- Без сомнений! Ты действительно создал машину целиком самостоятельно. Только ты. Именно поэтому он и выбрал тебя! Так он выбирал остальных.
- Стас, ты можешь подтвердить свои слова? - Ткач попытался внести рациональности в разговор.
- Это лишь предположения. Я готов объяснить все, каждую догадку, и тогда вы поймете, что доказательство не нужны.
- Зря ты пришел, Стас. Сейчас уже не время для догадок. Я тоже долго шел к этому дню. И очень многое пережил. И потерял. Сейчас, когда цель всей жизни так близка, мне либо твои предположения слушать, либо рискнуть. - Глеб сам пошел к Мелихову.
- Его убийство ничего не решит. Ты знаешь.
- А может я и не собираюсь его убивать, но заставить трястись от страха хочу.
- Если не будешь убивать, смысл мне бояться? - Голос, поведение, взгляд, - все сбивало с толку, приземляло. Мелихов, словно, отдыхал, развлекая себя несложной игрой. - Так что там насчет "взглянул по-другому"? Довольно интересно, что же ты увидел такого?
- Скорее тебе любопытно, докопался ли я до сути. Многие гадали в чем твоя цель. Я лично слышал всевозможные версии. На днях у меня в избытке было времени подумать. Разложить все по полкам.
- Что же ты, Стас, издеваешься. Поделись с нами, не томи. - И в этих словах чувствовался особый тон, навязывающий остальным одно единственную точку зрения Мелихова.
- Хочешь узнать, смог ли я превзойти своего отца? Не утруждайся, все мои догадки - это целиком его заслуга, и только его. Он писал дневник, о котором ты прекрасно знаешь, ведь именно существование этого дневника позволило собрать всех здесь, в одном месте. - Мелихов слушал с наигранным интересом, но по существу в глазах читалось безразличие. Взгляд слона, которому дорогу перешел муравей. Стас чувствовал, и это только подстегивало его. - В ходе долгих бесед с тобой, отец записывал все, что только мог. От него я знаю кто ты такой, на что способен. Я узнал что такое судьба, в чем ее парадокс, все нюансы. И даже твоя собственная судьба оказалось на бумаге. Но во всех этих трудах меня заинтересовала два вопроса. Первый, о возможности изменить свою судьбу. Ты многое рассказал об этом. И Глеб ознакомился с записями, и Ткач, не напрямую, а через мои воспоминания о дневнике. И все же ты подтвердил, что жизнь свою можно изменить? Зачем? Самый очевидный вариант - это информация предназначалась именно для моего отца. Ведь ты привел его к тюрьме, не защитил. Но тем самым зажег в папе желание все изменить. Ведь в дальнейшем, отец должен был еще пригодится. Но еще возникает второй вопрос. Почему тогда ты сам не изменил свою судьбу, хотя знаешь ее как нельзя лучше?
Ткач и Глеб посмотрели на Мелихова, ожидая логичных пояснений, и он, подыгрывая, отчитался, как захотел:
- Что же, так удобней. Мне намного проще планировать все события вокруг под одну конкретную, самую знакомую судьбу. К тому же, я вижу судьбы, и даже меняя свою, я продолжаю видеть все что меня ждет, через судьбы остальных.
- Точно. И никто никогда не ставил под сомнения эти факты. Умнейший Мелихов всегда знает, что делает. Он все распланировал. Он ко всему готов. И если он не пытается изменить линию своей жизни, то только потому что ему так нужно. Это аксиома, не вызывающая вопросов. Но вернемся к дневнику. Что ты говорил тогда? Что судьбу может изменить только по-настоящему сильный человек, кажется как-то так. Отличные вдохновляющие слова для отца, чтобы поверить в себя. И скорее всего, все именно так и устроенно. А что если великий Мелихов не меняет свою жизнь не потому что, так хитер и дальновиден, а попросту потому, что слаб. - Последние слова прозвучали, казалось, по особенному громче. Но даже Глеб и Ткач засомневались в верности такого предположения, не говоря уже о Мелихове. Его ухмылка, будто, растянулась еще шире, не произнося звуков, он насмехался.
- Это и есть твой новый взгляд?
- Да, я как и все сомневался. Странное ведь дело - столь сильный дар, такой уникальный ум. Как можно даже думать другое? И все же я предположил. Только представил. И картина сложилась. Вся! Недостающие пазлы нашлись сами собой. От одного безумного идиотского предположения. Это и защищало тебя, Мелихов, все годы. Вера в твое могущество. Ты блестяще всех убеждал в этом.