Закатный океан, остров Ноос
[1]
Волны наползали на берег медленно, словно бы сонно, от багрового диска Игнифера, ушедшего в океан наполовину, тянулась дорожка. Защиты острова, если не приглядываться, было не различить, разве что промелькнёт где-то там, далеко впереди, синяя искорка. Скоро, уже очень скоро искорки эти соберутся, вспыхнут ярко, поместят Ноос в оболочку из искажённых пространства и времени.
– Ай, столько лет прожил, – тихо засмеялся Самшит, – а не знаю, почему сей океан назвали Закатным. И понял это, представьте, только сейчас!
– Тоже не знаю, – пожала плечами Регана. – Если из-за закатов, то ничего особенного, как по мне. Есть много мест, где они и более красивы, и более продолжительны.
– Видимо, у того, кто дал океану имя, была скудная фантазия, – Самшит посмотрел вверх, в перечёркнутое алыми полосами лиловое небо, – или же причина вовсе не в закатах. – Но я не об этом, а о том, что верна истина: сколько не узнавай, а всё равно останется что-нибудь такое, чего не знаешь.
– Потому и неиссякаемо оно, желание остаться и пожить ещё, – заключил Аристарх.
– Вот именно, – сказала Регана, потирая левое запястье, морщась при этом от боли. – Так что пойдёмте, хватит уже медлить.
И они пошли. Сгущались сумерки, сгущались запахи ночных растений, первые ночные птицы вскрикивали то здесь, то там. В вое и воплях ревунов, доносившихся с востока, звучало отчаянье, будто знали о предстоящих переменах. Впрочем, они и знали, пусть и по-своему – высокий ментальный отклик есть высокий ментальный отклик. Чувствовала, конечно, и Жемчужина, у которой Регана, Самшит и Аристарх остановились после часа неспешной ходьбы: через высокие хитиновые стены перехлёстывал кисель цитоплазмы, расползался шевелящейся массой комковатых простейших.
– Не очень-то она рада нас видеть, – покачал головой некромант.
– Клянусь непреложностью маналита, – сжал кулак Аристарх,– я бы на её месте ещё не так разволновался!
– А я бы на её месте смирилась, – теперь Регана растирала правое запястье, сила срывалась с кончиков пальцев оранжевыми искрами, – смирилась с неизбежным…
Недалеко от Жемчужины из-под земли торчали подобные огромным хоботам яйцеклады, вот один из них поднялся, вздулся, выплюнул щелкуна. Скользкий от слизи, тот устремился к шевелящейся массе, подкатившись же, распахнул широкую пасть, и простейшие наполняли его, будто мешок. На весь выплеск Жемчужины хватило одного щелкуна, пусть и наелся он, так сказать, до предела.
– Достану-ка я сразу ключ, – проворчал Самшит, – а то кто их знает, живоглотов этих, не приняли бы и нас за посторонние элементы…
– Здравая мысль! – поддержал Аристарх.
В деревянной ладони некроманта блеснул кристалл мефрита, предметный маг вытянул из-под плаща маналитовый диск.
– Глупости, – сказала Регана, – если уж задумают сожрать, то так и так сожрут. Но свой ключ она тоже достала, а именно ноонитовую пирамидку.
Щелкуны появляются, и много, но не для того, чтобы перемолоть кристальными зубами и проглотить, а в качестве эскорта. Спустя четверть часа троица у хитиновой стены, подъём занимает примерно столько же, в контрольной комнате переводят дух.
– Уф, – пыхтит Самшит, – вот в такие моменты и понимаешь, насколько же ты на самом деле стар…
– Ничего, – говорит Регана, усмехнувшись, – впереди – новое рождение!
На панели доступа под каждый ключ свой паз, вставляют их по очереди, и переборка отходит в сторону. За ней в ряд три инъекционных короба, сами выдвигаются, сами открываются. На каждом коробе своя отметка, как и на ключах.
– Давай, брат алхимик, – говорит Самшит, – ты – первый.
Тот отрывисто кивает, делает широкий шаг, рука в перчатке из драконьей кожи опускается в короб.
– Вот и всё, – говорит Регана с несвойственным ей трепетом, – путь назад отрезан…
Следующим к разверстой пасти короба подходит некромант – кажется, весь он скрипит, а не только деревянная рука. Знак в виде полузакрытого глаза вспыхивает и угасает, вместе с ним вспыхивает и угасает кристалл мефрита. На пару мгновений Самшита сковывают узы транса, с губ срывается стон боли.
– Ох!..
Как только вновь обрёл свободу, вздрагивает всем телом, спешит отойти.
– Кажется, то была проверка, – ворчит он, – и не из приятных…
– Боюсь, самое неприятное уготовано мне, – говорит Регана, но к коробу идёт без страха.
Опасения её оказываются напрасны: пирамидка вспыхивает синим, больше ничего, никаких неприятных ощущений. Инъекционные коробы закрываются, три ключа следуют к ядру Жемчужины, и вот теперь пути назад отрезаны, действительно отрезаны. Куб пробуждён, Куб начинает метаморфозу острова.
[2]
Закончив в контрольной комнате, они спустились на платформе, выбрались к подножию хитиновой стены, да так и застыли. Небо словно бы шелушилось, осыпалось синими хлопьями – так его преобразили всполохи начавшегося ментального заклинания. Жемчужина, наоборот, успокоилась, затихла, и не только она одна – в тишину погрузился весь остров.
– Ай, как оно всё быстро закрутилось, – протянул Самшит, – как быстро!..
– Красиво… – прошептал Аристарх, – клянусь узором на чешуе Страфедона, красиво!.. Всполохи играли на маске, и та словно бы ожила, попала под власть эмоций: то улыбка, то печаль, то зловещая ухмылка.
– То ли ещё будет, – проговорила Регана негромко. – Скоро все эти вспышки сольются в один сплошной полог, протянутся от края до края неба.
– Только нам уже не увидеть, вот они не дадут, – Самшит показал на три больших механических сферы, подкатившихся совершенно бесшумно.
– Это то, о чём я думаю? – спросила Регана. – Скользящие шары?
– Да, – подтвердил Аристарх, – они самые.
– Тогда пришла пора разделиться, – правая ладонь Реганы легла на плечо алхимика, левая – на плечо некроманта. – И снова предлагаю не медлить.
– А чего медлить-то? – Самшит сжал и разжал деревянные пальцы. – До встречи в Ментале.
– До встречи, брат некромант, – прогудел Аристарх, – до встречи, Драконорождённая.
Люки в шарах устроены по принципу диафрагмы, открываются с лёгким жужжанием. Регана направляется к тому, что отмечен синей бабочкой, Самшит – к отмеченному полузакрытым глазом, Аристарх – к отмеченному драконьим яйцом. Но прежде к каждому из скользящих шаров подкатывается по щелкуну, отрыгивают поглощённых простейших; три белёсых кома бурлят, преобразуются в три трапа.
– Всё в дело, всё в дело, – смеётся Самшит, – первый у цвергов закон!
– Вот уж воистину! – соглашается Аристарх. – Их машины ни с чем не спутаешь, как и их методы.
– Машины, может, и цверговы, – говорит Регана, – а вот методы – нет. Рука Сарагона здесь во всём чувствуется, вернее сказать, его разум.
Какое-то время они ещё спорят, спорят под изменяющимся небом, на изменяющейся тверди, но вот расходятся, каждый занимает свой шар. Оказавшись внутри, Регана чувствует, как подхватили воздушные нити, оплели коконом, перенесли в центр. Тут же закрывается диафрагма, приходит темнота, за ней приходит движение. Не будь у Реганы магической силы, и не ощутила бы, а так ощущает, и в первую очередь по боли в запястьях. Вот боль острее, значит, замедлились, а то и вовсе остановились – видимо, шар залезает под землю, протискивается в кожистую горловину. Вот боль утихает, почти отступила, значит, ускорились, заскользили по руслу канала. Утихает – нарастает, утихает – нарастает… удивительно, но даже на таких волнах можно уснуть. Из дрёмы Регану выхватывает всё то же – резкая боль в запястьях, а там уже подхватили воздушные нити, потянули к открывающейся диафрагме. Нити же помогают выбраться из шара, складываются невидимыми ступенями. «Приехали, – думает прозванная Гарпией, – вернее сказать, прикатились...»
Физическое тело Куба образовано тремя станциями – Гнездо-1, Гнездо-2, Гнездо-3. Оно начало перестраиваться, как только ключи Реганы, Самшита и Аристарха достигли ядра Жемчужины – так нужно, без перестройки не возможна полноценная работа. Сейчас Регана там, где когда-то был нижний, рабочий ярус Гнезда-3, но теперь разделения на ярусы нет. Шкафы её личного великого книгохранилища расположены выше, прикреплены к стенам, ещё выше, под самым сводом, фестон медузосветов, вспыхивающий то оранжевым, то жёлтым, то синим. Медузосветы тянутся по всему помещению, будто лианы, перекидываются от стены к стене, от узла к узлу. По паутине этой вверх и вниз следуют похожие на муравьёв разумные машины, рождены слиянием элария и ноонита. Внизу же ни алхимической лаборатории, ни эфирной, вместо неуничтожимой капсулы отлитый из истинного маналита саркофаг. При приближении Реганы он открывается, мефритовые вставки льют мягкий зелёный свет. Несколько «муравьёв», соединившись, превращаются в крылатку, та подлетает, звучит ровный голос Сарагона:
– Мы для того, чтобы помочь. Ничего не бойся. Освободись от одежды, освободись от любой вещи физического плана, затем мы укажем, как правильно занять место в саркофаге.
И снова:
– Мы для того, чтобы помочь. Ничего не бойся. Освободись от одежды, освободись от любой вещи физического плана, затем мы укажем, как правильно занять место в саркофаге…
– Да-да, чтобы помочь, – отзывается Регана. – А если вдруг передумаю, то и заставить…
Но она не из тех, кто меняет решение в последний момент – раздевается, ложится, следуя указаниям, на своеобразное маналитовое ложе. Внутренняя поверхность саркофага гладкая и тёплая, никаких неприятных ощущений. Однако же они следуют, когда саркофаг закрывается и к нему что-то прикрепляется со щелчком. Внутрь проникают гибкие побеги, проникает свет – следовательно, медузосветы. Один из них обвивает лодыжки, два других – запястья, третий вонзает шип в вену на локте. Что-то льётся по кровеносным сосудам Реганы, вместе с тем некая жидкость начинает заполнять саркофаг. По ледяному холоду, сковавшему тело, по сковавшей дыхание затхлости, она понимает, что это – мёртвая вода. Судорожно хватается за чары, но там, где была магическая сила, теперь зияет дыра, даже в транс не получается соскользнуть. Регана вырывается, глухо стонет, кричит, но крик быстро превращается в пузырьки, и приходит пустота…
[3]
Когда-то ментальный план представлялся Регане в виде яйца, теперь яйца нет – можно сказать, она из него вылупилась. Теперь Регана и в Ментале, и сам Ментал – план, находящийся в стороне от Сопряжения и Элементала, план, находящийся между ними. Она созерцает, как течёт сила от высшего уровня мироздания, от плана Стихий, к трём уровням Сопряжения, как циркулирует там. Пропуская этот поток через себя, Регана словно бы снимает с него копию, собирает информацию до малейшей крупицы. В том и состоит главное предназначение Ментала – собирать информацию и хранить, побочным эффектом чего стало зарождение в своё время ментальных тел, зарождение разума.
Регана начинает чувствовать мысли как продолжение тела, своего рода щупальца. Нужно их протянуть, приходит установка, нужно соединиться. И она тянется, она соединяется – сначала с Самшитом, затем с Аристархом. По поводу соединения никаких эмоций, лишь констатация. Потому что людьми они быть перестали, теперь они – модули. Модуль Аристарх отвечает за безопасность, модуль Самшит обеспечивает взаимодействие – как между модулями, так и с внешним миром – за модулем Регана управление и координация. На ментальном плане рождается новое тело, могучее тело Куба.
Регана начинает воспринимать планы мироздания в совокупности, как систему, на ходу придумывает обозначение – Цепь миров. Или же нет, не придумывает, а берёт из Ментала уже готовый узор? Она не знает, не до конца ещё разобралась в новых возможностях. Вместе с потоками энергий, бегущими от Элементала, Регана проникает в Сущее, разливается от Великого Хребта до Великого Рифа. Воспринимается всё и сразу: гнойная язва Дыры, клинок Прямого пути, проложенный почти уже до самого Советграда, собиратели волшебных кораллов в лагунах Ундиниона. И ещё множество, великое множество образов – их как звёзд на ночном небе.
Регана пытается сделать поток тонким, сфокусировать луч, получается далеко не сразу, но получается. Остриё луча она ведёт к Закатному океану, шарит в поисках острова Ноос. Да, вот оно: вихри энергий беснуются близ искажения, вынувшего из обычных пространства и времени часть океана и остров. Ноос теперь парадокс: он и в Сущем, и вне его. Тем же путём предстоит следовать трём модулям Куба – находиться и в мире, и вне его. И они будут следовать, будут направлять, станут камертоном расы людей. Время Диссонанса кончилось – хватит, достаточно! – пришло время Гармонии. Да будет так! Да будет так до тех пор, пока предназначение расы людей не исполнится.