[Abver]

О костях черепа - это "гротеск". Смерти в виде старухи с косой тоже не бывает. Как мне от этого отмазаться?
Вывод: не умеешь критиковать - не критикуй.

ОДИНОКИЙ БОГ.

Инопланетянин шевельнул усиками и стал внимательнее рассматривать существо, лежащее на расстрескавшейся пустынной земле.
Таракан, которого тень пришельца защищала от палящего солнца, тоже мотнул усиками, и обоим показалось, что общий язык найден.
Наверное, думал инопланетянин, это единственный разумный обитатель этой планеты. Экспедиции расы с мира... впрочем, оставим его название, ибо все равно невозможно его произнести, ни тем более написать... не единожды находили некогда цветущие, но ныне мертвые миры. Как этот. Что могло привести к гибели целых цивилизаций? Войны? Катастрофы? Эпидемии? Или просто вездесущее время, от которого нет ни спасения, ни защиты? Впрочем, были и другие варианты. Например, разум, достигший наивысшей степени развития, начинал менять свою физическую сущность. На это ученые тоже натыкались не раз. Одни превращали свой шарик в мыслящий планетоид. Вторые растворялись в эфире и астрале, становясь местечковыми богами. Третьи тоже хотели могущества, но все же оставляли себе какую-никакую, но физическую оболочку. Четвертые... Пятые... Но реже всего был распространен вот такой вариант: одна-единственная особь, бесконечно бессмертная, бесконечно мудрая и бесконечно могучая. Живой, но очень одинокий бог. По опыту было известно, что с такими надо вести себя очень осторожно.
- Мы представители расы с планеты ... Мы не агрессивны и не желаем никому зла. Мы хотим сотрудничать. Нами движут только научные интересы. Мы...
Инопланетный ученый говорил внятно, используя проторечь. Такой способ коммуникации, как уверяли ксенолингвисты, должен быть с горем пополам понятен любому разумному существу.
-... ведь контакт обеих рас...
Закончив речь, инопланетянин на всякий случай прокрутил ее в голове, сначала словами, потом образами, на случай, если это раса телепатов.
Одинокий бог опять шевельнул усиками, но больше никаких признаков понимания не подал.
Инопланетянин вздохнул, повел одной парой рук, потом другой, разминаясь, и начал танцевать. Не от радости, конечно. Это был особый, разработанный спецами по межрассовой коммуникации комплекс движений, как и проторечь, должный быть понятным всем. По идее. Вполне может быть, что это существо воспринимает реальность исключительно визуально.
И ответом было лишь пренебрежительное движение все тех же проклятых усиков. А еще ученому показалось, что в крохотных глазках мелькнул вопрос: "Парень, а не идиот ли ты?"
Какой непонятливый, раздраженно подумал неудачливый контактер. Придеться применить последний метод... И он стал оголять гузло. Дело в том, что далекими предками его расы были насекомые. И известно, что способ общения насекомых - феромонный. Грубо говоря, говорят они с помощью запахов. От членистоногих раса с планеты с непроизносимым названием далековато ушла по эволюционной лестнице, и железы, некогда ответственные за выработку феромонов, давно превратились в рудименты. Но для ответственных за контакт их специально выращивали и пересаживали.
Он чувствовал себя полным придурком, и, похоже, то же чувствовал обьект контакта.

Таракан недовольно дергал усиками.
И что за болван, думал он, мешает моему спокойствию? Шумит, руками-ногами машет. Ко всему прочему - воздух испортил. Тень от него - вот и вся польза. [...]
Тут таракан устыдился собственных мыслей. Он уже достаточно пожил, чтобы не бояться смерти. Но все же что-то внутри противилось необходимости покинуть белый свет.
Ты уже старый, говорил он себе, род выгнал тебя, потому что ты перестал приносить пользу. Лучше уж изжариться в пустыне, нежели вечно позориться беспомощностью и безполезностью.
Инопланетянин, будь он неладен, начал свои изощрения по второму кругу. А старый таракан скосил глаза вправо, в сторону небольшого посадочного бота, на котором прилетел этот настырный идиот. Зрение уже было не то, но он все же высмотрел цепочку сородичей, поднимающихся сбоку по трапу. Он даже разглядел несколько сыновей, и испытал сразу двойную гордость: за свое семя, и за себя, все таки с толком проведщего последние часы жизни. Его все-таки будут помнить, песнь о нем будет включена в генетическую память бесконечной цепочки потомков, ведь без него новый мир, вполне может быть, не обрел бы новых хозяев...
Сейчас туповатый инопланетянин убедится, что здесь ловить нечего, и улетит на боте на головной корабль, а тот в свою очередь оправиться в метрополию. И никто так и не обнаружит пары сотни маленьких насекомых, способных выжить всегда и везде. Много лет пройдет прежде чем жители непроизносимого мира поймут причину гибели цивилизаций...

После третьего раза феромонного унижения инопланетянин понял, что либо "одинокий бог" совсем спятил от своего одиночества, либо... Да какая разница! Главное, контакт с ним установить невозможно. И нечего, значит, попусту тратить время. В конце концов, в галактике миллионы обитаемых планет.

Дальше все было так, как предсказывал старый умерающий таракан: бот прилетел на головное судно, которое отправилось к миру-метрополии - для ремонта, дозаправки...
Это был райский уголок вселенной: много воды, много тепла, очень много растений, животных и другой живности. Истинный Эдем. И через миллион лет восьмая щупальца уж совсем неведомого чудища вступила на засохшую почву этого Эдема. Тень от большого тела легла на спокойно лежащего таракана.
Этот контактер начал с того, что его коллега миллион лет назад оставил на самый конец.
И что за болван, - так же, как и его далекий предок, подумал таракан, и приготовился к долгому представлению.

---------------------

ПРАВО.

Убей его, убей его, убей его...
Что-то шептало в голове эту фразу, не давая собраться с мыслями, не разрешая отдохнуть, не позволяя сосредоточиться.
Ты должен, он твой враг...
Я олжен, он мой враг...
И я бью, быстро, сильно и прямо в сердце - словно всю жизнь только тем и занимался, что вгонял кому-то в грудь нож.
А он умерает, тоже быстро, но силы в смерти нет... И остается только труп, еще теплый, но уже противный на ощуп, как противно все, что когда-то носило в себе жизнь.
Я убил. Впервые в жизни. Но страшно даже не от этого: осознаешь, что дал себе ПРАВО отнять чью-то жизнь, и это право останеться с тобой навсегда. Известно, что хищник, попробовавший человеческой крови, никогда не сможет от нее отказаться. Человек - самый опасный хищник на Земле... И он тоже никогда не сможет отказаться от крови себе подобных...
Я шел по темной аллее, а в голове билась новая мысль: "Ты убил. Зачем? Кто дал тебе право на это?"
"Я сам, - отвечал я неизвестно кому. Может, своей совести. - Почему я этого не могу?"
"Ты убил. Зачем? Кто дал тебе право?"
"Ты убил. Зачем? Кто дал тебе право?"
"Ты убил. Зачем? Кто дал тебе право?"
Я закрываю уши ладонями, но проклятая фраза еще громче звучит в моем сознании.
"Тебе не уйти от правды," - опять слышу я.
- Кто здесь! - не выдерживаю и кричу во весь голос, но аллея пуста.
"Всегда с тобой".
Это говорит во мне, это говорит из меня, это говорит для меня...
- Ты - совесть?
"Совесть? Ты убил человека, просто так, потому что не любил его и даже не пытался понять... Откуда у тебя совесть?"
- Ты - Бог?
"Какие вы все-таки самоуверенные, люди... Праведники жертвуют собой ради мимолетного божественного внимания, а грешники мнят себя достойными разговора с Ним."
- Кто ты?
"Я? Я - ПРАВО, которое ты дал сам себе. Я - ПРАВО, которое выделяет тебя из толпы. Я - ПРАВО, которое делает тебя равным Ему. Я - ПРАВО, которое делает тебя нечеловеком."
Я стоял посреди ночного парка и понимал, что схожу с ума.
"Я ПРАВО, которое съест тебя изнутри."
Падаю на колении начинаю выть: у меня теперь нет разума, у меня нет мыслей, у меня не осталось личности... У меня есть только одно...
Кто-то берет меня под мышки и куда-то везет, но мне уже безразлична моя судьба.
"Открою тебе один секрет, - шепчет ПРАВО, мягко отдаляясь, словно покидаю мою бренную голову, - убивать надо просто, без прав, законов, морали, совести и рефлексии - нет всего этого в природе, выдумал человек эти глупости... Ты ведь не веришь фантастическим книжкам?.. Убивать надо просто... и тогда будут тебе обеспечены и совесть, и разговор с Богом и Рай в конце пути..."

--------------------------

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ НА АЛТАРЬ АНТИЛОГИКИ, ИЛИ ВАСЕК ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ.

Как много дел считались невозможными, пока они не были осуществлены.
Плиний Старший.

- У меня три новости: плохая и две хороших.
- Давай с плохой.
- Сразу все: через пол-часа мир может погибнуть.
- И где же здесь хорошие?
- Ну что через пол-часа, а не сразу, и что "может". Может и пронесет.
- Ты величайший оптимист в мире.
Это точно. Мой дружище Том - весельчак и оптимист. Это ему (да и мне) помогает жить. Надеюсь - поможет и умереть.
- Ну и что случилось?
- Короче, крякнул этот движок, и скоро мы уподобимся ему и уткам и проделаем тоже самое...
Я скептически рассматривал металлическую бандуру. "Гравихренотень", как называл ее Том. Жуткое чудовище: количество торчащих из нее штук всех видов и форм могло привести неподготовленного человека в панику.
Ничего нового я не увидел, и мой суровый взгляд переехал на щуплого доцента - ботаника, который был прикреплен к гравихренотене и проверял экспериментальную его работу.
- Мой друг прав, профессор?
Конечно, этому без году студенту до профессора было как нам до Альдебарана на четвереньках, да еще и с бодуна...
- Поймите, кваззигравитационный реактор синторального типа... - Излюбленное начало излюбленной речи, которую мы, несмотря на нашу научную темноту, можем прочесть наизусть в любое время суток.
Если пропустить пару десятков слов примерной длины букв этак по двадцать-двадцать пять, упростить столько же терминов и кое-как все оставшееся привести в удобоваримый вид... С помощью этого нового двигателя можно в один миг очутиться в любой точке вселенной, как бы она далеко не находилась. И энергии на это почти не уходит. Но если что-то случиться с ним, то и каюк может прийти всему миру...
- ... мегаколлапс.
Том громко поскреб давнешнюю щетину.
- Про вселенский капут ты раньше не говорил, док...
Я грозно сдвинул брови и придал голосу угрожающие нотки.
- До-о-к...
Студентик топтался на месте, смущенно уставившись в пол.
- Короче ... того. Вселенная схлопнется. И все. - Запас его высоконаучных понятий иссяк.
Я вплотную придвинулся к мозгляку.
- А кто пел песни о его надежности? Ваш директор. И все начальство. И...
- Вероятность неполадок - одна к десяти в триллионой степени...
- Значит нам редкостно неповезло, да?
Я нависал над бедолагой-научником. Том ухмылялся. А время текло.
- Ладно, надо что-то делать. Что если его поченить?
Сказано сделано: Том хищно сжимал в руке универсальный инструмент и готовился вскрывать корпус злосчастного квазидвигателя. Но доцент не собирался к нему присоединяться.
- Док, без тебя не справимся.
Но ботаник и с места не сдвинулся.
- Понимаете, - мягко начал он. Но я его перебил.
- Понимаем. Высокотехнологическая техника и тому подобное. Ничего, и не с такими справлялись.
- Не в том дело. Реактор очень прост... Но это технологии чужих и устроен он на синторальной логике...
- Короче и проще.
- Только специальный компьютер, тоже на технологии чужих, разбирается в этих движках. И под его контролем все чиниться. Но я его поправить не могу. Как и любой из людей. Это просто непостижимо для человеческого мозга... Даже вскрыть его не удастся. И не старайтесь.
Том, доселе азартно крутивший очередной болт, неуверенно опустил руки. Тото крышка не снималась, хотя казалось, ее ничего не держит.
- Нам всем конец. И всему миру тоже. - Так студент закончил.
Я погрузился в тягостные раздумия. Не хотелось мне умерать. Совсем прям не было желания.
На выручку мне пришел Том.
- Может Васька позовем? Шанс...
Ну конечно! Если встречаешься с чем-нибудь необьяснимым - зови бортмеханика Васька. Он разберется и обьяснит.
Через три минуты я откупоривал очередную бутылку.
- Не пролевай, Васек. Чай, не казенная.
Васек старался. Еще бы: сам капитан вливает ему в глотку чекушку за чекушкой из личных запасов. И еще спрашивает, не нужна ли добавка.
- Все, - лопочет бортмеханик. - Я ... я ... в кон ... кон ...
Что он в кондиции, самой нужной - это точно.
- Пошли! - Теперь командовал он. Еще бы, он наша единственная надежда. - Ос ... дите отсек... Ик...
Мы с Томом подчинились безропотно. Студент же заартачился.
- И что этот пьяница будет делать. - Он недовольно упер руки в бока. - Он ведь даже не знает, что такое синтористика. Слова то такого не слышал...
Мы силой вытащели строптивого из машинного отсека и плотно закрыли дверь.
- Это таинство, - сказал я, - ритуал. Жертвоприношение на алтарь антилогики, если хочешь.
- Да вы... - и хлипкий ученый треснул Тома в нос. - Он же его сломает!
У студента началась истерика. Все порывался вызволить дурмашину из лап "механика-садиста". Удержать его было трудно, но мы справились. Вот ведь какие страсти. Прямо реакторофилия какая-то.
- Ниче, - приговаривал совсем необижающийся Том, - наш Васек с галапетянином общий язык нашел и пять лет с ним дружит. Что ему твоя гравихренотень...
- Как, - лопочет успокоившийся студент, - С ними же вообще никаких контактов. Их никто не понимает...
- А он вот... Как выпьет, так ему любая синторальная логика по зубам...
Через сорок пять минут мы зашли в машотсек. Богатырский храп сотрясал металлические стены. Он с лихвой перекрывал веселое гудение заработавшего реактора. Студент, охая и ахая, бегал вокруг него. Лишь когда он споткнулся, его взгляд упал на лежащие вокруг непонятного назначения детали. Рот научника искривился. Он подлетел к мирно спящему бортмеханику, схватил его за грудки и стал бешено трясти.
- Что ты наделал! - орал он. - Что ты натворил!
Васек захрюкал и открыл один глаз.
- Что ты сделал с реактором!
- Хлама всякого лишнего напихали, - пробормотал пьянчужка и снова захрапел.
С реактором, конечно, все было отлично: работал лучше прежнего и ничего коллапсировать не собирался. Васек после пробуждения ничего не помнил и сам искренне удивлялся своим великим свершениям, комментируя, что под хорошую водочку он могет и не такое. Студент же все вокруг бортмеханика крутился, пытаясь, небось, выведать у того секреты синторальной логики какого-то там типа. И однажды даже спросил у меня, нет ли в моих закромах хоть пары чекушечек. Не для себя, конечно. "Хитрый ты, - сказал я ему, - небось премию хочешь и научное признание?" Тут же залился краской. "Ничего, хоть тут найдется приминение васькиного таланта. Да и помощ отечественному двигателестроению... Через неделю на Казандоле будем. Там и возьмеш: я подскажу у кого. Только хорошую бери..." На Казандоле доцент затарился так, что дал рождение очередному мифу об алкогольных свершениях русских космолетчиков.

------------------------------

БОГ УМЕР.

Мальчик сидел на вершине холма и смотрел на красное, переливающееся небо. Он думал. Он вообще часто приходил сюда и по многу времени проводил в раздумьях.
Сегодня он думал, что раньше небо было другим. Так говорила Заура, выжившая из ума старуха, самая старая в деревне. Она вообще рассказывала много интересного.
Железные звери и птицы, говорящие ящики. Все эти чудеса присутствовали в ее сказках. Она говорила, что люди когда-то умели гораздо больше, чем сейчас: они умели летать и ходить под землей, легко осушали целые моря и двигали горы. И могущество людей стало таким, что еще чуть-чуть и они сравнялись бы с богом.
Колдун деревни постоянно ругал старую Зауру, махал на нее руками и грозил когда-нибудь увести ее далеко в лес и оставить, потому что уже ничего делать не может, кроме как рассказывать всякую ерунду и откровенную ересь. Но все знали, что это пустое: слушать старуху любили все, от мала до велика, даже вождь. Да и где это видано: отводить старого человека умерать в лес.
Конечно, многие воспринимали рассказы Зауры как простые сказки, но мальчик думал иначе.
Вот колдун говорил, что небо - это большая скатерть, за которой от людей прячется добрый и всемогущий бог, чтобы не ослепить людей своим видом. Почему же, если бог такой всемогущий, ему не сделать так, чтобы люди могли его видеть. Ведь он добрый, и, значит, не должен быть страшным.
А Заура рассказывала, что небо когда-то было другим. И смотреть на него можно было долго, не так, как сейчас. И бог ни от кого не прятался, находясь у всех на виду и даря людям тепло и радость. А потом он обезумел, и всем пришлось туго. И древние отгородились от него красным щитом.
Хоть это и звучало не очень правдоподобно, но мальчик больше верил старухе, а не колдуну. Потому что часто слышал от Зауры фразу "Бог умер", смотрел вверх и думал, что будь бог жив, небо бы было другим.

---------------------------

ВСЕ КАК У КОРОЛЕЙ.

Топор взлетел и опустился, и в это мгновение уложилась вся его жизнь.
Дворцовое детство, часто голодное, нередко холодное. Но дворцовое. Другого у него не было, да и не хотелось ему другого. Да, те годы многому его научили: врать, прятаться, бить из-за угла, и , конечно, интриговать. Как без этого? Начальная школа жизни для будущего монарха. Впрочем, тогда вопрос о его воцарении стоял очень остро. Настолько остро, что на это острие юный принц вполне мог напороться и безвременно скончаться.
И седельное отрочество. Именно седельное. Потому что жесткое конское седло было одной из немногих вещей, четко отпечатавшихся в памяти. Были битвы... Но после пятой они слились во что-то кроваво-грязное и шумно-орущее... И, конечно, ночевки под открытым небом. О опять холод, и опять голод... Все не как у королей...
И монашеская юность. С постоянным страхом быть убитым. Это чувство настолько вьелось в плоть, что больше его не покинуло никогда.
И, наконец, зрелость. Чего только в ней не было. И дворцы, и монастыри, и конская попона... Холод и голод... Теперь все как у королей.
И очень много крови. В этой жидкости коронованные особы купаются, ее же пьют, на ней же для них варят супы. Да и коронуют их не елеем. Это всеобщее заблуждение.
А еще родственные связи, которых никогда не было. У него были сотни кузенов и кузин, несколько десятков дядей и тетей, родители... Кузенов и кузин он видел часто и столь же часто хотел каждого из них убить. А дяди и тети очень хотели смерти его самого. Замкнутый круг. Родители... У короля нет ни отца, ни матери. Есть король, и есть королева, которые преграждают тебе путь к трону...
Их кровь... Была и она.
Войны... Предательство... Убийства... И прочая, и прочая, и прочая... Все как у королей.