[ersh57]

С разделением дал маху. В оригинале-то есть. А при переносе куда-то делось. Каюсь, не проверил вовремя. Сейчас поправил. Да, и предпоследний абзац тоже выделен отдельно.

Со словом нельзя крутил и так и эдак. Мне лично больше показался тот вариант, что выложен.

Перечитывал Чехова. Вспомнилась сценка одна, увиденная мной в командировке годиков пять назад. Она удивительно напоминала один из моих любимых рассказов Антон Палыча. Решил поделиться впечатлениями. Что получилось - судить Вам, Читатель!

Скрытый текст - ПОЧТИ ПО ЧЕХОВУ:

ПОЧТИ ПО ЧЕХОВУ

Тихая ночь обнимает городишко. Где-то далеко шуршит шинами редкая припозднившаяся машина. Да собака за парком растревожено рвет ночную тишь частым тявканьем. Городок спит.

В облупившемся киоске горит неяркий свет. Дверь открыта в ночную духоту и продавщица, совсем молоденькая, сидит, грустно попыхивая сигареткой. Там, на лавке в киоске, похрапывает хозяин ее, пожилой грузин с длинными черными усами и седой шевелюрой. Ночной комар садится ему на щеку, но он ничего не чувствует, а продолжает сладко спать, с чувством выводя рулады длинным кавказским носом.

Что ему снится? Наверное, толпы покупателей, расхватывающих давно просроченные чипсы по тройной цене. Вон, облизывается, причмокивает и повертывается на бок. Потревоженный комар взлетает было, дрожа рассерженным звоном, и опять опускается на облюбованную щеку.

В просвете между оградой парка и новой элитной трехэтажкой небосвод начинает светлеть чуть, сгонять ночную темь. Звезды бледнеют в страхе перед готовым показаться солнцем. Тишина.

Продавщица вздыхает, бросает до фильтра скуренную сигаретку. Ей скучно. И заснуть нельзя. Резо, хозяин, две недели не может найти подходящую квартиру и спит теперь в киоске. Благо, лето. С ним разве подремлешь? Она устраивается поудобнее, подпирает подбородок кулачком, локоток на коленке. Вздыхает еще. Теперь томно.

Ах, как хорошо было прошлую ночь и позапрошлую тоже.

В частных домах, за парком, на Ворошиловской, гуляли свадьбу. Гости, которым еще не хватало, шли к киоску. Они рассаживались на скамейках у дощатого столика и добирались пивом. У нее брали, где ж еще. Был там один…

Продавщица опять вздыхает. Вспоминается ей эта фигура с мощными плечами, веселый взгляд темных глаз. Она обхватывает плечи. Как хорошо, наверное, в его объятьях!

Тихий шелест шагов разгоняет ее мечты. Из ворот парка показывается мерно пошатывающаяся парочка. Они идут и громко обсуждают что-то. Пока они не очень близко, речь разобрать она не может. Прислушивается потщательнее и понимает, что разговор идет у парочки о ней.

- Не, Мишк. Такая девка! Пальчики оближешь! Ну, полный гламур.
- Че ты мне бабки заливаешь? Какая девка? Резо там. Во с такими усами.
- Резо спит всегда. А девка ночью дежурит. Говорю тебе – во! Ноги от ушей!
- Ну, говори, говори. Как к усам целоваться полезешь, я в сторонке постою, полюбуюсь. Если наклюкаться, как ты вчерась, не только твой гламур, Путин пригрезится.
- Какое наклюкаться? Это позавчера я. А вчера, Мишк, здесь у столика, она нам пиво. И подмигнула мне. Честно!
- Ладно, Гош, верю. Отстань только. Через полгорода тащит, ик, ся еще. Чего это я икаю, а? Опять Клавка гадость какую в самогон? Ик.
- Ну, пойдем, а, Миш. Одним глазком и домой.
- Один иди, я, вон, на остановке пока. Ик. Покурю.

Тот, которого звали Мишкой, нетвердой походкой направляется к остановке, что начинает уже сереть в предутреннем свете. Он спотыкается, икает и матерится тихо сквозь зубы на неведомую Клавку.

Другой же, ступая почти твердо, двигается к киоску. У продавщицы екает в груди. Узнает она фигуру. Тот это, с плечами!

В киоске бормочет во сне Резо. По-грузински. Она поднимается со скамейки и тихонько притворяет дверь. Пусть дальше спит.

Плечистый Гоша приближается.

- Можно попросить? Мне бы пивка. Холодненького.
- А какого вам?

Гоша замирает. Вопрос его слегка сбивает. Лоб нахмуривается, выдавая присутствие непривычно тяжкого мыслительного процесса.

- Холодненького! – повторяет он с чувством, и уже жалобно почти - Душно!
- Я поняла. Марку какую?
- Чего? А, марку… Ну, это, как его… «Балтику»?

Продавщица живо приносит к столику поблескивающую капельками бутылку.

- «Тройка» пойдет?
- Холодное? – с интересом интересуется Гоша, чмокает крышкой о столешницу и принимается вливать живительную влагу в поддергивающийся от наслаждения желудок.

Приканчивает бутылку, глядит на нее с удивлением, на продавщицу бросает взгляд уже почти восхищенный и просит продолжения.

Продавщица еще несколько раз ходит за пивом. Гоша провожает ее голодным взглядом, но сказать что-нибудь не решается, только просит очередную бутылку.

Продавщица же каждый раз добавляет в походку соблазнительности. Тщетно. Покачивание бедер если и вызывает, может быть, у Гоши какую-то реакцию, только тонет все. В пиве.

Когда солнышко показывается, наконец, багряным своим краешком из-за мусорных бачков у элитки, дверь в киоск отворяется. Оттуда, позевывая спросонок, вываливает пухлый животик Резо. Он одобрительно косится на батарею пустых бутылок на столе, подшлепывает игриво продавщицу по заду, стукается коленками о лавку и сразу переходит к делу.

- Э-э-э, расплатился? Да, нэт? Дэнги гдэ?

Гоша нашаривает в кармане пару смятых сотен, протягивает их довольному грузину. Потом разворачивается со вздохом, дергает широкими плечами и, понурив голову, шагает к остановке, поднимать задремавшего Мишку.

Продавщица тоже вздыхает и уходит с пустыми бутылками в киоск. Там, на липком от пролитого пива прилавке ждет ее открытая книга. На заляпанной странице даже от столика можно прочитать название.

А.П.Чехов «Аптекарша».

По роману. Дело похоже начало сдвигаться. Через недельку обновлю предыдущие главы и закончу четвертую. Надеюсь, по крайней мере, на это.

В мастерской выложили очередное задание. Семнадцатое. Посмотрел. Интересно стало. Накропал очередную историю про лешего. Выложил. http://forum.mirf.ru/showpost.php?p=548354&postcount=2

Попутно появилась пара мыслишек. Тоже на бумагу перенес.

Скрытый текст - АВТОИНСПЕКТОР И ВЫШНИЙ СУД:

АВТОИНСПЕКТОР И ВЫШНИЙ СУД

(Трагикомедия с прологом и эпилогом)

От деревни до самой киевской трассы тянется лощинка. Когда-то, еще до революции, был здесь самый край барской усадьбы. Высились необхватные красавцы вязы. Стояла кружевная беседка. Сейчас растут лопухи, да двухметровой стеной зеленеет крапива. Напротив поворота трассы, в самых лопухах, допыхивает жирным дымком некая груда металлолома.
Совсем недавно, полчаса еще не прошло, сие покореженное месиво сверкало лаком и тревожило души неисправимых автолюбителей. Это было заказное «Ауди» доблестного капитана автоинспекции Семена Семеновича Толстогуба. На какие шишы было чудо упомянутым капитаном приобретено – наша история умалчивает.
Душа Семена Семеновича все еще витает здесь. Вон тем грязненьким облачком. Если бы она знала, что где-то там, в далекой вышине, решается ее дальнейшая судьба! Но не знает, а потому смотрит сейчас на остатки машины и горюет. А может, мучится от тех трех литровых бутылок паленой водки, что доблестный капитан отдегустировал с обоими своими товарищами на дежурстве. Там, правда, были еще и девки две, из тех, кто подрабатывает на трассе. Только тем-то надо немного. Большую часть употребили все же инспектора.
В общем, душа мается. Хотя, кто ее знает? Вон, душа-то той девицы, что крючилась недавно в ногах капитана, отрабатывая выпивку, давно улетела в зенит. Вечно они, бабы, торопятся!
Но погоревать капитановой душе не дают. Невидимая призрачная рука хватает ее за то, что почитают у душ за шиворот, и тащит в небесную вышину. Видать, пора на суд вышний, праведный.

В огромной пустой зале стоит линялое кресло. Одна ножка подломлена и подвязана бечевкой. На кресле восседает представительный старец с длиннющей седой бородой. На нем потрепанный балахон и старенькие сандалии. На веревке, что заменяет пояс, подвязано кольцо с ключами. Лысина его сверкает капельками пота. Над лысиной подержанный нимб. Нелегко святому Петру приходится. Делится надо на тысячу ипостасей, чтоб на всех судах присутствовать! А тут еще и ждать надо. Эх!
В ногах у него секретарь в полувоенном френче и с прической ежиком. Всякий, знакомый с отечественною историей начала двадцатого века, сразу узнает Александра Федоровича, знаменитого судебного поверенного. Когда доставили его в небесную канцелярию, то он настолько заговорил судейских, что так и оставили его. Подвизается он ныне в секретариате чистилища. Самое его дело!
По правую руку святого Петра, в белой стене, исходит сияющим светом проём. Там – рай. Маленький ангелок с пухлыми щечками и вьющимися золотом власами подпирает стену. Он кротко ждет подзащитного. Ангел, что возьмешь! Глаза его, цвета летнего неба, почти пусты. Маленькие крылышки горестно свисают.
По левую руку Петра – черный провал в черной стене. У провала стремительно расхаживает рослый чёрт. Темным золотом элегантно поблескивают копыта и наманикюренные когти. Хорош, черт возьми! Черные глаза влажно оливятся гневом. Губы шепчут что-то, цепляясь за дюймовые клыки. Никак, обвинительную речь повторяет. В подмышке зажат пухлый черный портфель.
Со сводчатого потолка залы плывет-опускается здоровенный Андреевский крест на гротескно-якорной цепи. К кресту примотана мятущаяся душа. К Петру подбегает нечто серо-неопределенное и шепчет на весь зал глухим басом, - Сбечь хотела, зараза! Еле повязали!
- Встать, суд начинается! – обращается секретарь неизвестно к кому. И он, и святой Петр приподниматься не желают. А все остальные и так в вертикальном виде представлены. Даже распятая на кресте душа.

Петр приглашающее маячит рукой ангелочку.
- Нет, я лучше после обвинителя, а то и говорить что, не знаю. Больно уж душонка, того, с душком, - морщит вздернутый носик защитник, - Пусть уж чертушка первым выскажется.
- Процедуру нарушаем? Вы, вроде, у подсудимого в ангелах-хранителях числились? – начинает было секретарь.
- Пусть его! А то до обеда райского разобраться не успеем. А там макароны будут, - святой Петр мечтательно щурится и цыкает зубом, - По-флотски. Мне святой Андрей по секрету сказал.
- Завидую. А у нас все головешки от грешников подают, - горестно кривит щеку черт, - Жуть, до чего подгорелые! Ладно, приступаю.
Следует длинное и скучное перечисление многочисленных прегрешений капитана Толстогуба. Ангелочек только вздыхает в ответ и горестно машет ручкой. Плечи его горбятся все ниже. Крылья совсем виснут. Он в печали. Святой Петр кивает в такт речи. Голова его опускается ниже, ниже. Задремал! Наконец, обвинительная речь кончена.
- Зато он старушку переводил через дорогу! – подает реплику ангелок и совсем упавшим голосом продолжает, - И цветы подарил учительнице на восьмое марта. Один раз. В пятом классе.
- Это он ей, чтобы двойку в четверть не ставила! – черт готов вступить в полемику и уже роется в портфеле, - Вот, у меня и журнал классный имеется. И характеристика его школьная!
Ангелочек с совершенно обреченным видом поворачивается к белой стене. Спорить он не желает. Дело все равно проиграно.
- Стороны не желают больше высказаться? – через минуту дружного молчания сторон спрашивает секретарь. Потом обращается к святому Петру, - Вашество! Пора приговорчик бы.
- Э-э-э? Что? – задремавший Петр не сразу понимает, что обращаются к нему, - А! Приговор… Ты, Сашок, что предлагаешь?
Секретарь приподнимается и шепчет что-то Петру на ухо.
- Х-м. Суд посовещался и решил, - торжественно вещает святой, - упомянутую душу, как там, капитана, э-э-э, Длинногу…
- Толстогуба, вашество! – замечает секретарь вполголоса.
- Да, Толстогуба. Приговорить к двадцати пяти годам адских работ, после окончания коих провести повторное рассмотрение дела. Если душу эту не поджарят, конечно. Что небесным законом не воспрещается! – палец Петра поучительно показывает в потолок.
- Встать, суд уходит, - заявляет сидящий секретарь.
Петр поднимается и задумчиво бредет к черному провалу. Потом спохватывается, плюет и поворачивает в обратную сторону, к райскому свету.
Черт увязывается было за ним.
- Куда ты? На обед к нам хочешь, что ли? Деликатесов возмечтал? – рука святого перед самым входом в рай выдает крадущемуся сзади черту кукиш, - А пропуск у тебя в спецстоловую есть?
Черт горестно поворачивает к Андреевскому кресту. Там отцепляет душу и, разбежавшись, сигает в провал.
Ангелочек и секретарь бледнеют и исчезают. В зале начинает темнеть.
Суд окончен. Приговор обжалованию не подлежит.

Задремавший было за рулем Семен Семенович Толстогуб вылезает из стоящей на обочине машины. Он долго и сосредоточенно мнет в губах неприкуренную сигарету. Потом бросает ее на обочину трассы дрожащей рукой. Капитан не может никак придти в себя.
Сон это был простой или вышнее предупреждение?

Еще один рассказ по семнадцатому заданию http://forum.mirf.ru/showpost.php?p=549351&postcount=5