-- Старая знакомая жила некогда здесь, - жрец ткнул пальцем в конечную точку начерченного пути. Плоскогорка. В двух днях пути на коне. Неделе, если пешим. Но это летом, при сухих дорогах. Сейчас дольше выйдет. Эта женщина, Георгина, творит настоящие чудеса в медицине. Однажды я видел, как она провела сложную операцию, удалив мальчишке аппендикс, а тот спокойно себе проспал до утра, даже не дернувшись. Всего-то надо было подвесить над его лицом веник из сушеного разнотравья, да поджечь. Дым уложил бы кого угодно, поэтому я придумал обернуть лицо тряпками, оставив только глаза. Вот так и стояли над ним, пока мальчонку штопали, потные, с трясущимися от напряжения руками. А иначе вместе продрыхли бы до утра. Мальчишка тот выжил, насколько знаю сейчас в заставе на границе с Элем служит. Так что уж кто и сможет вытащить жеребенка из рук Жнеца, только она.
Жрец продолжил рассказывать про Георгину. Раньше Сальватор считал его просто раздувшимся от собственной значимости пустобрехом. Вихтар всегда превозносил Ремесленника при первом удобном случае, не забывая помянуть и собственные заслуги. Остальных людей Вихтар считал недалекими и глупыми. И если посмотреть на тонны валяющихся под ногами свитков, которые он исписал заметками, становилось ясно отчего.
Сальватор был гибок с людьми. Каталин часто говорила ему, что только дети могут подстроиться под частное мнение. Взрослые становятся менее податливыми, они закрываются щитом эгоизма от любых попыток навязать чужой уклад жизнь. Сальватор был особенным. Взрослым ребенком.
Когда-то Вихтар тоже был открыт миру, но что-то случилось, надломило его характер, и жрец предпочел больше не показывать никому ничего кроме раздражения и пренебрежения. Сальва стал единственным, кому жрец открылся. Может быть потому, что когда-то и сам хотел спасать чужие жизни. Может быть потому, что ошибся и не рассмотрел в дикаре потенциал.
-- И вот в чем мой план, - продолжил Вихтар. Его глаза слезились от темноты комнат. Огарки свеч не давали достаточного освещения. За новыми нужно было обращаться к прислуге, чего жрец терпеть не мог. – Тебя ведь нашли там. В Душилесье. Ты как-то смог приспособиться и выжить в самом сердце колдовского леса. Питался, спал, даже волка приручил, что вообще немыслимо. Ты же знаешь, как местные боятся этих мест. Того, что таится в дебрях. Ты видел каменный храм и ту тварь, хтона. Крестьяне не рубят деревья и не ходят по грибы. Все дороги из Коррэнстала ведут в обход Душилесья. Но ты другой. Знаешь, чего ожидать. Как я уже сказал, сейчас дороги заметены и добраться по ним в Плоскогорку будет трудно. Зато, если срезать…
Жрец черкнул углем диагональ, разрезавшую Душилесье. Сальватор видел, что она вчетверо короче предыдущего маршрута и не болтается из стороны в сторону, как здешние дороги.
-- Ты сможешь выиграть время, - с ноткой превосходства завершил Вихтар. Испарина выступила вдоль широкой лысины, окруженной редким частоколом волос на висках и затылке. Он питал страсть к картографии и был рад, что досуг смог пригодиться. – И успеть вернуться прежде, чем жар сожрет тело изнутри.
***
Карлу не нравилось безрассудство Сальвы. Возвращаться в Душилесье после пережитого, да еще зимой. Ничего хорошего из этого не получится. Но убедить парня остаться и не рисковать не вышло. Конюх уперся рогами и хотел лишь одного – спасти вверенное ему животное.
Тоффенбах помог сложить рюкзак. Из еды Сальва брал лишь сухофрукты да сухари. Провианта должно было хватить на четыре дня. Воду он будет добывать по мере надобности, грея в котелке снег. Тоффенбах купил шубу из нутряного меха, заплатив три империума знакомому охотнику.