Пленников выносили на руках – сами они уже не могли ходить, руки-ноги как прутики, одни кости, прикрытые лоскутами плоти. Вонючие, обгаженные, немытые. Худые лица, выпуклые глаза, которым пережитый голод придавал глубокомысленное выражение. Кто-то плакал, призывал богов в свидетели мести. Глубоко в душе, Вадимир посмеивался над такими. Боги слепы. Им всё равно. Всё, что их интересует – это запах крови. Недаром они так охотно выполняют просьбы волхвов. Кровь на идоле, запах сожжённой жертвенной плоти, нехитрая поэзия заклинателя и вот уже исполняются чужие мечты. Идёт дождь, вымахивает пшеница в половину человеческого роста, сети набиваются рыбой. Полудохлые рабы, умирающие в своём загончике – что может быть милее для бессмертного ока? Жадных таких глаз в ночи, хищников, ищущих лакомой плоти. Что им тщетные клятвы, коли они уже сыты? Алчные потусторонние твари. Безумный Велес, помещавшийся на тайнах и крови, слепой скотий бог в обличие медведя. Недалёкий Перун, впустую громыхающий на небе. Похотливый Ярило, осеменяющий землю в отсутствие девиц. Какой народ, такие и боги. Говорят, чужие не лучше. Предатели, безумцы, болваны. Отражение народа.
– Куда их теперь? Пропадут же, – очередной вопрос. Решай, Вадимир, решай за нас! Думай за всех, отвечай за всех, а когда ты промахнёшься, мы свернём тебе шею.
– Подселим к кому-нибудь. Кто здесь ближе?
– Ярилово.
– Пусть теперь там живут. У них как раз людей не хватает.
Людей. Какие же это люди? Человек – это звучит гордо, человек слово свободное. А раб он ведь сродни животному и нужды его скотские. И Вадимир, и его родичи спокойно торговали рабами и не видели в этом ничего предосудительного. Но сейчас, перед этими людьми, собравшимися по его зову, следовало говорить то, что нужно. То, что нужно, то, что казалось правильным.
– Слышали, ребята? Жить будете. Всё у вас впереди!
Кто-то, конечно, умрёт. Слишком ослабели, даже есть не могут. Щёки впалые, зубы выпали, не пойми, в чём жизнь держится. Живая падаль. То-то в Ярилово будут рады новым жильцам. Бесполезным нахлебникам, пока не откормятся. Рабьему лукавому племени.
А люди всё смотрели на спасённых, сжимали кулаки. Приходили с разных, подчас глухих селений, лишь бы убедиться. Виновные наказаны. Плохие кормят ворон. Пусть смотрят, лишь бы потом остались, не разбежались как всегда. Вадимир прекрасно понимал, что без их помощи не сможет тягаться с конунгом. Мало того, что крепость какую отгрохал, так ещё и дружина своя, заморская. Но народ хотел верить в хорошее, народ хотел побеждать чужими руками. Ведь он занят насущным делом, выживает как может. Мы за тебя, воевода, обеими руками, но пойти не сможем, поле нельзя оставлять. Такое вот участие.
И всё же его войско пополнялось. Детьми, убежавшими от матерей в поисках приключений, подростками, недовольных размеренным бытом, бродягами, потерявшими всякую связь с родом, мстителями. В целом, ничего серьёзного, разбегутся при первом же натиске. Примыкали, правда, и другие силы – родовые вожди со своими приближёнными, свирепыми, опытными бойцами. Такие строились особняком, каждый своим порядком и подчинялись только своим.