«Катюша поделилась с мужем своим спором...»
А муж с Катюшей – оплеухой?
Сергей Довлатов
Царапины можно помазать йодом или зеленкой; зеленка предпочтительнее, но цвет йода гораздо предпочтительнее для повседневной жизни, не оставляет на одежде чудовищных зеленых следов и гораздо легче маскируется.
Мажем руки йодом, йод высыхает, оставляя на коже тонкую паутинку решителього рыжего цвета, какой бывает у волос некоторых упрямых и невыносимо привлекательных людей. Йод высыхает, а ты становишься похожим на человека, пожертвовавшего своими руками ради жизни возлюбленного. Руки мажем кремом, и предыдущие мелко-медицинские процедуры летят к чертям, потому что йод начинает немного таять и расплываться. «Какая же я идиотка!» Царапины – широкие и кривые, и сам вид их толкает на всякие неприятные мысли. Со вздохом и скрежетом сердца берем тональный крем и накладываем на руки.
Машу не оставляло ощущение, что она делает что-то не то.
Бледный тональник; и дорожки разодранной кожи оказываются покрытыми бежевой наледью косметики. Опушка из пудры. Близорукому человеку без очков, одному из тех, кто всегда лезет в твои дела на улице («За лицом нужно следить!»), когда ты пытаешься припудрить лицо или заклеить пластырем ногу, может показаться, что это только чрезмерное влияние крема для автозагара.
Маша припудрила бледное лицо и улыбнулась самой себе в зеркале. Лицо будет казаться напомаженным, темным, каким угодно, но хотя бы не будет заметно припухших век и напряженных скул. Смешные улыбки Чеширского Кота – жаль, нет ребят, ох и посмеялись бы они сейчас вместе... Маша всегда смеялась, а Игорь тут же начинал грустить по этому поводу и потом ---.
Он должен был придти, как всегда, в четверть седьмого, и никаких перемен не обещалось. «Ань, ты не знаешь новый телефон Миши?» Аня – в оффлайне, а Миша, всеобщий любимец, опять сменил все телефоны и ушел в себя, завел себе новую жизнь, а ведь все его обожают и не могут и дня без него прожить. Такие дела, как сказал бы нам Воннегут. Он мог бы много нам сказать, и Маше иногда становилось так чудно хорошо от этой мысли, - все возможно, ребята, все предельно, но Игорь ---.
Никто ничего не знает и не отвечает на звонки, и Маша могла только ждать и думать обо всем самом страшном. Миша ничего не говорит, милый Миша, будто бы что-то ласково скрывает от нее, а Аня ведет свои куриные беседы.
Руки щипало, и проклятый липкий глицерин не желал никуда деваться.
Она не бралась за ручку и бумагу уже месяц и все эти несуществующие люди, живущие в ее голове, успели скончаться за то время, как Игорь вступил в инквизиторские войны против них, как разбежались почти все близкие подруги, как ---. Ежедневник: черный переплет, полным-полно тонких манких беленых страниц, и закладка из серой атласной ленточки. Это не были беллетристические мысли графомана; скорее эстетика измученного страстями маньяка, курильщика, дорвавшегося до сигарет, несчастного безумца, добравшегося до своей возлюбленной жертвы... Жертвы и охотники.
Подумайте обо всем этом, ребята.
Горло защипало от сигареты, она вываливалась изо рта и дрожащие губы едва могли ее удержать. Но руки были уже заняты – и одной рукой Маша коряво вбивала свои мысли в живую бумагу, а другой, болезненной и оранжевой, ловила за хвост свои мысли.
«Маленькие философские трактаты
Слушатели против
Дефицит слушателей в нашем мире, полном болтунов, непрестанно изрекающих что-то в пространство, схож с дефицитом качественных читателей и критиков в литературно-графоманском мире. Критик – тоже слушатель своего рода, и читатель - болезненная необходимость каждого пищущего человека. Вклад критика в творчество кого-либо редко заметен постороннему человеку, как невидимо и влияние слушателя на судьбу и слово говорящего.
Все мы каждую минуту умираем от того, что рядом нет никого, кто мог бы нас выслушать.
Слушателей всегда не хватает, это всем известно. Так что потребность в слушателе частво доходит до асбурдной остроты, она становится сильнее голода или жажды. Интернет-общение редко удовлетворяет ее, как потребность в тепле объятий не заменима телефонным разговором.
Писательство – апофеоз эгоизма, ни один писатель не может удовлетвориться одним читателем. Аудитория для патологического говорящего может состоять из нескольких человек. Для влюбленного, больного из того же отделения, вся адуитория, весь мир сужается до невозможных пределов – одного-единственного человека.
Графоман готов продать свою душу за километр дивных слов; говоруну достаоточно одного его голоса для замыкания круга счастья. А все-таки влюбленные пишет больше всех на свете и они же – самые большие болтуны. На время все они становятся немного писателями, поэтами, певцами и ораторами; мы все слышим их баллады и читаем стихи, хоть и предназначались они кому-то одному, миру из одного человека...»
Дым заполнил комнату до краев, так что даже крошечная жалкая люстра под потолком стала задыхаться в плену табака и ментола. Игорь не брал трубку и не желал звонить.
Вот, придет он сейчас, а его дом провонял сигретами. Маша пыталась разогнать дым, она даже открыла окно. Ветер притушил слезы у нее в глазах.
«...Каждый влюбленный надеется на то, что его объект окажется слушателем,и почти всех настигает рано или поздно разочарование... Слушатели, критики и люди, позволяющие себя любить – ребята из одной компании.
Как часто бывает, что... Да много чего бывает.»
Невыразимое – подвластно ль выраженью?
«Каждый любящий человек нуждается в том, чтобы его слушали, и, что особенно важно, слышали. Но все мы рано или поздно наталкиваемся на эту оборону, способную столкнуть в бездны ярости и отчаяния весь наш оптимизм, надежды, счастье...
Все эти истории похожи одна на другую. Парню нравится девчонка. Ей нравится кто-то другой.
- Привет, Даша. Ну, как дела? Ты читала Н****ова? Ты знаешь, что... (многословный монолог и скучное личико Даши) в «Преступлении и наказании» очень оптимистичный конец. Я люблю тебя, Даш.
- Да-да, конечно... Прости, но тебе очень не идет этот галстук.
Такие дела; так все всегда и случается.»
Невыразимое... Время тянулось; Маша позвонила Ане. Бесконечная череда длинных гудков на ее стороне.
«Все мы строим замки из слов, хотя весомый процент всего этого можно было бы выразить в трех словах: «Я люблю тебя». Или: «Я тебя ненавижу».
Пара часов, Машу стало клонить в сон. Она не разбирала постель и не ужинала, она даже не приготовила ничего. В комнате, как говорится, хоть топор вешай. У не кружилась голова, щипало нос и глаза. Игорь ворвался в это спокойствие болезни так внезапно, что Маша не успела сообразить что-либо.
- Какого черта ты тут курила?
- Да нет, я не...
Пауза.
- Прости. Прости меня. Прости, прости, ну пожалуйста...
«Это не я сумасшедшая. Это не я.»
Игорь мечется в тумане. Вышел месяц из тумана...
- Где ты был?
- Что?
- Тебя так долго не было... Я уже начала волноваться. Я даже Мише хотела уже позвонить.
- Ну и звонила бы своему Мише. Что не позвонила? Он же такой весь... Любимец женщин и богов...
Маша попыталась поцеловать его, Игорь оттолкнул.
Вынул ножик из кармана...
- Ну и чем ты тут без меня занималась?
Слезы не лезли Маше к глазам, только слова рвались из горла.
- Где ты был?
- Что?
Пауза в сигаретном дыму. Длинная и горькая.
- ***, почему тут так накурено. Я тебя спрашиваю.
Когда все его вопросы теряли вопросительные знаки; тогда и наступало ---.
Буду резать, буду бить...
Маша попробовала обнять его; зазвонил телефон.
- Да? Здорово, Мишк, - улыбчиво поприветствовал его Игорь.
Принципы лицемерия: в анонимной анкете ты пишешь, что не куришь и не собираешься со стажем курильщика в пару лет. Ты не носишь обручальное кольцо или не признаешься в своем возрасте.
Ты улыбаешься своему собеседнику во время телефонного разговора, хотя он не видит тебя, а тебе совсем не хочется улыбаться.
- Машка звонила? Да ну ты же ее знаешь... Она вечно, как клуша, мутить начинает... Да, ладно... Завтра... Все завтра...
Все равно тебе водить.
- Почему он звонит сюда?
- Он тебе звонил.
- Ну да конечно...
Он всегда острит, подумала Маша. Он такой запредельно классный и смешной, и любит цитировать Довлатова, и очень к месту. Самый лучший человек Вселенной.
- ...Ну да конечно. Хватит мне заливать тут. Он тебе звонит. Пока. Меня. Нет. Ну и что за дела.
Здесь должна быть вопросительная интонация, но ее нет. Уже нет.
- Прости, Игорь.
Когда Игорь ударил ее, вместе с горячкой боли и страхом было только отчаяние, отчаяние, отчаяние.
«Я же люблю тебя».
--------.
Игорь сидел на диване и плакал; Маша плакала на полу.
- Я же люблю тебя, Маша.
Это был один ответ на все вопросы.