Сейчас этот мелкий вождь перелаивался с седла с деревенскими. Илай дал себе зарок выучить наконец это варварское наречие лучше. Пока что приходилось полагаться на переводчика. И излучать дружелюбие.
От частокола заорали особенно громко. Взревела труба из морской раковины. Илай скосил глаза на толмача, тот явно встревожился.
- Господин, они… злые.
"Это и тулуновому волку понятно" – Илай подавил желание высказаться вслух. Почему в этом походе ничего никому нельзя поручить? Все приходится делать и изучать самому…
Хартанг наклонился и вытащил из торбы при седле отрезанную голову. Высоко ее поднял, за волосы. Столь пикантной приправы к пиршеству дипломатии Илай, признаться, не ожидал. Деревенские затихли. Потом снова заговорили, тише, с наклюнувшимся уважением.
Семнадцатый культист приложил руку к сердцу, поклонился. Развернул лошадь и вернулся к своему вроде как Лорду-Командующему.
- Вероятно, нам по пути, - опередил он толмача. Даже со скидкой на ломаный диалект, подбор слов Илаю не понравился. Он бы предпочел "они рады служить", или, на худой конец "они пойдут за вами". Но Ядолунье уже научило его смирению и искусству довольствоваться малым.
- Эти славные… люди не выглядят рьяными, - все же заметил Лорд-Командующий, осознав, что это с его опытом это прозвучало едва не как комплимент.
Ополченцы не спешили снимать с подставок длинные, крепостные ружья. И даже открывать ворота.
- Эн-ши, вам не стоило отвлекать Кау от усмирения Нгаханга. Дважды не стоило возжигать хижины нейтральных кланов. Трижды – будить призраков Омэля. Четверкой, священное число, было подсылать к ним дурных волков под лунами… Я владею видом - ночью. Сарагараев. Понимаете?
Укуль Илай поначалу решил, что не разобрал ломаные, получуждые слова. Потом почувствовал, как пробуждается душа ярости. Сезон назад он приказал бы выпороть пестрого дикаря за такой полклеп на его честь и на честь Ордена. Но сезон уже прошел. Илай уже знал, что слишком мало знает о себе, и о своих верных "святовоинах"…
Чужанин смотрел так, словно читал его мысли, ел сомнения и запивал покаянием. И чем дольше длится это пиршество, тем к более неутешительным выводам приходит.
- Итак - макушка селения заинтригована, - продолжил Хартанг, - Они единонаправлены, что золотые маски изысканны в налетах и грабеже. Это славно. Но как вы рекли – "рьяные". Очень. У макушки четыре вопроса. Будет с ними самими как с варцами соли? Отравите ли вы их грядки? Вопьется ли волк им в сухожилия? Какова у вас война?
Илай вспомнил, что уже слышал о каких-то солеварах. Вернее, о славной победе над ними тогда еще сотника Тулун Иолча. И о том, что победа эта была одержана силой слова и милосердия. А не меча и магии. С лукавых дикарей станется лгать и рыдать крокодиловыми слезами, но… Магмастер Войны тоже утверждал, что активация развалин будет лишь к вящей славе Укуля. И с кем сейчас Магмастер Войны?
Илай сощурил глаза, пытаясь перенастроиться на непривычный простецкий диапазон. Это получалось все лучше и лучше. Теперь он видел, что над воротами прибито не черное размытое пятно, а волчья башка. И скорее всего не просто волчья, а с оборотня снятая.
Славно вставляет себе же палки в колеса Орден в двойном Священном походе! Хорош же он сам, великий военачальник, у которого сподвижники грабят и режут без разрешения, умножают фон и выращивают мутантов. Он шел в Ядолунье не оливковые сады сажать, это так, но демоны его побери если и дальше позволит заливать себе уши медом, а на глаза класть круглые золотые оправдания. Если суждено получить расплату за ошибки, то пусть это будут его ошибки, а не самоуправство Иолча, Сеньео и прочих.
Укуль Илай понял, что ярость вновь с ним. Но на этот раз гасить ее не стал. Он начал выплавлять ее огнем оружие.