Беллкор, город На-Крулл (великое книгохранилище)
[1]
Как по одной-единственной капле можно судить о воде всего моря, так по мастерской Алиеры можно судить о содержании всего великого книгохранилища. Здесь и покрытые письменами вощёные таблички, и пергаментные свитки, книги в переплёте из человеческой кожи и заключённые в кристаллы, инкунабулы со встроенными артефактами и механикой. Вокруг огромной каменной скрижали, уложенной на рабочий стол, Алиера не ходит – танцует. Щепотка костяной пыли на истёртые временем буквы, взмах кисточки, шёпот заклинания, и проступает очередное высеченное в камне слово. Рагнару нравится смотреть, как она работает, следить за изгибами и поворотами тела, трепетом тонких пальцев, лёгким движением губ. «Тоже волшебство, – думает он, – пусть и не в обычном его понимании».
Встреча их в библиотеке Марзета, в зале папирусов, была больше, чем волшебством – её устроило само провидение. «Кажется, у нас гостья, – подумал Рагнар, проходя мимо стройной, похожей на былинку девушки, – раньше не видел». Тут же ему захотелось обернуться, окликнуть, спросить о чём-нибудь – не важно, о чём. Пустые разговоры у магов, особенно у эфирных, не приняты, но тогда обернулся, и увидел большие зелёные глаза, потому что она обернулась тоже. «Лич, – успел подумать Рагнар, – глаза пылают, как самоцветы…». А потом его подхватило, завертело, перенесло в Эфир, уже там она сказала:
– Вот и встретились. Как же долго я тебя ждала…
Закончив с последней строкой скрижали, Алиера вчитывается, и, тихо вскрикнув, подзывает Рагнара.
– Только посмотри, – кисточка скользит по знакам, – кажется, о тебе упоминание.
– Как интересно, – Рагнару хочется обнять, прижать, поцеловать, – и о чём там? Великомогучий Разор всех разорил?
– Повествует хроника об осаде Моргии, одном из первых городов Лиги, – Алиера продолжает водить кисточкой, – осаде, удачной для южан.
– Так ты не шутишь?
– Нет, конечно! Вот, посмотри, летописец отдельно отмечает Разора окаянного, пса безродного, сражавшегося на стороне змеепоклонников.
– Не может быть, – качает головой Рагнар, – это какой-то другой Разор.
– По времени стык в стык, – губы Алиеры трогает улыбка, – одиннадцатый век от Разделения. И что я только в тебе нашла, предатель?
– Брось, – Рагнар всё же обнимает. – Если Разор и сражался на стороне южан, его любимая женщина была там же, стояла по правую руку.
– Сейчас-сейчас, – Алиера продолжает улыбаться, – Эфир нам всё расскажет – явит, кто и где стоял…
В их первую ночь волшебства хватало тоже, даже через край. Премудрость эфирной магии Рагнар постигал невероятно быстро, некромантом себя считал пусть и молодым, но уже состоявшимся, однако же в ту ночь понял, как мало в действительности знает. Казалось, Эфир и Сущее разрывают пополам: вот он в одном мире, любит молодую девушку, почти девочку, а вот переворот, другой план, и оседлала его женщина, о возрасте которой лучше не думать. Раньше Рагнар не согласился б на такое и под угрозой пытки, теперь же шёл с охотой, познавая себя с новых, неизведанных сторон.
– Мы знаем друг друга очень давно, – сказала она, когда в жаре их тел сгорела третья по счёту ночь, – быть может, от самого Разделения. Будь у Эфира больше памяти на отдельно взятые жизни, смогла бы проследить, но память у него на это, как понимаешь, короткая.
– Да, я понимаю, – сказал Рагнар, – глубокий отпечаток оставляет лишь большое, события масштаба Великой высадки, люди масштаба Драконорождённого.
– И всё же, – ответила она, – до наших прошлых воплощений у меня получилось дотянуться.
– Как интересно, – Рагнар поцеловал тонкую, едва ли не прозрачную ладонь, – расскажи.
– Тогда всё это только начиналось, – Алиера сделала знак свободной рукой, – и некромантия, и гуляй-посёлки. Ты был лихим атаманом Разором, а я, несчастная девушка Кира, должно быть, стала твоей добычей.
– Хм, Разор? Странное имя, или же это прозвище?
– Не знаю, – она вздохнула, – хорошо различимы лишь смерти, остальное смутно.
– И как Кира с Разором умерли? – спросил Рагнар.
– Его казнили за разбой, она стала эфирной волшебницей. Довольно сильной для своего времени, но с превращением в лича ей не повезло. Тогда, как понимаешь, всё это было ещё сыро.
– Страшная смерть, – Рагнар крепче сжал её ладонь, – не позавидуешь.
– Последствия были ужасные, – кивнула Алиера, – о чём говорит уже одно то, что сбилась последовательность перерождений. Родиться я должна была примерно в то же время, что и ты – так говорят расчёты – а пришла на век раньше. К счастью, у Киры получилось оставить в Эфире метки, по которым я нашла себя, нашла тебя, и вот, мы снова вместе…
Из мастерской переходят в Эфир – к месту, где должны были остаться отпечатки их прошлых жизней. Рагнар всматривается в серый туман со смесью тревоги и любопытства, Булатик уже на плече – шипит, прижал уши. Алиера чуть в стороне, работает с Эфиром: руки раскинуты, пальцы тянутся прозрачными нитями, за что-то цепляются, что-то, наоборот, перерезают. Серый туман преобразуется в подобные истончившемуся полотну обрывки теней, тени сливаются, рождают образы. Рагнар видит собранный из самоходных телег таран, человека в простеньком доспехе из шкур ящериц, с деревянным молотом в руках. «Если это и есть Разор, – думает он, – то ничуть на меня не похож». Затем замечает по правую руку атамана суровую женщину с большим топором, закинутым на плечо, и не может сдержать улыбки.
[Кристалл памяти]
Последнее время, брат, только о том и думаю, что же любовь собой представляет, но облечь в слова толком не получается. Всё пустяки какие-то, знаешь, да чепуха: как она рассказывает, а я слушаю, как кота моего воспитывает, как смотрим, обнявшись, на закат, и он наш, только наш. Да, любовь делает уязвимым, потому что боишься потерять, но делает и сильным, потому что, познав любовь, и умирать уже не страшно.
[2]
На-Крулл – единственный город Лиги некромантов, расположенный не среди болот, а среди отрогов гор. Великое книгохранилище, что здесь находится, тоже легко принять за гору, поскольку представляет собой зиккурат. Вернее, это только три надземных его уровня, ещё есть три подземных, тоже исполненных в виде зиккурата, но перевёрнутого.
Первый надземный уровень занимает общая библиотека, там же расположены покои для гостей. Второй надземный – личные покои служителей библиотеки, они же книжники, а также личные мастерские. Третий надземный занимает главный книжник, есть и там приёмные покои, но от тех, что ниже, отличаются, как мелованная бумага от промокательной. Первый подземный отведён под общие мастерские, работа там кипит и день, и ночь: что-то переписывается, что-то реставрируется, что-то переводится на другой носитель. Второй подземный – тайная библиотека, где, как это понятно, собраны материалы, доступ к которым ограничен. И, наконец, на третьем подземном расположен Нексус, огромной силы артефакт, всех подробностей о котором не знает, наверное, никто, даже Лазариус, главный библиотекарь. Нексус – это и сердце механики книгохранилища, и сердце его магической защиты.
Из сна Рагнара выбросило, будто ударом. Алиеры рядом не было, откинул полу балдахина – нет и в комнате. Охваченный беспокойством, он поднялся, быстро натянул халат – руки, кажется, сами пробегают по костяным застёжкам, ноги же несут к мастерской. О том, что Булатик проснулся тоже, вылез из своего угла, сообщил скрип костяных когтей, послышавшийся сзади.
– Давай-давай, – поторопил Рагнар, – не отставай.
Через минуту в мастерской, но опоздали: пуста. Колёса устроенного в нише подъёмника пощёлкивают – значит, спустилась совсем недавно. «Переходи в Эфир, – гнала вперёд тревога, – срочно!» Но он не перешёл. Потому что боялся. Боялся увидеть Алиеру в объятиях Хрисанфа…
– Не бойся, не обижу, – говорит Хрисанф, когда встречаются впервые – нос к носу сталкиваются в одном из тёмных коридоров второго подземного.
– И мы тоже, – Рагнар придерживает вскочившего на наплечник Булатика. – Не обидим.
Хрисанф – чадо-лич, возраст физического тела тот же, что и у Алиеры, четырнадцать лет. Больше похож не на лича, а на металлического голема: лицо отливает серебром, волосы – золотом, глаза как два комочка платины.
– О, и кот твой тоже здесь!
– Да, он всегда со мной…
Об отношениях с Хрисанфом Алиера рассказала ещё в гондоле дирижабля, плывущего от Марзета к На-Круллу.
– Когда становишься личем, – говорила, крепко держа руку Рагнара в своих, – как бы рождаешься ещё раз, понимаешь? Снова хочется всё испытать, особенно то наслаждение, что дарит физическая близость. Только это нас с Хрисанфом и связывало, теперь, конечно же, не связывает ничего. Позволь, я объяснюсь с ним в На-Крулле, не хочу через Эфир. Трудности будут, сразу Хрисанф не отступится, но мы подождём и дождёмся, верь мне.
– А знаешь, почему не стану тебя трогать? – Хрисанф демонстративно потирает кулак.
«Молодой петушок, – думает Рагнар, – с золотым гребешком». Ответить старается как можно спокойнее, чтобы в голосе не прозвучал смех:
– Нет.
– Потому что побеждает тот, кто умеет ждать, – следует напыщенный ответ, – а никто из людей не умеет ждать лучше, чем мы, личи. Вот увидишь, скоро она тобой пресытится, наиграется, а я буду ждать, по-прежнему ждать…
Сильное магическое возмущение Рагнар почувствовал всем телом, будто окатило ледяной струёй. Бросился к любимой, бросился в Эфир, едва не столкнулся с Хрисанфом. Лич возвышался исполином – под первой парой рук ещё одна, но Рагнару было всё равно, как и Булатику: преобразовались в боевого богомола, изготовились к броску.
– Тише, – прогудел Хрисанф, – враг у нас с тобой один.
Лич что-то сделал, как бы повернул Эфир вокруг себя, Рагнар увидел Алиеру. Ту пожирало яркое зелёное пламя, разбрасывало изумрудные искры. Исходя беззвучным воплем, Алиера пыталась погасить, но погасить не получалось.
– Не приближайся к ней, – сказал Хрисанф, – иначе сгоришь тоже.
«Для него она уже мертва», – подумал Рагнар, а затем рванулся. Напрасно: лич захватил петлёй, притянул, ухватил нижней парой рук.
– Отпусти, урод, – вырывался Рагнар, – отпусти, слышишь!..
Истаяла Алиера, наверное, за несколько мгновений, но Рагнару те мгновения показались вечностью. «Это эхо, – подумал он, – эхо её предыдущей смерти…»
– Прощай, – сказал Хрисанф, протянув к последним зелёным искоркам верхние руки. – До встречи в следующих воплощениях.
Он снова «повернул» Эфир, и продолжал, и продолжал – Рагнар не сразу понял, что началась погоня. Погоня за убийцей. Почувствовал, как с каждым новым «поворотом» отчаяние уходит, уступает место ярости. Многое бы он отдал, чтобы разорвать убийцу своими руками, искрошить в изумрудную пыль. Того же, наверное, желал и Хрисанф, но опоздали, снова опоздали: первыми до убийцы добрались стражи Нексуса, имевшие вид мантикор с прозрачными телами. В их лапах болталось нечто, укутанное в кокон голубого света, перетекавшее из одной формы в другую, из одной в другую. В одном из обликов Рагнар узнал Бронта, книжника второго подземного яруса.
– Метаморф! – проревел Хрисанф, отпуская Рагнара, – метаморф в тайной библиотеке!
Тварь в лапах мантикор вспыхнула ещё ярче, разлетелась ослепительно-голубыми искрами. Большая их часть увязла в телах стражей, за остальными устремились пальцы лича, вытянувшиеся нитями.
– Помогай, – прогремел он, повернув голову к Рагнару, – лови!..
Рагнар не пошевелился, не ответил, в голове металась одна и та же мысль: «Снова метаморф, снова искалечил жизнь…»
[Кристалл памяти]
Из речей Хрисанфа, прямая запись.
– Говорю тебе, мы, некроманты, не мастера смерти, а мастера бессмертия. Просто сравни три формы: зомби обыкновенный, боевой и лич. Первые не способны даже к самоподдержанию, вторые способны, но за счёт живых, а третьи уже и есть живые. Всё это ступени лестницы, ведущей к идеальной форме, вне категорий «жизнь» и «смерть».
[3]
Третий надземный ярус, площадка на вершине зиккурата, открыта всем ветрам. Мог ли Рагнар подумать, что отправленная главному книжнику просьба приведёт сюда? Нет, конечно, нет. Между ним и Лазариусом изящный костяной столик, в чашах чай – очень горячий, очень вкусный. Из-за больших кустистых бровей и крючковатого носа главный библиотекарь весьма похож на филина, не хватает только кисточек над ушами.
– Не скрою, прошение твоё огорчило, – говорит он негромко, – и первым побуждением было погрузить тебя в сон, остудить огонь эмоций хладом саркофага. Уверен, года оказалось бы достаточно.
Рагнару стоит некоторых усилий не расплескать чай, делает судорожный глоток.
– Однако, за тебя попросили, – продолжает Лазариус, – и убедили, что прошение о переводе следует удовлетворить.
Переполох внедрение метаморфа вызвало большой, Рагнар как бы разделился между ним и личным переполохом, вызванным смертью Алиеры. Одна его половина вместе со всеми участвовала в поисках лазейки, посредством которой враг проник, другая не желала делать ничего. «Я должен отомстить, – твердила первая, – обязан!» «Зачем всё это, – возражала вторая, – если её больше нет, не осталось ничего, кроме горстки пепла?» Борьба разгорелась нешуточная, линия фронта смещалась то в одну сторону, то в другую, и понять, чем противостояние закончится, было невозможно. Потом, неожиданно для самого Рагнара, наступил перелом: половина, жаждавшая мести, одержала стремительную и сокрушительную победу. Тогда-то он и попросил о переводе в боевые некроманты, отправил Лазариусу по внутренней почте письмо.
Кольцо стражи расступается, к столику подходит Хрисанф. В костюм облачён своеобразный: чёрная кожа, костяные вставки, самоцветы. Поклон в сторону Лазариуса, слова в сторону Рагнара:
– За тебя попросил я, но о причинах говорить не стану. Будем считать, такой совет дал мне Эфир.
– Значит, отправляешься на юг? – спрашивает Рагнар.
– Да, с особым заданием, – говорит Хрисанф, сверкнув глазами. – Рассчитано было на одного, теперь на двоих. Впрочем, можешь и отказаться.
– Нет, я согласен, конечно же, согласен!
После того, как внутренняя война окончилась, всё свободное время Рагнар проводил на втором подземном. Начал с трудов по физической метаморфозе, затем саламандры, затем устроение Царства Тысячи Островов. Лучше природу врага не понял, но что-то такое почувствовал, как если бы прикоснулся вскользь к слабому месту юга, уязвимой точке. В последний день перед отлётом ещё раз пробежался по основным манускриптам, дабы ощущение сохранить. С покоями и мастерской Алиеры прощался без сожаления – тоже уязвимая точка, но уже его личная.
Площадка воздушного порта подобна той, где состоялась встреча с главным книжником – тоже доступна всем четырём ветрам. Дирижабль, к которому направляются, натянул тросы, завораживает мёртвой своей красотой. Рагнар идёт, прихрамывая, ветер треплет серый плащ, треплет откинутый капюшон, Булатик вышагивает рядом. По другую сторону Хрисанф, плащ на нём чёрный, контрастирует с выбившимися из-под капюшона светлыми прядями. «Снова война, – думает Рагнар, – но теперь на моём знамени не трёхглавый дракон, а лик любимой. Оставаясь прежним, это противостояние стало другим».
[Кристалл памяти]
Помнишь, любимая, говорили об истинном бессмертии? Эфирным магам не создать подобных чар, сказала ты, ибо давно уже созданы, и это есть любовь. Я любила, люблю и буду любить, сказала ты, а значит недоступна смерти во веки веков. Да будет так, любимая, да будет так.