Екатерина Лапшева,
Помощь заложнице
Сказка. Решила я ее почитать из-за того, что питаю некоторую слабость к волшебным лесам, садам и фонарщикам. ;) Соглашусь, что это крайне наивно, но не могу ничего с собой поделать...
Сказанное дальше — в большой мере субъективно, потому что не сумею я здесь писать иначе. :-)
Вот какие вопросы посещают: почему автор решил придумать такой мир, а не другой; почему его назвал ужасным, а придуманный — почти идеальным; отчего же разрушил оба мира?.. Скорее всего, рассказ есть нечто приближенное к идеалу, — такому, о котором автор сам мечтает. В немалой степени мои слова подтверждаются деталями: совершенно милым уточнением, что девочка на уроке пишет стихи — так, наверное, поступает и Екатерина Лапшева; некоторыми фразами из дневника персонажа. :) Но миру, надо заметить, чего-то не хватает. Ему не хватает частички загадочности, потому что даже если появляется коридор Тайны, это не значит, что приходит сама тайна. Да и почему этот коридор называется именно так? Тайна не всегда враждебна, даже наоборот: она заманивает — а здесь не только забывает пригласить людей узнать ее, но еще и держит в себе какую-то, по выражению автора, мерзость. Вот так делать нельзя.
Все простенько. Нет войне; вокруг — счастье, справедливые, добрые, хорошие люди — но. Если создаешь другой мир, сказочный, то в нем должны быть свои законы и странности, необъяснимые с точки зрения людей. Иначе получится отрицание реалий нашего мира, и все. Нужны противоречия. Хотя бы немного... :)
Как говорила уже я, многое очень-очень наивно: от стихотворения, постоянных рыданий всеми обиженной девочки и до разрушения Большого мира вкупе с миром короля. Говоря, что оба мира исчезли в войне, автор перегибает палку. Это слишком серьезное объяснение, оно не соответствует формату сказки, слишком приземленное. Скорее всего, стоило бы показать, как плачут жители волшебного мира и причитают из-за того, что люди смогли их найти.
В записях дневника все-таки не стоило столько раз подчеркивать, что девушка плачет, а вон тот маленький абзац, курсивом выделенный, который переполнен всякими нелицеприятными подростковыми жаргонизмами, лучше переписать. От чьего лица автор ведет повествование? От третьего. Сам он не стал бы так говорить.
Ну и конечно, в сказке возникает тема любви. Самой-самой прекрасной, что в нее прям аж и не верится. Вот это мне уже начинает не нравиться.
Так, вкратце. :)