Дорэл Матэвел сидел с каменным лицом. Сальва не мог понять, думает ли он о том, как низко поступил вассал или просто подсчитывает деньги на съеденный овес и собственное впустую потраченное время. Князь обвел взглядом веселящуюся толпу, на миг остановившись на Сальве. Плотника обожгло зимним холодом.
«Он считает, что я виноват?»
Чтобы это не значило, Сальватор не чувствовал себя пристыженным. Он оплачет павшего скакуна так же как оплакивал Люпуса или Георгин. Будь его воля, найденыш отпустил бы лошадей на заливные луга, сняв попоны и срезав лямки постылых уздечек. Если людям так уж хочется рубить и крушить, пускай делают это сами.
Каталин тоже признала в человечке из низов своего спасителя. Княжна лучезарно улыбнулась и чуть кивнула ему. Чиркнуло внутреннее огниво и в сердце запылало пламя. Сальва чуть было не задохнулся от волны тепла. Странное дело, он видел сотни улыбок, но лишь одна действовала на него как удар грома средь ясного неба.
Прошел час и конные сшибки подошли к концу. Рыцари правили доспехи и принимали кошели выкупа за проигрыш. Сальва внимательно следил за ходом соревнования и знал, что общий счет был не в пользу Мелирии. Траурный цвет стягов Норсии взвивался куда чаще желтого грифона. Зрителей, в основном из местного дворянства, такой расклад не устраивал, они кричали на судей, пытаясь изменить их мнение и освистывали побежденных. Десятиградские воины предпочитали брать откуп доспехами. Как объяснил Сальве местный кузнец – их сталь никуда не годилась. Нирсийцы, наоборот, были весьма великодушны, прощая долги побежденным.
Герольды объявили, перерыв перед заключительным сражением. Ожидалась сшибка стенка на стенку, имитирующая решающее сражение перед падением древнего царства Иссидории. Два брата, два близнеца, разодрали наследство, не поделив власть, погубив при этом каждого третьего человека королевства. Битва Плачущей Астарты – вот как называлась мясорубка, решившая судьбу королевства. Две армии сошлись вечером, нарушив все предписания ведения войн и сражались до утра под светом искалеченной луны. Слезами Астарты называли падающие с неба камни, большинство из которых сгорали на подлете, но те, что долетали, хранили в себе редкие металлы, из которых ковалось лучшее оружие Фиала. Сражение было яростным и выматывающим. Никто не хотел брать пленных и мечи поднимались, чтобы снести головы. Первые ряды пали, и их втоптали в грязь пришедшие на замену солдаты. Стяги пропитались кровью, а лучники стреляли вслепую, ибо шел дождь и зажжённые стрелы гасли даже если были пропитаны маслом. Сурьмы смолкли, ведь глотки сорвались от криков боли и ярости. Яростная сеча забрала множество жизней, плохих и хороших. Умерли полководцы и посыльные, рассылаемые ими на разные фланги с командами. Умерли принцы, так и не завладевшие короной. Среди выживших были лишь те, кто бежал с поля боя и калеки, конечности которых были разбросаны по смертобоищу. Жнец уравнял стариков и юнцов в одной братской могиле.
Сальватор читал об этом в одной из книг Георгин. Кажется, она называлась «Слава и храбрость. Честь и отвага». Автор описывал чудовищные вещи языком высокого стиля, преподнося события исключительно как нечто выдающееся и навек выдолбленное на скрижалях истории. Может и так. Сальва мало что понимал в этом мире, и уж точно ничего не смыслил в войнах и сражениях. Он бился лишь за свою жизнь с гурлоками, но не было в этом ни славы, ни чести. Он был рад уйти из Душилесья целым и невредимым. Возможно, также думали воины Иссидории, погребая павших и перевязывая раны плачущим от боли товарищам? Кто знает…
Она нашла его у аллеи гербов. Так называли прибитые к доскам знамена участников. На грандиозное событие съехались полторы сотни бойцов из всех окраин континента. Прямоугольные и реже – треугольные ткани гордо реяли, создавая пестрое покрывало, тянущееся от ристалища к ярмарке.