- Да, - Аэдан подставил кружку, - И я больше того скажу, в свете истории с Днем киновари, о котором мне тут напоминают на каждом шагу, все это еще более темное дело. Есть несколько объяснений тому, что мы сейчас наблюдаем. Хиш: Ра-Хараште просто вконец сошли с ума, раз бросили открытый вызов Кан-Каддахам. Вар: Они не сошли с ума, а заранее нашли себе союзников и то, ради чего стоит злить главного демона Юга. Тогда заговор с культистами и Сиятельными может быть куда масштабнее, чем мы видим напрямую. Дамот: отец своей выходкой в Кауараке настроил против себя весь Юг, и за наше мнение теперь не дают и истертой раковины.
- Понятно, - Ханнок подумал, что вообще-то для полного, четверного счета не хватает еще одной основы, Нга: Старик спелся с золочеными. Но злить Аэдана, озвучивая недосказанное, не решился.
- Или все это сразу, - подытожил Норхад. Пригубил вино, одобрительно цокнул языком и добавил:
- Но, хоть посмотрю на запретное. Мне и раньше было интересно, да. А теперь и Шесть Лап, оказывается, там бывал. Красиво вспоминал.
- Это часом не была столица Омэля? То есть, их колоний на Внешней стороне? – попытался состыковать то немногое, что знал о Юге, демон.
- Нет, столицу во время войны раскатали так, что остался остеклованный кратер. До сих пор даже зверолюдям опасно приближаться к нему ближе, чем на день пути. А Уллу-Ксай, похоже, оказался лишь самый защищенным из неважных городов. Странно звучит, не находишь? Куда более населенные центры уничтожены или ввергнуты в хаос сразу, а этот центр омэлли прикрыли. Вокруг него следы разрушений, но периметр пережил прямые удары во время Коллапса. Анлав пал уже позже, от рук восставших нгатаев… знаешь, смешно сказать, но я, сын Сойдана, не так уж много знаю о заре жизни нашего предка. И братья и сестры – тоже. Но отчего-то мне верится, что это он командовал теми, кто пришел в Костяной Город мстить былым господам. Я как-то видел, как отец уничтожает… это почти красиво. Но и страшно.
- Мне уже хочется выпить за то, чтобы у него не было повода заметить так меня, - пробормотал Ханнок. Аэдан молча чокнулся с ним кружкой.
---
Миэн сидела в палатке, смотрела на видимый через откинутый полог костер. Женщину била дрожь. Каждый из дней этой трети приносил ей свой, особый сорт страдания и ужаса. Но сегодня, кажется, она добрала предел своей прочности.
А еще ей просто холодно.
Похоже, она всхлипывала и клацала зубами громче, чем надеялась. Рыжая бездушная у костра отложила книгу и сказала что-то снежному чудищу, дремавшему рядом. Показала на нее. Чудище сходило и позвало демона с тощим выродком. Под четверным присмотром ее отвязали, позволили сделать нужные дела, привести себя в порядок. Даже усадили к огню и дали миску с едой. Чужанская отрава всегда была пеплом и терном на ее языке, но сегодня Миэн легко одолела порцию. Тошнота лишь два раза подкатила к горлу. И, Мириады милосердные, ей даже захотелось добавки.
Это пугало. Неужели она становится частью отравленного мира? Сама впускает его в себя? Может ли случиться, что Ядолунье поглотит не только тело ее, но и оставшиеся души? И почему эти дикие твари так о ней заботятся, пусть и разбавляя невероятной жестокостью?
Миэн начала вспоминать то немногое, что прочла об обычаях бездушных. Сейчас она жалела, что уделяла этом вопросу так мало внимания. Наверняка, если бы она заранее знала, что ей грозит, то смогла бы принять последнюю муку с надлежащим достоинством… Должен же быть какой-нибудь ритуал откармливания, перед очередным нечестивым праздником… Боги, а если чужане и впрямь – людоеды?
Когда ей предложили початую бутылку вина, отгоревшая не стала отказываться. До сих пор она и не пила почти, потому как женщинам, за исключением нескольких четко оговоренных ритуалов… ну и грехов, такое не пристало. Но сейчас Миэн была готова на что угодно, чтобы заглушить пробуждавшуюся панику.
Мириады последовательны в своей суровости. Выпивка помогла мало. Лишь шибанула с непривычки в голову, сокрушая скрепы и ободы ее воли, вместо того, чтобы помочь о проблемах забыть. И, хуже, всего, ри всей неопытности марку вина она узнала. И вновь, едва сдержала плач. "Слезы Окельо", подходящее ее судьбе название, дитя виноградников Шестого сектора. Прощальный привет от дома. Как бы дикарям не удалось такое раздобыть, это явно не обошлось без очередных страданий, вчиненных Ордену.
Рыжая дикарка кашлянула и внезапно, не переставая бегать глазами по строчкам, начала говорить. На укулли:
- Поблагодарил юный Элеис Ллао ведьму-выродка и пошел дальше. В третий раз пришел он к логову с костями и шкурами. Вызвал Элеис Ллао монстра из пещеры заклятием мощным, к договору его принуждающим. Не могло отныне чудище нарушить слово свое, разорвать путы долга. Принуждена была тварь, как и обещала, доставить юного волшебника домой, к пределам благословенного Контура… Вот только мало радости было в том Ллао. Лишь закрепил он плетения, опустил руки к небу воздетые, утратил бдительность, как прянул мутант вперед и проглотил глупца целиком, с одеждой, повязанием и тремя оберегами, что дала ему ведьма. Потому как нет доброй магии, кроме как от Мириад. Нет диапазона вне ими дозволенного. Не найти истины среди искажения! Не сковать демона злой силой, стихией его, найдет он в ней же выход!!! И впрямь быстрее птицы домчал монстр, обманчиво белый, пушистый, Элеиса Ллао к подножью цитадели Шестого Сектора. И на глазах у товарищей, изрыгнул на землю несчастного, еще живого, наполовину уже переваренного! Не нарушил монстр слова, но победил. Сбежал, вывернувшись из дикого заклятия. И долго смеялся, сытый, в снегах своих. А родня-Элеисы три дня смотрела в ужасе на то, как умирает Ллао, кислотой изъеденный с костями тор… так, ладно, это пропустим.
Рыжая аккуратно закрыла книгу, молитвенно сложила руки у груди и сказала, смотря прямо на Миэн:
- А мораль такова: не верь выродкам, бойся бездушных, выжги пламенем гнева мутацию!