За лёгкими занавесками играло утреннее солнце. Оно пряталось за облаками, опять выглядывало. То щекотало светом, то исчезало, оставляя грусть. Спать не хотелось. Хотелось зарыться в подушки, укрыться одеялом и не вылезать оттуда. Мягкий, уютный мирок. Где в полудрёме она могла быть кем угодно, где угодно, зачем угодно. Угодно только ей, а не кому-то ещё. И уж точно не по общепринятым правилам.
Её назвали в честь утренней зари. Она и правда, как заря пришла первая. Вся семья по традиции хоть мечтала о мальчике, но как, оказалось, вроде была и не против девочки. Отец с радостью следил за её достижениями и первыми шагами. Учил читать, что, в общем, было не свойственно и не обязательным для девочек. Но за не имением сына, с удовольствием возился с тем, кто есть. Это были самые яркие годы для неё. Схватывая на лету новую информацию и умения, к тринадцати годам она изучила алгебру и геометрию, увлекалась географией, ездила верхом, ухаживала за лошадьми, могла постоять за себя. Одевалась, как мальчишка и вела себя так же. Пока у родителей не было надежды родить кого-то ещё из-за проблем со здоровьем у матери, они позволяли ей всё.
А потом родились сыновья. Погодки. Трое. Видно, вымолили родители у Бессмертного себе наследников. И тут же вспомнили, что Аврора – это девочка и надо бы дать ей соответствующее приличному обществу образование. Как-никак, скоро замуж. Читать, к некоторому сожалею маман, разучить её было уже невозможно, зато научить готовке, рукоделию и бальным танцам – было поставлено родительницей во главу угла. Отец уже в воспитание не вмешивался.
Если готовка ещё как-то у Авторы ладилась, танцы, если не приносили удовольствия, то хотя бы не вызывали отвращение, то вышивание и прочая рукодельная бредятина шла из рук вон плохо. Времени она занимала уйму, била по нервам, хотя должна была, по заверениям нянюшек успокаивать. Порой хотелось бросить всё, раскромсать глупую вышивку или ненавистную кружевную салфеточку, сжечь или выбросить в окно, а может и самой вслед за ней. До конюшни её уже не допускали, мальчишеский наряд отменился. Каждый день сплошные длинные юбки, «правильное» седло, жеманные манеры, сдержанные улыбки уголками рта, а когда к «перевоспитальному процессу», как называла его маман, подключились жрецы, с целью оповестить как правильно вести себя вести с противоположным полом, захотелось умереть окончательно. Жить под диктовку окружающих с каждым годом становилось всё труднее.
Год назад, когда старшему брату исполнилось четыре, родительница озаботилась поисками жениха. Сначала Аврора и слышать ничего не хотела о подобных изысканиях, а потом, решила для себя, что с мужем, наверное, будет легче договориться, чем с родителями и стала смотреть на данное мероприятие сквозь пальцы. По традиции, она всё равно ничего не решала. А когда за неё выберут, тогда и посмотрит.
Снизу доносился звон посуды, расставляемой к завтраку. Аромат кофе и свежих булочек, проникли даже под одеяло. В дверь постучала маман.
- Подъём! Аврора, мы ждём тебя внизу.
Всё. Доброе утро закончилось. Началась серая нудная пресная жизнь. Она подавила желание зарычать или завыть, зато нашла в себе силы мило ответить.
- Да, маман. Уже сейчас спущусь. Уже почти. Иду.
Когда лёгкий топот братьев и стенные шаги маман по лестнице стихли, Аврора нехотя откинула одеяло и села на кровати. Солнце поднялось уже достаточно высоко и в комнату солнечные зайчики не попадали. Зеркало в массивной раме на стене отразило бледную, согласно моде, кожу, всклокоченные волосы и тоску в глазах. Не отразило внутреннее отчаяние и желание вырваться из клетки. Когда этот ужас закончится? Когда можно будет уйти из этого дома навсегда?