[1]
Скользящий шар проходит по тоннелю под Ивингой, устремляется дальше на запад. Разделение – процедура не менее сложная, чем соединение, непосредственная близость к Ране необходима. Как и базы слияния, базы сепарации растянуты по периметру Внутреннего кольца, к одной из них и направляется шар. Кратчайшим путём была бы телепортация, но в пределах Внутреннего кольца она недоступна. Потому шар, что скользит, и скользит, и скользит…
– Приближаемся к контрольно-пропускному пункту Внешнего кольца, – тянется астральная нить от внутреннего кокона Аваллаха к внешнему.
– Я знаю, – пробегает от внешнего кокона к внутреннему череда искр.
Шар останавливается на платформе у неприступных стен подземного бастиона, платформа крутит его во всех направлениях. Пропуск признан действительным и движение теперь не вперёд, а вверх. Подняв на поверхность, платформа ставит на линию, линия тянется меж рядами боевых куполов, в два ствола на две стороны света. Вдалеке справа высится форт, над ним кружит огромный механический голем. Подлетает, планируя на широких крыльях, берёт шар в когти, несёт над твердью. Впрочем, твердь вскоре сменяется песком, песок, по мере продвижения к западной окраине мира, меняет цвет: с жёлтого – на красный, с красного – на чёрный. Дни полёта сменяются ночами, ночи – днями, пока голем не достигает укреплённой по всем направлениям базы Внутреннего кольца. В самом же шаре на всём протяжении пути не утихает беседа, диалог одной половины двуликого с другой.
– А бывало ли так, что двуликий отказывался от процедуры разделения, когда приходило его время? – протягивается от внешнего кокона к внутреннему нить.
– Конечно, – протягивается нить от внутреннего кокона к внешнему, – патологии в большинстве своём именно к этому и ведут.
– Брось, ты же понял, что я не патологии имею в виду.
– Да? Тогда ответ очевиден, и он отрицательный.
– Не знаю, на мой взгляд, ничего очевидного. Взять наш союз – разве не достаточно он уравновешен, чтобы просуществовать ещё долгие и долгие годы?
– Брось, ты же знаешь, в чём тут дело: если высшие тела не разделить своевременно, одно непременно поглотит другое, и девяносто девять из ста, что поглощённым окажется моё…
Время Аваллаха пришло, но перед тем, как отправиться за черту, проведённую Разделением, встретился с каждым, кому был в своё время опекуном. Лавовое тело его больше не имело особой частицы, точки бурления и клокотания, место её занял комок света, во многом подобный звезде. Былых опекаемых комочек этот завораживал, наглядно являя цель, к которой стремятся. У некоторых нечто подобное уже имелось, только в виде зародыша, от соприкосновения со светом Аваллаха зародыши вспыхивали, и свет проникал в свет.
– Как думаешь, почему он так поступил? – нить, протянувшаяся от внутреннего кокона к внешнему, дрожит.
– Сложно сказать, – от внешнего протягивается мерцающая голубым спираль, – но девяносто девять из ста, не из-за своих недугов. Ведь даже к фиксации он приноровился, вполне с ней уживался, чего уж говорить об остальном.
Речь об Ауне, что выбрал не вечную жизнь, а вечную смерть. Как показала экспертиза, механизмы симбиоза он расстроил сам, без какого-либо влияния со стороны, пошёл на самоубийство сознательно.
– Что-то он понял такое, что-то ему открылось… – следует от внутреннего кокона к внешнему спица луча, – не удивлюсь, если сумел заглянуть за черту Предела.
– Надеюсь, что нет, – от внешнего к внутреннему следует череда ярких искр, – ибо не хотелось бы встретить по ту сторону причину его самоубийства. Встретить и осознать, что смерть действительно предпочтительнее…
Небо свинцово-серое, с него сыплется то ли грязный снег, то ли пепел, и где-то там, в этом сумраке – Рана. Силовое поле над одной из посадочных площадок базы исчезает, голем опускает шар в углубление, сам занимает место рядом, будто орёл у гнезда. Перепонка силового поля восстанавливается, а над базой поднимается стена огня, выжигая простейших, этот гной, натёкший из Раны. Простейшие обращаются пеплом, пепел возносится к небу…
Шар тем временем, скользя по жёлобу, опускается на нижние уровни, останавливается у сферы соединителя-разделителя. Аваллах выбирается из него, совсем как человек – ухватился лавовыми руками, пригнулся, переступил. Персонал базы исключительно из двуликих, встречают с почтением:
– Добро пожаловать, высший, добро пожаловать на разделение!
[2]
О скором начале выброса говорит молочно-белая пелена, заполнившая сферу соединителя-разделителя. Аваллах в самом центре, растянут на распорках силовых полей, и в положении этом подобен вылепленной из лавы морской звезде. Края Раны дрожат и дрожат все планы Определённого – от Сущего до Ментала. Аваллах чувствует линию, по которой прошло Разделение, комок света – комок его высшего тела – вытягивается копьём, бьёт в преграду Предела. Предел выдерживает, отвечает болью, пронзает ею насквозь. Копьё Аваллаха готово сломаться, разлететься осколками, но его оплетает спиралью высшее тело симбионта, и на черту, проведённую Разделением, они уже давят вместе. Две силы застывают в зыбком равновесии: вот на толику продвинулись вперёд симбионты, вот Предел их на толику оттолкнул, но толика симбионтов всё же больше, и чаши весов колеблются в их пользу. В области Сопряжения от этого противостояния вспыхивает оранжевое пламя, астральные узлы, крутясь, образуют венок, затем разлетаются один за другим. Первыми исчезают в оранжевом мареве зелёный и красный – исчезают вместе, в один миг, затем жёлтый, затем голубой, затем синий, лишь фиолетовый остаётся, вытягивается длинным лучом. Соединитель-разделитель работает на пределе, пытается погасить оранжевый костёр, звенит мелодия чар. Погасить не удаётся, только смягчить, чего, впрочем, достаточно. А фиолетовый луч тем временем соединяется с обвитым спиралью копьём, и равновесие рушится, разлетается роем частиц под мощным ударом. Симбионты пробивают черту, но тут же и останавливаются, ибо она, черта Разделения, их вбирает, делает частью себя…
Фиолетовый луч, продолжаясь и за Предел, рассекает два высших тела, отделяет одно от другого. Симбионты переживают одновременно и смерть, и рождение, распадаются в ничто, в пустоту, и вновь собираются в нечто. Двуликий исчезает, тает в фиолетовом мареве, две души из фиолетового появляются, вьются и мечутся, стремясь вновь стать одним. Нет, напрасно – соприкоснуться не позволяет всё тот же фиолетовый свет, проходит между ними тончайшей, но непреодолимой кисеёй. Точно так же выглядит с этого плана и Разделение: полотно энергий, протянувшееся из бесконечности в бесконечность, с непроницаемо-чёрной точкой Раны. То расправляясь, то свиваясь и перекручиваясь, полотно это проходит через все слои мироздания, разрезает, делит на два. В Сущем края полотна сходятся, и бесконечное становится конечным – Великим Хребтом и Великим Рифом.
Две души прекращают метания, меняют движение на покой. Прежнего восприятия больше нет, общаются друг с другом по-новому, постигают. Общение происходит без эмоций, без мыслей – к чему всё это высшим телам? – то же самое и с прощанием. Фиолетовая кисея становится всё плотнее, всё толще, и вот уже души разделены, каждой придано своё направление. Аваллах двигается к Отцу, Яри, дабы малое высшее тело растворилось в большем. Путь новорождённой души гораздо замысловатей, гораздо извилистей – следует в области Предела, предназначенные для людей.
[3]
Сначала новорождённую душу влечёт к области чистого равновесия, к Гало. Именно здесь она появилась, когда пришла во Вселенную, а потом был зов и соединение со цвергом. Первое радужное кольцо душа минует легко, со вторым сложнее, а третье уже не кольцо, а диск, и его не преодолеть. Стоит душе коснуться барьера, как понимает, из чего он – из того пути, что прошла вместе со цвергом, пусть небольшой, но шаг в сторону от чистого равновесия. Радужный диск захватывает, растягивается перепонкой, растягивается и растягивается, затем выбрасывает из Гало прочь.
Новорождённая душа движется одновременно во всех направлениях и по кругу, она словно привязана к одной точке. Следует к этой точке, и Гало предстаёт перед ней как ребро плоскости, с одной стороны которой свет, а с другой – тень. Форма плоскости постоянно меняется: то круг, то овал, то квадрат, то правильной формы пятиконечная звезда. Лицевая и обратная стороны сами называют себя, имена их – две сложных мелодии, сплетённые из множества и множества чар. Савидар – так звучит первое имя, и в нём вся суть гармонии, Маргинар – так звучит второе имя, и в нём вся суть диссонанса. Одновременное звучание мелодий буквально раздирает душу, рвёт на две половины, нужно выбирать, выбирать как можно быстрей, и она соскальзывает в сторону Маргинара…
Переход совершён, душа в новой среде, новой области, и в первую очередь Маргинар воспринимается как отсутствие целостности. Кажется, здесь одни только фрагменты, что дробятся от малого к меньшему, пока не сливаются с пустотой. Затем душа различает три уровня, на которые Маргинар разделён – Противное, Противоразумное и Противоединое – и воспринимает уже по-другому. Всё здесь подчинено строгому механизму, механизму исправления высших тел. Основное мерило воздаяния – общее равновесие расы, его изменения в зависимости от той или иной человеческой жизни. Роль весов играет Предел, стало быть, и точность предельно возможная. Вот только кто механизм исправления создал? Не мог же он появиться сам собой…
Высшее тело потому и названо высшим, что стоит над остальными, собирает в себе их опыт и хранит вечно. По нему, по высшему телу, и ведётся счёт нарушений равновесия, на отрезке в одно воплощение. Каждый план обсчитывается отдельно, и чем он выше, тем больший вес на весах. Соответственно, если следовать от меньшего к большему, то первыми окажутся миры Сопряжения, затем Ментал, затем Элементал. Так и разделён Маргинар: в Противном собраны души, искажённые по преимуществу на планах Сопряжения, в Противоразумном – в области ментального тела, Противоединое же занимают те, чьё высшее тело искажено само по себе. Первые опасны, по большей части, лишь для себя, вторые опасны уже для всех окружающих, третьи несут угрозу расе в целом.
Маргинар разделяет новорождённую душу, дробит, и вот она уже среди фрагментов Противного, но не задерживается, буквально проскальзывает между ними. Противоразумное? Нет, не задерживается и здесь, просачивается пылью меж пыли. Неужели Противоединое? И снова нет: пройдя пустотой сквозь пустоту, новорождённая душа оказывается в Савидаре, где вновь становится целым.
Савидар отличает единство, связующая всё и вся гармония, здесь собраны те, чьи жизни пошли на пользу расе, исполнению её предназначения. Новорождённая душа двигается, летит, пока не достигает высшего существа: некая огромная сила словно бы вбирает в себя, обволакивает, накрывает защитным куполом. Вспыхивает и угасает образ Аваллаха – не случаен был их симбиоз, отнюдь не случаен. Готовили цверга для неё и лишь для неё, понимает душа, хотя сам он, похоже, представления о том не имел. Следом приходит понимание, что путь окончен, достигнута нужная точка, но здесь же и начинается новый: пришло время первой самостоятельной жизни.
Высшее существо предлагает выбор, выбор из трёх путей. Выбор этот, опять же, не случаен, а проистекает из того влияния, что оказала новорождённая душа на равновесие своей жизнью в симбиозе. Перед ней три линии, три судьбы, подробно их изучает. Первая линия самая длинная и самая прямая – Играгуд, от города Кипелара к городу Калауту. Вторая самая короткая, но самая глубокая – остров Оем в Студёном океане. Третья и не длинная, и не глубокая, зато самая витиеватая: посёлок на реке Горячей, Синглия, а дальше – неопределённость за неопределённостью. Её-то, третью, новорождённая душа в конце концов и выбирает.