Что ж, пока что она, вроде, в порядке. Восстанавливала силы орденша поразительно быстро. Бывшая орденша. Сонни рассказала ему про разговор с послушниками. Всему этому Ханнок решил обрадоваться. Даже хотел потратить часть высвободившихся средств на подарки врачам. Потом Ньеч за ужином обмолвился, что как раз перед штурмом они с "мастером Хал-Тэпом" протестировали некоторые средства по "волшебной акклиматизации", принятые у Дасаче. "Экспериментальные" средства. Капельницы с эликсирами высокой перегонки, костяные закрепители, регенеративные поля и прочий высокомагонаучный жаргон. Вроде бы, в этом Доме такие применяли для лечения горняков и разведчиков, вынужденных работать в сильно зараженных областях. Врачам даже удалось подбить этого вассала Сагата, Ксав-Уилаге, на то, чтобы он поделился реагентами и опытом…
Ханнок вспомнил тот разговор подробнее и поморщился. Вечер шел вполне нормально – химер ел и слушал вполуха, уже привыкший ко всей это терминологии и выработавший определенный фатализм – если и не получится понять, о чем эти люди пера и скальпеля говорят, то можно хотя бы сделать выводы по настроению и лицам. Или сделать вид, что понял. Пусть ученые порадуются. Затем Ньеч брякнул, что вообще-то они были совершенно не уверены, что сработает. Более того, Ксав-Уилаге говорил, что людям не его Дома это вообще скорее навредит, чем поможет. Ньеч еще успел удивиться – что же тогда Матоленим это им тогда вообще присоветовал?
Потом нехорошо получилось. Ханнок не очень хорошо помнил, как именно. Вроде бы он схватил бутылку со стола и угрожал расшибить ее о голову седого мерзавца, который ради своих чертовых экспериментов готов был угробить пленницу. ЕГО пленницу! Как Хал-Тэпу удалось его унять, тоже помнил слабо. Есть у одноглазого талант уговаривать сложных людей, похоже. Счастье еще, что ученицы этой рыжей тогда в зале не было.
Сарагарец вышел из врачебной пристройки и закрыл за собой дверь. Нет, надо все-таки сделать примирительный дар. Даже два! Или три – его мохнатый вассал бродил по двору печальный, хорошо бы – не обиженный. Снежный зверолюд золотой компании по службе не обрадовался совсем.
На дворе стояла ночь – хлопоты, хлопоты съели весь день! Боги и предки, он начал вовсю пользоваться своей озверелостью и дарованной ей выносливостью. Как бы не начать ее ценить…
Аэдан с навязавшимися уже готовились к отъезду. Ханнок боялся, что нгатай скажет, что им не по пути, но тот отмахнулся лишь – потом поговорим, собирайся, "вождь". Надо было найти надежных поставщиков в обедневшем от войны городе. Надо было доправить документы, на себя и верных сподвижников. Надо было синхронизироватся с озерниками и их вождем, Сагатом – тот, по слухам, хохотал до колик в боку, когда услышал про фарс на аудиенции.
К обеду Орденцы уже скатали палатки и ушли. Все, пришельцы, первые, вторые и метавшиеся между ними ламанни. И кое-кто из местных, бросивший свой жребий в законтурный котел. Поля перед городом опустели. Князь, впрочем, пока что разумно никого кроме повязанных службой за стены не выпускал и разобранные мостки через рвы и каналы на плато восстанавливать не спешил.
Ханнок поднялся на крыльцо. Между ужином и проверкой пленницы он успел заскочить к нотариусу и поднять его с кровати. Сунув под нос бирку с княжьим повелением, заставил его доправить и заверить договор о "почтенном, не роняющем чести пвассалитете Миэн Элеис, из клана Элеис, дщери Западного Нгата, по древнему праву, воину Ханноку Шору, вне клана, из Сарагара… и так далее". Задумывалась месть, но человек закона сделал все спокойно, профессионально, педантично, словно к нему каждую ночь вламываются не вполне адекватные демоны с владычным повелением в лапах. Хотя кто их, чужан, знает, может так оно и есть…
Теперь Ханнок чувствовал себя не только опасным психом, но и мелочным идиотом.