Шаг двенадцатый. Гость из тумана
Тарья бежала. Не разбирая дороги, не пытаясь понять куда, лишь бы как можно дальше от реки и людей. Бежала, пока очередной корень всё-таки не сумел ухватить её за ногу. Девушка упала к подножию огромного кедра и наконец-то дала волю слезам. Зачем, ну зачем она, когда искупалась, села сушить волосы в стороне за кустами, а не осталась возле заводи или просто не пошла домой? Зачем продолжала слушать этих сплетниц? Лучше бы ей никогда не узнать… поздно. Слова той, кого она считала подругой, будут жечь душу и дальше: «Вот дурочка, всё ещё мечтает, что на её первую ночь обратит внимание ярл или кто-то из ближников[1], и родители Илмо дадут согласие. Потому что без этого кому она нужна, только рожа красива — а сама голь бесприданная». По-хорошему надо было выйти и сказать этой подколодной змее всё, что она заслужила, повыдрать косы… вот только права Анникки. Отец уже сказал Илмо, что если тот женится без его согласия, он проклянёт сына — а такой судьбы любимому Тарья не желает, лучше уж ей умереть. Здесь, сейчас.
Девушка лежала, уткнувшись в тёплую шершавую кору лесного гиганта, пока не замёрзла: к вечеру в одной нижней рубахе стало прохладно, а платье осталось там, возле реки… а где? Дорогу она не запомнила, ну да это не такая уж беда: лихих людей здесь не водится, в лесу она не пропадёт. Главное определить в какой стороне Анекас — а уж её берега выведут домой. Да и идти вдоль реки намного легче, прозрачный сосновый бор это не тутошнее море ельника с островками кедров. Тарья оглянулась по сторонам, определяя в какой стороне север — и замерла: Укко-громовержец, спаси и выведи! Она рядом с Обителью туманов и воздух уже начал густеть, в лучах заката хорошо видно, как на ближайшей сопке собираются молочно-белые клочья, понемногу стекая еле заметными струями вниз. Ещё минут десять-пятнадцать, и небольшие облачка сольются в единую тучу, чтобы обрушиться безмолвной волной на лес. А у неё ни огня, ни ножа, даже одежды нормальной нет. Идти же в густой пелене, да ещё ночью — это верная смерть, наверняка потеряешь дорогу, и духи заманят к себе. В Обители туман круглый год стоит даже днём, оттуда не выбраться.
Паника длилась недолго: времени осталось мало, но и просто так Тарья не сдастся. Уйти она не успеет, значит надо попытаться приготовить хоть какое-то убежище. Сейчас лето, может, хватит лапника на земле и навеса-укрытия от ветра из тех же еловых веток. И пусть в этих оставшихся без пригляда Укко землях, как стемнеет, становится куда холоднее, чем положено — если ночью не будет дождя, ей удастся сохранить хоть немного сил, чтобы утром добраться до реки. А там её обязательно найдут, братья да и остальные сельчане наверняка уже ищут пропавшую. Когда в белёсо-серой мгле растворились последние лучи солнца, и наступила темнота, Тарья потеряла счёт времени. Какое-то время она ещё пыталась отсчитывать то вслух, то про себя удары сердца, воображаемые секунды и минуты. Ломала веточки и складывала рядом, словно мерные шарики из свечи для счёта времени. Потом резко похолодало, девушку начала бить мелкая дрожь, руки закоченели — вырывавшегося струйкой пара дыхания уже не хватало, чтобы согреть хотя бы пальцы. Когда в крышу шалаша убаюкивающе зашуршали робкие капли дождя, Тарья почувствовала что засыпает — но сил сопротивляться уже не было. Пусть так. Только маму жалко… и еще Илмо. Как он без неё…
— Мастер, я выиграла! — раздавшийся где-то над головой звонкий голос подростка вырвал Тарью из сонного оцепенения. — Человек, и живой!
— Кажется хорошо, что я проиграл, — второй голос был мужской, но сил открыть веки и посмотреть, кто это, уже не осталось. — Лейтис, быстро костёр и отвар от простуды.
В полусне-полузабытьи девушка ощутила, как сильные руки вытаскивают её из шалаша, растирают, в рот вливают горячий, почти обжигающий напиток… Ясность сознания вернулась рывком, ещё мгновение назад был сумрак беспамятства, а теперь мысли неожиданно-чёткие, зрение ненормально острое. Даже в обманчивом свете костра можно различить, что творится вокруг, и кто находится рядом. Тарья внимательно, не стесняясь, огляделась по сторонам: она на той же поляне, где строила укрытие. Только теперь сидит в небольшой палатке, поверх рубахи закутана в шерстяную кофту. Недалеко от входа костёр, куполом жаркого воздуха разгоняет мелкую морось, а рядом спасители. Первый — высокий светловолосый красавец, наверняка по нему не одна девушка вздыхала (и тут же пришла гордая мысль — Илмо всё равно красивее). По другую сторону костра второй, вернее, вторая, хотя можно и спутать. Одежда мужская, да и нож на поясе для боя, не для леса повешен — но сквозь волосы серёжки видны, пояс аккуратно по-женски повязан, да и других мелочей полно. Интересно кто, дочь? До женихов ей года два-три, по возрасту старшего вполне может быть. Хотя… она обратилась тогда «мастер», значит не родня.
— Ну, здравствуй, — голос чужака оказался неожиданно мягким, бархатным и завораживающим. — Как тебя зовут, красавица?
— Тарья.
— И как же ты здесь оказалась? Дети грома не очень любят эти земли.
— Я… Я… — обида и горечь вдруг нахлынули с новой силой, и девушка начала говорить, совершенно не думая, что перед ней человек, которого она видит первый раз в жизни. Рассказ занял минут двадцать, поленья в костре успели прогореть, на поляне потемнело, а Тарья почувствовала, что засыпает…
Лейтис, глядя как девушку сморил сон, только восхищённо и завистливо вздохнула: никакой магии. Колдовство могут заметить, да и вмешиваться в организм лишний раз не стоит. Наставник же одними травами и голосом сумел успокоить, заставить уснуть — а перед этим всё рассказать. Ей до такого мастерства ой как далеко. Впрочем, почти сразу успокоила себя девочка, мастер учился такому искусству не один год — она ещё даже не начинала. Но лет через пять-десять посмотрим, у кого выйдет лучше. А пока девочка попросила пересказать историю Тарьи, язык северян Лейтис знала не очень хорошо, к тому же диалект в глубине материка изрядно отличался от побережья, и говорила девушка очень быстро.
— История стара как мир, — начал Ислуин, неторопливо подбрасывая в костёр свежие дрова и раздувая огонь. — Её возлюбленный — сын местного кузнеца, а она хоть и красива, но с бедным приданым, к тому же глава семьи погиб. Если бы дело было только в деньгах — можно было бы надеяться на помощь родичей и друзей, но родителям жениха важны связи, статус будущей родни — а какой вес у двух братьев Тарьи, которые ещё и сами не успели жениться? Дело могло бы поправить благословение богов, но ярл в эти края не заезжает уже много лет. Так что не поможет даже взаимность, против угрозы родительского проклятья не пойдёт никто.
— А при чём тут ярл и благословение?
— Интересный обычай, — Ислуин ненадолго прервался, чтобы засыпать крупу в котелок, сегодня была его очередь готовить, а потом продолжил: — Здесь верят, что ярл, его ближайшие соратники и великие воины отмечены особой милостью хозяина грома. Не зря им изначально даровано больше чем простым людям. А ещё верят, что в первую ночь часть отмеренного человеку богами передаётся девушке. Потому-то желательно, чтобы первым мужчиной стал или муж, с которым она разделит судьбу — или ярл, через которого женщина получила благословение и удачу от самого Укко-громовержца. Такое приданое куда важнее вещей или знакомств, особенно если первое ложе принесёт ребёнка.
Тарья проспала до глубокой ночи, встала неожиданно для себя бодрой и свежей — никакой намечавшейся простуды, выглянула из палатки… тут же покраснела и, ойкнув, спряталась обратно. Вдруг вспомнив, как её с головы до ног растирали мазью — и кто растирал. Но через пару минут здравый смысл взял верх. Что сделано, то сделано, тем более лекарем и тем более без её согласия. Девушка накинула заботливо положенную в ногах куртку (ещё раз отметив про себя, что спасители ой не простые, ткань только выглядит грубой, а сама и ветер держит, и влагу и кожа дышит — на торге за такую одёжку новый топор отдают не споря) и выбралась к огню.
— Встала? Хорошо, — в голосе чужака не было и следа прежней убаюкивающей мягкости. — Ешь и поторопимся. Тебя наверняка ищут, негоже зазря людей ночью гонять.
Кашу Тарья жевала торопливо, едва не обожглась, потом помогала складывать палатку, тушить костёр… лишь когда их обступила темнота, девушка забеспокоилась, как они найдут дорогу. Но едва магистр достал ручной компас, восторженно вздохнула: ей бы такой, точно не заплутала. Понятно, как чужаки прошли через Суму. Вот только стоит эта малюсенькая коробочка… кто же они? Илмо научил её разбираться в клинках, ножи у пришельцев не деревенский кузнец сработал. Да и меч у старшего, наверняка, не хуже. Ярл с побережья? Но тогда где его свита? Не похоже, что отстала, явно идут вдвоём. Тарья мучила себя всю дорогу до реки, пытаясь отогнать тень надежды — и не могла. Но едва показались фонари искавших, и зазвучали голоса — всё было забыто: кроме братьев и дяди Рууно с сыновьями её искал и Илмо!
Глядя, как девушка нежится в объятиях любимого, старик усмехнулся в усы и добро произнёс:
— Ну вот, обошлось. А ты, голубка, в следующий раз осторожней будь. Слова — только слова. И на Анникки не серчай, своё наказание за длинный язык она уже получила.
— Дядька Рууно, да не надо было…
— Надо! Чтобы моя дочка знала, когда язык распускать можно! Ладно, пока девичий трёп да с тобой всё обошлось — а случись чего? Ума в девках не наберётся, повторит опять сплетню какую, и мужа до хольмганга[2] доведёт. Нет уж, науку она получила — и, надеюсь, впрок. Ты лучше своих спасителей назови.
Тарья запнулась, ведь имена она так и не спросила, но магистр уже аккуратно оттеснил её и парня в сторону, и вежливо склонил голову перед старым воином:
— Приветствую старшего левого щита. Имя моё Ивар, а моей ученицы Лейтис. Прошу стать гостем под твоим кровом — пока я ем твой хлеб, мой меч — твой меч, твой враг — мой враг.
— Будь гостем, морской волк, — Тарья удивилась, как переменился дядька Рууно: словно сбросил с плеч лет двадцать, не меньше. Даже хромота исчезла. — Мой дом — твой дом, мой щит — твой щит, — и, с интересом осмотрев и приметив что-то заметное лишь ему, хмыкнул. — Младший правого борта?
— Всего лишь десятник. Я покинул палубу в пятую навигацию.
Рууно хмыкнул ещё раз: продолжения не последовало, как и имени драккара. Ну что же, знающему человеку понятно — не сошлись в чём-то с ярлом, но расстались по-доброму. Другому парусу воин присягать не стал, но и имя своего командира называть не хочет, чтобы не пошло лишних слухов. Справный волчара.
Не смотря на то, что приглашал гостей Рууно, поселились они в доме Тарьи — ещё на берегу мужчины решили, что деньги семье девушки нужнее. Впрочем, постояльцами чужаки оказались недокучливыми: чаще всего уходили с утра в лес и возвращались ближе к вечеру. А если погода была неподходящая, младшая оставалась заниматься с книгой на непонятном языке, а старший ходил по деревне: на шестьдесят дворов всегда найдётся, кому нужна помощь хорошего лекаря. Особенно радовалась знахарка — возраст уже давал о себе знать, ученицу женщина нашла себе поздно и теперь пользовалась возможностью наставлять замену, как можно меньше отвлекаясь. Про разговор на берегу соседи не знали, и Рууно намекнул молчать, и остальные парни были не из болтливых. Потому с лёгкой руки травницы да пары вовремя брошенных старым воином слов деревня и определилась, зачем пожаловали гости. Чужака интересовали окрестные места, что и где водится, особенно необычные растения. Наверняка городской алхимик или целитель, а сюда приехал за редкими травами. Так хорошему человеку и не жалко, всё равно по тайге сорняк-сорняком растёт. Не поверил лишь младший брат Анникки, почему-то связав наказание сестры с пришельцем. Хотя, как посмеивались остальные, дело, скорее всего, было в Лейтис. Девчонка, к тому же всего на два года старше, а уже носит боевое оружие. Но вслух говорить что-то плохое мальчишка опасался: пусть любимый младший сын, балованный поздний ребёнок — рука у отца по-прежнему тяжёлая, да и старшие братья добавят.
Следующий месяц промчался быстро и незаметно — и с каждым днём Ислуин беспокоился всё больше, пусть внешне это и было незаметно. Август начался, сентябрь скоро — дальше искать бесполезно, на севере осенние дожди и зима приходят рано. Ханжар пришёл откуда-то отсюда, магистр теперь знал это точно, на границе Суму обнаружились знаки — понятные и знакомые лишь своим, тем, кто пойдёт следом. Но за холмами след терялся. В деревне странного человека не видели, он аккуратно расспросил в каждом доме. Не было следов и в лесу с этой стороны холмов, Ислуин тщательно проверил даже самые глухие углы с помощью Илмо и Тарьи. В самом начале магистр показал себя перед родителями парня неплохим металлургом и рудознатцем (повезло, что Академия обязательно давала общие представления по непрофильным предметам да в сумке нашлась забытая с последней поездки книжка по горному делу), потому кузнец легко отпускал сына на поиск руд для нужных присадок. Мать Тарьи тоже отнеслась к лесным прогулкам с пониманием, сделав вид, что щедрая плата принесёт выгоду семье больше работы в поле. Молодые люди оказались замечательными проводниками… в бесплодных поисках.
На обратной дороге они всегда останавливались недалеко от деревни, после чего парень с девушкой прощались и Лейтис вместе с Тарьей уходили в одну сторону, а Илмо и Ислуин в другую. Даже если кто-то и догадается соотнести время, когда их не бывает дома — приличия соблюдены. Да и не принято в таких селениях шпионить за соседями... но магистр всё равно проверял. Лишний скандал ни к чему, а ученице хорошая наука — сумеет его заметить, пока он осматривает окрестности поляны, или нет. Заодно парню нужно время, чтобы после разлуки совладать с собой, вернуться домой словно ни в чём не бывало — а делать это лучше в одиночестве. Потому и нагонял его Ислуин только недалеко от окраины деревни.
Эту неделю в тайгу они ходили втроём, Лейтис оставалась у знахарки: женщина заготавливала лекарства на зиму, ей нужна была ещё одна помощница, и магистр воспользовался случаем, чтобы ученица могла получить не только теорию от него, но и хоть какую-то практику. Раз уж нормальная лаборатория в ближайшие годы недосягаемая мечта. И уже на второй день Ислуин заметил за поляной слежку — вот только наблюдатель был слишком далеко, перехватить его за время до встречи с Илмо магистр не успевал, а вечером прошёл дождь и смыл все следы. Через день всё повторилось, неведомый шпион покинул своё укрытие и ушёл, едва Ислуин начал идти в его сторону. Пусть место нашлось, это ничего не дало: непонятный человек сидел на ветке дерева, спрыгнул сразу в воду и ушёл по ручью. Куда именно определить можно — вот только поиск следов наверняка подглядчика спугнёт, он затаится, а в худшем случае расскажет что видел. Когда Ислуин заметил чужака в третий раз, то бросился к петле, которую делал ручей. Не важно, вверх или вниз по течению уйдёт в этот раз шпион, от изгиба будет заметно, где человек выберется на берег. А по свежему следу Ислуин успеет догнать врага задолго до деревни. Магистр уже почти добрался до нужного места, когда сработала оставленная возле поляны сигналка: сегодня наблюдатель вместо того, чтобы уйти, зачем-то направился к месту расставания… «Идиот! — обругал себя Ислуин, пытаясь успеть обратно до того, как случится что-то непоправимое. — Заигрался, решил кого-то твои поиски волнуют! Ему была нужна Тарья, а сегодня она одна и задержалась на прогалине!»
Он не успел. Уже на подходе магистр разобрал голоса: девушки и молодого паренька, в котором опознал младшего сына Рууно.
— … я даже не буду всем рассказывать, для чего вы в лес ходите. Только знай — недолго вам осталось, в первый день осени твой Илмо за невестой в Лехто отправляется.
— Но как…
— А он и сам ещё не знает, для чего отец недавно туда ездил. Зато я слышал, когда косу править относил — как его мать про это соседке рассказывала. А от тебя только плохое и бывает, всем кто рядом. Анникки подругой звала, а из-за тебя её отец наказал. Теперь она совсем не как раньше. Не ты ли порчу навела? И не для того ли чужака привела? Он не тот за кого себя выдает, он вообще не человек. Чью душу ты пообещала духу из тумана, чтобы он Илмо околдовал? Уезжай лучше, а то когда чужого мужа соблазнишь, всей семье позора будет… — парень осёкся: из леса вышел Ислуин.
— А ты, конечно, поможешь. Расскажешь, пошепчешь. Вот уж правильно говорят в здешних краях: в семье не без урода. Славным был морским волком Рууно, достойно воспитал старших сыновей. Все они давно уже догадались, но молчат, берегут чужое счастье. Только в тебе падаль проглядели. Иди, рассказывай. А я расскажу остальное. Как следил, как подлавливал ударить побольнее, как бросал обвинения в чёрном ведовстве. И клянусь парусом драккара, на котором уходил за горизонт — ты недолго будешь позорить своего отца. Тебе откажут в хлебе и воде все семьи вашей деревни.
Заканчивал он уже парню в спину, когда тот испуганным зайцем метнулся прочь с прогалины. Девушка осталась стоять бледная как мел, не было сил даже на слёзы.
— Тихо, девочка, тихо. Поплачь лучше, — Ислуин крепко прижал её к себе. — Месяц ещё, не отчаивайся. За это время многое может случиться, — магистр аккуратно приобнял Тарью за плечи и повёл в противоположную от деревни сторону: шок скоро пройдёт, дальше будет истерика, если что он поможет ей начаться. Потом нужно приводить девушку в чувство, помочь справится с собой. На холодную голову хоть какой-то шанс, а кинься она сейчас к Илмо — и после этого обоим только в омут головой. Вот только заниматься лечением лучше как можно дальше от людей, как бы не пришлось использовать магию.
Они отошли километров на пять или шесть, когда на очередной прогалине Тарья перестала механически передвигать ноги, остановилась и наконец-то расплакалась. А потом вдруг повернулась к Ислуину, положила его руку к себе на грудь и несмело поцеловала:
— Я хочу, чтобы первая ночь была твоя. Сейчас.
Магистр вздохнул: на его взгляд не стоило, особенно теперь. Но отказать он не мог, это убьёт Тарью. Да и не имел права, обычай священен — считается, что в такой миг устами девушки говорит сама Ильматар, жена Укко-громовержца.
Тарья начала спешно расшнуровывать платье, но, к удивлению, Ислуин её остановил: не так. Несколько минут он колебался, но потом всё же решил — скрывать своё искусство не время. Потому на землю лёг плащ, кусок поляны отгородил полог, скрывший их и от живности, и от непогоды, и от людей. После чего Ислуин начал аккуратно раздевать девушку сам, целуя и нежно лаская.
Тарья не раз общалась с замужними подругами, слушала намёки взрослых женщин, ждала всего что угодно. А всё оказалось так просто… и так необыкновенно. Крепкие руки, жар объятий. Счёт времени пропал, она растворился в теплой нежности, в близости и наслаждении. Когда всё закончилось, девушка без сил легла на грудь первого в своей жизни мужчины и стала смотреть, как в последних лучах заката ещё несмелые на свету ночные мошки пытаются пробиться сквозь невидимый полог. И пусть глупые языки будут потом говорить, что она просто повелась на красивое лицо — зато частица тепла и доброты навсегда останется с ней. Девушка потянулась, перекатилась на живот, хихикнула, когда травинки защекотали грудь и вдруг сказала:
— А знаешь, я, кажется, понимаю, что вы ищете. Только… никто вам не скажет.
— Почему?
— Это место называется Туманная чаша, говорят, именно там духи варят морок и выливают в Суму. Про Чашу слышали все, но её так просто не найти. А попасть туда можно только два часа на рассвете. И Совет старейшин всех окрестных деревень запретил в ней бывать. Зато я могу, мне отец показывал, и клятвы с меня никто не брал.
Из дома уходили втроём, только Ислуин, Лейтис и Тарья. В середине ночи, украдкой. Боялись, что кто-то сможет догадаться и помешать. Затем торопливый ночной поход по лесу — и наконец путники около широкой просеки, на границе густого моря березняка. Лес впереди стоял сплошной стеной, полный в тусклом предрассветном свете какой-то пугающей черноты. Шагни, оставь за спиной светлый даже в темноте сосновый лес — исчезнешь без следа. Но вот небо порозовело, по земле побежали робкие лучи утреннего солнца и всё переменилось. Небольшая просека стала огромным полем, березняк, до которого только что было рукой подать, отодвинулся километра на четыре, не меньше. А перед путешественниками возник каменный палец небольшой горы, отрогами-руками обнимающий изрядный кусок кедрача.
— Быстрее! — Тарья побежала первой, за ней магистр с ученицей.
Когда все оказались под сенью вековых деревьев. Тарья замедлила бег, а потом и вовсе остановилась отдышаться.
— Мы в Чаше, теперь можно не спешить. Сколько бы ни провели здесь времени, выйдем в тот же самый миг.
Ислуин резко кивнул. Рядом с целью он уже не походил ни на рассеянного алхимика, ни на доброго целителя. Движения стали короткими, скупыми. В правой руке меч, в левой кокон заготовки боевого заклятия. Также переменилась и Лейтис, напомнив Тарье рысь перед прыжком, только вооружена не когтями, а луком. Необычным, Тарья таких не видела даже у дружинников ярла, когда ездила с дядей на ярмарку. «Интересно, — вдруг пришла в голову мысль. — А кто эти двое на самом деле? Дядя Рууно не мог ошибиться. Только вот правда о волках моря — не вся правда». Додумать девушка не успела: едва магистр просканировал местность, все осторожно двинулись вперёд.
Деревья закончились неожиданно быстро. Зачарованная долина напоминала небольшой казан, ещё до того как войти путники хорошо видели, что лес идёт до самой горы — но уже через три-четыре сотни метров вековечные кедры уступили место каменистой пустоши с редкими деревцами. И не меньше половины пустого пространства занимало озеро, в которое по скале стекал поток воды. Хотя солнце уже стояло довольно высоко, над озером клубился густой туман, тянул свои языки в сторону леса, но едва мог добраться до середины пути и бесследно растворялся в утреннем воздухе.
— Вот она, Туманная чаша, — робко произнесла Тарья.
Ислуин её не слушал. Со сдавленным возгласом он бросился к одному из деревьев на границе пустоши и начал копать рядом с корнями. Через пару минут в его руке был свёрток, из которого магистр достал письмо.
— Тем, кого приведёт дорога Сарнэ-Турома вслед за нами, — начал читать он вслух вязь незнакомого ни Лейтис, ни Тарье письма. И пояснил: заметил знак, который оставляют нукеры, если нужно что-то спрятать так, чтобы нашли только свои. — Я, кешик Кыюлык-хана, хочу оставить рассказ о последнем походе и подвиге повелителя моего…
Дальше Ислуин читал, не замечая своих слёз. Как из портала возле озера вышел отряд хана. Как на них напало чудовище, о жаркой битве, в которой погибли все, кроме троих воинов, и один из них скончался от ран на следующий день. Чудовище было убито, но уцелевшие не знали, есть ли здесь другие такие же твари. Потому оставили письмо и решили искать помощи или место, где можно будет перезимовать — была уже глубокая осень. Дальше историю двух ханжаров Ислуин и Лейтис знали: те случайно пошли не в сторону деревни Тарьи, а оказались рядом с Суму. И хотя пройти Обитель тумана смогли, у них закончились продукты. После чего обессиленных людей захватили воины одного из ярлов и продали в Империю. Один из пленников умер на корабле, а второй попытался бежать и погиб.
— Они встретили Бессмертного Стража, — вздрогнула после рассказа Тарья.
— Бессмертного Стража? — нехорошо прищурился магистр. — Я проверю.
— Его нельзя убить, — затараторила в ответ девушка. — Он живёт здесь уже много поколений. И раз в пять лет забирает себе жертву. Его убивали, но он всегда оживал. И тогда брал не одну жертву, а сразу много. Мой отец считал, что демон слабеет с каждым разом. Если убивать, не давая ему наесться, то можно изгнать чудовище. И старый ярл так считал, они вместе не вернулись из битвы со Стражем. А после Страж не появился…
— И старейшины решили, что опасность прошла, — закончил за неё магистр. — Но даже если не прошла, то лучше пусть всё будет как прежде. Ведь иначе придётся признать, что чудовище надо уничтожать раз за разом, а старейшина это не только власть. Это ещё и долг первым выходить с оружием. Я убью его.
— Но…
— Я вызову тварь на суд Сарнэ-Турома, — ощерился Ислуин. — У Отца ветров передо мной должок, он ответит на мою просьбу. А проигравший сразу оказывается перед вратами Унтонга, и не думаю, что владыка Уртэге откажется от подарка.
Обратно все трое возвращались почти бегом. И, едва добравшись до границы полей, поняли: беда. В деревне было ненормально тихо, а с противоположного конца сочился привкус ненависти, злобы и жажды крови — его ощутила даже Тарья. Демон сожрёт если не всех, то большую часть. Не спасётся никто, уже в поле стало ясно, что случилось с людьми: простенький морок, от которого человек застывает на месте. Ничего сложного, преодолеть его может даже пятилетний ребёнок… если готов к встрече.
— Тарья, — магистр сунул девушке в руки замысловатую конструкцию из золотых нитей, внутри которых горел радужный огонёк, — выводишь всех кого сможешь. Пусть бегут в любую сторону, лишь бы подальше. Человек очнётся, едва коснёшься «Оком истины» головы. Если сожмёшь в кулаке, проснутся все в радиусе трёх метров, но с этим осторожнее. «Око» тогда будет пить твои силы, восемь-десять раз, на большее тебя не хватит. А настроить на другого сама не сумеешь. Лейтис, за мной! — пять-семь минут у них есть, после долгой голодовки со случайной жертвы пиршество тварь начинать не рискнёт. Они успевают.
Демон был высок, полтора человеческих роста, и, наверное, красив… если кому-то нравится грязно-коричневое чешуйчатое тело мужчины на четырёх суставчатых лапах насекомого, с обезьяньими руками до нижнего «колена». Венчала всё голова, напоминающая обтянутый кожей череп медведя, из глазниц которого на стебельках то высовывались, то прятались глаза. И запах. Не отвратительный — чужой, не принадлежащий нормальному миру. А ещё тварь была тяжёлой: на широком лугу, отделявшем деревню от берега реки, были отчётливо заметны следы.
Едва Ислуин выбежал из-за последнего дома и выкрикнул вызов на поединок Отца ветров, Страж остановился, издал высокий свист, от которого заболели уши, и попытался плюнуть в нахала чем-то магическим. Магистр не обратил внимания, никакого колдовства не будет пока кто-то из них жив. Сила на силу, сталь на сталь, ловкость и хитрость на ловкость и хитрость — Сарнэ-Туром не зря носит ещё и титул «Судья равных». Демон поймёт это очень быстро, потому надо спешить. Пальцы чудовища заканчивались длинными острыми когтями, даже на глаз по прочности не уступавшими стали, да и шкура, наверняка, отражала удары не хуже хорошего доспеха. Вот только «сынам битвы» чешуя безразлична… меч в правой руке срубил сразу два пальца, а левый оставил на боку длинный порез, из которого показалась фиолетовая кровь.
Противники начали кружить по лугу, достойные друг друга. Бросок, выпад, удар — отвести когти, дотянуться вторым клинком, отскочить, разрывая дистанцию. Демон быстр, Ислуин ещё быстрее. Демон силён, но Ислуин ловок. Краем сознания магистр почувствовал Тарью. И словно кто-то другой, не занятый битвой, а отстранённый наблюдатель, отметил: отчаянной храбрости девка. И умная — не стала бегать как попало, а сняла морок с десятка мужчин, которые теперь вытаскивают людей из ближайших домов. Детей понесут и без памяти, а взрослых собирают в одно место и Тарья будит всех разом. Несколько минут и даже если демон рискнёт попытаться схватить кого-то на ходу, чтобы поглотить хоть крохи силы — не получит ничего.
Понял это и Страж. Он засвистел, пытаясь ненадолго ошеломить противника, сместился, чтобы оказаться между Ислуином и деревней, сделал шаг назад… и вздрогнул, когда в спину ударила бронебойная стрела. Лейтис дождалась нужного момента и вступила в бой. Тварь растерянно заревела, а магистр на один удар сердца позволил себе усмехнуться: любое правило можно обойти. Раб ведь не самостоятельное существо, он как рука — двигается волей хозяина. И если Ислуин вернул ученице право распоряжаться своей жизнью, то она-то от служения не отказывалась! И теперь в любое время может на минуту, час, день — на сколько захочет — признать его господином. Конечно, так в поединок можно захватить с собой не больше двух человек, но сейчас им хватит. К тому же, пусть Лейтис нельзя применять магию против демона или в помощь магистру, она вполне может наложить чары на себя, усилить реакцию, силу и скорость. Расплата придёт потом… когда отпразднуют победу.
Теперь Страж к домам приближаться не рисковал, пусть стрелы чешую пробивали неглубоко, но наносили болезненные удары, заставляли на долю секунды замедляться. И в это время на шкуре появлялись новые порезы и раны, один раз даже удалось срубить третий палец. Хорошо бы подрезать ногу, но каждая с бедро мужчины толщиной, рискованно. Лучше измотать, атакуя со стороны образовавшейся из-за повреждённой руки бреши. Тем более что ближе к реке земля мягче, и демон при каждом шаге зарывался в землю куда глубже. Отвести когти, выпад, уйти от вражеского удара. Вот только бесконечно драться в таком темпе нельзя, или «сгоришь» или начнёшь совершать ошибки. Но и чудовище заметно устало, уже не так быстро махало лапами и всё чаще предпочитало оборону, чтобы сохранить силы.
На этом его и решил поймать магистр. Раз за разом он заканчивал атаки всё той же связкой, снова и снова пытаясь нанести удар мимо покалеченной руки. Один, два, три, четыре… на пятый клинки меняют рисунок, мечи летят в другую сторону и левый по рукоять заходит в живот. И сразу, разгадав план наставника, из-под прикрытия домов выскочила Лейтис, посылая одну стрелу за другой. Ошеломлённый болью, демон замер — ненадолго, но этих мгновений хватило почти перерубить целую руку на сгибе локтя. Через несколько минут всё было кончено. Лишившись глаз, весь в ранах, демон истекал кровью у самого края воды, почти физически ощущалась его ненависть и беззвучный крик: «Я вернусь и отомщу!» — но вот дохнуло холодом, над телом полыхнул видимый только Ислуину и Лейтис чёрный огонь. Всё стихло. Повелитель Обители мёртвых забрал обещанную добычу.
Победа далась обоим тяжело: избу знахарки Лейтис начала покидать только через неделю, да и то с чужой помощью. Ислуин, который к истощению получил несколько неприятных ран, к тому же воспалившихся от попавшей на них ядовитой крови, валялся почти месяц. И всё это время в пахнущей травами полутьме шли разговоры. Магистр без утайки рассказывал Лейтис свою историю, с того дня, как он подростком оказался в Великой степи и познакомился со старым шаманом Октаем, и до путешествия через Зеркало миров. Им предстоит долгая дорога. Сначала к ханжарам — после гибели демона портал в Чаше рассеялся, но магистр успел определить, куда тот ведёт. А потом на поиски эльфов. И девочка должна идти вслед за ним с открытыми глазами, а не поддавшись очарованию первой встречи и сказки превращения замарашки в ученицу мага.
Покидали они деревню по первому снегу, отгуляв сначала на празднике в честь победителей, а потом в честь Тарьи и Илмо: родители парня не стали дожидаться ноября, когда обычно и игрались свадьбы, побоялись, что такую выгодную невесту может перехватить кто-то другой. Лишь дождались, пока магистр сможет высидеть торжество — чтобы заняв место посаженного отца невесты добавить чести и уважения молодым. А дальше Ислуин снова превратился в городского алхимика вместе с ученицей, тем более что сохранились травы и минералы, которые он собирал летом. Да и знахарка поделилась кое-чем из своих запасов. Вместе с обозом они доберутся до Большой осенней ярмарки, там найдут караван до столицы княжества, а дальше сушей или морем в Империю. К Безумному лесу.
Уезжавших, как положено, провожали всей деревней, желали поскорее вернуться домой, поудачнее продать добытое и собранное за лето. Но вот за поворотом дороги скрылась последняя из телег, и люди один за другим начали расходиться. Остались лишь Илмо и Тарья.
— Пусть Укко-громовержец поможет вам в пути, — негромко произнёс Илмо. — Пусть Ильматар сплетёт нити вашей дороги так, чтобы вы нашли что ищете.
— У них получится, — улыбнулась Тарья. — У них не может не получиться.
[1] Ближник (устар.) — ближайший доверенный помощник князя или ярла
[2] Хольмганг — судебный поединок. Обычно заканчивался выплатой проигравшим крупной суммы, но при этом смерть противника во время поединка не запрещалась и не преследовалась