Книги мешают смотреть под ноги, и Лалех озирается по сторонам. Узкая мощёная тропка бежит меж каменных стен: нагретые за день, они пышут жаром, словно раскалённые печи. Над головой вьётся лента неба: синяя над серым. А под босыми пятками свивается змейками пыль, оседая на подол платья.
Она давно привыкла подмечать всё вокруг, считая, что неважных мелочей не бывает на свете. Лалех умеет видеть и запоминать, как никто другой: это её дар и её проклятие. Мало кто из учеников Авирама согласен мириться с превосходством касфиру, ведь на обучение к шехеру попадают и дети из знатных семей, не только бедняки и такие, как она, купленная на невольничьем рынке за два серебряка. Любой, кого Пряха наделила даром, представлял ценность. Так что Лалех повезло. Не проходит и дня, чтобы она не благодарила за это судьбу.
Вот и сейчас, жмурясь от солнца, она воображает, что однажды узоры на её запястьях расцветут новыми знаками — символом освобождённой. Быть может, после окончания учёбы мастер Авирам оставит её при себе помощницей. Это ли не предел мечтаний? Тогда она сможет побывать в библиотеке на площади Советов и даже отправиться в другие города! В Бехдет, к морю, о котором слышала столько историй!..
Зазевавшись, Лалех налетает на кого-то и от грубого толчка едва не падает на камни. Книги разлетаются в стороны. Поднимая голову, она видит над собой загорелое лицо. Широкие скулы, раскосые глаза. Арто по прозвищу Щур улыбается. Вполне себе благодушно. Вот только сверху не хватает переднего зуба.
— Гляньте-ка, узорчатая! — он делает шаг вперёд, и Лалех невольно пятится. — Пташка старика Авирама настолько бесстрашна, что летает над чужими просторами?
Ещё шаг, и лопатки вжимаются в горячую стену. Из-за спины Арто выступают двое: их имён Лалех не помнит. Лишь лица, что смеются, стараясь угодить вожаку.
— С каких пор арис-кан устанавливает в городе границы? — слова слетают с губ, прежде чем она собирает в кулак всю храбрость.
А в следующий миг голова дёргается от удара, и щека взрывается болью. Арто бьёт наотмашь, и удар приходится вскользь. Только это и спасает Лалех. Вытирая с подбородка кровь, она не без удовольствия отмечает, что Щуру нечего возразить. Она попала в точку. В больное место полукровки, чей отец был выходцем с острова Тохо. Именно от него задира унаследовал желтоватую кожу и узкий разрез глаз.
— Думаешь, тебе это с рук сойдёт?
Ответить она не успевает, потому что крепкие пальцы сжимаются на шее. Затылок ударяется о стену, и мир перед глазами качается, заваливаясь набок. Острый выступ рвёт на спине платье, и босые ступни отрываются от земли, когда Лалех начинает задыхаться.
Не сразу, но за болью приходит ненависть. Всю жизни она твердила себе, что такие, как Арто, мелкие прислужники богатых господ, её не заслуживают. Она не имеет с ними ничего общего. Более того — не желает иметь. Как жаль, что судьба порой жестоко шутит, запутывая нити невообразимым узлом.
— Отвечай! — Арто встряхивает её, словно куклу, набитую песком, и разжимает руку. Лалех сгибается пополам от кашля, сползая наземь. Несвойственная ей ярость вздымается медленно, как набегающие на берег волны прилива. Но обратной дороги уже нет, потому что от удара о камень по ошейнику проходит трещина.
Она не видит, но чувствует, как тускнеет чёрный, как ночь, самоцвет. Ничто больше не сдерживает силу, которая бежит по венам. Струится волной гнева, подгоняя замершую в неловкой позе Лалех.
Она помнит всё, чему учил её старик. Всё, что успела перенять у других учеников, и всё, что обрела сама, пытаясь найти лазейку. Она настолько привыкла к тяжести хесса-ра, что не сразу ловит воздух, ставший вдруг тягучим. Осязаемым.
Лалех скручивает его в тугую плеть и, выбросив руку, посылает вперёд. Она уже знает, что будет дальше. Невидимая сила сбивает Арто с ног, задевая остальных. Столб пыли взметает ввысь, и всё скрывается за тёмной пеленой — окна, небо, целый мир. А когда песчаный вихрь затихает, оглушительным хлопком приходит тишина.
Ей не нужно открывать глаза, чтобы понять: Лалех никогда не увидит моря.