|
В тот жалкий час, который я смогла позволить себе задремать, мне не снилось ничего. И это были минуты блаженства после пережитого этой ночью дерьма…
Приведя себя в порядок и накачавшись таблетками достаточно, чтобы успокоить порванные в клочья нервы, однако не потерять возможность здраво мыслить, я вела свою машину в сторону Маленького Гаити.
Персонаж одной малоизвестной книги назвал четыре вещи, ради которых стоит жить: пиво «Гиннесс», мексиканскую кухню, Голди Хоун и страх смерти. Я бы заменила пиво на виски, Голди Хоун на Марлона Брандо, а страх смерти? Его бы поставила на первое место…
Нет, я не боюсь боли, хотя, возможно, когда я валялась на кровати в луже крови, блевотины и собственного дерьма, я мечтала о том, чтобы какая-то «милосердная» сила прекратила мои мучения. Я не боюсь боли… и не боюсь самой смерти… самое страшное – то, что находится за чертой…
Нет, я не религиозна, даже больше – не верю в бога, и черт мне не брат… хотя моя мать была истовой католичкой, что, впрочем, ей не мешало трахать все, что имело член и несколько хрустящих банкнот в заднем кармане. Однако… сложно не верить, и пытаться реально воспринимать действительность, когда тебя выворачивает комками извивающихся в твоей же крови червей, когда легкие разрываются, словно в них напихали углей, а кишечник расслабляется, как у дохлого висельника… А если что-то есть помимо этой жизни, то совершенно неприемлемо уходить из нее так…
Да, я забыла назвать пятую причину, по которой стоит жить… хотя бы в этот промежуток времени. Месть… Быть может она не настолько оригинальна, и эстетично прекрасна, как вендетта тех же итальяшек, но… она как минимум дает повод побороться за жизнь. Не собираюсь я дохнуть, хотя бы не плюнув в рожу своему убийце, а по-хорошему, не забрав его с собой в преисподнюю.
Тупо хлебая воду из пластиковой бутылки, я выруливала между домами, а мимо проносились торговки в белых платьях, смотрящихся неуместно среди мусора и грязи, несущие на головах корзины с фруктами и вяло переругивающиеся на креольском, груды мусора с художественно замершими на них нищими, картонные коробки с копошащимися оборванцами. Привет «Маленькое Гаити» - пограничье между трущобами и мало-мальски приличным городом. Солнце после ливня палило, казалось еще страшнее, чем вчера, словно решив отомстить богам грома и безжалостно выжечь все, что они сделали за ночь... от земли, из которой силком вырывали воду, шли испарения, вперемешку с амбрэ от помоек, давая просто потрясающе сбивающий с ног аромат. Отличный день для поисков «связного»… просто замечательный…
Искать прибежище госпожи Геделии Алурдес пришлось недолго. При упоминании ее имени, негритянки тряслись и указывали направление, крестясь и провожая мою машину испуганно-жалостливыми взглядами. Хотя черт его знает, что их пугало больше – имя, или отметины у меня на шее, которые они просто пожирали испуганными глазами. Сегодня я не стала прикрывать синяки – ничего, потерплю пару лишних взглядов…
Местом проживания мамбо оказался магазинчик с довольно броским и простым названием: “voodoo shop”. Нда… кто будет искать настоящую колдунью в туристической лавке для «гиков»?
За лавкой стояла пожилая полная женщина, рядом вертелась малышня, которая тут же ретировалась, как только с моих губ сорвалось имя мамбо.
Женщина подняла взгляд, очень тщательно осмотрела меня. Я ей в ответ как можно более дружелюбно улыбнулась. Ну за свой внешний вид я не переживала, решив, что «помирать так с музыкой», я тщательно привела себя в порядок перед рейдом на «гаити».
Все еще влажные волосы были стянуты резинкой в хвост, из одежды я выбрала самые чистые и приличные джинсы и футболку, почистила куртку, накрасилась – не к лицу знакомиться с незнакомым человеком, выглядя как человек одной ногой стоящий в могиле. Однако при всей моей «презентабильности», хозяйка, кажется, все поняла. Прищелкнув языком при виде синяков на моей шее, она покачала головой и поманила меня за собой…
Отодвинув ладонью сплетение ярких бусинок, я прошла за ней, «с места в карьер» заговорив:
- Мне посоветовал прийти сюда Ан… Эйнджел Георгис, - женщина расплылась в улыбке и приложила палец к губам, провожая меня вглубь магазинчика, а одну из комнат, где, в полумраке замерла ссохшаяся от старости фигурка. Я замерла на входе, негромко и даже с какой-то несвойственной мне доселе почтительностью, прошептав:
- Добрый… день… мэм…
Нет ответа, только черные буравчики глаз бегают по мне, как мелкие тараканы, ощупывая взглядом. Старушка быстро ретировалась – только бусы щелкнули, как четки у капеллана. А мамбо продолжает сверлить меня взглядом, словно пытаясь заглянуть в душу.
- У тебя на лице veve samedi, - наконец, произнесла она равнодушно, и сверкая глазами на черном сморщенном лице. Увидев мое непонимание, она пояснила:
- Знак Барона, «правой руки» самого гедэ… ты умрешь…
Я сглатываю вязкую слюну, словно наждаком продравшую горло и хрипло произношу:
- Я знаю… я…
- … пришла, чтобы узнать, как спастись, - закончила она фразу за меня и поманила пальцем к столбу, у подножия которого она сидела.
«Поразительно, бл… прямо гений дедукции», - срывается Внутреннее «Я» на сарказм. Меня бесит, что эта старая обезьяна на меня пялится, бесит, что я пришла сюда, бесит все… однако я делаю шаг к старухе, повинуясь ее голосу, ее взгляду, ее движению.
- Знаешь что это? – вопрошает она, указывая на столб за собой.
Я качаю головой. Ну откуда я знаю? Все россказни Анхеля я благополучно пропускала мимо ушей. Извините, но в чужие религии я ни ногой… пока они сами не приходят ко мне…
- Митан… по нему лоа спускаются к нам, чтобы слиться с нашим телом… - она обводит комнату рукой, - предел… здесь мы общаемся с лоа… умфро – храм лоа.
«Да-да… а можно к делу, пока меня опять не вывернули как варежку и не отымели серебром во все дыры?» - мысленно произношу я, пока бабка продолжает семинар по вуду.
- Я – мамбо, жрица вуду…
И тут терпение меня подводит:
- Да… мэм… Госпожа Алурдес… простите, но я очень тороплюсь. Меня каждый день рвет кровью… на теле проступают гематомы, и барабаны… постоянно во снах…
Мамбо вновь впивается глазами мне в лицо:
- Сны? – кажется она заинтересовалась.
Я киваю:
- Да…
- О бокоре? – она протягивает сухонькую лапку, мне приходится наклониться, чтобы она, сжав мою голову обеими руками, заглянула мне в глаза.
- Наверное, - произношу я осторожно, - Я не уверена…
- Что…. ты… видела? – вопрошает она с расстановкой.
И я ей рассказываю, словно кто-то развязал мне язык, рассказываю все, как никто другой бы не рассказал, даже под сывороткой правды. Про барабаны во тьме, про белый мел и черную кровь, про старого горбуна в цилиндре и многие мертвые лица вокруг. Она слушает, не двигаясь, смотря глазами в одну точку, словно в трансе… но я знаю, что она меня слышит.
- Принсипе, - наконец, выдыхает она.
- Кто?
Она повторяет… имя… бокора, который проклял меня. Впервые я чувствую облегчение. Наконец-то я знаю хоть что-то о нем, но, чтобы знать больше… поддаваясь порыву, я хватаю мамбо за руки, сбивчиво бормочу:
- Скажите, где… где мне его найти? Пожалуйста… я заплачу любые деньги… - но тут же затыкаюсь под покровительственно насмешливым взглядом старухи.
- Любой мальчишка тебе скажет, где живет Принсипе, - произносит она доверительно, - Вопрос в том, хватит ли у тебя духу пойти к нему…
- Мне терять нечего… - бормочу я, отводя взгляд, - И я не собираюсь покорно ждать своей смерти…
- Может быть и не дождешься, - ухмыляется гнилыми зубами старуха, - за бокором идет еще один человек… с окровавленными руками… страшный человек… может быть пострашнее самого Принсипе. И мастер петро его боится… очень боится… Он соберет защитников, как только почует опасность. Я бы советовала подождать…
- Я не буду прятаться, - ну вот, как обычно, сначала говорим, потом думаем… однако мамбо нравится ответ.
Она отворачивается от меня, роется в мешках, в каких-то бутылочках, наваленных у подножия столба, вынимает матерчатые куклы (по моей спине нервно пробегает дрожь, заставляя выпрямляться в судороге), отбрасывает их. Наконец, находит… два холщовых мешочка – один, очень похожий на тот, что носил на шее Анхель, другой – попроще, туго набитый чем-то вроде песка. Оба мешочка мамбо протягивает мне, однако тут же отдергивает руку, как только я хочу их взять. Отдергивает и скалится:
- Сначала плата…
Я мысленно вздыхаю: «А чего я хотела-то? Бесплатно ничего в нашей жизни не бывает» - и спрашиваю, роясь в сумке:
- Сколько?
Она качает головой:
- Побереги деньги для проводника, милая…
«В гробу лежит твоя милая…» - мысленно огрызаюсь я… меня так даже мамашка не обзывала, не то, что старая негритоска-ведьма.
- Тогда что? – произношу я негромко.
Она подается ко мне и накручивает прядь моих волос на сухой палец. Подавляя желание отстраниться, я на всякий случай интересуюсь, дергая глазом:
- Мои волосы? – это что же меня сейчас налысо побреют за два мешка с какой-то эзотерической хренотенью? Я, конечно, уверовала в вуду, но не настолько, чтобы волосы налысо сбривать.
Кажется, старуха сообразила о чем я думаю, и осклабилась так, что морщины вокруг ее рта взобрались аж на виски… отвратительное зрелище…
- Всего пара прядей, златовласка… и защита у тебя в кармане…
«Ну если пара прядей…» - думается мне, но я решаю уточнить:
- Что за защита?
- «Гри-гри»… убережет от взгляда колдуна, по крайней мере, пока тот твою куклу не возьмет, - терпеливо поясняет старуха, продолжая поглаживать мои волосы сморщенной ладонью, - По счастью для нас, и к горю для тебя, дорогая, каждый из нас может увидеть любую жертву за многие мили, стоит только захотеть. «Гри-гри» поможет тебе укрыться от его взгляда…
Нда… конечно, не система стелс, и не программа защиты свидетелей, но и то хлеб, уже за это спасибо, я киваю:
- А второе?
Она медленно развязывает мешочек:
- Для атаки… - внутри оказывается что-то мелкое и белое, словно пудра, которое в итоге оказывается банальным хлоридом натрия, иначе, поваренной солью, разве что пересыпанной какими-то травами источающими смешанно отвратный аромат. Наверное для особой похлебки, - Просто брось в лицо любому созданию Принсипе…
Я пожимаю плечами и снимаю резинку с волос, распуская их.
- Ладно, мать… режь… чего не сделаешь, ради спасения собственной задницы…
В руках мамбо сверкнули ножницы:
- Разговорчива больно… - прокомментировала она, заходя мне за спину и хватая за волосы, - язык бы тоже поукоротить хорошо. Мужчины независимых и острых на язык не любят…
С трудом подавляю желание развернуться и обезоружить старуху, уж больно опасные вещи дамочка говорит, а ручки у нее сухие – сломать несложно.
- Язык мой – враг мой, мэм… но он же и спасителем бывает, - впервые за весь разговор улыбаюсь я…
Чик… копна волос, обкромсанная ниже плеч, падает золотым шлейфом на землю. Вот тебе и пара прядей…
***
Легкий влажный ветерок слегка щекочет шею, странное ощущение… и голова вроде очистилась… может потому, что ей легче стало? Волосы – крайне тяжелая штука, наверное, потому голова так любит от них избавляться…
Я усмехнулась, машинально заводя прядь укороченных минимум вполовину волос за ухо и убирая мешочек с солью в карман. Другой… «амулет» - висел у меня на груди. Вот Анхель бы обрадовался, тварь такая… «его Сандро» наконец-то поверила в вуду. Делая несколько шагов по улице, оглядываюсь назад, на лавку. Уходя, я спросила женщину… почему? Зачем вот так просто сдавать собрата жреца? Старуха усмехнулась, в ее манере и без обиняков ответила:
- Конкуренция…
Законы жизни действуют и среди единоверцев… а говорят, круговая порука, вендетта… ха…
… по истечении нескольких часов я поняла, что найти проводника крайне сложно, нежели мне изначально представлялось. Никто не желал туда ехать и даже просто показывать путь, боясь нарваться на проклятье бокора. У меня что, на лбу написано, что я собираюсь грохнуть эту черномазую горбатую макаку? Каждый встреченный мне негр лепетал что-то о хижине, стоящей у порога в ад, о распыленных травах в воздухе, которые вызывают галлюцинации и немедленную смерть, о людях, что приходили туда без разрешения и потом уходили оттуда как собаки, на четвереньках, испражняясь прямо на ходу.
Опираясь на капот своего порядочно потрепанного доджа, который на пробу обсиживали жирные мухи с ближайшей помойки за углом, я допивала уже теплую воду, уминая остатки какого-то дешевого хот дога и уже не задумываясь, отражает ли название этого «фаст-фуда» всю правду о его происхождении, зато думая, а не прогадала ли я? Какой прок с защиты, если меня не могут проводить к колдуну?
- Алекс, какого гребаного хрена ты делаешь тут?
А нет, все может быть еще хуже. Я лениво оборачиваюсь, находя слегка мутными от жары глазами источник звука. Тот, красный, как рак, в мундире, от которого разве что пар не шел, был похож на закипающий на плите чайник, а его прозрачные рыбьи глаза уперлись в меня с нескрываемой злостью.
- Личное… - бросила я, пытаясь развернуться и уйти, однако меня довольно резко и бесцеремонно схватили за плечо и затащили в ближайший проулок, где прижали к стенке, пару раз встряхнув, как куклу.
- Сука… - прошипел сержант, - Небось специально пришла… небось думаешь – не справлюсь, обойду тебя, докажу всем… а ты останешься не у дел, потаскуха капитанская…
Я закатила глаза, решая говорить напрямик:
- Эдди, ты рехнулся, я в отпуске, понимаешь? В от-пус-ке, и тут у меня личные дела…
- Да конечно, так я и поверил, - в ярости сплюнул Крамер, - Шеф подослал следить, да? А справится ли наш хлюпик? А если не справится – подсобить, а потом доложить, какой сержант Ли Крамер – неудачник! Сучка, колись, все так ведь? по глазам вижу, что так…
Внезапно я довольно четко осознала, что его пальцы уже до боли впились в мои предплечья, чуть не выламывая их, а по щеке стекает тонкая струйка слюны, что эта тварь зажимает меня в вонючем переулке, и изо рта у него пахнет еще более мерзко… Переполнявшее меня отвращение выплескивается одновременно с ударом по яйцам.
Секунда, и сержант Ли Крамер, прижимая ладони к самому драгоценному, отпрыгнул назад, завывая:
- ААА! СУКААААА!!!
Следующий удар коленом пришелся ему в переносицу, он пошатнулся и чуть не упал, тогда я, вздернув его за волосы, добавила так, что он вмялся в стенку и стек по ней бессознательной тушкой. Отдышавшись, я произнесла с расстановкой…
- Как… ты… меня… задолбал… урод…
Кучка дерьма, до этого бывшая не в меру активным сержантом, разумеется, не ответила. А вот у меня возникли вопросы… и что теперь с этой тушей делать? Оставить ее здесь? пусть обчистят как липку и добьют? Или все-таки помочь? С одной стороны я в отпуске… а с другой, я вроде как еще лейтенант полиции и забота о младших по рангу мой долг…
***
Утрамбовывая бессознательное тело сержанта в багажник доджа, я негромко материлась, в то же время благодаря богов, что в этом месте нет никому дела до того, что среди бела дня сержанта полиции запихивает в багажник какая-то невменяемая девица. Сержант истекал соплями и кровью, что-то бормотал и пробовал отбиваться, в результате чего получил еще в хлебало пару раз и был скован собственными наручниками. Но я ни при чем, он сам подставился… и вообще он мне никогда не нравился…
За подобными мыслями меня и застал посланец от госпожи Алурдес – здоровый негр, местами напоминающий Анхеля. Хотя местами, это сильно сказано – по мне, так они все на одно лицо. Наверное, так думала и моя мамочка…
- Ма шерри... меня послала мадам Геделия… она сказала, что вам нужно за южные трущобы… а учитывая, зачем вам туда нужно, я был уверен, что никто не согласится вам помочь…
«Ай да госпожа Алурдес, ай да сукина дочь! Вот удружила старая карга!»
- Возможно, - уклончиво ответила я, осматривая негра слегка опасливым, но в то же время плотоядным взглядом. Мамашкино наследие… взгляд настолько блядский, что всем кажется, что я хочу их тут же изнасиловать…
Кажется, он смутился:
- Я покажу дорогу… но через джунгли вам придется идти самой.
- Скажешь, как пройти дальше и по рукам, - улыбнулась я, захлопывая багажник. То, что в нем было чье-то тело, негра, видимо не смутило.
- Пять тысяч, - ответил он «в обратку».
Мысленно рассмеявшись, я тут же отсчитала деньги ему на лапу.
- Бьен… - он направился к машине, как к своей и приземлился на водительское сиденье. На мой непонимающий взгляд, просто и без утайки ответил, - Знаю короткий путь… меньше объяснять, больше времени для жизни…
Нда, а моя мамашка говорила что «за смертью всегда поспеешь»… устарела поговорка-то… устарела…
|