Ни слова не говоря, она ударила пятками по бокам своей лошади. Затем достала кнутом кобылицу Лотта. Скакуны рванулись с места, заголосив на всю округу. Повинуясь сильнейшему, они поскакали прочь, оставив Лотта одного дожидаться ужасной участи.
«Ублюдочная скотина! Чахоточная тварь!»
Он многое хотел крикнуть вдогонку Кэт, но понимал, что на крик сбегутся сектанты. Вместо этого он, тихо постанывая от боли, попытался отползти подальше от прогалины.
Сосновые иглы искололи руки и неведомо как просочились под одежду. Ночь скроет следы, но на утро его точно найдут. Нужно было двигаться осторожнее, но проклятая нога не оставляла возможности замести следы.
Так, прихрамывая и постанывая, Лотт углублялся все дальше от обжитых мест.
Он обогнул холм. Немного отдохнул, переводя дыхание. Ему крупно повезло, что безымянные бросились в погоню за Кэт, а не стали рыскать в потемках, выискивая покалеченного беглеца. Да и откуда им знать, что он свалился с лошади?
Лотт сползал с холма, когда одно из корневищ, росших вблизи деревьев, задело его стопу.
Перед глазами расцвел бутон ярко-алой вспышки. Чистая, абсолютная боль вытеснила из сознания все мысли.
Когда Лотт очнулся, то увидел, что лежит в луже грязи. Над ним нависали многолетние сосны. Деревья были везде. На буграх, нависая над бывшим оруженосцем подобно призракам. Ожидая в низине, простиравшейся перед Лоттом.
Он понял, что потерял направление, в котором двигался.
Ужасно болела нога.
Лотт вытянул из-за пазухи кисет с чуть желтоватым порошком. Нюхнул «блажь» сначала одной ноздрей, затем другой. Через некоторое время боль отступила, превратилась в досадливую помеху, не более.
Какое-то время он еще пытался куда-то ползти, но потом вдохнул еще одну щепоть и перестал понимать, что делает.
Лотт видел перед собой отчасти скрытое ветками ночное небо. Звезды полыхали недобрым желтым огоньком. Было что-то насмешливое в них. Некая скрытая издевка. И он никак не мог понять, в чем именно она заключается.
– Я доверился тебе, чахоточная. Будь ты проклята, желтоглазая ведьма.
– Будь ты проклят, щенок.
Резкий, сухой голос, подобный хрусту костей.
– Я уже проклят, сир Томас.
– Ты – мерзкое отродье.
Юношеский голос, полный благородства и отваги. Услышав такой, любая девушка поймет, что никто другой уже не сможет завоевать ее сердце.
– У нас общие мать и отец. Так что ты, брат, точно такой же как и я. Мы – ублюдки, просто безродные ублюдки и больше никто.
Он рассмеялся. Громко, во всю глотку. Хриплым булькающим смехом. Этого нельзя было делать, но Лотт не мог вспомнить почему.
С небес, все так же насмехаясь, смотрели немигающие светло-желтые звезды.
***
Он проснулся и, ничего не понимая, протер глаза. Вокруг все так же стояла непроглядная темень. Лотт сел, на ощупь попытался определить, куда же его занесло.
Нога почти не болела. Но место ушиба жутко зудело. Закатав штанину, он отлепил от кожи какие-то душистые листья.
Под ним чувствовался холодный пол. Руки нащупали шершавую стену. Пройдя вдоль нее, Лотт встретился еще с одной стеной, уходящей в другую сторону.
Итак, он в замкнутом помещении. Уже неплохо для начала. Пещера? Нет, здесь же не горы, дурень.
Тогда что? Землянка? Почему же тогда кругом камни?
Внезапная догадка сковала его подобно кандалам. Казематы. Это тюрьма Дома Силы. Его схватили и доставили обратно. Чтобы принести в жертву Немому Богу. Но почему не сделали этого сразу? Чего ждут?
Призывно заурчал желудок. Он же совсем недавно ел, что за чертовщина. Сколько же прошло времени?
– Экий ты любитель вздремнуть.
Не ожидавший ничего подобного Лотт отскочил назад. Больно ударился копчиком о твердый выступ и со стоном сполз вниз.
– Ну ты и увалень, – хихикнули чуть в стороне. – Ложись, отек на щиколотке еще не совсем прошел. Так или иначе, мы проведем здесь еще несколько дней.
– Ж-желтоглазая?
– А ты ожидал очутиться здесь с той деревенской дурнушкой? Эх, Лотт, Лотт. Такой большой, а все еще веришь в сказки. Кстати, у меня есть имя. Ты его прекрасно знаешь.
– Пожри меня падальщик, где мы? Темнота – хоть глаз выколи.
– Можешь попробовать, но я сомневаюсь, что это тебе поможет прозреть.
«Стерва. Маленькая заноза в моей заднице. Пусть Зарок заберет мою душу, если я не удушу ее».
– Чахоточная, я думал, ты меня бросила, – как можно более дружелюбно произнес Лотт. Он слепо водил перед собой руками, ориентируясь на голос чертовки.
– Я пустила погоню по ложному следу. Скакала и скакала, а когда они начали окружать меня, просто исчезла. Разбойники, или кто они там, всю ночь гонялись за лошадьми. Жаль лошадей, ну да ничего не поделаешь. Кстати, еще раз назовешь меня не по имени, получишь затрещину.
«Вот так вот взяла и исчезла? Ведьма, чтоб меня демоны в червоточину затащили».
– А меня как нашла?
– Ты так орал, что распугал все зверье в лесу. Удивляюсь, как тебя не обнаружили раньше.
Он наткнулся на странную конструкцию. Это был большой железный диск. Скрипнули цепи, кажется, диск был подвешен над полом. Лотт продолжил исследование и наткнулся на горку пыли, скопившуюся под диском. Нащупал новый предмет.
Полено? Он нашел место для разведения огня.
Некоторое время Лотт рылся в худых карманах куртки, ища кремень и кресало. На счастье, они оказались на месте и, чиркнув пару раз, он высек достаточно искр. Потрескивая, полено занялось робким пламенем, окрасив помещение закатными тонами.
Каменный мешок действительно чем-то напоминал темницу. Покрытые высохшей эмалью и древними письменами стены змеились трещинами, из которых по крупицам сочились влага, земля и древесные побеги.
Он находился перед алтарем. Диск оказался жертвенником, медным котлом, чья поверхность давно окуталась летне-зеленым наростом патины. Дно, видимо ранее часто использовавшееся, почернело и покрылось копотью.
Перед алтарем сидел божок, высеченный из цельного куска малахита. Каменный идол прошлого развел руки в стороны. В ладони, подобно кольям, впились ржавые цепи, державшие на весу жертвенник.
Было ли божество покровителем неведомых ремесел или же кровожадным тираном, требовавшим от паствы младенцев?
Судя по хищной улыбке, острым зубам, часть из которых откололась, Лотт был склонен поставить на последнее. Волосы божка были заплетены во множество кос, концы которых напоминали головы ящериц. На внушительном животе покоились неведомо когда оставленные венки цветов. Корневища деревьев уже вгрызлись в камень, опутали гибкими лозами руки и ноги. Из пупка торчал молодой побег с бледными листьями, похожими на наконечники стрел. Малахитовый толстяк, разинув пасть, склонился над жертвенником, словно собирался вот-вот приступить к поеданию принесенных ему даров.
– Иногда мне кажется, что каждый человек в этих землях поклоняется своему богу, – проворчал Лотт. Заметив скрытый до этого проем в камнях он, прихрамывая, двинулся наружу. – Служители одних с радостью сожгли бы меня на костре. Другие недавно едва не отрезали язык. Не знаю, как ты, а я сыт небожителями по горло.
– Я бы не стала этого делать, – сказала ему Кэт.
Лотт только отмахнулся и стал откидывать в сторону ветки, отчасти закрывавшие выход. Похоже, древний храм Мертвого Царства с годами просел, провалившись под землю. Лотт собирался подняться на поверхность, когда желтоглазая резко одернула его. Он хотел двинуть кулаком по нахальному личику, но Кэт прижала к его рту узкую ладошку и шикнула.
Со стороны выхода раздался стон и шарканье. Словно нечто огромное продвигалось по лесу, неповоротливое, грузное. Ломающее слабые деревья, выдирающее их с корнями, чтобы протиснуться дальше в чащу.
Кэт бросилась к жертвеннику, вытащила из ниши, под правой ногой божка переметную суму. Желтоглазая выудила из недр мешка черствый хлебец, немного солонины и бросила их в котел.
Несмотря на то, что костер еле тлел, бронза тут же накалилась докрасна. Из жертвенника повалил пар и небольшой дымок. Тонкие струйки всосались в зев малахитового изваяния так, будто оно действительно их впитало.
«В божке есть отдушина, выводящая дым наружу? Нас же легко найдут по нему», – Лотт спешно прикрыл лаз лапником и отошел как можно дальше оттуда.
Он догадывался, кто находился снаружи. Молох искал беглецов, желая угодить своему господину и устранить нежеланных свидетелей.
Существо над ними ревело и вырывало деревья с корнями. Потолок осыпался струпьями штукатурки и эмали. Минуло долгое время, прежде чем все опять стихло. Но, ни Лотт, ни Кэт так и не решились выйти наружу.
Только когда едва заметный свет забрезжил сквозь забор из сосновых веток, Кэт рискнула покинуть убежище.
Некоторое время они молчали. Кэт пошла в чащу и вскоре принесла немного странной темно-красной коры и каких-то грибов.
Выбирать не приходилось, и они поели тем, что ниспослали им боги этого места. Кэт со вздохом вспоминала давешний пир и пироги с творогом и маком. Лотт давился наполовину сырыми, наполовину пережаренными грибами и старался не думать о том, что будет, окажись они несъедобными.
– Думаешь, это идол нас вчера защитил?
Они собрали валежник и сложили его внутри храма.
Как оказалось, Лотт провалялся в беспамятстве остаток ночи и весь день после этого. Кэт нашла его в какой-то яме, и некоторое время тащила на себе, пока не выбилась из сил. Ей повезло – она наткнулась на руины древней цивилизации именно в тот момент, когда тварь взяла их след.
Глядя на хрупкую желтоглазую, Лотт слабо верил, что она могла его куда-то тащить, но не стал придираться.
В ту же ночь Кэт рискнула зажечь костер под алтарем. Она готовила ужин в чане, когда пришел Молох. Чудовище буйствовало и выло, но так и не сумело найти укрывшихся от него беглецов. Конечно же, жертвенник поглотил ужин, но Кэт это не расстроило.
– Почему бы и нет.
– Церковь Крови за поклонение лжебогам сжигает на костре.
– Я лишь разделила с ним нашу еду, а малахитовый истукан предоставил мне за это свой кров и защиту. Покорившие-ветер никому не поклоняются. Да и, по-моему, он лучше, чем многие другие боги.
Кэт сделала ему компресс из трав, припрятанных в ее сумке. Нога почти не болела, но Лотт все еще не мог полностью опираться на нее во время ходьбы. Когда Кэт растирала ему стопу, разминая ушибленные места, Лотт словил себя на мысли, что уже не в первый раз думает о желтоглазой не как о чахоточном выродке из Дальноводья. Кэт не один раз спасала его шкуру от виселицы и, волей-неволей, он проникся к ней некоторой симпатией, даже несмотря на взбалмошный характер. Но вот зачем она все еще с ним, когда могла бы преспокойно умыкнуть лошадей, оставив одного еще в Комарах? Генрик Штальс, конечно же, казнил бы его, оставив болтаться на первом же крепком суку. Лотт смотрел на нее и не мог придумать ответ.
– Как ты думаешь, этот Молох действительно потусторонний слуга Не Говорящего Бога?
Вечерело. Они сотворили себе лежанки из лапника. Теперь можно было спать, не боясь простудиться.
– Безымянные зовут его Немым Богом, – поправил он Кэт. – Я не знаю, желто…
Кэт двинула его по затылку. Лотт поднял руки, признавая свою неправоту.
– Хорошо-хорошо, больше не буду тебя так называть, Кэт. Нет, я не думаю, что этот Молох – настоящий слуга Немого Бога. Скорее всего, леди Годива просто сошла с ума и, превратившись в такое чудище, возомнила себя посланником последнего из Лунной Триады. Подумать только, у нее тоже был магический талант. Возможно, приключись все иначе, их дети стали бы великими чародеями, покорившими кланы остготов, и создали бы свое королевство здесь, в Крае Мира.
Ему стало грустно. Лотт симпатизировал Лорду Стэшу. Младший из братьев Кэнсли умел объединять людей и не боялся ни церкви, ни богов. Он шел к своей мечте – и обрел ее, став князем-изгнанником.
Возможно, он сделал бы Лотта рыцарем и позволил ему восстановить свою честь с помощью стали и отваги. Но, что сделано, то сделано.
Если бы не сидящая рядом Кэт, несостоявшийся рыцарь уже давно бы принял понюшку «блажи». Почему-то при ней Лотт не хотел выглядеть еще более ничтожным, чем был.
– Что еще за Лунная Триада? – спросила Кэт. Она сидела перед идолом и следила за тем, как языки пламени лижут толстые стенки жаровни.
– Так в старину остготы называли трех демиургов, которым поклонялись. Они считали, что боги слепы к простирающим им руки людям. Они верили, что боги глухи к звучащим мольбам. Старейшины кланов говорили, что боги никогда не заговорят со смертными. Но могут помочь добыть оленя или дичь, облегчить роды или же наказать убийцу, если их задобрить дарами.
Мне это рассказал сир Томас, лорд Кэнсвудский. Он приводил меня и Сторма на старые языческие капища, где когда-то люди поклонялись трем ликам богов луны. Мы находили сгоревшие одежды, черепки посуды или оленьи рога. Когда первые священники Церкви Крови появились в Землях Тринадцати, истинная вера начала постепенно вытеснять ложную. Остготы ожесточенно сопротивлялись, но так и не смогли отстоять свою землю. К Священной Империи присоединились тринадцать великих кланов, принявших веру в Гэллоса и Аллану. Лунную Триаду объявили ересью. Каждый, кто поклонялся ей, становился еретиком. Костры с облитыми маслом язычниками полыхали, начиная от подножия Волчьей Пасти и вплоть до Леса Дурных Снов. Обреченным на смерть надевали кожаные маски с закрытыми глазами, зашитыми нитками ртами и забитыми серой отверстиями для ушей. Так лунные боги сгорели вместе с теми, кто им поклонялся.
Люди отказывались от старых богов и принимали благословение сидящих подле солнца новых. Не сдались только самые яростные язычники. Так появился Немой Бог. Божество доведенных до отчаяния людей, сильное в темное время суток, требующее уже совсем иных жертв.
Кэт подбросила в костер еще поленьев. Они сидели, молча прислушиваясь к таящимся в сумерках звукам. Издали послышался вой. Леди Годива или Молох – не важно. Узнав правду, они не спасут себя от ужасной участи.
Кэт бросила в котел заплатки, гребешок для волос, кривую швейную иглу, некоторые из растений.
Внезапно Лотт будто прикоснулся к чему-то склизкому и воняющему. Ощущение было такое, словно он поцеловал труп.
Лотт не сказал желтоглазой еще кое о чем. Сир Томас привозил их и на новые капища. Там безымянные, жрецы Немого Бога, приносили жертвы так же, как когда-то делали их предки. Вот только вместо посуды и рогов в пепелище лежали обгоревшие кости людей. Безымянные вели свою войну с Гэллиосизмом, взимая кровавую мзду с безвинных людей, оскверняя Святые Места – делая их непригодными для белых инквизиторов или же простых чернокнижников. На источник магии падало проклятие. Ставший в него рисковал обратиться в то, чем стали леди Годива и сир Стэш. А то и еще похуже.
Чужое сознание хотело проникнуть в их мысли, узнать, где скрываются беглецы. Почему оно не позовет безымянных на помощь? Или же Молох убил и их?
– Лотт, у тебя есть что-то для котла?
Желтоглазая смотрела на него, и золотые искры мерцали в радужке ее глаз. Лицо покорившей-ветер за эти дни сильно осунулось. Кэт закусила верхнюю губу до крови и теребила торбу, словно не могла решиться вынуть из нее самое ценное.
Он порылся в карманах. Половина из них была дырявой, но кое-что все-таки нашлось. «Блажь грешника» он благоразумно оставил за пазухой, но все остальное передал Кэт. Желтоглазая бросила в жертвенник все деньги, выторгованные Лоттом за подсвечник.
Лотт скорбно смотрел, как серебро и медь слились в единый комок так легко, будто оказались в плавильной печи. Сплав потерял твердость, размяк и превратился в лужицу, быстро испарявшуюся под действием древних чар.
Ощущение чужого присутствия исчезло. Лотт вздохнул спокойно и произнес:
– Если мы завтра же отсюда не уйдем, он нас почует. Тогда быть беде.
В кои-то веки желтоглазая с ним согласилась.
***
Они выгадали два дня, и только.
Днем Кэт и Лотт спешили, как могли. Они перебирались через глубокие овраги, продирались сквозь буреломы, оставляя в цепких сучьях лоскуты одежды. Бор уступил место лиственницам – букам, березам и тисам. Лотт натер мозоли, но не жаловался.
Спали поочередно. Лотт пристально вглядывался, стараясь разглядеть в густой поросли хотя бы намек на движение. Спал он плохо. Вскакивал из-за любого шума.
Кэт словила им зайца. Он, хоть и поразился ее ловкости, но не подал виду. Мясо было жестковатым, но после неизвестных грибов и отдающей плесенью коры казалось, что ничего вкуснее в своей жизни он не пробовал.
Двигались на юг. Лотт все искал силуэт Каменного Стража среди буйства зеленых красок, надеясь покинуть пределы принесшего столько неприятностей Края Мира. Он хотел вывести их с Кэт к деревне Полые Холмы, находившейся у самой границы Кэнсвуда и Брэнвуда.
Но прошел день, за ним еще один, а лес все не кончался. Наоборот, папоротники вытянулись, сравнявшись с ним ростом, звериные тропы попадались все меньше, земля стала рыхлой. Сапоги увязали в ней, к подошве прилипал порядочный слой чернозема. Лотт часто делал привал и соскабливал ножом налипшую грязь.
Погода портилась. Тучи заволокли чистое небо, и день теперь ничем не отличался от сумерек. Похолодало. Они кутались в изношенные плащи, но ночью это слабо помогало. Кэт начала подкашливать.
Когда они нашли небольшую лужайку, желтоглазая тут же бросилась собирать травы, в изобилии произраставшие на небольших бугорках. Он смог определить только ромашку, душицу и багульник. Кэт разбиралась в лекарственных растениях куда лучше.
– Держи кислицу, – она протянула ему несколько листков, похожих на обычный клевер. – Очень питательная и вкусная.
Кислица оправдала свое название. Лотт морщился, но жевал, так как прекрасно понимал, что, возможно, в этот день больше ничего есть уже не будет.
Меж тем, желтоглазая продолжала лазать по просторному лугу, называя Лотту травы и рассказывая об их полезных свойствах.
– Седмичник имеет семь овальных листьев на побеге, если их втереть в кожу, тебе можно будет не бояться клещей. Цветы майника и грушанки многими используются как основа благовоний. А вот не-могу-соврать, – она протянула ему тоненький стебелек, весь усеянный молочными цветками. – Если кому-нибудь дать испить отвар из него, то можно будет узнать много интересного об этом человеке.
Кэт подмигнула ему и продолжила срывать травы. Она соскребла бересту с березы, раскрошила ее в руках и положила себе под язык.
– Офф каффля, – с полным ртом прошепелявила покорившая-ветер.
Они поужинали слизнями и кислицей. Кэт хотела было отдохнуть, но Лотт потянул ее дальше чуть не силком.
Он не терял надежды выйти к людям. Сперва Лотт думал, что за дальними березами откроется широкая просека. Потом предположил, что вот тот старый полусгнивший клен станет последним деревом, за которым начнутся поля. Когда они наткнулись на развалины, бывший оруженосец радостно воскликнул, думая, что нашел Каменного Стража. Но эта была всего-навсего старая обвалившаяся арка. Ляпис-глазурь на ней потемнела, только вычурные слюдяные фигурки на обрушенном своде казались новыми, словно их выточили только вчера. Лотт хотел было отковырнуть пару, чтобы затем повыгоднее продать, но буйно разросшийся вокруг руин терновник не пустил его даже на шаг. Пришлось оставить даже мысль о добыче.
Лотт не унывал. Он шел и шел вперед, говоря Кэт, что еще несколько сотен шагов, и они выберутся из этого места.
До тех пор, пока не увидел раскидистые черные дубы. Перед ними словно враз выросла деревянная стена. Ветвистые конечности древних исполинов протянулись в их сторону подобно клинкам. Можно было подумать, что дубрава вызывает их на поединок. Толстые, в семь, а то и в десять обхватов стволы сплетались между собой, оставляя столь узкие щели, что сквозь них едва смог бы протиснуться ребенок. Так, во всяком случае, казалось Лотту. Отливающие обсидианом мясистые листья были такими широкими, что ими, подобно навесу, можно было накрыть голову.
– Нет-нет-нет-нет!
Лотт грязно выругался и без сил рухнул на стылую землю. Видимо, они где-то отклонились. Ох, не нужно было идти впотьмах.
– Что случилось?
Кэт присела рядом, не понимая, отчего Лотт закусил кулак и обреченно смотрит в сторону дубравы.
– Это Лес Дурных Снов.
Желтоглазая пожала плечами. Он с ней уже так давно и начал забывать о том, что Кэт нездешняя.
– Это плохое, очень плохое место.
Кэт фыркнула.
– Послушать тебя, здесь каждая осинка проклята. Ничего хуже, чем уже случилось с нами, не произойдет.
– Кэт, мы щли в неверном направлении. Наверняка пройдет не одна неделя, прежде чем выйдем к обитаемым местам.
– А если пойдем через лес?
– Дней через пять выйдем к людям. Но туда нельзя. Лесом Дурных Снов пугают всех детей. У нас каждая вторая сказка заканчивается тем, что непослушных мальчиков или девочек бросили в этом лесу. Не смейся, тому есть причины.
Лотт собирался было объяснить заулыбавшейся от уха до уха Кэт, почему он не горит желанием пройтись под тенистыми деревьями, когда позади них послышался знакомый вопль.
– Из какой бездны появляется эта гадина, – прошептала пораженная Кэт.
И действительно, как такая туша могла подкрадываться столь бесшумно? Молох возник из ниоткуда. Только что его не было, и вот огромная непропорциональная тварь выползает из чащи хлипких осин, ломая накренившиеся деревца своим громадным телом. Глаза-стебельки впились в беглецов и мерно, не мигая, покачивались вверх-вниз.
«ТОТ, ЧТО СВЕТИТ, ТЫ МОООЙ», – всепроникающим скрежетом долетело до Лотта. Голову заломило от резкой боли. Он понял, что теперь им не уйти.
Но Кэт опять его удивила. Желтоглазая взяла Лотта под руку и, пыхтя, повела к обсидиановой дубраве. Сзади раздался хруст ломаемых осин. Молох больше не желал забавляться со своими жертвами. Он хотел убивать.
– Держись, – крикнула Кэт, и ее голос предательски сорвался на визг.
Уши заложило. Ему показалось или сердце на миг перестало биться?
Они оказались в Лесу Дурных Снов, преодолев расстояние полета копья быстрее, чем человек делает вздох. Кэт лишилась чувств. Лотт едва успел поймать хрупкую желтоглазую, прежде чем та шлепнусь на землю и сломала себе нос.
В его ноги словно налили два половника свинца – Лотт не мог двинуться с места. Голова кружилась, и хотелось блевать.
Где-то вдали выл упустивший добычу Молох.
Деревья будто поглотили весь свет. Здесь царила вечная полутьма. Зловещая, полная дурных предзнаменований. Он взял Кэт на руки и, как мог, двинулся на запад. К людям с их мелкими житейскими трудностями. По крайней мере, Лотт надеялся, что идет именно на запад.