|
Мир людей — жар, возвращение в Серые Кварталы — обжигающий холод. Текучее тело блестит, переливается, отражает, словно облитое ртутью. Но вот костюм-трико становится черным, перчатки – белоснежно-белыми, а зеркальной остается лишь маска. Изумруды в рукояти кинжала вспыхивают, когда небо чертит зеленая полоса, из треугольной змеиной мордочки на миг появляется раздвоенный язычок. Развалины кутает сумрак, но мне он не помеха, а друг. По маске расползается улыбка, становится все шире и шире. То и дело хихикая, подбираюсь к двери из литого металла, да с рядами заклепок по кромке.
— Дверка, дверочка, дверушка, - вырывается из-под маски шепот, - что же ты прячешь?
Кинжал Эфраима шипит, просится в дело – но-но, не балуй! Двери не касаюсь и пальцем – мало ли, какие заклятья наложены, но отражение перетекает, переливается в маску, и останется там навсегда.
— Сим-сим, откройся, сим-сим, отдайся… - напеваю, поднимаясь по обвалившейся лестнице.
Стоит проверить второй и третий этаж – вдруг сыщется что интересное? Галереи, обломки, саван пыли… нет, кажется, здесь шаром покати. Взбираюсь на перила, пробегаю как по канату, возвращаюсь на лестницу.
— Следует ли заглянуть на прощанье в «Котел»? — прикладываю палец ко лбу, по маске расползается гримаса задумчивости. — Нет, если вернусь в уборную, и выйду, как положено – будет выглядеть подозрительно, поскольку не совпадает с обычным моим поведением.
Направляюсь к лучу-коридору, ведущему из заведения прочь. Джокер, Джокер, что же ты задумал, баламут, и какую роль отвел мне? Нет, я не папочка, и спину, хи-хи, не подставлю даже близкому другу. Тем более близкому другу…
|