Клода тоже горячо поблагодарила спасителей. Жена Тульвена оказалась на удивление сильной женщиной – могла улыбаться и делать вид, словно забыла о том, что ее минуту назад насиловали в недалеких кустах. Жози была другой. У падчерицы дрожали губы. Она пялилась на изгвазданное в крови платье, которое теперь годилось разве что на тряпки. Сальва не думал, что девушка сможет прийти в себя. Он мало знал женщин, но пустой взгляд говорил о многом.
-- Не спеши кланяться перед ними, отец, - вдруг вспылил лысый мужчина, по-видимому Франц. – Посмотри на их коней. Там, у седел привязаны ленты. Вы ведь те наемники, да? Знаменитые охотники за головами? Что же, погано вы делаете свою работу.
-- Мы делаем ту работу, за которую платят, - пожал плечами Сальва, но холодок вины все же кольнул нутро.
Может быть Тоффенбах был прав? Он стал другим, жестким, безразличным. Жестоким. Дорога, начатая в дебрях Душилесья, привела его совсем не туда, куда хотелось. Видимо те, кто хотел чего-то добиться, никогда не ходили прямыми путями.
-- А если не заплатят, значит, можно спокойно проезжать мимо? Я видел вас там, у края дороги. Видел, как спорили, кивая в нашу сторону. Наблюдали, как нас хлещут огнем. Взвешивали, во сколько вам обойдется помощь.
-- Франц, - упреждающе произнес Тульвен, поглядывая на наемников и обнимая жену с падчерицей. – Не нужно.
-- Не нужно, Отец? Не нужно?! Если бы они поспешили, если бы думали о людях, а не о талантах, которые могут от нас получить, маму и Жози… Их бы не успели…
Герман снова начал плакать. Франц вновь принялся его успокаивать. Наемники не отвечали. Все стояли, неловко сбившись у костра, не зная, продолжить ли хвалить доблесть Золотых Лент или начать их бранить за медлительность.
-- Стало быть, вы Золотые Ленты, - хмыкнул Тульвен, переминаясь с ноги на ногу. – Выходит, мы должны вам за помощь. Так вроде бы у вас заведено. Хм-м, думаю это справедливо. Но, добрые люди, мы всего лишь беженцы, которых еще и ограбили по дороге. Эти трое… Они отстали от остальной ватаги. Захотели развлечься. Так они сказали. Они звали себя артелью Вальгена Однорукого.
-- Слыхали, - взвешенно сказал Карл. – Но власти не спешат предлагать таланты за их головы. Ждут, когда таких как вы, простых людей, начнут резать на трактах десятками, извините за прямоту.
-- Извиняю и ценю, - склонил голову Тульвен, отпуская жену. Клода увела Жози к уцелевшему возу искать целую одежду. – Но, как уже сказал, то немногое ценное, что было нажито, у нас забрали. Я не знаю, что можно вам отдать. Все наше – теперь ваше. Забирайте. Жизнь всегда дороже любых вещей.
Наемники переглянулись. Карл вопросительно согнул правую бровь. Сальва улыбнулся уголками губ и кивнул. Они неплохо знали друг друга и понимали без слов. Найденыш перенял суровость бывшего наставника, его склонность к насилию во благо, но также и Тоффенбах научился милосердию и доброте у того парня, который помог им справиться с Девой Леса.
-- Я думаю, мятного отвара у вас в чайнике, да верной картошки с топленым салом, что доходит в котле, будет достаточно, чтобы рассчитаться, - сказал Карл и редкая улыбка тронула его лицо.
Наемник первым сел к костру, подставляя руки, чтобы получить тепло – редкий гость поздними осенними ночами. Сальва встал возле друга, привалившись о перевернутый воз, слыша, как мать успокаивает Жози с другой стороны. Сальва поднял толстую ветку. Срубил сучья, сотворив поленце. Затем достал из-за голенища маленький ножик, которым чистил кожуру с овощей и чешую с рыб. Прикинул примерный размер и форму. Принялся состругивать кору.
-- Охотно отблагодарим, милсдари, - хлопнул в ладоши враз повеселевший Тульвен. – Скажу больше – я ничуть не расстроен, что нам помогли вы, а не какие-нибудь странствующие рыцари, которых полно на турнирах, в щегольских доспехах, но на трактах днем с огнем не сыщешь. А вы, хоть и не благородных кровей, но пришли в час кручины. Я скажу так – вы больше люди, чем они, с их липовой честью и надуманным кодексом, который перестают уважать, как только получат свои шпоры.