Мысль о смене одежды Соларе понравилась. Пожалуй, она согласится на всё что угодно, лишь бы снять это уродство с себя. Но вот идея с молчанием пришлась не по душе. Они отошли к скамейкам, стоящим позади женского гостевого дома. С трёх сторон это место закрывалось от посторонних глаз. Двумя деревянными стенами самого дома и каменной стеной монастыря.
- А больше ничего не надо? – нахмурилась барышня, усевшись на скамейку.
- Можно. Но не нужно, - деловито ответил старшина.
- Может, сразу каким инвалидом посерьёзней прикинуться? – Солара начала злиться и перешла на шипение. - Руку могу спрятать, например, может, ещё подаяний соберу, на дорогу понадобится. С ногами, к сожалению, тяжелее будет провернуть нечто подобное.
- Ну, при определённом навыке и не такое можно сделать, - рассудил Ален. - В одном порту знал хитрого такого инвалида. А впрочем, даже не одного. У каждого второго попрошайки было всё нормально с руками и ногами. Так вот этот научился сидеть по-восточному, ноги прикрывал лохмотьями и выступом ящика. Сам ящик на колёсиках. Так и катался весь день.
- Это же неудобно! – забыла про обиды барышня. - Да и ноги потом болели, наверняка. Я знаю такие позиции, в них невозможно долго находиться.
- Есть захочешь и не такое сделаешь.
- Я такое не сделаю.
- Вот и хорошо. Подобные люди привлекают слишком много внимания, часто их боятся или жалеют и из-за этого запоминают. А нам не надо, чтоб тебя запоминали. В случае чего, слейся с толпой. Тебе, наверное, не привыкать.
В глазах Солары читалось плохо скрываемое раздражение, и собеседник решил сменить мотивацию, чтоб эта мамзель в его отсутствии глупостей не наделала.
- Слушай, в умении быть незаметной, нет ничего плохого. Так что пока меня нет, сиди здесь и прикинься уставшей молящейся. Я хочу тебя застать целой и невредимой. Хорошо?
Барышня кивнула, поплотнее запахнула балахон, сложила на груди руки и стала похожа на злого нахохлившегося цыплёнка.
- Вот и замечательно, - похвалил Ален и направился в сторону главного храма.
Солара проводила его взглядом из-под опущенных ресниц. Когда он скрылся из вида, закрыла глаза. Он прав. Задерживаться здесь не стоит, а ей надо передохнуть.
Из окна кухни слышался мерный звон посуды. Служительницы хлопотали возле сковородок и кастрюль. Запахи, на аристократический стол, конечно, не тянули, но после темничных рационов даже они казались приемлемыми и не раздражающими. Она решила подремать только минутку, но сама не заметила, что провалилась в сон, как в тёмный колодец.
Поначалу это и был тёмный колодец. А когда из него выбралась, очутилась в пещерах. Просторных, высоких. Такие залами называют. Сталактиты и сталагмиты в медовой цветной подсветке, а по всему пространству разносится пение. Голоса мужские, стройные, несколько партий. Они расходятся в звуковом диапазоне, то обратно сливаются в один напев. Всё пространство начинает вибрировать, становится видно, как воздух движется. Когда напряжение достигает максимума, ближайшая к ней ниша пещеры трескается, истончается, исчезает. Из соседнего высокого сталагмита выходит странный знакомый, в зелёных одеяниях с серой опушкой. Качает головой, так что золотая цепочка пенсне у правого глаза нервно трясётся. Он даёт знак следовать за собой. В одной на алтаре лежат угли. Девушка хочет подойти, но он не даёт ей, показывает на открывшуюся нишу. Солара подчиняется, шагает в истончившуюся стену и оказывается в храме. Она когда-то здесь была или видела? Понимание приходит не сразу. Ну, конечно, это главный храм здешнего монастыря. Она смотрела на это фрески и рисунки, но с другого ракурса.