[ersh57]

Еще одно "почти по Чехову".

Скрытый текст - ПАПАШКА?:

ПАПАШКА?

Старинные часы в кабинете отбили очередную четверть, и камертонно высокий звук их еще целую минуту дрожит, тревожа гулкую тишину. Тяжелые бархатные занавеси отсекают жар солнечного майского дня. В огромной комнате царит чарующий полумрак. В единственном узком луче света прихотливыми сизыми извивами играет табачный дым вперемешку с обеспокоенной пылью. Потускневшее от времени антикварное зеркало с упреком отражает спинку огромного кресла, на подлокотниках которого покоятся чьи-то изящные ножки в черных с блестками чулках. На одной болтается на кончиках пальцев модельная босоножка с острым десятисантиметровым каблучком. Вторая босоножка уже валяется на густом ворсе темного ковра, бесстыже раскинув многочисленные ремешки.

Из-за спинки доносятся учащенные вздохи и тихое взвизгивание. В луче света показывается пухлая, с безвкусными перстнями на коротких волосатых пальцах, мужская рука. Она дотягивается такой же пухлой сигарой до пепельницы на массивном дубовом столе.

В дверь кто-то осторожно стучит. Рука дергается. Сигарный пепел валится на ковер.

- Какого черта? Я же ясно сказал! Меня не беспокоить! – голос начальственно и грозно бесцветен.

- Василий Васильевич! У вас телефон отключен, а там ваша супруга беспокоится. Говорит, что дело жизни и смерти, - просительно несется из-за двери.

- Эх, вот всегда так. Бросай все свои дела и спеши черт те куда…

- А ты бы не спешил. Пусть подождет твоя фифа. А мы бы с тобой…

Но раздается обиженное пыхтение, ножки скрываются за подлокотником, и из-за кресла показывается невысокий лысоватый толстячок в брюках с подтяжками. Он судорожно пытается придать достойный вид своей рубашке. Но пуговицы не поддаются. А одна вообще отлетает куда-то в темный угол. Василий Васильевич сконфуженно прикусывает рыжеватый ус и неторопливо следует к двери. Над спинкой кресла показывается тонкая ручка с длинными красными ноготками и машет прощально.

- Не забывай, у Белозерских презентация. Чао! Ты ведь придешь?

- Это уж как карты выпадут, Верунчик, - отвечает Василий Васильевич и, подавив печальный вздох, решительно толкает дверь.

Впереди его ждут неизвестные пока дела.



Через какой-то пяток минут кавалькада из четверки сверкающих полировкой черных красавцев и белого линкольна устремляется по проспекту к скромному жилищу Василия Васильевича. Там ожидает безутешная супруга, Калерия Львовна. Петенька, единственное их чадушко, нуждается в срочной медицинской помощи! И рвут потому поток бесчисленных машин звуки сирен и проблесковые маячки. И беспокоят звонки людей в самых высоких кабинетах медицинских и не очень учреждений.

Кавалькада пролетает через гостеприимно распахнутые узорчатые чугунные ворота мимо козыряющего охранника к дому. Под резиной колес скрипит бесценный каррерский мрамор мостовой. Супруга ждет в холле, у подножия порфировой лестницы.

- Ах, Вася! Скорей же! Ему так плохо, так плохо! – она пытается заламывать руки, но ее тело, что в два раза толще тела мужа, не позволяет сделать столь сложное акробатическое упражнение. Горничная, что стоит за хозяйкой, прячет лицо в ладонях. Из-за них раздается странные всхлипы. В ее глаза искрится безудержный смех.

- Где он? – бросает Василий Васильевич. Он стремительным колобком катится вверх по лестнице.

- В парадной гостиной. На диване, - задыхается сзади супруга. Горничная поддерживает ее под руку. Они далеко не так быстры, как хозяин. Все-таки, габариты обязывают к величавой медлительности!

Они еще только на площадке оказываются перед огромным панорамным окном, когда Василий Васильевич, столь же стремительно, скатывается по лестнице мимо них. Пухлыми своими руками он бережно прижимает к груди объемистый плачущий сверток.

Калерия Львовна обессилено опускается на ступеньку.

- Ох, я так переживаю! Как мучается бедный мой мальчик! Ах, Петенька! – из ее густо накрашенных глаз льются слезы. Они оставляют грязные разводы на нарисованном румянце.

Горничная присаживается рядом с хозяйкой. Она старательно утешает Калерию Львовну, да и Петеньку ей тоже жалко.

- Ну, не убивайтесь вы так. Это ж прямо напасть какая-то. На прошлой неделе Василий Васильевич отравился устрицами. Вы, позавчера, тоже вот, тортика слишком много. Теперь Петенька. Ну, успокойтесь. Все хорошо будет.

Всхлипы на лестнице становятся все тише. Потом смолкают. В огромном холле воцаряется тревожная тишина ожидания. Как-то все с Петенькой будет?

***

К элитной клинике подкатывают машины. Дверки хлопают холостыми выстрелами. Десяток плечистых молодцев в черных строгих костюмах еле поспевают за стремительным движением своего хозяина. А он, прижимая к груди сверток, несется по коридору в приемный покой. Там его уже ждут. Бесценный сверток издает тихий всхлип и переходит с одних бережных рук в другие.

Остальные ожидающие сочувственно поглядывают на явно переживающего толстячка.

- Слышь, милок, - тянет за рукав одного из телохранителей чистенькая старушка. Она кивает на Василия Васильевича, - Что с его ребеночком-то?

Телохранитель непонимающе пялится на любопытную несколько мгновений, потом машет рукой и отвечает, - Костью подавился. Рыбной. Дышать не может.

Старушка подсаживается к старичку, что с посинелым от удушья лицом держится за судорожно вздымающуюся грудь, и начинает тихо шептать ему что-то на ухо. Тот кивает.

Василий Васильевич, наконец, опускается на белую скамью приемного покоя. Телохранители бестолково толкутся вокруг.

Показывается медсестра.

- Ну, что? – Василий Васильевич обеспокоено вскакивает.

- Вы Домбромович? Успокойтесь. Вашего Петеньку осматривают. К нему САМ обещался! – бросает сестра и повертывается, было, уходить обратно. Но к ней семенит все та же старушка. Спрашивает что-то вполголоса, обеспокоено оглядываясь на задыхающегося старичка. Сестра слушает, кивает и уходит.

Тягуче уходят минуты ожидания. То и дело пиликает сотовый. Но Василий Васильевич жмет и жмет отбой. Ему не до дел.

Он то садится на скамейку и мнет руки, то вскакивает и начинает мерить шагами комнату приемного покоя. Он обеспокоен. Он боится за своего мальчика. Рядом колышутся телохранители.

Наконец, под надписью «Хирургическое отделение» открывается дверь. Маленький сухонький человечек в белом халате, с классической профессорской бородкой клинышком, подходит к обеспокоенному Василию Васильевичу.

- Ваш, господин Домбромович, э-э-э… - начинает он.

- Что с ним? – выдыхает Василий Васильевич. Он судорожно комкает в руках платок, - Что с Петенькой?

- Хм-м-м. Петенька? Понимаете…

- Профессор, он будет жить? – прерывает Василий Васильевич.

- Ну, как вам сказать…

- Вот, здесь десять тысяч евро!

- Э-э-э, батенька, ну зачем же сразу…

- Вот еще десять тысяч!

Обе пачки попадают в руки профессора. Тот молча крутит деньги в руках. Василий Васильевич видит, что медицинское светило мнется, и торопливо выписывает чек на круглую сумму с пятью нулями.

- Ну, хорошо, - растерянно даже как-то роняет профессор и направляется к двери. На мгновение останавливается в проходе и говорит, - Но особых гарантий мы дать не можем. Случай несколько необычный, сами понимаете.

Старушка провожает профессора молящим взглядом. Но у нее нет такой красивой и пухлой чековой книжки.



На гламурной презентации в ресторане Белозерских Верунчик купается в лучах славы.

Еще бы! Она принесла главную новость всей околокультурной тусовки на сегодня!

Петенька, дорогое и любимое чадушко великого Василия Васильевича Домбромовича, главного мецената молоденьких звездочек отечественного шоу-бизнеса, подавился рыбной косточкой.

- Вы знаете, его сам Остроглазов оперировал. Тот, что из четвертого главного управления. Ну, который президента лечил еще, - объясняет Верунчик ситуацию многочисленным ахающим гостям.



В подмосковном Нахабино тихо плачет старушка. Муж ее, с которым прожили шестьдесят три года, так и не вернулся домой. В приемном тихо скончался. Выдохнул в последний раз, а вздохнуть сил уже не хватило. Но она не в обиде на врачей. Вон, мальчонку спасли. А она с мужем, что уж говорить, пожили свое.

***

В особняке Домбромовичей на огромном красной испанской кожи диване резвится Петенька. Он весело перебегает то от ласковых рук Калерии Львовны к дольке сочного очищенного яблока, что лежит под боком у Василия Васильевича, то обратно. О том, что совсем недавно он был при смерти, Петенька давно забыл. Таких вещей белые крысы долго не помнят.

Василий Васильевич мечтает о завтрашнем дне. Верунчик обещала привести новое поп-трио, да и сама останется. Он потирает в предвкушении руки. Предстоит веселье!

После обоснованной критики Винкельрида сделал некоторые изменения.

Скрытый текст - Измененный вариант:

ПАПАШКА?

Часы в кабинете отбили четверть, и высокий звук их еще целую минуту дрожит камертоном и пугает тишину. Тяжесть бархатных занавесей отсекает жар дня. Громада комнаты полна полумрака. В единственном луче света сизыми извивами играет сигарный дым вперемешку с искрами пыли. Тусклое зеркало с упреком отражает спинку кресла, на подлокотниках которого покоятся чьи-то ножки в черных с блестками чулках. На одной болтается на кончиках пальцев босоножка с острым, сантиметров в десять, каблучком. Вторая босоножка покоится на ковре под креслом, цинично раскинув множество ремешков.

Из-за спинки доносятся вздохи и тихое взвизгивание. В луче света скользит пухлая, с перстнями на коротких волосатых пальцах, рука. Она дотягивается такой же пухлой сигарой до пепельницы на столе.

В дверь кто-то осторожно стучит. Рука дергается. Сигарный пепел валится на ковер.

- Какого черта? Я же ясно сказал! Меня не беспокоить! – голос начальственен и грозно бесцветен.

- Василий Васильевич! У вас телефон отключен, а там ваша супруга беспокоится. Говорит, что дело жизни и смерти, - просительно несется из-за двери.

- Эх, вот всегда так. Бросай все свои дела и спеши черт те куда…

- А ты бы не спешил. Пусть подождет твоя фифа. А мы бы с тобой…

Но раздается обиженное пыхтение, ножки скрываются за подлокотником, и из-за кресла показывается невысокий лысоватый толстячок в брюках с подтяжками. Он судорожно пытается придать достойный вид своей рубашке. Но пуговицы не поддаются. А одна вообще отлетает куда-то в угол. Василий Васильевич сконфужен. Он прикусывает рыжеватый ус и неторопливо следует к двери. Над спинкой кресла показывается тонкая ручка с длинными красными ноготками и машет прощально.

- Не забывай, у Белозерских презентация. Чао! Ты ведь придешь?

- Это уж как карты выпадут, Верунчик, - отвечает Василий Васильевич и, подавив вздох, решительно толкает дверь.

Впереди его ждут неизвестные пока дела.

***

Через какой-то пяток минут кавалькада из четверки сверкающих полировкой джипов и белого линкольна устремляется по проспекту к жилищу Василия Васильевича. Там ожидает безутешная супруга, Калерия Львовна. Петенька, единственное их чадушко, нуждается в медицинской помощи! И рвут потому поток машин звуки сирен и проблески маячков. И беспокоят звонки людей в высоких кабинетах медицинских и не очень учреждений.

Кавалькада пролетает через узорчатые чугунные ворота мимо козыряющего охранника к дому. Под резиной колес скрипит бесценный каррерский мрамор мостовой. Супруга ждет в холле, у подножия порфировой лестницы.

- Ах, Вася! Скорей же! Ему так плохо, так плохо! – она пытается заламывать руки, но ее тело, что в два раза толще тела мужа, не позволяет сделать столь сложное упражнение. Горничная, что стоит за хозяйкой, прячет лицо в ладонях. Из-за них раздается странные всхлипы. В ее глаза искрится безудержный смех.

- Где он? – бросает Василий Васильевич. Он стремительным колобком катится вверх по лестнице.

- В гостиной. На диване, - задыхается сзади супруга. Горничная поддерживает ее под руку. Они далеко не так быстры, как хозяин. Все-таки, габариты обязывают к величавой медлительности!

Они еще только на площадке оказываются перед огромным панорамным окном, когда Василий Васильевич, столь же стремительно, скатывается по лестнице мимо них. Пухлыми своими руками он бережно прижимает к груди объемистый плачущий сверток.

Калерия Львовна без сил опускается на ступеньку.

- Ох, я так переживаю! Как мучается бедный мой мальчик! Ах, Петенька! – из ее густо накрашенных глаз льются слезы. Они оставляют грязные разводы на нарисованном румянце.

Горничная присаживается рядом с хозяйкой. Она старательно утешает Калерию Львовну, да и Петеньку ей тоже жалко.

- Ну, не убивайтесь вы так. Это ж прямо напасть какая-то. На прошлой неделе Василий Васильевич отравился устрицами. Вы, позавчера, тоже вот, тортика слишком много. Теперь Петенька. Ну, успокойтесь. Все хорошо будет.

Всхлипы на лестнице становятся все тише. Потом смолкают. В огромном холле воцаряется тревожная тишина ожидания. Как-то все с Петенькой будет?

***

К элитной клинике подкатывают машины. Дверки хлопают холостыми выстрелами. Десяток молодцев в строгих костюмах еле поспевают за стремительностью движения своего хозяина. А он, прижимая к груди сверток, несется по коридору в приемный покой. Там его уже ждут. Бесценный сверток издает всхлип и переходит с одних бережных рук в другие.

Остальные ожидающие сочувственно поглядывают на явно переживающего толстячка.

- Слышь, милок, - тянет за рукав одного из телохранителей чистенькая старушка. Она кивает на Василия Васильевича, - Что с его ребеночком-то?

Телохранитель непонимающе пялится на любопытную несколько мгновений, потом машет рукой и отвечает, - Костью подавился. Рыбной. Дышать не может.

Старушка подсаживается к старичку, что с посинелым от удушья лицом держится за судорожно вздымающуюся грудь, и начинает тихо шептать ему что-то на ухо. Тот кивает.

Василий Васильевич, наконец, опускается на скамью. Телохранители бестолково толкутся вокруг.

Показывается медсестра.

- Ну, что? – Василий Васильевич обеспокоено вскакивает.

- Вы Домбромович? Успокойтесь. Вашего Петеньку осматривают. К нему САМ обещался! – бросает сестра и повертывается, было, уходить обратно. Но к ней семенит все та же старушка. Спрашивает что-то вполголоса, обеспокоено оглядываясь на задыхающегося старичка. Сестра слушает, кивает и уходит.

Тягуче уходят минуты ожидания. То и дело пиликает сотовый. Но Василий Васильевич жмет и жмет отбой. Ему не до дел.

Он то садится на скамейку и мнет руки, то вскакивает и начинает мерить шагами комнату приемного покоя. Он обеспокоен. Он боится за своего мальчика. Рядом колышутся телохранители.

Наконец, под надписью «Хирургическое отделение» открывается дверь. Сухонький человечек в белом халате, с профессорской бородкой клинышком, подходит к Василию Васильевичу.

- Ваш, господин Домбромович, э-э-э… - начинает он.

- Что с ним? – выдыхает Василий Васильевич. Он судорожно комкает в руках платок, - Что с Петенькой?

- Хм-м-м. Петенька? Понимаете…

- Профессор, он будет жить? – прерывает Василий Васильевич.

- Ну, как вам сказать…

- Вот, здесь десять тысяч евро!

- Э-э-э, батенька, ну зачем же сразу…

- Вот еще десять тысяч!

Обе пачки попадают в руки профессора. Тот молча крутит деньги в руках. Василий Васильевич видит, что медицинское светило мнется, и торопливо выписывает чек на круглую сумму с пятью нулями.

- Ну, хорошо, - растерянно даже как-то роняет профессор и направляется к двери. На мгновение останавливается в проходе и говорит, - Но особых гарантий мы дать не можем. Случай несколько необычный, сами понимаете.

Старушка провожает профессора молящим взглядом. Но у нее нет такой красивой и пухлой чековой книжки.



На гламурной презентации в ресторане Белозерских Верунчик купается в лучах славы.

Еще бы! Она принесла главную новость всей околокультурной тусовки на сегодня!

Петенька, дорогое и любимое чадушко великого Василия Васильевича Домбромовича, главного мецената молоденьких звездочек отечественного шоу-бизнеса, подавился рыбной косточкой.

- Вы знаете, его сам Остроглазов оперировал. Тот, что из четвертого главного управления. Ну, который президента лечил еще, - объясняет Верунчик ситуацию многочисленным ахающим гостям.



В подмосковном Нахабино тихо плачет старушка. Муж ее, с которым прожили шестьдесят три года, так и не вернулся домой. В приемном тихо скончался. Выдохнул в последний раз, а вздохнуть сил уже не хватило. Но она не в обиде на врачей. Вон, мальчонку спасли. А она с мужем, что уж говорить, пожили свое.

***

В особняке Домбромовичей на огромном, красной испанской кожи, диване резвится Петенька. Он весело перебегает то от ласковых рук Калерии Львовны к дольке сочного очищенного яблока, что лежит под боком у Василия Васильевича, то обратно. О том, что совсем недавно он был при смерти, Петенька давно забыл. Таких вещей белые крысы долго не помнят.

Василий Васильевич мечтает о завтрашнем дне. Верунчик обещала привести новое поп-трио, да и сама останется. Он потирает в предвкушении руки. Предстоит веселье!