– Это всё, что ты можешь посоветовать? – спросил Рорик. – Побеги подрезать? У меня, если что, война на носу.
Ведьма помолчала, вглядываясь в пламя.
– Кто из нас конунг, чтобы решать? Хорошо, дам ещё один совет. Как думаешь, что сделала простая сельская баба, оказавшаяся «в пору» во время страды?
Рорик пожал плечами.
– Заткнула дыру.
Истинно, просить у ведьмы совета, всё равно, что палить костры на сухостое. Повезёт – согреешься, нет – сгоришь, вместе с лесом.
Днём конунг провёл смотр. Вывел своих "стариков", кажущимися для молодёжи закалёнными рубаками. Северная гвардия – частью в железе, при огромных двуручных топорах, страшных в деле, частью полуголая и раздетая. Что от неё остались – крохи. Что от неё осталось? Основа. Слабые передохли, разбежались сразу по прибытию. Сильным в Ладоге оказалось тесно, как оперившие птенцы разлетелись вдоль реки. Не обошлось и без предателей, вроде Рулава, беглеца Асмуда. Осталась середина, основа, слишком ленивая для амбиций, но выносливая, что выжить в новых, отнюдь не радужных условиях.
Вывел на смотр и своих славянских воинов, тайную надежду. По большей части безусая молодёжь, жадно внимающая каждому слову заморских наставников, и совсем немного переманенных ветеранов мятежного воеводы. Ветераны держались своих обычаев, и, пожалуй, больше мешали, несмотря на выучку и снаряжение. Нашлось немало охотников до ратного дела и среди горожан – лавочников да купцов. Снаряжённые по заветам предков, они стояли особняком. На них надежда только при обороне, слишком уж привязаны к хозяйству, скованные семьёй и неотложными делами.
– Конунг! – стучали в щиты воины, скандируя.
Огляделся. Выглядели они вполне неплохо, хоть и испытывали недостаток в снаряжении и опыте. Ладога, пусть и крепкое, надёжное место, отнюдь не располагала к многолюдству из-за своего северного, пограничного расположения. «Хорошо, что они рвутся в бой, – подумал Рорик. – Лишь бы не перегорели, выдержали всё напряжение войны».
– Мне говорили, что слишком многие из вас, особенно из опытных воинов, полагаются на прежние методы. С засадами, обстрелом дротиками, рассыпным строем. Что же, не мне вас учить. Это действительно работает.
Рорик сделал паузу, пытаясь найти в этих чужих, непроницаемых лицах отклик. О чём они думали? Чего желают? Не бросят ли его при первой неудаче? Не переметнули ли, после посулов мятежного воеводы?
– Работает, если вести войну на своей земле, с вылазками, прячась в лесах и болотах. Но когда приходит время встречаться лицом к лицу, метатели копий неизбежно разбегаются. Сама природа метания подразумевает некоторую долю трусости, стремление удержать безопасное расстояние, чем легко воспользоваться и загнать врага в угол. Кинули копья – сразу смыкайте щиты, атакуйте. Вы боитесь? Пусть враг боится ещё сильнее! Он же не знает, что у вас на душе. Отвлекайте соперника, свяжите ему руки и уж тогда мы ударим с фланга, навалимся всей массой.
Кое-кто зашумел, возражая.
– Много понимаешь. Потери же меньше! Кинул сулицу, другую. Отступил. Живой, невредимый к семье вернулся.
– Живым ты вернёшься, если врагов вообще не останется. Будет куда возвращаться. Сомневающимся предлагаю прямо сейчас выйти и сразиться с моими. Рассыпной строй против стены щитов.
Он понимал, что ставит нечестные условия. Куда здесь отступать, заманивая? Норманны на короткой дистанции раздавят кого угодно. Страшные двуручные топоры не ведают преград, лопают щиты как гнилые орехи. Понимали это и недоброжелатели, поэтому смолчали. Ничего, лишь бы молодёжь проняло, на них рассчитано.
– Конунг! – вторила молодёжь. Она ещё не знала, что тоже смертна.