Попавшая в паутину ночная муха отчаянно билась в ловушке малого шелковичника, жужжа и трепыхаясь всеми четырьмя лапками. Крысопаук медленно, осторожно, зловещими рывками подбирался к добыче чтобы упеленать в кокон и уволочь в норку про запас. Но на сей раз его ждало разочарование: углядевшая хищника муха утроила усилия, выдрала последнюю лапку и с триумфальным писком свалилась прямо на нос тер-зверолюду, уже как день лежащему на полу без движения, а значит, ставшему деталью пейзажа.
Он очнулся от того, что на лицо свалилось что-то крупное, членистоногое и верещащее. Такого надломленная психика вынести никак не могла, он смахнул незадачливое создание с почему-то чересчур крупного носа и размазал в слизистый блин о мощеный плитняком и присыпанный соломой пол.
Выдранный из ленивого, тянущегося уже вечность кошмара Ханнок Шор приподнял голову и осоловело огляделся. Помещение одновременно было чужим и отменно знакомым - то ли комната, то ли загон, половина которого выстроена из камня и с крепкой дощатой крышей, а другая собрана из толстенного бруса в виде решетки, с решетчатой же заслонкой вместо кровли. Доски и брус несли на себе глубокие борозды от когтей. В углу сидел крысопаук и злобно сверлил его взглядом.
Сарагарец помотал головой, пытаясь вытрясти мигрень и вернуть на ее место память. Вначале получалось неважно - вспоминались лишь отсыревшие по весне стены и мостовые родного города. Да еще видимые отовсюду, подсвеченные магическим светом руины Клыка Ламана - легендарной башни Янтарной Эпохи, гордости сограждан. Бывших сограждан.
Чем больше вспоминалось, тем ясней была ошибочность затеи. Уже хотелось вернуться назад, в блаженное забытье и подданство инстинктам. Мешала боль в спине. И в копчике. И руках. Не этих, а других... Которые на спине. Которые крылья.
Ханнок зажмурился и принялся скороговоркой молить Кау, Ом-Ютеля, да кого угодно, чтобы они избавили его от накатывающей жути. Сейчас он был даже готов на демонов и Сораково пекло.
Ни отозвались ни демоны, ни новые боги, ни старые. Возможно потому, что вместо слов получались хрип и рычание. И Ханнок вспомнил в каких обстоятельствах, кем и почему здесь очутился. Было тяжко, но спустя долгое время он нашел в себе силы попытаться пожить еще денек и узнать, что уготовила судьба.
В первую очередь понять где это самое здесь. То, что это зверильня было понятно стразу. Вопрос - какая? Если родная-государственная, то развитие событий ему известно и оптимизма не внушает.
А вот если зверильня заграничная или, Кау убереги, еще и частная, варианты возможны самые разные. От того, что Ашваран с Савором не стали мстить напоследок и ему тут будет лучше - долечат и выпустят в свет с верительными. Но дальше чего? И уже тем более не хочется думать об экспериментаторах из зверолекарей-частников, ищущих лекарства... и отнюдь не только от озверения. Для таких объявившийся вне привычного южного ареала тер-демон - просто находка.
И наконец, самое главное - Ханнок попытался оценить, насколько болезнь изуродовала его. Первыми оглядел руки, уже по ним видно, что к прежней жизни возврата нет - четырехпалые, с мощными невтяжными черными когтями, серой кожей. Далее аккуратно ощупал голову - холодная мочка носа, торчащие из-под верхней губы клыки, острый кончик уха, теплая шершавость рога... да, типичная тер-зверолюдская башка... его башка.
Все самообладание испарилось разом, как вылитый в сотенный погребальный костер кувшин крепкой поминальной водки. Ханнок запаниковал, вскочил и попытался подбежать к стоявшей в углу бочке с водой, дабы увидеть все, что о себе узнал. Но споткнулся на первом же шаге, хряснувшись подбородком об пол и едва не оттяпав кончик длинного алого языка. Ноги двигались неправильно. Ступни по-звериному вытянулись, зато обзавелись раздвоенными копытами - массивными, черными и сапожисто блестящими. Урожденные и ветеранистые тер-зверолюди бегали быстро и ловко, охваченного жутью новичка хватило лишь на то, чтобы, тихо подвывая от ужаса, придавленной змеей поползти вперед, подметая солому длинным, бестолково ерзающим хвостом с зловещим костяным клинком на кончике. Да еще крыльями - здоровенными, кожистыми, мощными, с глянцевито отсвечивающими в лунном свете перепонками и торчащим на сгибе когтями.
Наконец, пальцы впились в дощатую обшивку глиняного пифоса. Ханнок подтянулся на руках, перегнулся через край, дождался пока успокоится вода и увидел свою новую морду. Кажется, он закричал.
---
Тростниковое перо-калам аккуратно клюнуло нутро чернильницы, и принялось выводить четкие, убористые буковки каллиграфического тсаанского стиля на дорогой хлопковой бумаге. Буквы слагались в слова, те в предложения, придавая бумаге смысл, а жизни - красоту.
... Касательно же нашего прошлого спора. Господина Юмёлли из Ордена вообще не стоит слушать, ибо сей доктор наук не в состоянии понять, что Кин в нгатаике вовсе не означает северный, а Тер - южный, и что нгатаи таким образом не классифицировали разновидности озверения по географическому принципу. Да и куда при таком раскладе прикажете девать варау и йехга-зверолюдей (и тот факт, что господин Юмёлли сто лет прожив среди нгатаев не освоил хотя бы торговый диалект)? Тем более что как раз недавно мне попался экземпляр, рожденный на севере (в Сарагаре, если быть точным), проживший там всю жизнь и там же обратившийся в середине зимы, так что и гипотеза госпожи Куух, при всем моем к ней уважении, о климатическом или хотя бы широтном влиянии на ход озверения не подтверждается.
Можно было бы предположить о влиянии Спирали, или даже культурных традиций разных народов на ход прогрессии заболевания, изначально заключающего в себе все потенциальные линии развития (уместно ли в данном случае говорить скорее о "вариативном заболевании Спирали"?), однако мне приходилось читать подтвержденные наблюдения о кин-нгатаях (этих, как вы можете догадаться, я наблюдал лично) , йехга-нгатаях, тер-утудже, и, в лично виденном мной случае, тер-матавильца (напоминание для господина Юмёлли – полкуровок-нгатаев в Сарагаре зовут именно так, а вовсе не “отродье Кау”, что бы там не говорили его друзья из Верхнего Города). Так что и убеждения моего собственного отца придется отвергнуть (дабы никому не показалось что я пристрастен). И последнее разъяснение для господина Юмёлли - этот матавилец до обращения был истовым прихожанина Храма Светлых, с родней по матери восходящей к святовоинам Укуля так что специально попрошу его больше не сбивать мое понимание проблемы теориями “Божественного воздаяния для варваров”.
Вообще же, как мне кажется, изначально имелось несколько центров распространения проклятья, поразившего окрестное население вне зависимости от его этнической или конфессиональной принадлежности (полный иммунитет прослеживается только у чистокровных потомков Сиятельных). Что я и планирую доказать на нашем следующем Симпозиуме. Заодно предоставив свежие наблюдения по тер-зверолюдям, доселе недоступные из-за нежелания южан сотрудничать с почтенным Сообществом. Например, как и говорилось ранее, кин-зверолюди восстанавливают когнитивные функции медленно, относительно спокойно и не в полном объеме (полная потеря памяти - один из частных примеров) - это общеизвестно. Добытый же мной экземпляр хоть и демонстрировал большую агрессивность, но также и самоосознание. Затем, как и в случае пациента моего отца, по завершении последней фазы он впал в глубокий со...
Ночную тишь разорвал жуткий вой, в котором гармонично слились звериная ярость и человеческий ужас. В ближайшем селении занялись собаки. В лесу сочувственно отозвались волки. За стеной слева что-то разбилось и раздался испуганный женский писк, справа - мужская ругань. Вождь-врач зверильни "Милость Иштанны", почтенный мастер целительских наук Тилив Ньеч неодобрительно сдвинул брови на растекшуюся по бумаге кляксу, аккуратно присыпал песочком из шкатулки и закончил вслух:
- После чего этот несчастный сукин сын от сна очнулся и осознал в кого превратился, - Ньеч поправил очки и перевел взгляд на свиток-портрет на стене, - Все как ты и описывал. Именно твоими словами.
Дверь открылась и в комнату ввалился полуодетый ученик с мечом наголо, из-за плеча которого выглядывало испуганное девичье личико, обильно покрытое конопушками.
- Первое качество сотрудника зверильни - ровным голосом возвестил им Ньеч, - Самообладание. Ибо если его нет, первый же сорвавшийся при дрессировке зверолюд - труп. Свой или нескольких чужих. Дрогнувший нож при операции - труп. Или несколько. Промахнувшийся стрелок... ну, вы поняли. И куда вам с такими нервами в звероврачи, а, бестолочи?
Парень обиженно фыркнул и убрал меч в ножны, слегка дрожа. Девушка упрямо поджала губы.
- Ну что, коллеги. У нас новый пациент. Идемте же, во славу Иштанны.
Тилив Ньеч повернулся к массивному, остекленному шкафу, взял выделявшуюся свежей краской папку.
- Пятый сверток, Айвар, на втором стеллаже, клинок там же оставишь, - крикнул он метнувшемуся к складу ассистенту-подмастерью. Тот рассеянно кивнул, одеваясь на бегу и все еще пытаясь проснуться. Вождь-врач лишь покачал головой - из парня мог бы выйти толк, кабы только не мешала порывистость, рассеянность, да несусветный гонор. Поговаривали, что это бастард какого-то мелкого кланового вождя из Нгардока, но по документам выходил обычный общинник. Распределивший его сюда чиновник городского совета по старой дружбе намекнул, что с ним надо "особо", но не уточнил как именно.
Подготовив записи, Ньеч решительным шагом вышел в ночь. Пересек круглый внутренний двор, мягко шурша подошвами по булыжной выкладке. На ходу ополоснул лицо из кувшина, стоявшего на крышке круглого колодца по центру. Глянул на небо, на прочие луны и звезды, чтобы уточнить время - желтая громада Ахтоя зависла прямо по центру, серебрянный серпик Токкори почти ушел за горизонт, в стороне от прочих надкусанной картофелиной тускло белел Тав. Мавара с Хоутом видно не было. Полночь.
Позади семенила рыжая Сонни Кех. Она успела заскочить к себе в комнатушку, переодеться, завернуться в шаль поверх платья и захватить ящичек с иглами, лезвиями и лекарствами. Вряд ли понадобятся - понадеялся про себя Ньеч - но инициативу одобрил. Но вот зачем пухленькой, милой и доброй девушке, любительнице теплых пледов и яблочного повидла, вся эта грязь и кровь работы на зверильне так и не понял до сих пор. А она молчала.
Вконец запыхавшийся Айвар нагнал коллег у самого загона, специально переоборудованного для крылатого пациента из двух стандартных, рассчитанных на кин-волколюдей. Оба стража сегодняшней смены уже были там, с трубками и стрелками наготове. Ньеч, принюхавшись, уловил слабый запах медовухи и приметил неплотно прикрытую дверь сторожки, из которой сочились свет и тепло.
- Проспали, - все тем же ровным голосом констатировал Ньеч. Оба здоровенных мужика, каждый на голову выше тощего огарка, съежились, как нашкодившие коты, - За ним сегодня должны были постоянно следить. Я предупреждал, что это особый случай. А если бы он с перепугу голову себе о стену разбил или крылья попытался оторвать? Вычту из жалования. С докладом.
Вождь-врач повернулся от приунывших стражников, к криво и надменно улыбавшемуся Айвару. Правая бровь врача поползла вверх. Левая сторона ухмылки ученика - вниз.
- Это что? - поинтересовался Ньеч, показав на оттягивающие пояс ножны.
- Меч... - уже куда как неуверенней отозвался Айвар, - на случай...
- Ритуального самоубийства. На бешеного озверелого надо идти с копьем, маг-паралитиком или огнестрелом. Остальное - игрушки. Или ты хотел сгоряча прибить меня или Сонни, а потом сказать, что так и было?
- Я...
- Бестолочь.
- Я - бестолочь. Простите, учитель.
Ньеч смерил его ледяным взглядом и повернулся к зверолюду, удовлетворительное физического состояние которого на глаз оценил еще до всех препирательств. Оставалось понять самое важное - психическое.
Особый пациент скорчился в углу у пифоса-поилки, замотавшись в мелко дрожащие крылья, и тихонько скулил. Ситуация не самая удобная для работы, но всяко лучше бессознательного кружения по загону или попыток добраться с клыками наголо до любого проходящего мимо.
Ньеч подошел к и легонько постучал костяшками пальцев по брусу, спросив на укулли:
- Эй, ты меня слышишь? Ты меня понимаешь?
Нулевая реакция. Ньеч повторил вопрос на нгатаике, на упрощенном торговом диалекте, и даже растягивая гласные по-тсаански. Ничего. Лекарь вздохнул и махнул одному из стражей. Тот зарядил в резную, щегольски украшенное перьями духовую трубку глиняный шарик и плюнул, вначале в крыло, затем в ощерившуюся хищную морду. Когда химероид прикрылся рукой и переполз ближе к решетке чтобы попытаться достать стрелка когтями, Айвар по сигналу дернул неприметный шпенек и на растерявшегося зверолюда обрушился мощный поток воды. Сверху была установлена еще одна бочка, служившая для чистки загонов и приведение в чувство их обитателей. Крылатого хорошенько вмяло в пол, очистило от налипшей соломы и вроде бы слегка подкинуло разума и желания жить. Во всяком случае, на сотрудников он теперь глядел хоть и свирепо, но вполне осмысленно.
- Ты меня понимаешь? Если не получается говорить, кивни два раза. Понимаешь?
Вместо кивков рогатый захрипел, зашипел, но выдал, с четвертой попытки, на торговом диалекте - том же нгатаике, только покромсанном настолько, чтобы и зверолюдская пасть справилась:
- Да. Понимаю.
- Отлично, - пробормотал себе под нос Ньеч, открывая зеленую папку и делая пометки на листке внутри, - Помнишь прошлую жизнь?
Зверолюд помедлил, то ли размышляя стоит ли говорить, то ли медитируя на слово "прошлую". Наконец, ответил:
- Да. Помню.
- Отлично! - впервые за долгие дни улыбнулся Ньеч. Специфически, по-огарковски, так что зубастый и когтистый демон отшатнулся поглубже в загон. Ньеч и не заметил этого, упоенно застрочив по бумаге, поминутно макая перо в почтительно удерживаемую Айваром чернильницу.
- Что со мной будет!? - со скулящими нотками донеслось из-за решетки.
- Жить будешь, - отозвался вождь-врач, наконец соизволив захлопнуть папку и взглянуть зверолюду прямо в глаза. Оранжево-алое встретилось с беспросветно-черным, без белков и радужки, - Ольта Кёль, он же Ханнок Шор, ты находишься в лечебнице "Милость Иштанны" в княжестве Майтанне... попрошу заметить, что на нгатайской половине княжества, а не в этом вашем Ксадье с их мясницкими зверильнями и шарлатанами вместо врачей. Сегодня шестой день пятого месяца, близится седьмой. Ты провел в озверении три месяца и два дня. В ближайшее время тебя будут долечивать, а затем ты отработаешь долг и сам решишь свою судьбу.
- Долг? Какой еще долг? - встревожился рогатый.
- Об этом - позже. Вначале в себя придешь. Да, и еще. Если не заметил - ты голый, - сказал тут же неловко прикрывшемуся собеседнику Ньеч, - Айвар, одежду ему!
Подмастерье размахнулся и бросил сверток навесом через крышу. В ячейке которой тот и застрял, сиротливо и укоризненно. Зверолюду никак не удавалось пока справиться с ногами и встать в полный рост, не говоря уж о том, чтобы допрыгнуть. Пришлось одному из стражников лезть наверх и пропихивать застрявшее сапогом вниз совсем приунывшему пациенту.
В свертке оказались штаны с вырезом под хвост, плащ-накидка и толстенный шерстяной плед. С последними двумя Ханнок справился легко - несмотря на четырехпалость и когти, руки слушались исправно. Со штанами дело ожидаемо шло хуже.
Наконец, Ньеч удостоверился в том, что пациент завернулся в плед в сухом углу и затих, отвесил прощальный подзатыльник Айвару, рассказал новоприбывшей смене стражи о наказании предыдущей, и на том завершил первый цикл исследований:
- Глаз с него не спускать! Если решит повеситься или самозагрызться, и не будет вовремя остановлен... сами там сидеть будете. Айвар, Сонни - свободны.
Повернулся и ушел во врачебный дом. Заметив ненароком, как задержавшийся ученичек провожает жадным взглядом ладную фигурку рыжей коллеги. Закрывая за собой дверь в кабинет Ньеч подумал о том, что в будущем это может стать проблемой, но быстро переключился на работу. Ее у него сейчас было много.