– Не спеши считать себя прозорливее Гэллоса, – тихо ответил ему Иноккий. – Ты таков, какой есть и никто, даже боги не сделают из тебя спасителя душ человеческих, если сам того не захочешь. Но не спеши говорить то, чего не ведаешь.
Фонтан привлекал стаи птиц. Юркие крылатые вились вокруг, стрекоча и посвистывая. Редкие капли задевали затылок, но Лотт сидел смирно, не смея сдвинуться даже на длину ногтя.
– Что ты знаешь об апокрифах, Лотт? – спросил Наставник Королей.
– Это книги лжецов.
Так говорил капеллан Кабаньей Норы им с братом. Лотт помнил только те легенды, в которых говорилось о смелых воинах. Имена святых дев, старозаконников и буквоедов, писавших заповеди и притчи Книги Таинств со слов привидевшейся им Алланы, он пропускал мимо ушей. Когда доходило до таких тонкостей они с братом предпочитали измываться над длинным носом обучающего их чернеца, который, казалось, хочет проткнуть святое писание насквозь – капеллан был подслеповат.
– Блаженны не ведающие, ибо им предстоит познать истину – изрек Иноккий. – После Восхождения Солнца писались тысячи книг. Много людей хотели оставить память о страшных временах. Да, они не всегда писали правду, одного обеляя, а иного осуждая. В Книге Таинств записаны пять откровений. Но я читал пять сотен. Первый Вселенский Собор, созванный здесь, в Солнцеграде, длился месяц. После долгих часов обсуждений решено было принять за истину только те письмена, которые не вступали в противоречие друг с другом. Имена других предали забвению. Но книги пишутся для того, чтобы их читали. Я знаю каноническое учение от первого слова и до последнего. Они мой храм. Мой дом. Но невозможно полюбить дом, не познав то, что лежит за его пределами.
– Откровение от Маркуса рассказывает о множестве чудачеств, – продолжил Иноккий. Священнослужитель сидел сгорбившись. Вначале беседы он достал письмо со сломанной печатью. Иноккий размалывал сургуч в мелкую труху, падавшую на камни площади. Под его ногами гуськом ходили голуби, в тайне веря, что именно в этот момент с небес упадет хлебная крошка. – Например, о том, что не вино, а вода – кровь солнцеликих небожителей. Сей муж на протяжении семи десятков страниц доказывает, что, хлеб, а не земля их плоть. Но самая важная часть писания касается Потерянного Семени. Как тебе известно, у Гэллоса и Алланы было восемь детей – поровну девочек и мальчиков. Так же, как и притоков Многодетной. Последний из них, апостол Мельтиад, заложил основы Церкви-на-Крови, став первым архигэллиотом. Он умер от оспы.
– Разве он не пролил кровь на алтаре? – Лотт слышал эту историю, но заканчивалась она по-другому.
– Так гласит Книга Таинств, – покачал головой архигэллиот. – Но апокриф Маркуса отрицает наши догмы. Видишь ли, Лотт, там говорится, как Мельтиад словом запечатывал червоточины, не проливая ни одной капли крови наземь. И если верить писанию, он намеревался запечатать врата в Солнцеграде, но болезнь забрала его от нас раньше. Маркус пишет, что Мельтиад был обручен с юной Теофилой. Перед гибелью она понесла от него.
Лотт поежился. Он чувствовал себя голым, как новорожденный.
– Должно произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы церковь решилась переписать Книгу Таинств. Мы называем это чудом. Я думаю, Лотт, ты и есть это чудо. Лоттар Марш, Потерянное Семя Мельтиада. Потомок Гэллоса и Алланы.
Брызги превратились в стальные иглы, долбящие затылок как дятлы древесный ствол. Там, за его спиной по пояс в воде стоял первый архигэллиот и призывал к ответу. Лотт не устоял и посмотрел на мраморное изваяние. Атлетически сложенная фигура сжимала необъятную сеть. Мускулы бугрились в руках, курчавые волосы разметались и застили глаза.
«Были ли его глаза такого же цвета как у меня?»
– Позволь.
Архигэллиот взял его руку в свою. Лотт отметил, что хватка у архигэллиота не обмякла с годами. Иноккий провел подушечками пальцев по изрезанной ущельями и каньонами ладони.
– Моя мать изучала хиромантию – сказал Иноккий. – И верила, что по узорам рук можно предопределить судьбу человека. Эта линия означает любовь.
Первосвященник указал на черту, ведущую к указательному пальцу.
– Смотри, она прерывается здесь. Ты потерял кого-то близкого недавно?
– Да, Ваше Святейшество.
– А вот это линия жизни, – Иноккий провел пальцем вдоль дуги, заканчивающейся у большого пальца. – И она у тебя неотрывно связана с судьбой.
Архигэллиот вонзил ноготь в черту, рассекающую ладонь надвое.
– Тебе предназначено стать великим, юноша. Так скажет любая гадалка на улице. Но я не они. Я знаю о руках все.
Он улыбнулся. Иноккий засунул руку внутрь куртки Лотта и выудил кожаный мешочек.
– Ты говоришь, что не достоин такой чести. Но много ли людей устоят перед искушением?
Он развязал несложный узел и высыпал содержимое на каменную скамью.
– Мешочек полон. Странно для того, кто зависим от атуры.
– Я не принимал блажь, – ответил Лотт. – Не мог. Я дал…
– Обещание, – подхватил Иноккий. – Еще одна странность для того, кто нарушил клятву быть верным своему сюзерену и выполнять приказы. Ты считаешь себя недостойным быть кем-то великим. Но что, если ты никогда не переставал им быть? Я думаю, ты запутался, Лоттар Марш. И выйти из лабиринта можешь только по своим следам.
Иноккий до боли сжал его руки.
– Крепкие и работящие, я вижу старые порезы от меча, – пробормотал он. – Я видел такие раньше. Ты часто тренировался, но в последнее время мозоли рассосались. Твой меч заржавел?
«Я его продал за порцию наркотического порошка»
– Ты, несомненно, воин. Телом и душой. Но вот чей?
– Что вы имеете в виду?
– Готов ли ты стать воином церкви? Нести знамя, прославляя имена богов. Сеять мир и добро в наших домах. Избавлять людей от зла, творимого Зароком?
– Я не знаю, Ваше Преосвященство, – Лотт держался за комок в своем кармане, ища ответ, который мог удовлетворить их обоих, но не находил нужных слов. – Я видел ужасные вещи. Священник прихода в Гэстхолле убивал маленьких детей.
– Ты видел обычного человека, лишенного другого выбора. Квази рассказывала о том, как ты защищал другого слугу божьего. Преподобный Роланд костьми лег, не давая вратам открыться в деревне Бельвекен. Церковь не полнится убийцами. Мы огрубели в борьбе с исчадьями ада, но все еще храним печать света.
– Меня привели сюда силком. В путах, как преступника. И после этого вы просите меня стать слугой церкви?
Иноккий наконец отпустил его руки. Лотту казалось, он хочет забрать их с собой как еще одно доказательство существования богов. Бывший медник кряхтя поднялся. Он был одновременно и сильным и дряхлым. Лотт хотел его сопроводить, но Иноккий отмахнулся.
– Когда я приказываю, мне повинуются. Иногда слишком ретиво, – молвил он. – Извини старика. Я всего лишь хотел посмотреть на того, кто может спасти нас. И попробовать убедить тебя поступить правильно. Ты волен идти куда пожелаешь, Лоттар Марш. Но я бы хотел, чтобы ты прочитал это письмо. Считай это моей просьбой.
Он вручил ему мятое письмо с размазанной по внешнему краю печатью и ушел.
От чувства нереальности происходящего кружилась голова. Всего за несколько минут он прикоснулся к алтарю, на котором умер Гэллос, встретился лицом к лицу с самым могущественным человеком Священной Империи и стал прямым потомком солнцеликих богов. Мир перевернулся с ног на голову. Лотт хотел ущипнуть себя, чтобы удостовериться в том, что не спит, но знал, что это не поможет.
Он мог покинуть Солнцеград целым и невредимым. Мог исчезнуть с глаз всевидящего инквизиционного корпуса. И никто не скажет ни слова. Но куда ему идти? Вернуться в Тринадцатиземье? Его там никто не ждет. Квази предала его. Лотт не стал бы за ней следовать, даже если в конце пути ему пообещали горы золота и обнаженных дев. Иноккий прав. Он действительно забыл путь назад и плутал по кругу.
Лотт понял, что вновь бессознательно теребит карман. Он вывернул ткань наизнанку. На плиты глухо упал лазоревый камешек размером со сливу. Он подобрал его в Радужной, когда искали Мэри, младшую из Фиалок старого Бельвекена. Безликая крашенка была с ним все это время. Лотт хранил ее не как трофей, напоминающий о боевых заслугах. Марш спас девочку, убив тварь из листьев и виноградных лоз. Но мог бросить умирать. Ее, Кэт, халифатскую чаровницу и всех людей там живущих. Он мог убежать и забыть обо всем, но ноги сами понесли навстречу опасности. Он стал героем впервые за свою жизнь.
Но так ли это? Как же костел Святого Джерома и безумец Майлз Торсэн? Он закрыл червоточину, поговорив с ребенком, и уберег Гэстхолл от проклятия.
Он всегда был таким, даже когда отчаяние и атура делали из мозгов кисель. Цветастый камешек напоминал ему, за что следует бороться независимо от того, какой будет цена.
Лотт развернул лист. На плотной бумаге темными как беззвездная ночь чернилами был написан доклад, предназначенный главе Церкви Крови. Люди боялись. В больших городах шептались о судном дне. Призрачную фигуру Зарока в погребальном саване, тащащую за собой ветхий гроб, видели в полночь на Имперском Тракте. Дальноводье заколачивало створки, запирало дома на засовы, но это не помогало. Гиблые Топи исторгли из больной глотки нечто, от чего не было спасения. Десятки селений обезлюдели. Дома стояли брошенными, печи еще пахли недавно испеченной сдобой, на улице выли некормленые собаки. Люди исчезали. Словно их стерли с лица земли. Пятнадцать деревень, шесть рудников с осужденными каторжниками. И один город. Город с высокими стенами, стражей и тысячами жизней. Кто-то пожал их души, оставив взамен страшную надпись: «Он идет». Каждая изба, каждый каменный дом были измалеваны желтой краской. Слова ничего не значили и это пугало пуще уверений в скорой гибели всего живого.
Письмо пришло неделю назад, и писарь божился, что Зарок пришел за ними. Он писал, что церковь потеряла веру, гэллиоты заперлись в храмах, а из инквизиторов, посланных узнать судьбу пропавших, вернулся только один. Бедолага выковырял себе глаза и держал их во рту, сося словно леденцы.
Дальноводье не просило. Оно взывало о помощи, стоя на коленях. Лотт не поверил бы и сотой доле написанного, если бы и сам не столкнулся с подобным. В недрах болот зрела, набухала гноем и ядовитой заразой червоточина. Врата между их миром и преисподней разверзлись. И дела шли напрочь паршиво, если инквизиция не могла придушить распространение адской порчи в зародыше. Люди боялись. А где страх, там паника. Богатые попробуют отсидеться. Дороги, ведущие прочь из проклятого места, перекроют, оставив остальных на произвол судьбы. Будут пожары. Будут кражи. Женщин ждет поругание, а слабых смерть.
А желтоглазых? Покорившие-ветер всегда были изгоями, но теперь их жизни станут дешевле мусора. Он не мог этого допустить. Теперь не мог. Жизнь способна на шутку в самый неподходящий момент. Кэт ненавидела церковь и желала им смерти, за то, как инквизиция обошлась с ее родными. Но именно архигэллиот просил Лотта стать во главе святого похода во имя защиты Дальноводья и живущих там нелюдей.
Лотт поднялся и почтительно осенил святым символом статую Мельтиада. Рыбак не обратил внимания на смертного. Первый архигэллиот продолжал ловить рыбу. Кажется, в его сети угодила еще одна юркая рыбешка.
Лотт принял решение. Прозревший не может закрывать глаза вечно. Лотт слишком долго ходил с повязкой на глазах. Пришло время увидеть мир в новом свете.
***
Новость разлетелась подобно чуме – быстро и безжалостно. Город бурлил. За три дня улицы вычистили до блеска. Цветные флаги развевались на карнизах домов, пестрые ленты оплели медные флюгеры. Поговаривали, архиалланеса Стэфания прервала свой визит в Кальс и плывет в столицу.
Все хотели узреть чудо. Увидеть, коснуться и услышать живого потомка богов.
Лотт придирчиво осмотрел свое изображение в зеркале. Брадобреи обскоблили щетину. Щеки горели и были гладкими как попка девственницы. Его облачили в молочного цвета дублет, расшитый нитями жемчуга. Узкие шоссы того же оттенка были жутко неудобными и сдавливали мужское естество. Он взвесил в руке золотую цепь. Лотт мог выручить за нее неплохие деньги. Но она была полезнее на шее. В ней Лотт из беглеца преображался в святого воина, несущего хоругвь во главе всех верующих в Гэллоса. Каплевидный рубин в оправе из золотых сплетенных рук весело подмигнул ему. Лотт ответил взаимностью.
Марш заново учился вести себя в цивилизованном обществе. Он кланялся монсеньорам гэллиотам и отвечал на вопросы алланес. Танцевал бранль и гальярду при дворе. В Солнцеград приплывали корабли с важными гостями. Лотт сопровождал Иноккия на многочисленных приемах. Он стоял по правую руку от восседающего на золотом троне Наставника Королей. Лотт посетил все залы Обители Веры. Он видел Зал Мудрости, где читали лекции будущим королям, побывал в церковном хранилище, где касался ценнейших реликвий и добытых в войнах за веру трофеев. Гэллиот Тринадцатиземья отслужил мессу в его честь, а виллийский принц, вчера позвавший его в свои покои, обнажил парадный клинок и приказал преклонить колено. Лотта посвятили в рыцари среди шелков и пьяных вельмож. Было что-то неправильное в этом. Лотт слишком многое перенял от лорда Кэнсвудского. Рыцарские шпоры давались за заслуги, заслуживались в боях перед сюзереном, добывались кровью, потом и бесстрашием. Виллийский принц похлопал его по плечу и намекнул, что Марш может взять одну из сопровождавших его дам в качестве любовницы. Лотт отказался. Поначалу.
Наступал новый этап в его жизни. Глядя на довольное лицо, на огромный рубин, подаренный самим архигэллиотом, Лотт не мог не признать, что начало ему нравится.
Сегодня его официально признает Церковь. Лотт Знаменосец. Под таким именем Марша будут чтить столетия спустя. Все, что для этого нужно – спуститься на пару лестничных пролетов ниже и показаться перед ликующей толпой.
Лотт страшился такого внимания. После стольких лет, когда он всеми правдами и неправдами старался встать на одну ступеньку с популярным братом, получить мировое признание оказалось до смеха легко.
Он пригладил подстриженные на здешний манер волосы, и вышел из комнаты. Придворные кланялись, лебезя ободряющие слова. Лотт отвечал им самой приятной улыбкой из своего арсенала.
– Приятно наконец-то увидеть вас воплоти, – произнес высокий мужчина в черном костюме, подводя к нему стесняющегося мальчика.
Он был коротко стрижен. Над губами пролегала тонкая полоса рыжих усов. Он стянул перчатки.
– Ричард Второй, король Делийкого королевства.
Лотт на секунду замешкался. У короля отсутствовал большой палец на правой руке.
– Волк оказался матерым, – благодушно пояснил монарх, заметив, куда пялится новоявленный святой воин. – Цапнул раньше, чем я насадил его на пику. С тех пор жена не позволяет мне охотиться.
Он грустно усмехнулся.
– Да и о какой охоте может идти речь, ведь я толком даже меч не могу держать. Да-да, вы пожимаете руку венценосному неудачнику.
– В таком случае вы познакомились с самым везучим человеком в мире, ведь кто еще способен удостоиться аудиенции у Ричарда Храброго, – ответил на любезность Лотт.
Мальчик выпростал вперед ручонку. Лотт бережно пожал ее.
– Я тоже Ричард, – пробубнил под нос он.
– Это мой сын, Дик, – довольно сказал Ричард. – Уж он окажется расторопней со своими волками, когда придет время. Верно малыш?
– Да, па, – ответил мальчик и посмотрел на Лотта большими детскими глазами. – А вы правда святой?
– Все уверены что да, – честно ответил Лотт. – Кто я такой, чтобы доказывать обратное?
– Если позволите, – вы не совсем похожи на того, кто спасет нас от надвигающегося конца света, – сказал Ричард Храбрый. – И знаете – мне вы настоящий больше нравитесь. Герои с налетом бравады гибнут первыми не успев довести дело до конца.
– Что есть, то есть. Я из тех, кто предпочитает отсидеться в резервах, предоставляя стяжать славу другим. А я, Ваше Величество, никогда не ожидал увидеть короля, который сошел с трона, чтобы пожать руку простолюдину.
– Вы уже рыцарь, – Ричард хитро подмигнул ему. – А значит, я не совсем оконфузился.
– А ты умеешь призывать архангелов? – допытывался мальчик.
– Если бы они услышали мои приказы – померли бы со смеху, – рассмеялся Лотт. – Увы, нет, Дик.
– А где меч, которым разгоняешь демонов?
– Пока не заслужил.
– А можешь показать, как закрываешь врата ада прямо здесь?
– Дик, – Ричард Храбрый наклонился к сыну и погладил по голове. – У воина святого престола сегодня много дел. Не утомляй его расспросами. Вот, держи.
Король дал ему инкрустированный синими опалами кинжал.
– Это подарок от мамы.
– А она не приехала? – сказал опечаленный мальчик.
– У нее дела. Но она обязательно приедет.
– Обещаешь?
– Честное королевское. А теперь иди, погуляй с друзьями. Нам с Лоттом нужно поговорить.
Мальчик сбежал по лестнице, изображая из себя всадника.
– Дети, – извиняющимся тоном сказал Ричард. – Они хотят знать все.
– Я тоже.
– Значит ли это, что вы не понимаете природу своего Дара?
– Ваше Величество, я также далек от этого как ваши надежды скрестить с кем-то мечи.
– Люблю честных людей, – сказал правитель Делии. – Так мало их осталось среди лизоблюдов.
– Им отрезают языки.
– Вы определенно мне нравитесь, юноша. Я рад, что Иноккий заставил вас передумать.
Ричард провел Лотта к балкону. Люди скандировали его имя. Высший клир махал им руками. Каждому гэллиоту отвели отдельный балкон. Их кровавые рясы колебались под слабым ветром. С крыш служки сыпали лепестки роз. Розовые, белые и красные хлопья сыпались подобно манне небесной.
– Он не заставлял. Это мой выбор.
– Вы уверены?
Что он имел в виду? Лотт согласился вступить в ряды церкви по своей воле. Никто его не насиловал.
Ричард обнял его, словно давний друг, и прошептал:
– Архигэллиот знает тысячи дорог к чужим желаниям. Он говорит одно, но подразумевает иное. Будьте осторожны. Помните, что бывает с честными людьми. Покинув Многодетную, не забудьте посетить Острие. Моя жена, Игнис, будет рада такому гостю.
Ричард мягко толкнул его вперед. Иноккий ждал его. Наставник Королей был счастлив, словно обрел пропавшего сына. Он молитвенно сложил ладони вместе. Лотт последовал его примеру.
Иноккий произнес молитву Николаса Чудотворца. Слова складывались в строфы, строфы образовывали рифму. Иноккий пел чистым лишенным дребезжания и хрипоты голосом. Так должно быть пели ангелы под аккомпанемент лир.
Архигэллиот творил чистое вдохновение. Он посыпал им как сахарной пудрой верующих. И те бились в восторге. Люди спекались в топке подобно кексам. Вызревали, наполняясь уверенностью, что Солнце готово спуститься с небес. Чудо произойдет вот-вот. И случится это благодаря ему, Лотту.
Он посмотрел на свои руки. Обычные руки, чуть трясущиеся от мандража. Линия жизни вклинилась в линию веры. Его судьба здесь. Стать божьим воином. Так сказал архигэллиот.
Лотт поднял руки вверх и все стихло. Люди смотрели на него. Тысячи глаз, жадно ловящих любое движение живого воплощения богов. Ремесленники. Путаны. Бездомные. Богачи. Священники.
Архигэллиот тоже смотрел. Он ждал со спокойствием познавшего вечность. И напутствовал его теплой отеческой улыбкой. Станет ли он для него новым наставником? Таким, каким должен был стать отец. Каким никогда не был сир Томас.
Лотт сотворил святой символ. Пальцы сомкнулись в замок, ладони выгнулись дугой, творя круг. Солнце пробило прореху в темном саване мчащихся по небосводу облаков. Это было неожиданно и очень красиво. В этот момент Лотт действительно поверил, что боги следят за ним.
Ликующий люд завопил в экстазе. Женщины плакали, дети пытались забраться на плечи родителям. Краем глаза Лотт увидел, как молятся гэллиоты.
Это был славный день. Лотт принимал поздравления. Он восседал на троне архиалланесы рядом с Иноккием. Люди приносили дары. Бедные отдавали краюхи черствого хлеба, и он вкусил большинство из них. Кузнечный цех принес армированный доспех. Виллийцы подарили рыцарское копье, аргестийцы одноручный меч с золотым солнцем, пленившим самоцвет в навершии. Сеннайцы подвезли в паланкинах сундуки с дорогими одеждами тонкой отделки. Ювелиры Тринадцатиземья положили в ноги десять шкатулок, забитых перстнями, в оправе которых находились камни размером с перепелиное яйцо. Представляющие Дальноводье агапиты подарили сапоги, перчатки и пояс с большими и малыми ножнами из редкой и необычайно прочной кожи водного дракона. Мальчик Дик преподнес настоящий сюрприз. Он отдал амулет матери. Лотт увидел странный символ, напоминающий букву «Х», только с загнутыми под углом концами. Он видел подобный на коже Кэт. Новоиспеченный мессия отказался принять этот дар. Но пообещал хранить его у себя, пока не встретится с королевой Игнис.
Дальше было веселье. Люди танцевали на площадях и улицах. Влюбленные пары кружились на широких балконах стремившихся к небу домов. Вино текло рекой. Вечер расцвел яркими взрывами. Радужные вспышки украсили небосвод невероятными оттенками. Над монастырями сияли тягучие смолы патоки и пары клубничного джема. Ящерицы цвета молодой листвы обрушивались на черепицы, скатываясь по дорожкам золотой мальвазии. Лотт узнал у местных, что в праздники делийцы привозят в город под строгим присмотром дьяконов бочки конфискованной атуры, смешанной с красильными веществами. В емкости вставляли фитили от свечей и отбегали на безопасное расстояние. Яд, обрекавший на медленную смерть, на краткое время превращался во взрывную радость.
Лотт понял, что счастлив.
Пусть впереди ждала долгая дорога, он знал, что двигается к цели, указанной самим Гэллосом. Стоящее дело, за которое его уже наградили больше, чем можно представить.
Путешествие представлялось ему плевым делом. Иноккий обещал выделить тридцать кораблей. Лучших инквизиторов из псоглавой башни. Проклятье, даже сопровождение в виде служек, обслуживающих приемника богов! Лотт улыбался, представляя, как поедает сладкую хурму с рук миловидной монашки.
К походу уже велись приготовления. Недели через три они покинут Солнцеград. Если повезет, успеют прибыть в Делию, опередив первый лед. Лотт сделает свое дело, щелкнув пальцем со стриженым ногтем, и вернется в уютное гнездышко. Все просто. Никаких проблем.
Он добрался до своей комнаты далеко за полночь. Битье поклонов поначалу льстило, но к концу дня от этого устаешь также как и от повторяющейся из года в год шутки.
Голова гудела от пережитого и выпитого вина, произведенного сердобольными монахами на побережье Лихого моря. Лотт стянул с себя туфли, до сих пор не потерявшие навощенного блеска, и бросил тесные шоссы на спинку кресла. Он рухнул как убитый и погряз в перинах кровати, такой же широкой, как дельта Амплус.
Ему снились холодные горы Волчьей Пасти. Он тонул в рыхлом снеге и глотал ледышки, обжигавшие гортань.
Лотт вскочил. Сел на край кровати, пытаясь прийти в себя. Волосы вымокли. В него плеснули водой!
Узкая полоса света прорезала слепую темноту. Шэддоу поднес свечу почти к самому лицу.
– Какого падальщика ты здесь забыл?!
– Собирайся, – сказал Мрачный Жнец без намека на сочувствие. – Планы изменились.
– Что? Какие планы?
Инквизитор подал ему сверток с одеждой.
– Мы уезжаем из города. Таков приказ архигэллиота.
– Но почему?
Лотт наскоро вытер голову одеялом. Спросонья натянул сапог не на ту ногу. Чертыхнулся и повторил попытку с тем же результатом. На четвертый раз ему удалось вспомнить правильную последовательность. Лотт промычал что-то похожее на победный клич нордов.
– Дело усложнилось. Люди подожгли торфяники в надежде прекратить террор. Глупцы, они сделали только хуже. Дальноводье в огне. Страна чадит, а демоны озверели пуще прежнего. Еще один город перестал существовать. Но это не главное.
Лотт натянул охотничью куртку, более удобную, чем расшитый вензелями и побрякушками дублет. Инквизитор позаботился о нем будто любящая жена. Сума Кэт и все мелочи, таскаемые в карманах, оказались при нем.
– Мог бы извиниться за грубое пробуждение.
– Прошу прощения.
– Не очень верится.
– Потому что я не искренен.
Они вышли в холл Обители. Шэддоу отвел гардину, символизирующую мужское и женское начало церкви. За ней оказался проход.
– Не похоже на парадный выход, – проворчал Лотт.
– Ты поразительно смышлен. Это казематы.
У Лотта похолодели внутренности. Живо представились многочисленные крючья, на которых развесят органы святого для последующего изучения.
– И что же главнее судеб пропавших бедолаг? – спросил он, чтобы отвлечься.
Крутая лестница не спешила заканчиваться. Обитель тянулась не только к небесам. Они одолели шесть ярусов, прежде чем наткнулись на дверь. Мокрое дерево держалось на ржавых петлях. За ней слышался плеск.
– Краеугольные камни Церкви рушатся, – сказал ему Мрачный Жнец, возясь с замком. – Не все это видят. Червоточины привычная угроза, Лоттар Марш. Мы знаем, чего от них ждать. Люди куда опаснее.
– Что за люди?
– О, это самое интересное. Мы догадываемся кто это. Знаем имена почти со стопроцентной гарантией, но этого мало. Нужен толчок.
Он двинул скрепленные полоской железа доски ногой. Подсвеченная факелом, их ждала лодка. Родриго, жевавший чеснок по-приятельски уступил место.
Лотт застонал. Кроме него, хуже всех себя в этой компании чувствовал Джеймс Галлард. Блондинчик цедил улыбку изо всех сил. Это было похоже на попытку справить нужду сидя на огромном еже. Огромный детина с квадратным подбородком помог ему забраться внутрь и присоединиться к тесной компашке. Полуогр-полудемон, по недоразумению высших сил принадлежавший к роду человеческому, оттолкнулся от причала веслом и задал быстрый ритм без особых усилий.
Лотт поискал глазами Квази. Халифатка не удостоилась чести быть разбуженной среди ночи. Странно. Он думал, что чародейка захочет следовать за ним и дальше.
– Они называют это союзом перчаток, – сказал Шэддоу, пригибаясь под проплывающими кирпичными арками подземелья. – Мы знаем о девяти. Они хотят заполучить тебя.
– Меня?
Туннель вывел их за черту города. Лотт узнал знакомые очертания корабля. Болтанка внутри Белокурой Девы – что может быть хуже? Матросы скинули трап. Детина отбросил весло и в два прыжка забрался на палубу. Лотт полз как черепаха. Корабль шатало. Он думал, что вся команда бегает из стороны в сторону, специально усложняя задачу.
– Ты нарушил их планы. Заставил действовать открыто. Один из них уже закинул сеть наудачу.
– И кто он?
Старый знакомец Мэддок выкрутил руль, заложив новый курс.
– На одной из перчаток этого союза не достает пальца. Тебе о чем-нибудь это говорит?
Лотт встал как вкопанный. Его предок Мельтиад закидывал сети, ловя язычников. Лотт нагло считал себя подобным ему. Но он был добычей. Мальком, запутавшимся в тенетах. История усложнялась, а путешествие перестало казаться веселой прогулкой. Он должен был догадаться раньше.
Мечты никогда не сбываются так, как того хотим мы.
Трирема шла на юго-юго-восток. За левым бортом, пока еще еле видимый, проносился Луч Надежды будто маяк освещенный кристаллами, хранящими дневной свет.