- Добейте их.
Услышать это оказалось приятнее, чем исполнять. Когда клановцы прорвались через ряды к сердцу вражеской ставки, Сиятельные прекратили бегство и встали насмерть. Любимые архитекторами Омэля террасы и узкие лестницы, ведущие к центральным башне и павильону, помогали им восстанавливать счет в свою пользу. В перерывах между боями, дожидаясь подхода куда менее расторопных дикомагов из Тавалика и Дасаче, Аэдан слышал, как другие бойцы говорили, что вернувшейся храбростью орденцы обязаны тому факту, что осознали - без своей хваленой магии далеко им не уйти. Называли их золотыми крысами в крысоловке. Норхаду эти слова не нравились, после долгих лет за Контуром от белоплащников его, признаться, тошнило как от облученного жаркого, но в храбрости он им отказывать не стал бы. И еще он знал, что загнанные в угол крысы куда опаснее бегущих. Тем более, что правый фланг южной коалиции тоже в один момент вынужден был бежать. Интересно, как там сарагарский демон, жив еще?
Еще Аэдан, хорошо знающий речь внутреннего полушария, смог расслышать, как один из диких магмастеров, расплетая поля, оборонил, с толикой уважения, что Орден внезапно научился импровизировать.
Даже отец замедлил свой ход, перестал лезть на рожон, стал осторожнее. Выждал подхода не только ближайших отпрысков, но и обычных воинов клана. Впрочем, и последняя, отчаянная храбрость ведьмаков и витязей Ордена, не смогла остановить его надолго.
Южане выбили Орден из башни и окружили павильон. Стены последнего зияли свежими проломами в тысячелетнем литье. Аэдан возглавил атаку в один такой.
Перескочив через груду обломков внутрь, он скрестил клинки с витязем, явно высокого посвящения. Возможно, даже телохранителя одного из белоплащных набольших. Впрочем, уже поймав измотанного врага на простой прием и прорубив следующим ему доспехи, Аэдан заметил, что этот Сиятельный отличался от прочих. Какой-то бледный, изможденный на вид, в теплой накидке поверх брони. А еще в штанах. Норхад даже аккуратно повернул ему голову острием двуручного меча. На него уставились серебряные глаза, уже подернутые голодной чернотой. Странно, в этом лагере ему еще такие не попадались…
У Норхада было время разглядывать врага. От защитников почти никого и не осталось. Лишь немногие в другом конце зала, рубящиеся, вернее, убиваемые или обезвреживаемы отцом. И один латник, сидящий на бортике сухого бассейна по центру. Когда Двадцать Шестой подошел к нему, орденец поднял голову и прошелестел, едва слышно:
- Вряд ли ты поймешь меня, но я Иьехелле Даилам, сын Иньехелле Кеилама, сына… Впрочем, это надолго. Мне сто тридцать лет, и я устал.
Лицо у него и впрямь было уже не просто древнее и измученное, а прямо-таки огарочье.
- Обезвредь нелюдя! - крикнул от входа отец, на какой-то момент снова оживший голосом и манерами, - Я славно с ним побеседую на…
Старик вздрогнул, уловив если не слова, то тон обещания. Двуручный меч из маг-стекла свистнул в воздухе и голова Иньехелле Дайлама покатилась по беломраморному полу.
- Упс, - сказал Аэдан
- Интеллектуально ограниченная личность, неудачное копирование, - отец снова сузил глаза и перешел на автоматонную речь. Потом, словно поборов невидимого прочим призрака-душителя разума, заорал: - Ты хоть понимаешь, идиот, что этот хрен держал на себе всю оборону и был тут самым главным?
Судя по выражению лица магмастера-дасачче, стоявшего за плечом отца, даже для знатока магии такая точность определения была внезапной. Интересно, откуда отец успел понабраться знаний?
Аэдан обтер клинок обрывком белого плаща. И впрямь, хорошее оружие.
- Я тебя упеку обратно в болота еще на десять лет. Нет, я прогоню тебя на Север, еще на шестнадцать!
Норхад успокоился и положил меч на плечо. У бассейна уже суетился тот самый дикомаг, из Дасаче.