ЕСТЕСТВО - все, что есть; природа, натура и порядок или законы ее; существо, сущность по самому происхожденью. Духовная жизнь чужда земного естества. Человек, по естеству своему, причастен плоти и духу. Мы зовем ЧУДОм все, что почитаем свыше естества.
Пролог.
Рассеянный свет от настольной лампы, подрагивающей белой дымкой, окутал поверхность моего рабочего стола. Растворяясь в темноте он, едва выхватывает из полумрака очертания отдалённых предметов, опустевшего к вечеру, центрального офиса моей редакции.
Мне нравиться засиживаться допоздна. Дождавшись, когда сотрудники разойдутся по домам, я наконец-то могу расслабиться и скинуть опостылевший за день галстук. В такие минуты вокруг меня создаётся необыкновенная - творческая аура. Никто не мешает, не дергает и можно полностью посвятить себя любимому занятию - писательству. Особенно я ценю это теперь, когда лишился квартиры и на время перебрался жить загород, к своим знакомым - где, честно говоря, чувствую себя неуютно. Меня тяготит - комплекс жильца, или иждивенца – словом, называйте как хотите.
Отпуск хорошая штука. Только отдыху, с которого я недавно вернулся, можно предпочесть десять лет непрерывной работы. Теперь, сидя в своём удобном офисном кресле, я, наконец, надумал изложить (как говорят – «для истории»), детально и целостно, природу пережитого мною катаклизма и некоторых других, связанных с этим вещей.
Прошёл месяц после известных событий, которые круто изменили не только мою жизнь, но и судьбы тысяч жителей огромного мегаполиса. Хотя фраза - «известных событий», не совсем верна, так как всё произошедшее немедленно засекретили и вряд ли тот, кто являлся свидетелем этого происшествия, дав подписку о неразглашении, станет рассказывать о том, что ему известно. Мне можно. Я человек незаурядный. Помимо того, что вашему покорному слуге довелось стать участником данных обстоятельств, я являюсь специальным корреспондентом - при министерстве обороны нашей страны. Мне, поручено подробно и последовательно, описать это необычное дело, пополнив, таким образом, секретный архив очередной своей работой. Также, по моей настойчивой просьбе, руководством разрешено выразить пережитые мною впечатления в виде художественного произведения, конечно же, избегая ссылок на документальность, и обходя острые углы секретных нюансов описываемых событий. Рекомендовано построить повествование так, чтобы данная работа выглядела обычной авторской выдумкой. Впрочем, где, правда, и в чём вымысел вы без труда разберётесь сами, только оговорюсь, я – документалист, и мне претят разного рода выдумки и нелепые фантазии.
Но - всё по порядку. О себе и о том, что мне довелось испытать, в этой истории, будет рассказано чуть позже. А начну, пожалуй, издалека, последовательно расплетая клубок событий, опираясь на слова моих новых друзей. Людей - ставших, как и я, по воле судьбы, непосредственными участниками, а, в общем - то, и главными героями этой ужасной катастрофы. Да-да, именно катастрофы. Это понятие, здесь, подходит как нельзя лучше.
Глава 1.
Невинные, как казалось, размышления о смысле жизни и превратностях судьбы, возникали, в сознании Стаса, аллегоричными образами. Перевоплощаясь в навязчивые мысли, они трансформировались в бредовые идеи, витая под вечерними, розовеющими, облаками, бесплотными черно-белыми конфетти, из обрезков надежд и разочарований.
«Всё ясно – вялотекущая депрессия, - подумал парень, пытаясь вспомнить, когда это началось».
Катализатором, такого состояния, послужило известие о закрытии предприятия, на котором он трудился. С того момента прошёл ровно месяц. Всё это время Стас ходил, как неприкаянный, обивая пороги учреждений, в поисках подходящей работы.
Будучи невысокого роста и имея неброскую внешность, Станислав, излучал некую притягательную энергию, своего рода – харизму, что позволяло ему в любой компании быть на высоте. Неярко выраженный брюнет, с голубыми глазами и романтическим взглядом, он имел какое-то, магическое воздействие на собеседника, что заставляло оппонента часто менять свою точку зрения по поводу, тех или иных, вещей обсуждаемых в ходе разговора. Правда, в поиске работы это качество почему-то не возымело необходимого эффекта.
В своё время он окончил геологический институт и по распределению попал в организацию, которая занималась исследованиями в области торфяных разработок. Просуществовав некоторое время, предприятие развалилось, и Стас остался не у дел.
В тот вечер, он возвращался домой после очередного собеседования. Путь пролегал по одной из московских улиц, на окраине города.
Нежное майское солнце, запутавшись лучами в ветвях окрестных тополей, спешило к закату, размазывая удлинившиеся к вечеру тени на мольберте земли и подготавливая мягкие пастельные тона для ещё ненаписанного холста предстоящих сумерек.
Он шел, потупив голову, думая о чём-то своем и не заметил приятеля Колю, который беседовал с девушкой на противоположной стороне улицы, недалеко от входа в метро.
Завидев Стаса молодой человек, прервал разговор с собеседницей и поспешил к пешеходному переходу, наперерез удаляющемуся другу.
Николай или просто - Ник, выглядел импозантно - высокий парень, крепкого телосложения кареглазый брюнет. Ребята дружили с детства, были одного возраста, имели схожие взгляды на жизнь, а так же кучу общих интересов. Они даже жили в одном доме в соседних подъездах. Основным различием в их статусах являлось то, что Стас, не так давно, женился и уже имел маленькую дочь, а Ник, до сих пор, оставался холост. Правда, это отличие можно считать относительным. Ник давно встречался с девушкой но, как говорят в таких случаях - «ещё не созрел». Его подруга Лиза (которую, он нежно называл - «моя Лиз»), в прошлом году окончила университет и сейчас работала в одном из – «НИИ».
- Ты сегодня какой-то заторможенный,- произнёс Ник, догнав приятеля, - три раза тебе кричал, а ты ноль внимания. Что-нибудь стряслось?
- Ничего особенного, просто я снова пролетел с работой, - Стас раздражённо сплюнул и продолжил, - третий раз хожу в эту долбанную контору. Сначала обнадёжили, а сегодня заявили: «извините, вакансия закрыта,...».
- Да… Как говориться - «облом", - Ник остановился, подтянуть ослабший шнурок кроссовки.- Ну и что делать собираешься?
- Что, что? Домой пойду.
Станислав ясно представил выражение лица жены, в момент, когда он скажет - «Не взяли», - и ему стало как-то неуютно.
Солнце скрылось из виду. Парни шли среди дворов, в направлении своего дома, вспоминая разные истории, смеясь и по-ребячески размахивая руками
- Может по пиву? - предложил Ник.
- Поздно уже, - задумчиво произнёс Стас, борясь с искушением.
- Мы недолго, - не унимался приятель.
- Ну, если только по кружке,- наконец-то сдался Станислав.
Друзья свернули за угол дома, пересекли детскую площадку и вышли к бульвару, где располагался пивной бар - «Весёлый лангуст».
Пивнушка представляла собой демократичное заведение и располагалась в цокольном этаже пятиэтажки. Хотя помещение выглядело староватым, но отделано было со вкусом - в стиле средневековой баварской харчевни. На время, сбросив с себя тяжесть повседневных забот, ребята разместились в дальнем углу зала. Угрюмый, как само освещение бара, официант принял у друзей заказ и, неторопливо, поплёлся его выполнять.
- Тормоз, - тихо произнёс Ник, провожая официанта взглядом.
- Точно, - согласился Стас, разглядывая помещение.
Несмотря на медлительность официанта, через пять минут, тарелка с оранжевыми креветками и запотевший графин с игристым пивом, прелестным натюрмортом украшали середину дубового стола, за которым расположились друзья. Из скрытых динамиков, вытекала невесомая музыка, разливаясь и обволакивая мажорным настроением каждый уголок помещения.
Пересуды, воспоминания, затаённые обиды, невысказанные претензии – классическая мужская беседа за кружкой пива. Ник жаловался на свою работу, низкую зарплату и туманность перспективы. Стас - на временное отсутствие всего этого.
- Чем ты недоволен?- возмущался Станислав. – Сутки работаешь, трое дома, кормят, одевают, чего ещё не хватает? Зарплата небольшая?! Бери подработку!
- Что же, ты, никак работу не найдёшь, я уж не говорю о подработке? - парировал, Ник.
- С моим образованием я скоро, выберусь из этой передряги, а, ты, в своей охране, будешь киснуть всю жизнь, - съязвил Стас.
Ник работал охранником, на торговой базе. В своё время он увлёкся восточными единоборствами, затем служил в спецназе и после травмы ноги, во время последнего задания, был комиссован на гражданку. Нога со временем зажила, но возобновлять военную карьеру он не захотел.
- Что ты сказал? - Ник привстал, лицо его побагровело, желваки на скулах заплясали ирландскую джигу.
- Ладно, Ник, остынь, - Стас хорошо знал вспыльчивый характер друга, и решил разрядить атмосферу, плавно сменив тему, - сейчас бы, за город на природу, или в деревню. Да?- Ник медленно опустился на стул и принялся, молча допивать оставшееся в кружке пиво. Несмотря на то, что последние слова не вызвали у друга никакой реакции, Стас продолжил. – Что мы всё о каких-то проблемах? Расслабься приятель! Хочешь, я расскажу тебе историю, которая, как мне кажется, тебя развлечет?
Ник, с хрустом, лишил головы огромную креветку и подлив себе в кружку пива равнодушно изрёк: - Валяй.
-Помнишь, три года назад, я уехал почти на всё лето? - Станислав, непринуждённо откинулся на широкую спинку стула.
Ник неохотно кивнул.
- Короче фирма, где я работал, направила меня в командировку. Такая, своего рода, экспедиция в один из медвежьих углов Подмосковья. В группу, кроме меня, входило три человека. Предполагалось провести разведку и анализ новых залежей торфа.
В середине июня, наша группа собралась на платформе, N-ского, вокзала - Москвы. День выдался пасмурным. Шёл моросящий дождь.
Дверь подошедшей электрички, распахнулась прямо возле меня. В нос ударил резкий запах мочи, настоянный на спиртном и разбавленный «ароматом» технического мазута, щедро сдобренного амбре полуразложившихся окурков.
«Судя по состоянию, тамбур не убирался недели две, или всю ночь здесь пьянствовали бомжи, - подумал я, протискиваясь с рюкзаком через перекошенные двери вагона и усердно сдерживая дыхание».
Салон выглядел более пристойно. Наш квартет расположился в центре вагона, с южной стороны. Точно по расписанию электричка нехотя, сдвинулась с места и быстро ускоряясь, оставила позади серый вокзал, унылый перрон, дождливую Москву.
Усевшись, каждый занялся своим делом: двое играли в карты, периодически обмениваясь репликами по поводу нечестной игры, один дремал, прислонившись головой к треснувшему стеклу, я же, устроившись у окна, взялся просматривать распечатки технической документации, корректируя план предстоящих работ.
Пейзаж, за окном, пестривший провинциальными городками и посёлками, спустя два часа, незаметно сменился непроходимыми лесами и болотами. Через открытые окна, вагон наполнился терпким, запахом тлеющего торфа. В этом году, как никогда, горели леса и торфяники. Справиться с пожаром было непросто. Редкие осадки, выпавшие за лето, не могли исправить положения.
Дождь почти закончился и лишь одинокие капли раздавались, волнистыми кругами, в мутных зеркалах дорожных луж.
Мои компаньоны уснули. Ритмичный стук колёс сделал своё дело, и ярый азарт картёжников, уступил место сладким объятиям морфея.
«Так. Три часа дня. Ещё минут двадцать-тридцать и должны быть на месте, - прикинул я, наблюдая, как секундная стрелка моих стареньких часов, словно неутомимый скакун завершает очередной заезд».
Покончив с документацией и сделав некоторые заметки, я откинулся на спинку сиденья и принялся рассматривать своих коллег.
Сидящий прямо напротив меня молодой человек (с виду лет двадцати пяти), являлся младшим научным сотрудником института. К нам он был прикомандирован. Худощавый парень, невысокого роста он носил нелепые круглые очки. Звали его - Гера.
Два других сотрудника – «старые волки». Обоим давно за сорок. Они работали, в одном из отделов нашей фирмы и считались «рабочими лошадками» в плане геологоразведки. Того, что сидел рядом со мной, звали Виктор Анатольевич. Его красноватое, окутанное тонкой сеточкой синеватых прожилок лицо, говорило о пристрастии к алкоголю и прогрессирующей гипертонии.
Напротив него, запрокинув лицо в потолок и тихо похрапывая, расположился Михаил Александрович. Настоящий гигант, два метра ростом, атлетического телосложения, что никак не вязалось с его умным лицом, проницательным взглядом и высоким лбом, за которым скрывался неисчерпаемый кладезь немереного интеллекта.
Ход моих мыслей прервал внезапный лёгкий толчок, после чего электричка стала быстро терять скорость и через минуту- другую остановилась посреди леса. Продержав народ в неведении, минут пятнадцать, машинист электрички, через вагонные динамики, наконец-то объявил, что произошёл сбой в работе электрооборудования на одной из подстанций. Подача электричества будет возобновлена через час-полтора.
Желающие покурить или подышать свежим воздухом вышли из электрички. Основная масса пассажиров оставила насиженные места. Покинув застывшие вагоны, люди, сгруппировались на серых островках мокрого гравия, возмущённо обсуждая неожиданное происшествие.
Окончательно придя в себя после, внезапно прерванного сна, мои коллеги стали решать - как быть дальше? Предполагалось два варианта. Первый - ждать неизвестно сколько, пока устранят поломку. Второй - идти пешком через лес, по пути проводя некоторые исследования. После недолгого обсуждения все склонились ко второму варианту. Благо, расстояние до поселка, в который мы направлялись, было небольшим. Если идти напрямую, минуя петляющую железную дорогу - километра три. Михаил Александрович не раз бывал в этих грибных краях, и риск заблудиться практически сводился к нулю.
Сменив городскую обувь на резиновые сапоги, и допив остатки теплого кофе, которым Гера предусмотрительно заправил свой термос, мы двинулись дальше пешком.
Дорога, с учётом пересечённой местности и коротких остановок, для обследования характера грунта, заняла два часа.
Неприятность, скорее даже происшествие, случилось неожиданно. Гера провалился в одну из скрытых ям, которые образуются после пожаров, в местах выгорания торфяника. Он быстро исчез из виду, не успев даже ойкнуть. Зато через секунду орал, словно поезд, мощным гудком предупреждающий о своём приближении. Да, голосить было отчего. Подбежав на крик, мы обнаружили его висящим на краю глубокой ямы, намертво вцепившимся в толстый отвод коряги, по счастью оказавшейся рядом. Глаза Геры, на тот момент, выглядели не меньше чайных чашек, со стола мартовского зайца, из сказки об Алисе. После того как мы, не без труда, извлекли его из этой - «чёрной пасти дьявола», Гера рассказал что произошло.
Продвигаясь по краю высохшего болота, он приметил под ногами небольшую трещину в земле. С последующим шагом, почва с треском разверзлась, и твердь провалилась, увлекая беспомощную жертву в бездонную утробу. Парень ещё не раз вспомнил прочную корягу, которая по счастливой случайности оказалась рядом.
Внезапно возникшая яма напоминала ужасный оскал свирепого монстра, собиравшегося вобрать в себя: нас, окружающий лес, просветлевшее небо, и весь окружающий мир. В поперечнике она протянулась метров на десять и ничуть ни меньше в глубину. Подойдя к краю ямы, у самого дна, можно было различить разбегавшиеся в разные стороны норы или лазы, напоминавшие результаты работы гигантского крота. Только по размерам тот «крот», превзошёл бы габариты взрослого медведя. На внутренних стенках каждого прохода белели, скопления каких-то шаров, с виду напоминавшие большие грибы-дождевики. Некоторые из них достигали размеров волейбольного мяча, и как показалось, на фоне окутавшей их темноты, излучали слабый неоновый свет.
Эту картину можно было наблюдать какие-то секунды. Затем яма словно ожила. Земля по всему периметру зашевелилась, и крутые края стали медленно сползать вниз, увлекая за собой всё больше и больше земли, надёжно скрывая свои секреты, от любопытных глаз, под многометровой толщей осыпавшегося грунта. Я едва успел отскочить в сторону и теперь стоял, будто остолбенев, предоставив некоторое время своим мозгам, переварить всё произошедшее.
Оставшийся отрезок пути мы делились впечатлениями по поводу случившегося. Не давали покоя вопросы: - «Что это за норы? Что за грибы такие, которые ещё и светятся?
Самое логичное, и наиболее подходящее, объяснение высказал Михаил Александрович. Он предположил, - « Дыры в земле, это результат взаимодействия подземных пожаров и грунтовых вод. Как известно пласты торфа могут залегать не сплошным массивом, а чередуясь и разделяясь прослойками различного грунта, это песок, глина и всё что угодно. Такая внушительная, как мы увидели, толщина торфяного слоя, говорит о том, что возраст здешних болот исчисляется тысячелетиями. Большинство из них давно высохли. Глубинные слои торфа, под высоким давлением грунта, со временем превращаются в пласты каменного угля. Огонь на протяжении длительного времени безжалостно выжигал торфяные, а затем и угольные прослойки. Вода смывала образовавшиеся продукты горения и, словно по канализационным трубам, уносила всё это далеко, в какой-нибудь естественный природный отстойник. Таким образом, там, внизу могли возникнуть не только норы, но и целые подземные галереи, даже большие пещеры. Состав глубинной почвы, как мы успели заметить, во время обрушения этой чёртовой ямы, изобиловал глиной, как красной, которая используется для производства кирпича, так и белой. Все примерно представляют, как обжигается кирпич или глиняная посуда. Вследствие чего нетрудно сделать вывод что под землёй могут существовать целые лабиринты беспорядочно переплетённых тоннелей, с обожженными, как в гончарной печи, стенами и прочность таких стеночек не может вызывать никаких сомнений. Что же касается светящихся грибов то они, скорее всего, относятся к роду «рlenrotus», с ярко выраженным эффектом биолюминесценции. Практическая роль свечения таких грибов не ясна, предполагается, что оно у них - побочный продукт окислительного обмена. Грибницы, порой, достигают возраста восьмисот лет. Наши предки воспринимали большие скопления грибов, как места обитания лесных духов».
После чего Михаил Александрович, хитро улыбнулся, глядя на нас, и назвал свою короткую лекцию не более чем красивой фантастической гипотезой. И действительно, что можно рассмотреть за столь короткий промежуток времени. Тем более, находясь в стрессовой ситуации, могло привидеться всё, что угодно. Не стыковалось одно - видение было всеобщим.
Типичный, для большинства пристанционных посёлков, дом, выкрашенный темно-коричневой краской, поджидал усталых путников в самом конце селения. Приветливо подмигивая белыми ресницами занавесок, в распахнутых окнах, он звал под свою крышу, расписанную изумрудной акварелью шелковистого мха, обосновавшегося на волнистых откосах шиферной кровли.
Дом располагался посреди земельного надела и по крышу утопал в густой листве плодовых деревьев.
Участок, по периметру, был обнесён покосившимся забором, из подгнившего горбыля, и органично вписывался в ландшафт селения, гармонично сливаясь с похожими строениями, из которых и состояла улица.
Мы шли не наугад. Дом и название улицы нам сообщили заранее - «Садовая, 74».
В таких случаях поиском временного жилья, для своих сотрудников, занимается менеджер. Он выезжает заранее и улаживает необходимые формальности. Так что, мы приехали – «на готовенькое».
Встретила нас старенькая, но довольно шустрая женщина. Поздоровавшись, она пригласила всех в дом и ознакомила с жильем. Здесь царили дух и уклад начала двадцатого века - чудный деревенский антиквариат. Казалось, время остановило свой бег и решило здесь передохнуть.
Милая старушка ухаживала за нами, словно за детьми. Когда мы уходили работать, женщина всегда провожала до калитки, и стояла, пока последний, из нас, не скроется за углом забора самого крайнего и загадочного, на этой улице, дома. Дальше начинался лес.
Вечерами, усадив нас за стол, заставленный деревенскими яствами, хозяйка ненадолго удалялась в свою кладовку, после чего возвращалась, утиной походкой, держа в руках небольшую бутыль до половины наполненную мутным самогоном. Наливая, по стопочке, бабка не забывала и про себя. Выпьет, раскраснеется и начнет рассказывать разные сплетни, истории и небылицы. Одна из таких баек запомнилась мне больше других.
Как-то, во время ужина, разговор зашёл о старом доме, том загадочном строении, что находилось в конце улицы. В нём давно никто не жил и от бесхозности дом слегка покосился на прогнившем фундаменте и словно отвернулся от посёлка в сторону вековых сосен. Унылый приют полуночных призраков. Он вызывал недобрые чувства, особенно когда с небес спускалась темнота, а от окрестных болот доносились таинственные вопли недремлющей выпи. Дом, возвышался почерневшим идолом на фоне мрачного леса. Отрешённо уставив глазницы заколоченных окон, в гнетущую темноту соснового бора, он словно высматривал своего хозяина, который сгинул много лет назад, в одной из топей здешних болот.
Тщетно пытаясь уколоть шляпку маринованного масленка, который ускользал от малейшего прикосновения вилки, старуха вспоминала эпизоды истории, которую собиралась нам поведать. Наконец гриб сдался в неравной схватке. Немного покрасовавшись на острие столового прибора, он поспешил в раскрытый рот своей мучительницы, вслед за очередной порцией горячительного. Покончив с материальной пищей, бабка спонтанно перешла к духовной.
Рассказ начинался с того, что в - «доме на отшибе» (так его прозвали местные жители), умерла древняя старуха и по наследству дом, достался её дальним родственникам. Не смотря на то, что строение выглядело очень ветхим, его всё же купил один профессор из Москвы. Сначала он жил здесь наездами, а потом и вовсе поселился, лишь изредка отлучаясь по своим учёным делам.
Профессора звали Анатолий Николаевич Кошон. С виду он был худощав, среднего роста имел глубокие залысины поверх высокого лба и слегка грассировал при разговоре. Благополучно переступив пенсионный порог, он, ещё полный сил и здоровья ученый, не ушёл на покой. Продолжая заниматься антропологией и фольклористикой, учёный часто захаживал в дома селян. Расспрашивая и подробно записывая всё услышанное, он словно искал философский камень, запрятанный кем-то, в дальней меже заднего огорода.
К нашей старушке Анатолий Николаевич захаживал чаще, чем к другим. И немудрено. Она являлась ближайшей соседкой и была не прочь, поведать очередную заковыристую историю, изрядно приправленную народным фольклором.
Однажды, морозным зимним вечером, в канун «старого- нового года», профессор возвращался из Москвы. По пути, Анатолий Николаевич, наведал свою старую соседку. Из столицы он прихватил красивый торт, разукрашенный шоколадом и ярко-оранжевыми цукатами. Весь вечер они пили чай и разговаривали.
Коротая время за приятной беседой, профессор поведал ей о рецепте, некоего колдовства, который ему удалось выудить у старого деда, год назад, в одной из богом забытых деревень. Суть его заключалась в том, что с помощью определённых приготовлений можно вызывать духов и с их помощью узнать своё будущее. Для этого требуется: протапливая печь, откладывать из охапки дров по одному полену. Раз в месяц в течение года. Должно получиться двенадцать поленьев. Под новый год, по старому стилю, необходимо положить все дрова в печь и ровно в полночь поджечь их все разом. О последствиях дед не сообщил, но дал понять, что у каждого это происходит по-разному и то, что ты узнаешь, будет только твоим и только для тебя.
Профессор хотя и считал себя высокообразованным человеком, но иногда любил слегка расслабиться, впасть в детство и поэкспериментировать с каким, ни будь явлением, выходившим за рамки научных реалий. Это был как раз тот случай. Уже год, в его сарае, пылились одиннадцать отборных поленьев, и сегодня к ним добавится ещё одно.
Огонь вспыхнул сразу. Фиолетовые языки пламени мгновенно охватили облитые спиртом дрова и закружились в страстном танце, причудливо переплетаясь с оранжевыми язычками уже занимающейся бересты. Воздух в помещении наполнился запахом спирта и горящей древесины. Рождённые грозной стихией тени, беспорядочно заметались по оплавленным стенам топливника, в закопченном чреве старой русской печи. Профессор сидел, устроившись в кресле-качалке, с бокалом наполненным шампанским в руке и отрешённо смотрел на огонь. Он находился в лёгком трансе и в его расширенных зрачках, мерцающими бликами отражалось пламя очага. У подножья печи валялась перевёрнутая склянка, в которой недавно находился технический спирт, использованный для розжига дров. В доме присутствовали двое – профессор, облачённый в чёрный атласный халат, да пламя, устремившееся в дымоход и уже успевшее пожрать добрую половину пылающего топлива.
Внезапный скрежет вывел учёного из оцепенения. Ему показалось, будто кто-то, с переменным усилием, ведёт железом по стеклу, при этом мелко барабаня костлявыми пальцами в такт участившимся ударам сердца. Зрачки профессора то сужались до малых крупинок, то расширялись до размеров роговиц. Он резко обернулся и с ужасом вперился взглядом в чернильную тьму не зашторенных окон. Огромная летучая мышь то, приближаясь, то, скрываясь в черноте ночного мрака, ломилась с улицы в окно. Мечась и повизгивая, она рвалась внутрь дома, разбрызгивая отвратительные сгустки слюны и размазывая их по стеклу. Вдруг, словно осознав тщетность своих попыток, она последний раз сильно ударилась о деревянную створку окна и устремилась прочь, увлекая за собой чавкающие звуки, издаваемые взмахами её перепончатых крыльев. Словно камень из пращи профессор выскочил из кресла. Он рванулся к окну и плотно прижавшись, стал внимательно всматриваться в то, что скрывала зимняя ночь. Мрак распался над поверхностью снега и постепенно привыкающие к темноте глаза, стали различать всё происходящее.
Спавший в сладкой неге лес вдруг закричал, завопил немыслимыми голосами и выпустил из своих недр полчища ужасных тварей и созданий. Стадо разъярённых вепрей как опасной бритвой срезало большую часть, примыкающего к лесу, забора. Они группами разбрелись по всему саду и с дикой яростью принялись рыть и выковыривать замёрзшие корни плодовых деревьев.
Стаи визжащих нетопырей, вызволенных неведомой силой из объятий зимней спячки, чёрной тучей нависли над садом. Взмахи тысяч крыльев, словно огромным вентилятором, подняли к небу свежевыпавший снег, закручивая его в вихри и заметая всю округу. Сквозь едва проглядную мглу можно было различить, как от чёрной стены леса, отделяются крадущиеся тени. Это волки. Они выстроились по линии лежащего на земле забора, на некотором расстоянии друг от друга, и напоминали взвод почетного караула в ожидании важной персоны. И персона не заставила долго ждать.
Вершины сосен содрогнулись, сбросив шапки плотного снега. Деревья словно расступились, предлагая дорогу неведомому путнику, и из леса появилось нечто. Оно шло, уверенно передвигая ноги, и остановилось в метре от заснеженных спин подвывающей охраны. Таинственное свечение, мерцающим ореолом окружавшее его, позволяло разглядеть всё до мельчайших деталей. Невиданный монстр, весь усеянный бородавками и кожаными наростами, казалось, безмолвно взирал по сторонам молочными зрачками, поражённых бельмами глаз. На его серой вздувшейся коже, зияли гниющие воспаленные язвы. Он походил на угловатого голема, грубо высеченного из каменной глыбы, нетвёрдой рукой начинающего мастера. Его безжизненный взгляд терпеливо блуждал по поверхности старого дома. Казалось, он ощупывает невидимыми пальцами каждую пядь покосившегося строения. Когда же его взор добрался до окна, в котором застыл беззащитный силуэт профессора, чудовище замерло.
Резкая боль в глубине черепа парализовала мысли и движения ученого. Он сильно страдал, не имея возможности пошевелиться и крепко сжать поражённую голову. Всё что у него осталось: это стон - не требующий движений, да слёзы неподвластные разуму.
Внезапно раздался тяжёлый дребезжащий голос. Но не из пасти урода. Нет. Он зазвучал в мозгах профессора, болезненно вибрируя и повторяясь долгим эхом во, всех уголках обескураженного сознания. Слов было пять: «ЖИТЬ ТЕБЕ ОСТАЛОСЬ ТРИ МЕСЯЦА».
Голова закружилась. Комната поплыла. Тело обмякло.
Очнулся Анатолий Николаевич поздним утром. Он лежал на полу и весь дрожал от холода. Сильно болела голова, а особенно беспокоила ссадина, на лбу, назойливо напоминавшая о причине своего возникновения. Опираясь на стену, профессор поднялся и недоверчиво подошёл к окну. Его взору открылся залитый солнцем зимний сад, устланный белым ковром. Нетронутые шапки снега на высоких соснах. Серый забор, стоявший на своём месте, как ни в чём небывало. Все хорошо, но что-то было не так. И только сейчас Анатолий Николаевич заметил перепончатое крыло замёрзшей летучей мыши, которое акульим плавником торчало из сугроба и слегка подрагивало при слабых порывах ветра.
Осмотрев кухню, он увидел: перевёрнутую склянку, из-под спирта, обветренные остатки ужина - разбросанные по столу, пустую бутылку, от шампанского - закатившуюся в угол, осколки стекла от разбитого бокала и сваленное на бок кресло-качалку.
Об этом случае, профессор рассказал своей соседке, на следующий день, после необычного пробуждения. Излагал подробно, стараясь не упустить деталей и только в глазах его, нет, да и вспыхивали предательские искорки зарождающегося психического недуга.
И что странно. В середине апреля, того же года, учёный пропал. Сгинул в никуда. Оставил всё как есть: осиротевший дом, нехитрый скарб, а главное множество книг, которые он ценил превыше любого богатства.
Обнаружилось это после того, как родственники профессора забили тревогу. Долго не получая от него известий они прибыли в поселок. Не найдя его, обратились в милицию. Сыщики, неделю ходили по домам, всех расспрашивали, пытаясь найти хоть какую-то нить, которая могла бы помочь в поисках пропавшего человека. Они обследовали: лес, окрестные болота, но так и не смогли обнаружить, хоть что-то, проливающее свет на это дело. Через некоторое время, после известных событий, к дому профессора подогнали грузовую машину. Забрав, кое-какую мебель, утварь и книги, родственники заколотили окна старыми досками и больше здесь не появлялись.
К бабке так же, заходил молодой следователь. Много расспрашивал, о пропавшем соседе, делал какие-то записи, но ничего так и не выяснил. Эту историю, поведанную профессором, она, по понятным причинам, ему рассказывать не стала. Помочь поискам такая страшилка не могла, а вот создать образ «свихнувшейся старухи» это, пожалуй.
Нам же бабулька, все рассказала, находясь под хмельком, за давностью лет, слегка приврав, если не выдумав всё - до единого слова.
Как-то раз я и Гера возвращались с работы, чуть раньше, обычного. Наши коллеги ещё оставались в лесу. Командировка подходила к концу, и отъезд был запланирован на следующее утро. Выйдя из зарослей молодняка, мы очутились у самого забора того таинственного дома.
Редкие, причудливые облака, застыли в небе грозной флотилией, с поставленными парусами, в ожидании попутного ветра.
Ещё раньше, обсуждая бабкин рассказ, мы с Герой загорелись желанием непременно побывать в этом доме. Посмотреть, что там внутри. Учитывая предстоящий отъезд, другой такой возможности могло не представиться. Войдя во двор, через покосившуюся калитку, мы остановились. Добраться до главного входа оказалось нелегко. Все обозримое пространство, вплоть до самого порога, поросло бурьяном. Гера, заговорщически подмигнул и, нагнувшись, стал продираться сквозь густую траву. Я последовал его примеру. Пряный дух полыни невидимым облаком, окутал зелёные заросли.
Этот запах пробудил во мне забытые чувства. Я, будто скатившись с крутых американских горок, за одно мгновение пронёсся по самым отдаленным уголкам моей памяти, мимо прекрасных островов безвозвратно ушедшего детства. Мимо тех сказочных мест, где, как и раньше пахнет полынью, бабушкиными пирожками и парным душистым молоком.
На парадной двери дома висел, потрёпанный временем, замок. Идти пришлось в обход. С обратной стороны здания мы обнаружили приоткрытую дверь чёрного хода.
Изнутри дом не казался таким страшным. Пыль, бедлам, да голые стены. Обследовав помещение мы не нашли ничего особенного что могло бы нас заинтересовать. Старые башмаки, пожелтевшие журналы - разбросанные по полу, огарки парафиновых свечек на подоконнике. Вот и всё. Никакой интриги. И только собираясь уходить, Гера заметил в дальнем углу комнаты небольшое бронзовое кольцо, выступавшее поверх маленького деревянного люка. Это был лаз в подвал. Когда я, не без труда, приподнял схваченную временем крышку, в лицо пахнуло могильной сыростью. От запаха плесени защекотало в носу и, Гера громко чихнул. Неожиданно бронзовое кольцо выскользнуло из моей руки, а крышка, с грохотом, вернулась на прежнее место. Словно не желая нас впускать, она застряла ещё крепче, и оказалось одному её уже не поднять. Совместными усилиями мы, всё же, справились с этой работой и теперь сидели на коленях, тупо уставившись в зияющую дыру. Возникла необходимость в источнике света. Спички у нас имелись. Без них в лесу нельзя. Но это часть проблемы. Тут я вспомнил о свечах, лежащих на подоконнике. Взяв по одной, мы запалили огарки и осторожно спустились вниз по трухлявой лестнице. Расстояние от земли до пола оказалось приличным. Здесь можно свободно стоять, не нагибаясь, а при желании даже подпрыгнуть. Разойдясь в разные стороны, мы принялись обследовать все закоулки подполья. Остатки истлевшего картофеля, разбитые банки из-под солений и всё это под большим слоем плесени. Отпечатки следов обуви, различных размеров, и разбросанные повсюду окурки указывали на то, что в подвале кто-то побывал до нас. По видимости здесь работали оперативники. Безрезультатно облазив все углы, мы направились к выходу, продолжая осматривать дощатые стены. Фундамент подвала, по периметру, был обшит вертикально приколоченными досками. Однородная текстура обшивки почти не нарушалась. Лишь в одном месте, с южной стороны подпола, несколько тесин немного выделялись на фоне остальных. Другой сорт дерева и более гладкая отделка досок не сильно, но контрастировала с соседними участками. К тому же они слегка выступали из общего ряда, тем самым, нарушая гармонию ровной поверхности. Казалось, за ними что-то есть. Я слегка нажал на это место. Потом надавил сильнее, и…ничего не произошло. Продолжая обследовать выступ, мне с трудом удалось протиснуть указательный палец в щель, за верхним торцом обшивки. Упершись в небольшой деревянный брусок, я надавил на него, после чего часть поверхности подалась вперед и образовалась узкая дверь.
Под дрожащим пламенем свечи, обозначились каменные ступени, которые уходили вниз и растворялись в чернильной темноте подземелья. Вынырнув из-за моего плеча, Гера удивлённо присвистнул. С каждым шагом свет пробирался всё дальше, пока не уперся в громоздкую деревянную дверь, сидевшую на толстых чугунных петлях. Спустившись, мы попытались её открыть, но тщетно. Страх и любопытство - извечные спутники человека. Преграда не поддавалась. Складывалось впечатление, что она подпёрта чем-то изнутри. Не сдаваясь, я стал ломиться, бить ногами и, что есть силы, напирать. Раздался треск. Дверь с визгом повернулась на ржавых петлях, и мы очутились у входа в старую штольню. Высота тоннеля не превышала двух метров. В ширину, не составляло большого труда вытянуть обе руки. Проходя сквозь торфяной пласт, штольня под, небольшим уклоном, уходила вниз. Просмоленные, но уже сгнившие от времени шпалы, разделяли длинный коридор на равные сектора. Убегая угловатыми колоннами вдаль, они растворялись на границе света и тьмы. Опалубка штольни также изрядно прогнила, а на бугристом полу возвышались кучи обвалившейся породы. Идти дальше, без специального снаряжения, затея опасная, но мы все, же рискнули. Пробираться пришлось, лавируя между завалами. Спотыкаясь о доски, отвалившейся опалубки, мы проковыляли метров пятьдесят и остановились. В этом месте, основной рукав штольни делился на три ответвления.
Гера нагнулся и что-то подобрал с пола. Присмотревшись, я увидел на его ладони безжизненное тельце крупного насекомого. Оно выглядело необычным, если не сказать больше. Внешне находка напоминала гибрид осы, скорпиона и стрекозы. Продолговатое тело осы, с чередующимися жёлтыми и чёрными полосками, заканчивалось выгнутым хвостом скорпиона, с характерным жалом на конце. Немного приплюснутая голова была снабжена большими глазами, а туловище оснащено четырьмя стрекозьими крылышками, расположенными на спине попарно. Занимая всю ладонь, существо лежало неподвижно. Оно словно спало. Могло показаться, что вот-вот странный жучок зазвенит перепончатыми крыльями и взлетит.
Внезапно, из темноты правого ответвления, послышался шорох. Фыркая и противно попискивая к нам, что-то приближалось. Через пару секунд, медленно пересекая границу тьмы и света, появился невиданный зверь. Животное, походило на крысу, только очень большую. Но не это было главным. Поражало то, что крыс было две. Точнее две - в одном теле. Они, как бы, срослись спинами, при этом, имея общее туловище, единый чешуйчатый хвост и две головы, расположенные вертикально. Заостренные морды, будто обидевшись друг на друга, отвернулись в разные стороны, напоминая образ двуглавого орла на российском гербе. Четыре когтистые лапы, крадучись, несли всю эту биоконструкцию в нашем направлении, а четыре других конечности, беспомощно копошились на спине, словно нащупывая точку опоры. Немигающие глаза нижней головы, пристально, смотрели на нас взором хищника, в то время как бегающие глазки верхней, явно замышляли смыться отсюда, да побыстрее.
Страх и растерянность сковали наши тела. Остатки свечи неожиданно выпали из подрагивающих рук Геры. Стало темнее. Мы застыли не в силах пошевелиться. Зверь явно готовился к нападению и стремился сократить расстояние. Напряжение росло. Вдруг зверюга сорвалась с места и бросилась в моём направлении но, неожиданно споткнувшись, на обломке доски, крыса перевернулась в воздухе и, сделав сальто через головы, приземлилась в двух шагах от моих ног. Я отпрыгнул в сторону и сконцентрировался в ожидании следующей атаки. Но вопреки моим предположениям животное, почему-то, стало испуганно, пятится назад. Гера медленно присел и, не отводя от крысы взгляда, стал судорожно ощупывать землю в надежде отыскать палку или кусок доски, пригодные для обороны. Поведение грызуна сначала озадачило, но через секунду я понял, в чём дело. После падения крыса перевернулась, и пугливая верхняя половина очутилась внизу, в то время как её сиамский близнец нервно потрясал лапами воздух, щерился и шипел сверху. На мгновение тварь замерла, потом резко развернулась и с пробуксовкой бросилась туда, откуда недавно появилась. Мы последовали её примеру, только в совершенно противоположную сторону. Не справившись с потоком встречного воздуха пламя свечи, тихо фыркнуло и погасло. В кромешной темноте, на ощупь, периодически спотыкаясь и падая, мы неслись к выходу. Наконец, вдалеке, замаячил тусклый свет. Входной люк оставался открытым и мы, пулей, выскочили из подвала.
Свежий воздух и дневной свет привели нас в чувство. Дух полыни и запах хвои снова заполнили легкие, а на подрагивающей ладони Геры, загадочно переливаясь, лежало замысловатое тело неизвестного науке насекомого.
Стас закончил рассказ и залпом допил, оставшееся в кружке, пиво. Ник, ни разу не перебив товарища, на протяжении всего повествования, теперь, недоверчиво смотрел на друга удивлёнными глазами. Затем, сделав глоток из кружки, он откинулся на спинку стула и с трудом из себя выдавил: - Не верю.
Но Ник фарисействовал. Он верил Стасу и знал, что тот говорил правду. Просто история была столь необычной, что осознание её реальности не могло уложиться у парня в голове.
- Хорошо, - Стас задумчиво посмотрел в потолок. - Я докажу тебе. У меня сохранилось это насекомое. Гера хотел выбросить, но я попросил отдать его мне.
В зале зазвучала, некогда популярная, музыкальная композиция - в исполнении Эдди Мерфи. С кухни пахнуло ароматом жарящегося шашлыка. Ник закурил.