В дверь постучали. Ханнок, не открывая глаз, буркнул:
- Входите!
Зверолюд сидел на полу комнаты, скрестив ноги, в выложенном крупными кристаллами соли круге. Рядом чадила ароматным дымком курильница, резной глины, в виде модели небольшой пирамиды. На низком столике лежали две стопки листов плотной бумаги, чистая и исписанная, а еще калам на лакированной подставке. Сегодняшние успехи на ниве каллиграфии демона не радовали. Совсем, слоговые знаки кривились и плясали варварские танцы, отплевывались от горе-художника кляксами. Но самой попыткой он гордился.
Аэдан молчал. Наверняка, изучал открывшуюся ему сцену. И уж точно - критически.
- Ну и как, помогло?
- Нет, - не стал врать Ханнок. Говоря еще более откровенно – он и не надеялся, что поможет. Укулли любили искупительные и очистительные ритуалы, так что опыт у бывшего оруженосца Света в этом деле уже имелся, и немалый. Но сейчас он поступал по нгатайской традиции. У суровой Четверки вообще с покаяниями было неважно. Сарагарец подозревал, что и у Восьмерки не сильно лучше. Обряд не помог драколеню отделаться от мысли, что он участвовал в недостойном убийстве. Но выразить отношение к произошедшему, задать цель и хоть как-то привести шатающийся разум в порядок медитация помогла. А вот унять головную боль и ощущение кровавого похмелья – нет.
- Значит, все прошло как надо. В отличие от выходки на жертвоприношении.
- Аэдан, я знаю, что это было дурость. И у плахи и потом.
Кан-Каддах отвел не сразу. Зверолюд открыл глаза и увидел, что Кан-Каддах сел на пол, скопировав его позу, с поправкой на отсутствие хвоста и копыт.
- Хорошая смола, - одобрительно сказал терканай, принюхавшись, - Дорогая.
- Я постараюсь возместить все убытки.
- Да не пойми ты меня неправильно. Это была дурость, но наша, родная, нетопыриная. Сойдановы дети, подотчетные лишь богам, да старику, да и им не всегда… Но убытки ты все же постараешься мне возместить. Что это тут у тебя? Красное, майтаннайское? Чего сам не пьешь?
Скрипнула откручиваемая крышка. Булькнуло наливаемое в чашку вино.
- Передумал. Голова и так плывет... Аэдан, амок мне не понравился.
- Хорошо, что не понравился. Недоброе это состояние, если войдешь во вкус - останавливаться все сложнее. Да и голова потом болит.
- Стой, ты так говоришь, будто и сам испытывал!
Кан-Каддах пригубил красный напиток, восхищенно щелкнул языком и сказал:
- Так. Ты мнительный человек, Сарагар. Меньше знаешь, лучше спишь.
- Вот теперь точно страшно. Ты же говорил, что мне нечего бояться внутреннего зверя!
- И сейчас говорю.
- Аэдан! Что же это за тьматерьщина, отвечай нормально!
- Это мракотцовщина. И вообще суеверия.
- Аэдан!
- Ну коль хочешь…
Похоже, последние дни вымотали даже двужильного Кан-Каддаха и ему захотелось отвести душу разговорами. Или он просто решил, что в плане здравомыслия северному обормотню терять уже нечего. Терканай сказал, что вообще-то обычные носители, да и чахлокрылые демоны, не так уж и часто, как он выразился, сплюнув слово, как слишком кислую сливу – "амокируют".
А вот Кан-Каддахов временами заносит. Вспышки эмоций, обостренное реагирование на тривиальные причины, у каждого свои. Фантомные боли. Странные сны. Большинство "нетопырей" привыкло относиться к этому как к данности мира, чему только помогали нгатайские традиции. Потомкам Нгаре и Кау, Льда и Пламени, надлежало всегда учиться смирять свой непростой, божественный темперамент. Так что обычно лишь дополняли привычне перечни ритуалы парой своих. Кто-то даже шутил, что они теперь поголовно настоящие малые свирепцы, с уникальными и взлелеяными гейсами.