойдет в тень.
Дети вились возле Каталин и засыпали ее расспросами. Было ли ей страшно? Что с ней хотела совершить мавка? Неужели странный парень и его волк действительно сумели одолеть по меньшей мере пятерых гурлоков?
Княжна улыбалась и давала им по конфете, чтобы хоть ненадолго перебить любопытство. Многие судачили, что Каталин чересчур привязалась к незнакомцу. Что якобы всерьез считает его героем наравне с Карлом и Уоллесом. Поэтому, никого не слушая, и взяла над ним шефство.
-- Он бесполезен, - говорил госпоже Вихтар. – Да проклянет Ремесленник слугу своего, если вру. Я пытался научить паренька, но он лишь смотрит пустыми буркалами, да пропускает науку мимо ушей. Пустая оболочка, а не человек. Вот что я скажу, лучше бы отдать его в Магистериум. Пусть плетцы проведут опыты, да узнают, что с ним такое. Его кожа… Он словно ни разу не жил ни дня под солнцем. А глаза? Вы когда-нибудь встречали кого-то с таким цветом зрачков? Никогда не видел таких людей.
-- Я бы с радостью отдала им на опыты вас, - отвечала ему Каталин. – Пусть узнают, почему молитвы к Шестерым ушли в пустоту, когда мне так нужна была их помощь. И у него есть имя, Вихтар. Назовите его!
Они спорили как раз во время очередного урока, так что Тилли прекрасно слышала каждое слово. Девочка невольно втянула голову – такой грозной ей показалась в этот момент княжна.
-- То, что вы дали ему кличку, как щенку, еще не делает его…
-- Назовите!
-- Сальватор, госпожа, - вздохнул жрец.
-- Знаете, что оно означает?
-- Конечно! Я вам не какой-нибудь сбрендивший отшельник. Декаду своей жизни отдал, познавая тайны Птаха в Небесной Кузне… Сальватор на языке последней империи значит Спаситель.
-- Именно так, Вихтар, - кивнула княжна. – Этот человек не пустышка. Я дала ему имя. У него есть храбрость, чего нет у тех, кто отсиживался в Каррэнстале, считая меня погибшей. И, в отличие от Шести, он не бездействовал, когда я нуждалась в помощи.
С каждым ее словом жрец Ремесленника все глубже опускался в поклоне, уступая молодому напору госпожи.
-- Я бессилен, госпожа, - пролепетал Вихтар. – Он слаб умом. Я, конечно, могу научить его чистить отхожие места да следить за псарней…
-- Он научится, - отрезала Каталин. – Я его научу.
***
В дверь робко постучали. Карл отложил курительную трубку и, кряхтя, встал. Предзимние вечера стояли долгие. Он успевал вздремнуть пару раз прежде чем докуривал щепоть табаку. Вернувшись, капитан стражи сдал полномочия своему заместителю, не смотря на уговоры Дорэла Матэвэла.
Князь лично приходил к нему, чтобы выразить благодарность. Предлагал щедрую плату. Чтобы про него ни говорили, регент умел ценить верных и опытных людей. Но всему приходит конец. Карл чувствовал, что долг отдан сполна, а спина по утрам бывало так прихватывала, что никакие мази и настойки не помогали, сколько ни втирай. Он охранял Каррэнстал долгих двадцать пять лет и покой заслужил сполна. Тем более дом давно нуждался в капитальном ремонте. Крыша текла в четырех местах, одна стена постоянно отсыревала, дымоход забился, а про поваленный тын и вспоминать не хотелось.
На то, чтобы привести жилье в божеский вид, он потратит половину заработанных денег, если не больше. Сам по себе куш был довольно большим. Однако делить его пришлось на четверых. И все же Карл был доволен. Никто не умер. Княжна нашлась. Да еще этот парень…
Он отворил дверь. На пороге смущенно топтались двое. Дилан улыбался, с интересом осматривая внутреннее убранство комнат. Тиберий тер шею и сутулился, пытаясь не упереться широкими плечами в балки крыльца.
-- Мы это… уходим, - проворчал кантонец. – Пришли проститься.
-- Ага, - вставил Дилан, без спроса протискиваясь мимо хозяина и проходя в зал. – Приключения ждут! Девушки, сражения и сокровища. По отдельности или вместе – не важно, главное, чтобы много и каждый день.
Тиберий поморщился и спросил дозволения пройти. Карл махнул рукой. Все равно он последние дни валялся словно бревно, отсыпаясь да строя планы на дом. Он прошел в погреб, достал заготовленный на зиму бочонок и выбил пробку. Всяко лучше, чем пить в одиночку.
-- Куда думаете путь держать?
Они устроились у очага. Поленья тихо потрескивали, давая жар. Выпили по одной. Тиберий вытер бороду, крякнул от удовольствия, и сказал:
-- Думаю податься в Фиггль. Покажу этому обалдую, - он кивнул в сторону Дилана, - настоящий город.
-- Город убийц и воров, - удивился Карл. – Не слишком круто для начала?
-- Быстрые деньги, - пожал плечами Дилан. – Я на мели.
-- Что? – Карл подавился пивом. – Как на мели? Неделю назад только получил таланты!
-- А… эта мелочь, - Дилан казался удивленным. – Я уже потратил.
У Карла задергался правый глаз. За неделю спустить то, на что можно жить безбедно пару лет. Дилан был молодым и горячим. Бесшабашным до одури. Неужели и он сам был таким же в молодости?
-- Лук он купил, - хохотнул Тиберий. – Этот дурень купил деревяшку на все денежки, представляешь?
-- Какая это тебе деревяшка?! – обиделся лучник. Он развязал тесемки заплечного чехла. Достал разрозненные части, любовно вставил их в разъемы.
-- Красавец, правда ведь? – спросил Дилан. – Меридиевое древко гнется и не ломается. Тетива из волос среброконя, зачарованные стрелы.
--Это обычный композитный лук, -- рассмеялся Тиберий. – Тебя надули, парень. Такие стоят от силы пять талантов серебром на любом рынке княжеств.
-- Ты ничего не смыслишь в луках, - разочарованно протянул Дилан. – Я хотя бы с толком их потратил, а не держу за пазухой, чтобы пересчитывать перед сном.
-- Ты молод и глуп, - посерьезнел Тиберий. – Нам повезло, Карл не даст соврать. Случаи, когда такие мероприятия обходятся без потерь, да еще с полной оплатой нанимателем по счетам, можно по пальцам одной руки пересчитать. Мы вернулись с полным комплектом рук, ног и глаз. Удача, что девицу никто не снасильничал или изуродовал. Удача, что этот дикарь перебил большую часть тварей еще до нашего прихода. Удача - главный фактор любого похода. Никакие планы, интеллект или стратегия не помогут, если она отвернется. Я знаю. Туманные земли, Мост Проклятых, Стеклянный Город. Я был там. Без удачи ты никто. Она довольно паскудная любовница. Может изменить с другим в самый неподходящий момент. Эти деньги – мой самый большой заработок за наемничью карьеру. Я не спущу их в какой-нибудь дыре. Нет. Пора подумать о будущем. Я оставлю их под надежным замком гномьего банка. Пусть мой капитал растет и обрастает жирком в то время как я буду стричь проценты.
Карл тоже подумывал съездить в город и открыть счет в монетном квартале. Тиберий, не смотря на угрожающий вид и типичную воинскую судьбу, оказался прожжённым в таких делах. Времена, когда деньги оседали в руках трактирщиков и шлюх, давно прошли.
-- В любом случае, - отмахнулся от слов кантонца Дилан, - Мы здесь не за тем, чтобы говорить о том, как тратить денежки. Мы с Тиберием тут поговорили, ну, знаешь, о том, как все удачно получилось и какая мы неплохая команда… Так вот, не хотел бы ты пойти с нами? Ты имеешь неплохой жизненный багаж, и не носишь детишек на горбу. Забирай сорок процентов от будущих контрактов, как командир, а мы разделим остальное. Что скажешь? Ты с нами?
Тиберий согласно кивнул. Оба смотрели на него выжидающе. Карл Тоффенбах глубоко вздохнул. Освобождение от клятвы старому другу и сюзерену не принесло долгожданное облегчение, хотя он был волен идти на все четыре стороны. Что ждало его в дороге? Опять лишения и невзгоды? Холодные ночи, да нож под ребра в пьяной драке близ дорожной корчмы? Он ведь не мальчишка, как никак.
С другой стороны, с этими двумя можно было сколотить стоящую команду и умножить капитал. Почему нет? Вышло раз, получится во второй. В конце концов, они могли сорвать банк, натолкнувшись на одну из вещиц последней империи. Плетцы Магистериума и сыплющие золотом богатеи дорого платили за подобные безделушки. Они могли разбогатеть…
Карл медлил. Этот парень… Что-то должно произойти. Он чувствовал, что с ним что-то не так. В одиночку убить таких тварей. Карл наблюдал за тем, как этот Сальватор ходит по утрам к опушке, подкармливая волка. Кто из людей станет проделывать подобное. Кроме того, мавка была еще жива. К тому же, у него дом…
-- Нет, - покачал головой Тоффенбах. – Хватит с меня. Навидался на веку. Время осесть и успокоиться. Заведу хозяйство. Куриц или свиней. Разобью огород. Деревня то ладная, женщины здесь мирные и добрые. Глядишь и женюсь.
-- Ну да, - Тиберий осмотрел хижину, задержавшись на паре дыр в кровле. – Верно. Каждому свое. Что ж, за спрос по носу не хватят, не обессудь. Было приятно поработать в паре.
-- И мне, - Карл пожал крепкую руку. Помахал на прощанье разочарованному выбором Дилану. – Фиггль опасное место. Не лучше ли вначале попробовать продать мечи Западным Кантонам?
-- Кто знает, может и так. Мечи, как лопаты – всегда в цене.
***
Его приставили помощником к конюху. Работа заключалась в вычесывании грив да отирании влажной тряпкой боков, чтобы сбить животный запах. Хозяевам нравилось ездить на ухоженных жеребцах. Также он раз в день подбрасывал тюк сена в загон и выгребал лошадиный навоз. Ничего сложного.
Сальватор. Каталин дала ему имя. Спаситель. Сальватору нравилось чувствовать себя нужным. Он с радостью отдавался новым чувствам и эмоциям.
Стараясь угодить княжне, найденыш старательно впитывал информацию. Учить язык было не сложнее учиться ходить. Рано или поздно познаешь азы. Вначале он понял, что фразы делятся на вопросительные, гневные, радостные. Большинство слов состояло из общих звуков. Некоторые слова имели одну и ту же основу, что облегчало задачу.
Каталин ходила вместе с ним, указывая на предметы и называя их. Вместе они изучили коридоры замка, прогуливались по внешним стенам, посещали деревеньку. Крестьяне любили княжну. Люди так же хорошо отнеслись и к ее другу. Сальватор попробовал местную кухню. Он полюбил печеные пироги с мясом, яблоки и орехи в меду. Еда тоже давала информацию. Теперь он знал, что горечь — это яд.
Спустя месяц он произнес первое слово. Язык казался инородным существом – отказывался выдавать связную речь, предпочитая шипеть и свистеть. Сальватор упражнялся, пытаясь здороваться с каждым встречным. Ганс и Тилли смеялись над ним, словно находили забавным видеть тщетность усилий. Дети были сиротами, их тоже обучали на замковую прислугу. Они очень привязались к найденышу, хотя Сальватор начинал думать, что Тилли с братом считают его своего рода бездомным котенком, за действиями которого потешно наблюдать.
Каталин – таковым стало первое слово. Каждый день приносил знания. Княжна рассказывала ему о мире и себе. О родителях и предках. Сальва впитывал информацию, учился, пытался определить свое место в большом, большом мире.
Каталин потеряла родителей в детстве. Черное поветрие называли бичом людей. Каждую декаду оно забирало жизни и поднимало тела, жаждущие лишь рвать и пожирать чужую плоть. Люди говорили, что это Жнец создал болезнь как наказание, в последний день первой империи. С тех пор поветрие забрало сотни тысяч жизней и еще больше – из-за восставших мертвецов. Каталин тоже болела, но выкарабкалась, вопреки мнению знахарей.
Слова, будто кирпичи, выстраивались в предложения. Связная речь помогала понимать людей. Вихтар отказывался верить в прогресс ученика. Он, ученый муж, оказался бессилен там, где дочь Косса добилась успеха.
-- Еще осенью этот дикарь бегал с дубинкой наперевес по Душилесью, а теперь вышагивает словно лорд по замку, считая конюшню собственным королевством, - недовольно ворчал жрец. – А языком молотит без устали. Я устал от бесконечных расспросов!
Однако Сальватор замечал, что жрец с живым интересом наблюдает за его успехами, что-то записывая в тетради с кожаным переплетом. Не смотря на скабрезный характер Вихтар знал многое и давал ценные советы занимающейся с Сальвой Каталин.
Жрец был полной противоположностью Дорэлу Матэвэлу. Внешне приятный, легко дающий добрые слова, внутри регент был холоден и жесток. В этом Сальве предстояло убедиться очень скоро. При его появлении Каталин теряла любую решимость и голос ее становился таким тихим, что походил на шелест листьев. Было еще кое-что в этом Матэвеле. Что-то чужеродное. То, что скрывали тяжелые ароматы благовоний и нюхательный табак, что регент носил в кисете у пояса. Дорэл Матэвэл часто заставал их врасплох посреди урока, но никак не реагировал на причуды племянницы, лишь неодобрительно качал головой.
Зима загнала людей в дома. Печки топились запасенными дровами, и никто не спешил показать нос из избы. Только Сальватор все так же, как и раньше подходил к опушке леса покормить своего друга. Он назвал волка Люпус. Потому что так называли этих зверей в последней империи. Сальва посчитал, раз его имя тоже носило отпечаток тех времен, кличка сгодится и для серого.
Волк крутил носом и отказывался принимать имя или дать одеть на себя ошейник. Сальва понимал друга. Он сам чувствовал себя невольником в замке. Конечно, ему дали работу и кров, что само по себе неплохо, но он хотел большего. Каррэнстал ограничивал и требовал привязанности. К тому же здесь жила Каталин. Плен сдружил их. Сальва чувствовал изменения, что зрели в Каталин. Он сам менялся. Тогда как кругом лежали груды снега, а ветер делал кожу синей, в душе цвел сад при одном взгляде на Каталин.
Конюх запил и его выгнали. Сальва стал полновластным хозяином загонов. Работа была тупой и не требующей больших забот. Он успевал завершить дела до обеда, и просил научить его чему-то новому.
Каталин тоже любила проводить с ним время. Княжна научила найденыша играм. Мельница, карты, бросание обручей на столбцы. Он достиг высот в каждой из них. Больше всего Сальва любил шахматы. К сожалению, Каталин они казались ужасно скучными. Княжна неохотно приносила доску с фигурами, предпочитая подвижные игры в салки.
Поэтому Сальва решил поискать других игроков. Сперва он, поэкспериментировав с древесиной, выточил сносные копии фигур. Конечно, княжеский набор из Каррэнстала был в разы лучше – слоновая кость давала гладкость и изящество, в то время как береза казалась топорным и угловатым материалом. Однако найденыш был усидчив и терпелив. Сальватор не успокоился до тех пор, пока не получил устроивший его результат.
Вооружившись новеньким набором, он пошел в деревню. К удивлению, найденыш не нашел никого, кто бы интересовался шахматами. Дети считали игру сложной, а взрослые предпочитали играм выпивку или сальные истории. Единственным, кто вообще согласился на игру, был Карл.
Один из спасителей княжны слыл нелюдимым человеком. Его дом, покосившийся и весь в заплатах, стоял особняком от остальных. Казалось, хозяин намеренно построил его близ дороги, чтобы в любой момент покинуть ветхое жилье и податься в дальние края.
-- Странное хобби для конюха, - заметил Карл, выдыхая табачный дым, от которого слезились глаза и чесался нос.
-- Почему? – спросил Сальватор. – Такое ощущение, что конюхам должны быть интересны только жеребцы да кобылицы.
Карл усиленно запыхтел трубкой, думая о своем. Командир стражи в отставке взял из рук Сальвы набор, повертел в руках. Открыл крышку и заглянул внутрь, поцокав языком.
-- Что ж, заходи, я научу тебя паре-другой комбинаций, - неохотно молвил. – Но у меня одно условие.
-- Какое? – обрадованно сказал найденыш.
-- Дом превратился в развалину. Поможешь мне по дому, тогда и сыграем. По рукам?
Тоффенбах оказался умелым игроком и никудышным хозяином. Карл не спешил атаковать его фигуры, как обычно делала Каталин. Он предпочитал неспешно выстраивать защиту вокруг бесполезного короля. Сальватор обламывал о нее зубы в виде рядовых, боевых слонов и осадных башен. Карл был коварным противником. Он мог запросто пожертвовать плетцом – сильнейшей фигурой на доске, чтобы открыть брешь в рядах Сальвы и выиграть партию через пятнадцать ходов.
-- Говорят, что регент лучший игрок Мелирии, - обмолвился как-то Карл.
Он выиграл очередную партию и довольно пыхтел трубкой. Постепенно Сальва привык к этому человеку. Тоффенбах был тертым калачом, готовым и в глаз дать и плечо подставить. А еще он был честным. Позже найденыш научился ценить это качество.
В Каррэнстале жили разные люди. Простые как грош и завистливые, готовые за тот же медяк удавить и предать. Фриггита была из тех, кто любой ценой постарается уберечь подопечного от любых угроз. К сожалению, тогда Сальва этого не понимал.
Наставнице не нравился выскочка, который уж неизвестно колдовством ли, харизмой держал подле себя княжну. Люди видели их вместе, шептались за спиной. Дорэл Матэвэл пока что позволял девушке проявлять странную привязанность, но при каждой возможности напоминал, что пора бы выбрать себе будущего мужа, благо портреты ухажеры слали регулярно.
Зима медленно шла на убыль.
Сальва и Карл залатали прорехи в крыше. Их партии становились сложнее, длясь по паре дней. Шахматы отлично тренировали остроту ума. Найденыш видел десятки комбинаций, и сотни вариантов решений. Вместе, они всадили колья в землю, подбив их поперечными балками. Под чутким руководством отставного капитана Сальва осваивал новые ремесла. Ему нравилось работать. Казалось нет ничего в мире, что не заинтересовало бы конюха.
Он познакомил Карла с Люпусом. Животное показало зубы больше по привычке, чем из желания напасть. Сальватор научил Тоффенбаха обращаться с опасным хищником. Волк иногда даже давал себя погладить, правда требуя взамен мяса. Карл нашел себе неплохое развлечение. С каждым днем он подбрасывал мясо все ближе к своей хижине. Иногда волк приходил, иногда отсиживался в дебрях зимнего леса. Прошла не одна неделя прежде чем Люпус зашел за ограждение, решив, что здесь не так уж хуже, чем в лесу. Ошейник волк игнорировал, гордо воротя нос, но согласился перезимовать в пустующем амбаре, выбрав в качестве ложа стог сена.
-- Умная животина, - высказался о сожителе Карл. – избегает других людей. Не ворует кур по ночам, если кормлю вовремя. Он как я. Не любит общество ради общества.
-- Мы с Люпусом многое пережили вместе, - согласился Сальва. – Он продолжение меня. Мои руки. Мой нюх. Я мог его убить. И было за что.
-- Но не убил?
-- Не смог.
-- Это много стоит, - сказал Карл. Во время общения он всегда смотрел на собеседника, не отводя глаз. Обычно люди не выдерживали и избегали смотреть в колючие глаза бывшего капитана. Сальва знал, Тоффенбах так читает людей. Он смотрел им в душу и определял стоящий ли перед ним человек, или же можно наплевать и не тратить больше на него время.
--Да?
-- Да. Убить легко. Оставить жизнь способны единицы, поверь моему опыту.
***
Одна из лошадей слегла после изматывающей выездки. Дорэл Матэвэл сглупил, решив обучить ездовых животных в сильный мороз. Князь рассчитывал продать десяток жеребят по весне и выручить за них приличную сумму. Сроки поджимали, и наставник отдал приказ своим людям начать выездку в полном обмундировании, да еще и в лютый мороз. Сальва видел из прорезей бойниц, как бедных животных гоняли по чем зря. Из ноздрей лошадей шел пар, точно из носика чайника. Копыта вздымали хлопья белых пушинок. Снег хрустел, наст с треском ломался под весом массивных тел.
Затея вышла боком. У одного из ездовых животных поднялся жар. Сальватор поил жеребенка, прилаживая компрессы, но пользы было мало. Лошадь часто дышала и закатывала глаза.
-- Гиблая затея, - Вихтар стоял над ним, причитая и почесывая потные подмышки. – Лучше дать мяснику. Уж он то хоть какую-то пользу из этого получит.
-- Вам лишь бы убить да покалечить, - зло ответил конюх. – Должен быть выход. Почему только я забочусь о чужих жизнях?
-- Потому что даже если жеребенок выживет, он уже не будет таким здоровым как прежде. Все, он вышел в тираж. Никаких турниров. Только обозы будет тягать. Отойди-ка парень. Просто отпусти его и позволь умереть.
-- Нет!
Сальва склонился над жеребенком, нежно гладя шею и продолжая работу. Вихтар, ошарашенный таким напором, открыл рот и уставился на конюха. Жрецов уважали и принимали как почетных гостей. Обидеть или, того хуже, убить божьих людей означало прогневить Шестерых. Боги мстительны. Люди познали их гнев на своей шкуре. Возражать жрецам смели только дворяне да плетцы. Вихтар снял очки и протер глаза. Затем водрузил их на старое место и сокрушенно произнес:
-- Иногда я забываю, что ты безродный дикарь. Ты делаешь успехи, но во многих вопросах как дитя. Ремесленник, видимо, желает испытать меня, раз ты здесь. Что же, я слушаюсь и повинуюсь. На что ты готов ради животины, Сальватор?
-- На все!
Он не думал ни секунды. Для любого из своих подопечных Сальва сделал бы то же. Он чувствовал ответственность за них. Найденышу нравились лошади, хотя уход за ними был скучным и вгонял в тоску. Ночами, когда замок засыпал, Сальва седлал одну из лошадей и садился на нее верхом, воображая себя благородным князем. Конечно, навыки езды оставляли желать лучшего, но со временем он стал уверенно держаться в седле.
-- Ты ведь еще не терял никого, кто был бы тебе близок, - понял жрец. - Точно ребенок, веришь в доброту, как панацею от любых болезней. Это хорошо. Значит ты сможешь вернуть долг, когда я взыщу его с тебя. Ведь так?
Сальва молча кивнул.
-- Ладно, - решился Вихтар. – Пошли за мной. Не бойся, я присмотрю за твоим… пациентом.
Они поднялись на верхний этаж башни, находящейся в северном крыле Каррэнстала. Факелы здесь горели лишь в некоторых углах, давая ровно столько света, чтобы не скатиться по ступеням вниз. Жрец не любил гостей. Слуг он гнал метлой прочь. Башня постепенно покрывалась пылью и обрастала паутиной, будто тут стоял алтарь не Ремесленнику, а Жнецу. Вихтар считал башню своей собственностью и не допускал за дверь никого.
Жрец провернул ключ в тяжелом, похожем на амбарный, замке. Механизм щелкнул и дверь со скрипом отворилась. Ожидая увидеть нечто страшное, вроде человеческих черепов или пыточной, Сальватор шагнул за порог.
Сказать, что жрец любил беспорядок было бы преуменьшением. Комнаты оказались забиты всяческим хламом. Плащи и штаны лежали на полу, механические приборы, шестерни, валики, заклепки и винты сгрудились у входа. Шкафы были забиты чертежами схем и исписанными свитками. Алхимический стол делил жизненное пространство с алтарем Птахуса. В нос ударил резкий запах кислот. Ингредиенты безнадежно испачкали единственный ковер в помещении, оставив безумный узор поверх старого.
Вихтар бесстрашно вел Сальву через дебри свалки, которую он называл храмом Ремесленника, при этом не переставая повторять, чтобы гость и не думал прикасаться к ценнейшим экспонатам, собранным с таким трудом и бережно хранимым в закромах башни. Они брели по дремучим лесам колб и пробирок, переступая через перегонные кубы, пружины, трубы, шестерни и винты.
-- Вот она, - произнес с оттенком гордости Вихтар, снимая с полки свернутый в трубу ватман. – Кто бы знал, чего мне стоило сделать детальную карту княжества! Сколько миль исходил вдоль и поперек. Я обошел три города с главными дорогами и мелкими тропами, не говоря уже о десятке деревень. Это я молчу про мелкие речушки, ручейки, рощицы, озерца.
Он одним махом сбросил инструменты с чертежного стола и расстелил перед Сальвой карту. Найденыш легко узнал Каррэнстал и ветвящуюся от него сеть дорог, похожую на паутину, сотканную поддатым пауком. Жрец провел угольком кривую, отмечая путь из замка через близлежащие селения.
-- Сейчас поди доберись, - недовольно сказал Вихтар, сосредоточенно наводя жирную линию, – через эти заносы. Представляю каково норсийцам на крайнем севере, когда плевки замерзают на лету. Ну да Ремесленник с ними.
-- Старая знакомая жила некогда здесь, - жрец ткнул пальцем в конечную точку начерченного пути. - Плоскогорка. В двух днях пути на коне. Неделе, если пешим. Но это летом, при сухих дорогах. Сейчас дольше выйдет. Эта женщина, Георгина, творит настоящие чудеса в медицине. Однажды я видел, как она провела сложную операцию, удалив мальчишке аппендикс, а тот спокойно себе проспал до утра, даже не дернувшись. Всего-то надо было подвесить над его лицом веник из сушеного разнотравья, да поджечь. Дым уложил бы кого угодно, поэтому я придумал обернуть лицо тряпками, оставив только глаза. Вот так и стояли над ним, пока мальчонку штопали, потные, с трясущимися от напряжения руками. А иначе вместе продрыхли бы до утра. Мальчишка тот выжил. Насколько знаю, сейчас в заставе на границе с Зимородьем служит. Если уж кто и сможет вытащить жеребенка из рук Жнеца, это только она.
Жрец продолжил рассказывать про Георгину. Раньше Сальватор считал его просто раздувшимся от собственной значимости пустобрехом. Вихтар всегда превозносил Ремесленника при первом удобном случае, не забывая помянуть и собственные заслуги. Остальных людей Вихтар считал недалекими и глупыми. И если посмотреть на тонны валяющихся под ногами свитков, которые он исписал заметками, становилось ясно отчего.
Сальватор был гибок с людьми. Каталин часто говорила ему, что только дети могут подстроиться под частное мнение. Взрослые становятся менее податливыми, они закрываются щитом эгоизма от любых попыток навязать чужой уклад жизни. Сальватор был особенным. Взрослым ребенком.
Сальва тоже пытался раскусить жреца, прочитать его, как Вихтар прочел найденыша. Возможно Вихтар раньше был открыт миру, но что-то случилось, надломило его характер, и жрец предпочел больше не показывать никому ничего кроме раздражения и пренебрежения. Что если он, Сальва, стал единственным, кому жрец открылся? Почему он так поступил?
-- И вот в чем мой план, - продолжил Вихтар. Его глаза слезились от темноты комнат. Огарки свеч не давали достаточного освещения. За новыми нужно было обращаться к прислуге, чего жрец терпеть не мог. – Тебя ведь нашли там. В Душилесье. Ты как-то смог приспособиться и выжить в самом сердце колдовского леса. Питался, спал, даже волка приручил, что вообще немыслимо. Ты же знаешь, как местные боятся этих мест. Того, что таится в дебрях. Ты видел каменный храм и ту тварь, хтона. Крестьяне не рубят деревья и не ходят по грибы. Все дороги из Каррэнстала ведут в обход Душилесья. Но ты другой. Знаешь, чего ожидать. Как я уже сказал, сейчас дороги заметены и добраться по ним в Плоскогорку будет трудно. Зато, если срезать…
Жрец черкнул углем диагональ, разрезавшую Душилесье. Сальватор видел, что она вчетверо короче предыдущего маршрута и не болтается из стороны в сторону, как здешние дороги.
-- Ты сможешь выиграть время, - с ноткой превосходства завершил Вихтар. Испарина выступила вдоль широкой лысины, окруженной редким частоколом волос на висках и затылке. Он питал страсть к картографии и был рад, что досуг смог пригодиться. – И успеть вернуться прежде, чем жар сожрет тело изнутри.
***
Карлу не понравилось безрассудство Сальвы. Возвращаться в Душилесье после пережитого, да еще зимой. Ничего хорошего из этого не получится. Но убедить парня остаться и не рисковать не вышло. Конюх уперся рогами и хотел лишь одного – спасти вверенное ему животное.
Тоффенбах помог сложить рюкзак. Из еды Сальва брал лишь вяленое мясо и сухари. Провианта должно было хватить на четыре дня. Воду он будет добывать по мере надобности, грея в котелке снег. Тоффенбах купил шубу из нутряного меха, заплатив три таланта знакомому охотнику. Отставной капитан подарил ее парню вместе с старыми сапогами и рукавицами. Зима выдалась лютой, а Сальва был слишком простодушен и не расторопен, чтобы заниматься подобными мелочами. Вместе они решили, что Сальватор обогнет выступающий северо-западный край леса. Там, насколько знал Карл, всего два оврага, да и те неглубокие. Благо погода стояла тихая и не ветреная. Если повезет, Сальва успеет завершить путешествие, потратив всего пару дней.
Люпус крутился вокруг них, высунув язык. Волк чуял, что его приятель хочет вернуться в лес и в нетерпении вилял хвостом. Сальва брал его в расчете на звериное чутье, которое предупредит о приближении хищников или существ пострашнее.
-- Может и ты со мной за компанию?
-- Я свое отбегал, - рассмеялся Карл, почесывая бороду. – Еще осенью. Нет, зимой я грею кости и латаю свой уютный домик.
-- Ты больше рассказываешь о том, как хочешь залатать. Или просишь меня, - подмигивая, ответил Сальва. Он быстро освоил человеческие привычки и движения, при случае применяя.
-- Что верно, то верно, - благодушно согласился Карл. – Мудрость – она приходит с возрастом. Зачем гнуть спину самому, если можно это поручить другому?
Они тепло попрощались. Каталин, наполовину высунувшись из окна, не слушая причитания раскрасневшейся от усердия Фригитты, пожелала ему удачи, махая розовым платком. Княжна тоже любила животных. Она очень переживала, когда в замке умер старый пес. Борзая больше не могла брать след и Дорэл Матэвэл разрешил племяннице взять собаку в качестве домашнего животного. Пес прожил еще пять лет и умер во сне. Княжна плакала так сильно, что пришлось вызывать травницу из деревни, чтобы та дала Каталин успокаивающего отвара. Сальва понимал ее как никто другой. Он тоже не делал различия между животным и человеком. Именно поэтому сейчас он шел на риск.
Снег скрипел под ногами. Сальва возвращался в Душилесье, но теперь голова полнилась знаниями. Он знал, кого следует опасаться, знал, как высечь огонь и какие привилегии дает пламя. Котомка полнилась едой, а одежда грела тело. Вместе с Люпусом они легко преодолели половину пути. Вихтар научил его пользоваться картой и ориентироваться на местности. Любитель-картограф мог многому научить, если хотел и видел, что ученик не пропускает слова мимо ушей.
Первую половину дня Сальва старался держать солнце за своей спиной. Жрец рассказал, что солнце всегда встает на востоке и садится на западе, а мох растет на деревьях с северной стороны. Если не терять простые ориентиры, они выведут тебя туда, куда следует. Сальва легко обходил препятствия, благодаря серому другу. Волк то отбегал от него на несколько сотен ярдов, то возвращался, чтобы ткнуться мокрым носом в штанину и попросить сухаря. На закате они наткнулись на охотничий капкан. Неизвестный смельчак рискнул проникнуть в Душилесье, чтобы поохотиться. Кто бы это ни был, его план сработал. Еноту перебило хребет. Тушка лежала уже некоторое время и тело успело задубеть. Сальва отдал добычу Люпусу, и волк с жадностью заработал челюстями. Жители окрестных с Каррэнсталом деревень ни за что не посмели бы ставить ловушки в зачарованном лесу. Значит он приближался к другому селению и был большой шанс, что им окажется Плоскогорка.
Чуть погодя он разбил импровизированный лагерь у поваленного вяза. Наломал хвороста для розжига, достал меховое покрывало, которое ранее ему подарил Карл в обмен на то, что Сальва помог ему с припасами на зиму. Они чуть не надорвали спину, занося бочонки с солениями и пивом в погреб, который тоже помогал расширять найденыш. Карл сбрасывал на него работу при любом удобном случае, а Сальва никогда не отказывался, с радостью узнавая что-то новое для себя. Наверное, он смог бы теперь с нуля построить избу, благодаря лени Тоффенбаха.
Сальва смотрел на пляшущее пламя, думая о своем. Человек без имени и рода. Найденыш, пробудившийся в центре Душилесья. Вспомнит ли он когда-нибудь прошлое? А было ли оно? Вихтар прекрасно знал историю Сальвы. Он сам ее рассказал жрецу. Тогда Вихтар не придал особого значения словам дикаря, но перед походом сказал:
-- Я не знаю, что с тобой произошло, но от удара по голове бывает, вышибает память. Шрамов я не заметил, но даже если учесть, что подобное имело место… Люди могут забыть родных и прошлую жизнь. Шестеро, да они собственное имя забывают к старости! Но заново учиться дышать, видеть… Пришел ты, стало быть, в мир как новорожденный щенок – слепым, глухим и глупым.
Сальва поежился. По спине будто холодной плетью прошлись и сердце забилось часто-часто. Люпус тоже встрепенулся, прижал уши и поводил носом из стороны в сторону, принюхиваясь. Стихли ночные шорохи, угли потускнели. Зверье затаилось, а деревья сбросили снеговые шапки, словно в зимний сон ворвался кошмар.
Она вышла из дышащей холодом иссиня-черной чащобы. Мавка сменила наряд. Вместо нагого тела Сальва увидел ледяное платье. Снег присыпал пышную грудь. Королева леса, его сердце и душа, шла к нему с нечеловеческой грацией, не оставляя после себя следов. От нее веяло фиалками и подснежниками. Кожа, такая же белая как у Сальвы, мерцала подобно звездам. Длинные до пояса расплетенные волосы сменили окрас с травяного на девственно-белый. Хтон выглядела уставшей. Превосходство в глазах сменилось осенней грустью.
Сальватор вытянул нож из деревянных ножен, свисавших на перевязи у пояса. Он выиграл эту безделушку в мельницу у азартного бондаря в корчме. С ножом плохо обращались – закаленное лезвие было в зазубринах и сколах. Кровосток покрыла ржа, а рукоять крошилась на глазах. Внемля советам Тоффенбаха, Сальва выправил лезвие оселком, кислотой стравил ржавчину. Из козьего рога он сделал рукоять, обмотав полосой сыромятной кожи для лучшего хвата. К сожалению, гарда никуда не годилась, поэтому колоть ножом можно было лишь в крайнем случае, зато резал он славно.
Сальва медленно, не провоцируя деву леса, поднялся с бревна, встал к ней боком, направив острие в землю. К его удивлению, мавка не стала нападать. Она села на снег, скрестив ноги у границы освещенной зоны.
-- Ты убил моих детей, - наконец сказала она, первой нарушив тишину. – Тебе дали неправильное имя. Не защитник. Разрушитель. Вот кто ты.
-- Откуда ты знаешь мое имя?
Хтон молчал, следя за игрой теней в свете угасающего костра. Мавка не спешила выдавать тайны, либо не считала нужным отвечать смертному. Сальва выдохнул, почесал сжавшегося от напряжения волка, чтобы привести в порядок нервы. Королева желала говорить, а не убивать. Сальву это устраивало.
-- Тебе придется ее отдать рано или поздно, - продолжила мавка. – Целое не должно существовать раздельно. Никто не властен над законом. Ни я, ни ты, ни Шестеро.
Он хотел было спросить, о ком говорит мавка, но прикусил язык. С древней сущностью блеф не годится. Сальватор сглотнул, и ответил:
-- Теперь княжна в безопасности - за толстыми стенами Каррэнстола и широкими спинами близких. И без меня хватает людей.
-- Людей, - прошипел хтон, словно это было ругательство. Костер погас от резкого ветра. На углях проступил иней. – Жалкие вши, копошащиеся у порога вечности. Речь не о них, а о тебе и предначертанном.
-- Я – человек.
Мавка рассмеялась. Она захохотала утробно и до обидного искренне. Затем древнее существо встало и подошло к Сальве. Найденыша обожгло ледяным дыханием. В горле враз пересохло. Он застыл, не зная, резать мавку или бежать куда глаза глядят. И вновь сущность его удивила.
-- Знаешь, почему я не убила тебя? Не потому, что не могла. Не потому, что не хотела. Мы убивали людей во все времена. Нам нравятся простые игры со смертными. Нравится выжимать соки, охотиться, кромсать, есть вашу плоть. Но ты… Я знаю, что когда-нибудь покину этот мир. Когда Древо сбросит плод и жизнь иссохнет даже в самом глубоком кратере моря. Да, тогда придет и наше время. Мы извечные. Есть и другие миры, где есть воздух, земля и вода. Там возрожусь и я. Я знаю. Я видела. Теперь понимаешь?
Мавка схватила его за горло. Глаза хтона были пустыми и безразличными.
-- Если перережу тебе глотку, Терновый Престол лишит меня права на перерождение. Меня поглотит дно миров.
Королева Душилесья подарила ему зимний поцелуй, от которого кровь застыла в жилах. Налетела завируха, закружила снег и пепел в шальной воронке. Мавка таяла на глазах, а Сальва, как ни старался, не мог заставить себя смотреть в другую сторону.
-- Человек – жалкое слово, - сказала ему напоследок древняя сущность. – Повторяй его себе почаще.
***
-- Давай повторим еще раз, - потребовала Георгин. Лекарь встала перед ним, уперев руки в бока, словно это она, а не Сальва была в два раза выше ростом. – Чего ждешь? Повторяй!
За долгую жизнь Георгин овладела мастерством травницы, лекаря и даже костоправа. К ней за советом обращались люди даже из соседних княжеств. Все в Плоскогорке знали – старушка может поднять на ноги больных даже в безнадежных случаях.
Георгин иссушили годы. Морщинистое лицо казалось суровым, но за ним скрывалась бесконечная доброта. Старушке пошел восьмой десяток, но память ее была тем светочем, на который можно положиться ночью. Седую косу она укладывала на десятиградский манер – обручем вокруг головы.
-- Гордовицу растереть в порошок и смешать с семенами пастельника, послушно ответил Сальва. Рецепт был простым, но Геогрин не верила в абсолютную память пришельца из Каррэнстала и добивалась, чтобы названия отпечатались в сознании. – Толочь в ступке до образования пасты. Из получившегося сделать компресс на грудь. Затем подогреть до первых пузырей отвар из однолистника, и поить до тех пор, пока лошадь не уснет даже супротив воли.
-- Пропорции?
-- Треть семян, две трети однолистника и щепоть гордовицы.
-- Именно так, а не иначе, мальчик. – кивнула травница. – Дашь меньше – средство не поможет, больше – сделает только хуже.
Дом травницы насчитывал целых три этажа. Георгин жила богато и не испытывала недостатка в деньгах. Сальве пришлось несколько часов ждать в прихожей, прежде чем ему позволили пройти в кабинет. Первый этаж состоял из большой столовой и кладовой, где хранились не только припасы, но и ингредиенты для зелий и припарок. На втором располагались комнаты детей и внуков старушки – травничество и врачевательство было семейным делом и многочисленные отпрыски от мала до велика принимали участие. Этот дом стал своего рода госпиталем, где лечили людей и познавали азы медицины, которые передавала Георгин. На третьем этаже жила только старушка. Здесь же располагался ее кабинет. Сальватор долго не мог прийти в себя – как только он переступил порог, оказался поражен количеством книг, томящихся на полках и ждущих, когда их прочитают. Вихтар не любил чужие знания. Он был экспериментатором и первооткрывателем. Георгин, наоборот, охотилась за знаниями из учебников, посылая детей в разные концы Мелирии за ценными фолиантами.
Сыновья вначале не хотели принимать чужака без денег, но как только прозвучало имя жреца, их поведение изменилось. Сальва и раньше догадывался, что некоторые двери открывают не ключи и не деньги. Связи были так же важны для этого мира, как вода умирающему от жажды. Однако он все равно удивился, когда узнал, что имя старого ворчуна что-то значило для других.
-- Неужто старый сыч взял себе подмастерье? – спросила его Георгин. – Вряд ли его характер стал мягче с годами. Кто ты такой, незнакомец?
-- Просто конюх.
-- Ну да, конюх, - хмыкнула травница. – Ты в зеркало то себя видел? Сколько на свете живу, а таких как ты не встречала. Кожа точно белилами натерта, волосы темнее ночи, а про глаза вообще молчу. Знаешь, что говорят про очи разноцветные? Что от вас молоко киснет, вот что. Спеши, конюх. Пока не началась метелица, а то замерзнешь в дороге.
-- И вот еще что, сказала Георгин на прощание. – Ты - мальчик способный. Слету все схватываешь. Если будет желание научиться ремеслу врачевания, заходи. Я платы не возьму. И да, скажи Вихтару, что мы квиты. На этот раз я выплатила долг до конца!
Обратный путь занял больше времени, чем он рассчитывал. Возвращение прошло без неожиданностей. Мавка так и не появилась. Вместе с Люпусом, они пробирались через сугробы, с трудом отыскивая дорогу по которой шли днем ранее. Волк носился кругом, точно не наигрался в детстве. Серый то с разгона нырял в снег, то старался укусить собственный хвост. Он наслаждался полной свободой и был собой.
Каррэнстал стоял, как и прежде, и жизнь здесь шла своим чередом. Сальве нравились и замок, и деревня, но что-то будто щелкнуло внутри конюха. Он узнал, что есть иные места и люди. Он видел карту, что показывал Вихтар. Княжество казалось огромным. Он захотел пересечь его и узнать, что скрывали границы. Но также он знал, что не сможет уйти без Каталин.
Княжна встретила его у опушки. Там, на ясной поляне перед соснами, осенью ее украли гурлоки. Фрейлины перешептывались с ехидными улыбками, а вездесущая Фриггита отчитывала княжну за беспечность. Каталин побежала к нему, но стражи, охранявшие ее теперь постоянно, перегородили путь. Каталин смущенно помахала рукой Сальве из-за кольца окружения.
-- Я знала, что ты сможешь, Сальва! Они не верили, а я говорила, что только тебе и под силу вернуться из Душилесья.
-- Было непросто, - смущенно согласился Сальватор. Ему сейчас хотелось упасть на солому и проспать до следующего утра, но предстояло еще много работы. Жеребенок мучился и следовало позаботиться о лечении.
-- Ну вот все и обошлось, моя госпожа, - произнесла Фриггита, кутаясь в полушубок и выглядывая что-то поверх головы найденыша. – Теперь можем идти в замок.
Был солнечный полдень. Снег искрился мириадами бликов, отражая солнечные лучи. Из леса выскочил оголтелый от вольной жизни Люпус. Волк стрелой помчался к Сальве, желая игриво куснуть за сапог, но, увидев остальных людей, встал как вкопанный, не зная, что дальше делать.
-- Что случилось, Люп? – улыбнулся Сальва.
-- В-в-волк! – закричала Фриггита. – Спасайте княжну! Убейте его, убейте!
-- Что? – не понимающе спросил конюх. Он посмотрел на ощетинившихся бердышами солдат и испуганную няньку, прижимавшую к себе княжну. – Почему?
-- Стреляйте же!
Люпус оскалился. Волк почуял опасность. Он широко расставил лапы, готовясь прыгнуть.
-- Не надо! – закричала Каталин. – Это его друг! Опустите оружие!
Люпус начал пятиться обратно в лес. Это словно спустило внутреннюю пружину. Стражи почувствовали себя уверенней и начали действовать. Один из них ткнул зверя бердышом в бок. Люпус отскочил и вцепился в древко зубами, пытаясь вырвать из рук.
-- Он нас загрызет, - верещала переполошенная Фриггита из Бланшира, таща сопротивляющуюся Каталин в сторону высоких стен Каррэстала. – Защищайте княжну, старые пьяницы!
Второй стражник отогнал волка. Он был более опытен и скупо раздавал удары. Третий охранник отсек дорогу к бегству. Люпус метался из стороны в сторону, не зная, что делать. На него посыпался град ударов и пинков. Зверь давал сдачи. Он подобрался и напал на обидчиков. Вцепился в ногу младшему из троицы. Повалил на землю, пытаясь сесть на грудь. Человек кричал, пытаясь сбросить тушку.
-- Дайте ему уйти, - закричал Сальва. Он никому не причинит вреда!
Время тянулось будто сгущенное молоко. Сальва почувствовал, как бьется сердце, как ноги отказываются слушаться и врастают в землю. Все было слишком нелепо и нереально. Еще минуту назад он был рад видеть Каталин, а теперь смотрел, как убивают его друга.
Сальватор помчался к ним, пытаясь разнять дерущихся. Но он слишком долго мешкал. На шею опустилась рука в кольчужной перчатке, и найденыш распластался на земле, глотая снег и постанывая от боли.
-- Не дури, паря, - произнес десятник, здоровенный детина, гнущий подковы на потеху люду в таверне. – Не рыпайся, а то и тебя зашибем ненароком. Эй, Клод, Жок! Отвалите! Моя шкура. Отличная выйдет подстилка в сортир.
Сальва беспомощно смотрел, как десятник снимает из-за спины арбалет, натягивает воротом тетиву и, не торопясь, кладет болт в ложбину. Люпус почуял неладное и прекратил схватку. Он посмотрел на десятника, целящегося в легкое, затем на друга, ползущего к нему. Из раздувающихся ноздрей вырвалось облачко пара. Десятник спустил курок. Люпус дернулся и повалился навзничь. Десятник, не спеша, подошел, ткнул носком в голову, проверяя жив ли еще волк.
Так Сальватор получил ценный урок. Люди куда опаснее и злее зверей.
-- Почему? – повторял Сальва, расспрашивая людей. – Почему они это сделали?
-- Ну дык, волк это, – отвечали ему. – Дикая и опасная тварь. С ними по-другому нельзя.
Он говорил, что Люпус был его другом. Говорил, что люди сами спровоцировали волка. Если бы Фриггита не старалась во всем опекать княжну, если бы его захотели понять или услышать. Но они не хотели. Стражи забрали тело с собой, и сказали, что, если еще раз выкинет подобное, будет собирать зубы по всему Душилесью. Когда Сальва попросил у них тело, чтобы вернуть Люпуса Душилесью, ведь там был его дом, они лишь рассмеялись.
-- У тебя нет ничего, кроме латаных портков и щетки с мылом, - сказали они и поволокли мертвого друга к себе, чтобы снять шкуру себе на потеху, а он все стоял и просил, хотя никто уже не слушал.
После Сальва часто вспоминал Люпуса, как единственное существо, с которым у него больше общего, чем с людьми. Волк опасался двуногих и теперь найденыш понимал почему. Мировоззрение раскололось на десяток оттенков. Он ненавидел Фриггиту за истерику. Хотел смерти стражникам, загнавшим Люпуса. Злоба затопила весь разум до остатка, вытеснив все остальное. Даже Каталин. Она послужила отправной точкой случившегося. Сальва не знал, как поступить и что сказать. Хотелось обидеть словом или делом.
Он с трудом совладал с тяжелыми чувствами и принял единственное правильное решение. После того как болезнь жеребца пошла на убыль, Сальватор собрал немногие пожитки, которые скопил за зиму, передал ключи от конюшен маленькой Тилли, что учила его детским считалкам, и ушел из Каррэнстала.