На КП* – фанерном домике, наспех сколоченном из каких-то старых ящиков, душно.
Жара смешивается с запахами пота, курева и типографской краски.
Капитан Июль кладёт болт на свои обязанности. Капитан играет в «Монополию» вместе со стаффом, передвигая серебряный башмачок по карте, и словно акула, которая жрёт всё подряд на своём пути, скупает всё, что можно купить.
Капитан срать хотел на всё – на войну, на свою роту, на эту маленькую жаркую страну с её хитрожопыми желтомордыми жителями. И на меня – ВК**, ждущего его реакции. Но совсем положить *** на моё присутствие он не может, потому что именно оно мешает ему класть *** на всё остальное.
- Чего ты от меня хочешь, капрал?
- Героя, сэр. Любого подходящего хряка на эту почётную должность – лишь бы с не вконец отбитыми мозгами.
Капитан фыркает, поднимает серебряный башмачок и передвигает его на Балтик-Авеню, прибирая к рукам всю собственность по пути.
- Покупаю Балтик. И два дома. - Капитан Июль тянется за бело-фиолетовой купчей на Балтик-Авеню. - Вот и еще одна сфера моей монополии, стафф.
Он расставляет на доске зеленые домики.
- Ищи сам. Я не против, если про кого-нибудь из моих парней напишут в газетёнке в Мире, но ради всего святого, никакого лишнего *****жа, что так любят гражданские. Свободен, ВК, - капитан кивает на проволочную дверь.
***
Найти здесь героя – просто. Беда только в том, что почти все они мне не подходят.
Портрет большинства этих ребят изобразить легко – нужно взять шмат мяса, набить его до отказа железнодорожными костылями, болтами, обрезками металла, затем бросить на всё это сверху человеческий мозг. Затем, для полноты картины, мозг необходимо поджечь.
Я сходу отметаю летчиков дальней авиации – большая часть из них занимается тем же, чем и Июль. Я не трогаю медиков, привалившихся к своей собственной вертушке и взирающих на этот шизофренический мир глазами торчков - санитары сейчас под марихуаной или ЛСД. Медперсонал наверняка ведёт переговоры со своими покойниками, которые в состоянии «рас******сило и рас***ачило полностью» являются к эвакуационной команде, и жалуются на то, что эвакуаторы опять спутали прямую кишку одного с пищеводом другого – и по***, что выглядело и то и другое как полноценный фарш. Переговоры идут о снижении наказания на том условии, что они, медики, признают себя виновными.
Я ищу пехоту, и нахожу её. Взводный, лейтенант, который ни хрена не похож на лейтенанта, а напоминает скорее, какого-то бродягу, только что вылезшего из цистерны с говнищем, причём, судя по состоянию бороды, выхлебавшего эту цистерну целиком – отправляет меня к своим бойцам, предлагая выбрать «героя» из них.
Я брожу среди этих полумертвецов-полуживых, с характерным отстранённым, отсутствующим взглядом, и в конечном счёте нахожу подходящую персону, чьи глаза выражают хоть какое-то подобие жизни, с некоторым удивлением обозревая окружающее из-под каски с надписью «Война – это ад».
Я вступаю с хряком в переговоры. Узнав, что мне нужно, и что нужно это для отправки в Мир, он упирается, и мне никак не удаётся уломать его дать интервью. В конечном счёте, получаю разрешение на фото.
Повозившись с ракурсом, жду, пока жертва устроится поудобнее.
- Улыбнись, г****н. Скажи «пиииська». Готово, - опускаю фотоаппарат, обещаю прислать снимок по полевой почте, пишу данные.
***
Последствия той съёмки нашли меня через два месяца, аккурат после попойки в одном из полевых баров в расположении действующей армии.
Первыми двумя вещами, которые я увидел утром после веселого вечера, открыв глаза, были а)представитель местной фауны, б) военный курьер. Первым была местная жопоголовоножка, неторопливо перебиравшая всеми своими семьюдесятью двумя лапами, и продвигавшаяся самой важной частью своего организма – жопой – вперёд по направлению к луже местного пойла на стойке. Впрочем, несмотря на внешний вид таракашки, как бы намекавший, что вот это вот, ползущее к луже бухла – самый безобидный глюк после «напитка богов», от которого все боги, вместе с дьяволами, сразу бы двинули копыта, курьер – чистенький, одетый с иголочки, вообще смотрелся чужеродным образованием, и должен был с минуты на минуту раствориться в воздухе.
Растворяться в воздухе посыльный не пожелал, вместо этого вручил вызов в штаб и письмо от давешнего хряка.
Причина и первого, и второго была охрененно проста – в Мире какие-то высокие шишки заценили фото, и захотели наградить автора и главное действующее лицо, заодно взять у последнего интервью. Последнее (действующее лицо, естественно) заявило, что ни с кем, кроме автора разговаривать не будет, так что пришлось мне возвращаться к когда-то выполненной работе.
***
Это был третий, "замыкающий", заключительный раз, когда я виделся с ним. Виделся с ним в госпитале, три недели спустя после той беседы для газеты.
Хотя, виделся – это сильно сказано.
Сухое, черно-серое, короткое, безжизненное тело на белых простынях – типичная судьба всех героев.
Если страдания и облагораживают, то судьба облагородила этого парня перед смертью - дальше некуда.
Медсестра, вечно недовольная, строгая женщина, ничего не сказала, просто молча протянула вещи покойного. На справедливый и резонный вопрос: «На ***а?» ответила:
- Он сказал, вы были хорошим человеком, и заслужили этот...подарок.
Я принялся перебирать их. Ничего особого – несколько фотографий, зажигалка, мультитул, документы… карта. Карта, похожая на игральную, только вот рисунок непонятный – вместо пикового туза, который обычно носили, какая-то хрень. Не помню, чтобы он её вообще таскал на шлеме, как это было принято у пехоты.
- Откуда это? – крашеный кусочек картона очутился у меня в руках.
- Не знаю. Нашла на его теле после смерти.
- На нательный амулет как-то ни хрена не похоже. Хотя… не важно. Позаботьтесь о покойном, миссис.
Прежде чем дверь в палату закрылась за моей спиной, медик бросила вслед:
- Теперь ваш черед стать самой страшной, злобной и жестокой тварью в долине смертной тени, - и перехватив вопрошающий взгляд, пояснила: - Его последние слова.
_______
* КП - командный пункт
** ВК - военный корреспондент