Главное – найти своё место в жизни.
Удачи!
(Надпись на открытке)

Мой дедушка покончил жизнь самоубийством в психиатрической клинике под Веной. Он был, как мне часто говорили, хорошим человеком, но не от мира сего. Мне на память о нём остался только потемневший от времени кожаный кисет, от которого по-прежнему пахнет крепким табаком. Дедушка много курил, поэтому кисет был ему дорог. Сейчас он ставл дорог мне.
Мой отец умер в психиатрической клинике под Лондоном. Отца я почти не помню, мне было пять лет, когда его от нас забрали, и мама много плакала. И я тоже плакала, но просто так, за компанию. По словам мамы, отец тоже был хорошим человеком и тоже не от мира сего. Отец верил в то, что он необыкновенный, и часто грезил. Лишь потом я поняла, что эти грёзы были галлюцинациями, которые неотступно преследовали отца и мешали ему жить. Именно эти галлюцинации и забрали его у меня. В память об отце мне остались две его фотографии, обе сделанные на берегу Черного моря, когда они с мамой только поженились. На этих снимках отец молодой и очень красивый. А ещё мне осталась (мама об этом не знает) его картина. Я прячу эту картину, потому что, как только отца поместили в клинику для душевнобольных, мама лично собрала все отцовские работы, вынесла в сад и сожгла.
Это удивительная картина, я никогда не видела такой ни на одной из выставок. Она написана красными красками на чёрном фоне и изображает виселицу. Когда я смотрю на неё, мне порой кажется, что верёвка с петлёй покачивается от ветра. А ещё на картине есть человек, он стоит очень далеко маленьким багровым силуэтом. Не знаю, что хотел сказать отец, когда писал эту картину, и какими были остальные его работы, но я могу смотреть на неё часами, не отрываясь.
Я знаю, что мама боится за меня. Боится, что я тоже сойду с ума. Каждый раз, когда я говорю что-нибудь невпопад, она смотрит на меня испуганными глазами и непременно спрашивает, что я имела в виду. Маме кажется, что я тоже рано или поздно начну грезить наяву, как грезили отец и дедушка, и поэтому она следит за мной. Я могу понять её страх, ведь все боятся непонятного, а у неё в роду нет ни одного сумасшедшего. У неё нет - а у меня есть.
В пятом классе, когда мы на уроке литературы читали Диккенса, я вдруг встала и сказала на весь класс: "А у меня была бабушка - ведьма". Я сказала это просто так, не задумываясь, шутки ради, а вечером учительница позвонила моей маме, и мама меня заперла в комнате, что я не говорила глупостей. Теперь я понимаю, что это тоже было проявлением её страха.
Потерять рассудок - страшно. Потерять себя как человека, чтоб найти как существо. По крайней мере, так видится со стороны. И дальше есть только два пути: презрение и жалость. Или смесь презрения и жалости, помешанные на боязливом любопытстве ко всему иному.
Но это со стороны, информация, считанная с взглядов прохожих. А изнутри всё просто и понятно, так, как должно быть, только без привычных стереотипов, вбитых в детские умы молотами воспитания.
Я родилась в Вене, пошла в детский сад в Ньюпорте, начала учиться в школе в Лондоне, закончила - в Москве. Я всю жизнь была в пути, даже в те минуты, когда оставалась на месте. Моя мама бежала, и я бежала вместе с ней.
И только сейчас мне становится понятно, что Грёза - это не галлюцинация, не ненормальность. Это образ жизни.

1 Глава.

Меня кто - то позвал.
Потом ещё раз, очень тихо, но отчётливо и по - имени. Голос, сливаясь с шорохом листьев, сам становился похож на шорох.
Я села на постели и осмотрелась, хотя знала, что в комнате никого быть не может. Да и во всей округе никто не мог знать моего имени. Мы лишь пять дней назад въехали в этот дом в Подмосковье, купленный за смешные деньги. Дом был большим, двухэтажным, старым и требовал ремонта. Он стоял немного в стороне от посёлка почти на самом берегу круглого озера, вокруг которого росли осины и берёзы. Но возле дома прежние хозяева посадили разлапистые клёны. Сейчас, в конце сентября, деревья облетали и засыпали своими листьями большую открытую веранду.
Мне этот дом понравился с самого начала; ещё до того, как мама дала согласие на его покупку, я уже знала, что мы будем в нём жить. Дом был одинок и печален. Ему нужна была семья, и не любая, а именно наша. Только нас он ждал всё время с самого своего рождения, и только мы должны были им владеть.
- Инга,- шелестело по комнате.- Инга...
Я осторожно опустила ноги с постели. Точно помню, что, ложась спать, закрывала окно, а теперь оно распахнуто настежь: ветер зябко гуляет по комнате, расшвыривает по столу аккуратные стопки фотографий. Я закрыла окно и, не придумав ничего лучше, принялась ползать по полу, собирать фотографии и складывать их в стопку. Мельком взглянула на циферблат электрических часов, стоящих на прикроватной тумбочке - 3:47.
Фотографии были моей работой. Журнал "Мир вокруг нас" проводил конкурс фоторабот, задавшись целью нанять нового фотографа. Участвовали и профессионалы, и такие, как я, и даже ещё хуже - в общем, все, кто умеет держать в руках фотоаппарат. Я отнесла в редакцию серию фотографий, который я сама назвала «Крыши Лондона», посвящённые самобытной архитектуре английский столицы. Работы понравились, меня взяли на испытательный срок.
И вот уже второй месяц после шестидесяти дней стажировки я работала штатным сотрудником журнала.
Собрав снимки, я протянула руку к ящику стола, когда...
- Инга!..
Я вздрогнула и выронила все фотографии. Сердце гулко билось о рёбра. Стало понятно, что в доме чужой.
Накинув кофту, потому что, несмотря на котёл в подвале, в доме всегда было прохладно, я вышла из комнаты. В одной руке сжимала сильный фонарь, поводила широким лучом из стороны в сторону, в другой – бейсбольную биту. Можно было зажечь свет, но мне хотелось поймать взломщика с поличным.
Я жила на втором этаже, занимала одну комнату из пяти, пока что пустующих. Мы решили сделать в них большую библиотеку, кабинет и две гостевых. Все эти комнаты соединялись длинным коридором, заканчивающимся большим окном. Я старалась ступать бесшумно, однако старое дощатое покрытие под ногами предательски поскрипывало.
Медленно, считая шаги, я дошла до лестницы на первый этаж, постояла немного, прислушиваясь, но ничего не услышала и принялась спускаться вниз, держа биту наготове. Лестница тоже была скрипучей, и сейчас, в ночной тишине, пела гораздо громче, чем днём. В этот момент мне не было страшно, скорее любопытно, хотя страх стал бы естественной реакцией. Спускаясь по лестнице - бесконечные двадцать ступенек, - я думала только о том, что после этого похода надо успеть ещё немного поспать, иначе рабочий день можно будет считать загубленным.
На первом этаже было тихо, никто больше не звал меня и не издавал никаких других звуков. Но это не обмануло, я точно знала, что к нам забрался взломщик. Это знание было настолько твёрдым, что я заранее приготовилась к встрече и была бы разочарована, окажись дом пустым.
В дом вели три двери: две парадные, расположенные по обе стороны от фасада, и чёрный вход за кухней. Сначала я прошла тёмной гостиной к парадным и проверила, надёжно ли они заперты. Оказалось, что вполне надёжно. Потом пошла на кухню через большую столовую.
В столовой было холодно, гораздо холоднее, чем в остальном доме, потому что одно окно было выбито, и в пустую раму врывался студёный осенний ветер. Я поёжилась. Мы с мамой ужинали всегда на кухне, если можно сказать "всегда" после пяти дней с момента въезда, и ждали, когда из посёлка приедет обещанный стекольщик.
- Инга.
Теперь голос прозвучал совсем близко, словно его хозяин стоял в паре метров от меня. Я застыла, только теперь испугавшись. В темноте никого не было видно, но прислушавшись, я отчётливо уловила постороннее дыхание.
- Кто здесь? Немедленно выходи на свет!
Я старалась, чтоб мой голос звучал спокойно и уверенно, но сама услышала истеричные нотки. Свет от фонаря, круглой лепёшкой лежащий на полу и частично на пыльном столешнице, мелко дрожал.
- Я уже на свету.
- Я ничего не вижу!
- Ещё увидишь.
- Кто ты?! Что тебе надо?! - сорвалась на крик.- Как попал в дом?!
Никто не ответил. Я ещё несколько минут стояла неподвижно, но уже знала, что, кем бы ни был пришелец, теперь его нет. Оставалось только гадать, что это было: призрак или обман. Или что - то ещё, чему пока нет объяснения.
Страх отступил, сменившись нервной дрожью. Я положила биту на стол и провела ладонью по мокрому лицу.
Стало ещё холоднее. Плотнее закуталась в кофту, обвела столовую светом и, не заметив ничего подозрительного, пошла обратно.
У лестницы стояла мама, сжимая в руке костыль, с которым она ходила, когда сломала ногу. Мама не позаботилась о тёплой одежде, и полы её халата слабо шевелились от сквозняка.
- Ты что не спишь?- удивилась я.
- Я услышала голоса,- ответила мама.- Это ты разговаривала?
Мама задала этот вопрос таким тоном, что я поняла: если скажу утвердительно, она немедленно отправит меня к психиатру. Поэтому я покачала головой.
- Мне показалось, что в дом забрался посторонний. Я спустилась проверить. Почему ты не спишь?
- Я услышала голоса,- повторила мама.
- Это сон,- ответила я, проходя мимо неё на лестницу.- Иди спать, ещё очень рано.
Знаю, что мама не пошла к себе, стояла у лестницы и смотрела вслед, пока не услышала, как хлопнула дверь в мою комнату. Это её страх, и она боится его, но всё равно ничего не может с собой поделать. Она чувствует себя обязанной следить за мной.

Утренний кофе разогнал остатки сна. Мама ни о чём не упоминала, молча сидя рядом, и мне самой стало казаться, что всё случившееся ночью - это просто сон. Один из тех, что волнуют в первые минуты после пробуждения, а потом забываются.
В окно кухни - единственной комнаты, где уже полностью закончили уборку - светило тусклое сентябрьское солнышко и красивыми бликами ложилось на светлую деревянную мебель кухонного гарнитура. Гарнитур остался от прошлых хозяев и сначала мы хотели его выкинуть как старый хлам, но после чистки и некоторой реставрации оказалось, что он (как, впрочем, многое в доме) настоящее произведение искусства. Даже по соседству с новой техникой смотрелся как родной.
- Сегодня придут десять человек,- сказала мама, глядя себе в чашку.- Будут убирать второй этаж. Ремонт в тех комнатах займёт не меньше недели.
- Я в своей комнате убралась сама, в неё можно не заходить.
- Они будут перестилать пол и менять оконные рамы. Я не хочу, чтоб зимой ты подхватила воспаление лёгких из-за того, что в комнате сквозняк.
Я нахмурилась.
- Если они переставят мебель и, когда вернусь, там будет бардак...
- Это ремонт, и я лишь хочу, чтоб ты относилась к нему терпимее. Твою комнату сделают первой, через пару дней она будет готова. Кстати, ты выбрала цвет обоев?
- Бежевые.
- Просто бежевые?
- Да, просто бежевые, я видела в твоих образцах под номером семь. К ним подойдёт заказанная мебель. А лампу я выберу сама, и шторы тоже. То, что ты повесила - это тряпки.
Мама обиделась и пожала плечами.
Ремонт в доме, начавшийся с крыши, был моей головной болью и маминой радостью. Будь её воля, она бы целыми днями посыпала себя строительной штукатуркой. Собственно, этим она и занималась последние две недели, сначала подготавливая дом, чтоб в нём можно было существовать, а теперь наводя лоск.
Долгие годы мама работала дизайнером интерьеров в одном хорошем агентстве в Лондоне, постоянно откладывала деньги, что теперь позволяло нам жить довольно прилично. Она уже послала своё резюме во все стоящие фирмы Москвы и ждала только положительных ответов, глубоко уверенная, что в России дизайнеров её класса. Честно говоря, у мамы бывали стоящие идеи, но её мания сделать из моей комнаты домик куклы Барби раздражала. Она почему - то упорно не желала замечать, что дочери уже исполнилось девятнадцать.
После завтрака я быстро оделась, взяла папку с новыми наработками и вышла из дома. Несмотря на солнце, на улице было холодно, и земля покрылась белой изморозью. За калиткой дорожка раздваивалась, тропинка слева вела через рощу к автобусной остановке, с которой я и планировала уехать в город; тропинка, ведущая направо, вскоре сбегала к присыпанному жёлтыми листьями озеру с сухими, замёрзшими камышами у дальнего берега. Озеро было диким, питающимся из подземных ключей, и летом, должно быть, в нём жили лягушки.
В редакции я появилась за десять минут до начала рабочего дня и за пятнадцать минут до начала утреннего совещания. Запаса времени хватило, чтоб немного поправить макияж, причесаться и сложить фотографии в том порядке, в котором я намеревалась предоставить их на редакторский суд. Антон Никитин, журналист, вместе с которым мы готовили статью, посвящённую проблемам тотальной вырубки лесов, уже видел фотографии и остался вполне доволен, но его слово не было решающим.
Я ещё не закончила подготовку, когда подошёл Антон.
- Привет,- он чмокнул меня в щёку. Мог и не чмокать, было понятно, что мы с ним не пара и никогда ею не станем, но у Антона имелась странная привычка - чмокать всё, что движется, в радиусе десяти метров.
Я улыбнулась.
- Привет. Вижу, настроение у тебя боевое.
- Отстою эту статью. Я в неё всю душу вложил.
- Хоть бы себе кусочек оставил.
В кабинете главного редактора Петра Сергеевича Мыслова уже собрались все, кто готовил материалы к новому номеру, выходящему через три дня. Мы с Антоном пришли одними из последних, но не последними, поэтому гневные взгляды выпали не на нашу долю. Поспешно заняли свои места за длинным редакторским столом. Я шепотом здоровалась с коллегами, хотя большинство уже не помнила по именам, и старалась держаться уверенно. Мои работы к прошлой статье были встречены с сомнительным одобрением, и хоть Антон не раз говорил, что Мыслову нельзя угодить, всё равно горела желанием реабилитироваться. Выглядела спокойной и даже немного небрежной, как бывалый профессионал, но внутри сжималась тугой пружиной нервов.
Мыслов начал с ведущих сюжетов номера, которые ни Антону, ни тем более мне пока не доверяли. Я старалась слушать очень внимательно, особенно то, что говорилось о чужих снимках, потому что замечание, полученное другим сотрудником, могло уберечь меня от ошибки в будущем. Одновременно я сравнивала свои работы с работами людей, не первый год работающих в журнале, и расстраивалась. Их фотографии выглядели лучше моих. И это было совсем неудивительно, я, по - сути, ничего не понимала в фотографии, судила о снимках только по одному критерию: красиво - некрасиво. Старалась сделать так, чтоб в кадре всё выглядело красиво, не задумываясь о таких важных деталях, как ракурс или композиция. Вместо этого работала интуиция.
И тут меня затошнило. Совершенно неожиданно желудок сжался тугим комом и упрямо полез в горло, душная волна накрыла с головой, появившись на лбу холодной испариной. Я отвернулась, стараясь только не прикрыть рот рукой, и мучительно глотала содержимое желудка на своё место.
- Крижитская!
Голос редактора заставил меня поднять голову. Не знаю, сколько времени я боролась с дурнотой, но достаточно долго, чтоб до меня дошла очередь.
Антон рассказывал, каким образом построена статья и какие изменения внесены после рекомендаций редактора, а я тут же подтверждала каждое его решение готовым снимком. Мы заливались соловьями минут десять, после чего Мыслов пробежал глазами готовую статью, отбросил в сторону и решительно заявил:
- Я не могу пустить в печать эту слезливую ерунду.
- Я исправил всё, на что вы указали в прошлый раз,- возразил Антон.
- И всё равно мне не нравится. Это серьёзная проблема и писать о ней тоже надо серьёзно, а не в стиле народной частушки. Общее направление меня устраивает, но стоит пересмотреть стиль написания. Сделай его жёстче, напористее.
- А фотографии?- втиснулась я в их беседу. Конечно, я переживала за Антона, но всё же моя работа волновала меня больше.
Мыслов передёрнул плечами.
- Большую часть можно смело отправлять на макулатуру, когда-нибудь из этой бумаги выйдут отличные пособия для начинающих фотографов. Но несколько снимков можно поместить в статью. Это всё или есть не проявленные?
- Есть несколько, которые я не переносила на бумагу.
- Вот и перенеси. Жду вас у себя через три часа, и чтоб всё было готово.
Антон, мрачный, как снеговая туча, молча кивнул и вернулся на место. Я последовала за ним, мысленно показывая Мыслову язык. В реальности предпочла оставить его за зубами.
Разнос продолжался ещё около тридцати минут, после чего я в который раз убедилась, что Антон говорил правду: нашему редактору угодить невозможно. За исключением двух уникальных статей, которые написали бывалые журналисты, ему не понравилось ничего. Будь его воля, журнал выходил бы вообще без статей, чтоб каждый мог сдать его в макулатуру и получить кипу свежих тетрадей.
И, тем не менее, хоть Антон знал это не хуже меня, он расстроился. Я стояла рядом и не знала, как его подбодрить.
- Не расстраивайся, он же не сказал, что надо начинать с самого начала,- сказала я, понимая, как неуклюже это звучит.- Просто немного доработать текст, и всё.
- И всё?- горько усмехнулся Антон.- Это, по-твоему, так мало? Я эту статью три недели писал, а теперь должен за три часа переделать.
- Значит, у тебя нет времени на пустую болтовню. Да и я, пожалуй, займусь делом, может, вместе у нас получиться неплохой продукт.
Я оставила Антона предаваться скорби и села за компьютер, чтоб найти на диске ненапечатанные фотографии и быстренько перенести их на бумагу. Честно говоря, теми фотографиями, что остались, я была не очень довольна, но порой моё мнение и мнение Мыслова расходились. Поэтому я предпочитала не спорить.
Снова накатила волна тошноты, ещё более мощная, чем предыдущая. Желудок превратился в ком огня, рот наполнился ядовитой горечью. Теперь я не выдержала и со всех ног понеслась в туалет, и завтрак уплыл в слив раковины. Опершись руками о стену, я прислонилась горящим лбом к холодному крану и пыталась сфокусировать зрение. Постепенно перед глазами прояснилось.
Несколько минут стояла неподвижно, ожидая нового приступа, но его не последовало. Потом умылась и прополоскала рот. Самочувствие было самое поганое, как будто я не просто отравилась, а перенесла тропическую лихорадку. Опираясь на раковину, я несколько минут стояла неподвижно, глядя на себя в зеркало, но не заметила ничего нового: узкое лицо, нос чуть длинноват, карие глаза, короткие тёмные волосы, и загар ещё не сошёл. То же лицо, что и утром, и за день до этого, и за месяц.
Подкатила тошнота, но слабая, напоследок. Я ещё раз прополоскала рот и выпрямилась, одёргивая кофту. Вроде бы теперь всё прошло. И хоть эти приступы были очень неприятны, я решила не заострять на них внимания, потому что если заострить, то надо идти в больницу, а больницы не люблю с детства.
В туалет вошла ещё одна журналистка, молодая, но, со слов редактора, безумно талантливая Оксана Латышева. Она была старше меня всего года на четыре, но держалась подчёркнуто на расстоянии. В редакции поговаривали, что Мыслов уже записал её себе в любовницы. Сейчас Оксана кивнула, как бы поздоровалась, и исчезла в кабинке.
Я решила, что перерыв закончен, повернулась к двери, и в этот момент поняла, что позади меня кто - то стоит. Это ощущения было настолько отчётливым, что я замерла. Стало так страшно, что горло сжалось спазмом, и дыхание оборвалось. По телу прошла ледяная дрожь. Я ничего не услышала и не увидела, но знала, что права. Медленно, миллиметр за миллиметром, я поворачивалась назад, преодолевая, словно толщу воды, сопротивление своего страха. Я никогда прежде не испытывала похожих ощущений, и то, что это было впервые, только обостряло все чувства. Казалось, ещё секунда – и чья - то костлявая рука ляжет на плечо, а я даже не смогу закричать.
Собравшись, я обернулась и нос к носу столкнулась с вышедшей из кабинки Оксаной. Она отшатнулась.
- Что с тобой? Ты похожа на призрака.
- Не позавтракала...- проскрипела я через стиснутые зубы, а сама шарила взглядом по маленькой комнатке дамского туалета. Ощущение присутствия стало заметно слабее, но совсем не исчезло.
Прежде, чем Оксана задала следующий вопрос, я выскочила из туалета.

Он стоял сразу позади Неё, всего в каком - то метре. Я видел его как туманную тень, застывшую в воздухе, и видел, что Она почувствовала его присутствие. Он бы коснулся Её, если бы его не спугнула другая девушка, вышедшая из кабинки. Она почувствовала - и это хорошо, но Она не знает, что делать. И боится. А я не могу ничего сказать, пока Она не постигнет один простой закон: нельзя отрицать то, что уже есть. Она не такая, и должна признать это. Чтоб мир встал на своё место, он должен для Неё перевернуться.

Я выбежала на крышу. Хотелось побыть на свежем воздухе, вдали от людей с их вопросами. "Что с тобой, Инга?- будут спрашивать они, глядя прямо в лицо притворно обеспокоенными глазами.- У тебя неприятности? Ты заболела?" Я была не готова отвечать на расспросы.
Никогда прежде меня не охватывала такая леденящая душу паника. Вот и сейчас, стоя на продуваемой всеми ветрами крыше небоскрёба, в котором квартировалась редакция, я не могла унять нервную дрожь. Уже казалось немыслимым, что я когда-нибудь осмелюсь спуститься вниз и очутиться в одном помещении с... дальше мысль запнулась. С кем? С чем? Я ничего не видела, ничего не слышала и только... Сначала голос в пустой столовой, потом беспричинный страх. Неужели я не в себе?
В голове зазвенело. Я подошла к самому краю здания, посмотрела вниз и тут же отпрянула. Внизу едва угадывались миниатюрные машинки, а людей почти не было видно. Если сорваться с такой высоты, хоронить будет некого.
Страх постепенно отпускал когти, я смогла нормально дышать и мыслить. Необходимо было убедить себя, что всё померещилось, возможно, сказалась ночная беготня по всему дому. Наверное, у всех рано или поздно бывают приступы неконтролируемой паники, или это был предвестник надвигающейся клаустрофобии. Не знаю. Но одно ясно: в туалете никого не было, и быть не могло. Это лишь моя фантазия.
Думая таким образом, я успокоилась. В самом деле, что такого произошло? Я пережила несколько секунд страха, но никто на меня не напал, я цела и здорова. Боятся того, чего нет - глупо.
Прошло не меньше получаса, прежде чем я вернулась в редакцию, замёрзшая, но вернувшая себе душевное равновесие. Пришлось снова садиться за фотографии: я немного подкорректировала их, прежде чем напечатать. Закончив, сложила в папку и откинулась в кресле.
Иногда меня посещала мысль попробовать написать свою статью. Журналистское образование меня не тяготило, зато в школе я хорошо писала сочинения и считала, что проба пера никому не повредит. Несколько минут предавалась мечтам, что напишу отличную статью, которую даже Мыслов не посмеет зарубить, и потом начну ездить по всему свету, сама писать и фотографировать, а в редакции будут с нетерпением ждать моих работ. Я стану популярной и уважаемой в журнале личностью, Мыслов будет спрашивать у меня совета и говорить: "Инга, без тебя журнал пропадёт".
- Будешь кофе?
Я вздрогнула и чуть не свалилась со стула. Рядом со столом стояла Маша, студентка журфака, подрабатывающая в редакции на должности общей помощницы. Она старалась угодить всем и исполнить поручение каждого. Мы с ней были ровесницами, поэтому общались панибратски.
- Что?
- Кофе, спрашиваю, будешь? Меня в буфет послали, вот я и хочу принести всем сразу,- пояснила Маша.
- Разумно. Буду со сливками и без сахара, и ещё принеси коржик, ладно? Или пирожок, только несладкий.
- Хорошо,- студентка старательно записала всё в блокнот.- Что делаешь? Снова редактор раскритиковал снимки?
- Не так сильно, как в прошлый раз,- вздохнула я.
- Видела новенького? Не помню, как зовут, но на лицо просто прелесть.
Я невольно осмотрелась.
- Нет, ещё не имела чести.
- Очень рекомендую. Он сегодня первый день работает, перешёл из "National Geographik", кажется. ОЧЕНЬ ценный сотрудник.
Я недоверчиво поморщилась.
- Из "Geographik" - к нам? Его что, выгнали? Я бы никогда не променяла тот журнал на наш, и патриотизм тут не причём. Все, у кого есть голова на плечах, хотят работать в солидном издании.
Маша пожала плечами и усмехнулась.
- Я же сказала "кажется", судя по слухам. Может, он только что приехал с Аляски, где тренировал белых медведей и чукчей.
- Аляска в Америке, там чукчей нет.
- Не придирайся к словам.
Маша взмахнула коротенькою юбочкой и убежала выполнять заказы, а я принялась осматриваться по сторонам. Новенькие, где бы они ни появлялись, всегда вызывают повышенный интерес к своей персоне, а если это ещё и мужчина, и симпатичный - то от женских взглядов у него точно раскалится затылок.
Через десять минут студентка принесла кофе с пирожком, и я поняла, что жизнь может быть очень приятной. Потом снова принялась за работу.
Подбежал Антон, потрясая в воздухе свежеотпечатанными листами своей статьи. У него был вид сбежавшего из дурдома психа, и я снисходительно улыбнулась, проглотив сравнение. Уж очень он нервничал, как будто от этого одобрения зависела вся его жизнь.
- Ну что, пошли?- он буквально вытолкнул меня из кресла.- Пошли, осталось только десять минут.
- До кабинета одна минута ходьбы, так что успокойся,- ответила я, сама удивляясь своему спокойствию. Наверное, лимит страха на сегодня исчерпала.- Давай сделаем так, чтоб не Мыслов вытягивал из тебя статью, а ты ему её дарил, так сказать, с барского плеча. Договорились? Больше собственного достоинства, меньше поклонения авторитетам.
Мне понравилось, как это прозвучало, и я ещё раз повторила монолог про себя, чтоб закрепить в памяти. Антон обречённо кивнул, видно, засомневавшись, что такой финт у него получится. Я дружески потрепала его по плечу.
- Всё будет хорошо. Если он сейчас устроит нам разнос, то это произойдёт не на глазах у половины редакции. Можно радоваться хотя бы этому.
- Хорошо, наверное, быть оптимисткой.
- Сам попробуй.
Антон вертелся на месте, постоянно поглядывая в сторону редакторского кабинета, и через пять минут я над ним сжалилась. Если человеку так хочется пасть ниц перед богом Мысловым - грех ему мешать.
В кабинете Мыслов разговаривал с высоким человеком, причём у редактора на лице была такая неправдоподобно сладкая улыбка, что я сразу поняла: это и есть ОЧЕНЬ ЦЕННЫЙ СОТРУДНИК. Сотрудник стоял ко мне спиной, поэтому разглядеть его лицо я не могла, но сзади он выглядел очень хорошо. Подтянутая фигура, тёмно - русые волосы немного длиннее, чем я предпочитала у мужчин, полностью закрывали шею мягкими волнами.
- Подождите за дверью,- проворковал Мыслов, заметив, что мы без стука вломились в его кабинет.
Антон испарился моментально, словно его и не было возле меня. Я немного задержалась, всё ещё лелея надежду, что сотрудник обернётся и даст мне возможность себя оценить. Он не обернулся, и мне пришлось закрыть за собой дверь.
- Слышала его тон?- спросил Антон, нервно переминаясь на месте, как застоявшийся конь.- Очень ласковый.
- Слышала,- кивнула я.- Теперь он нас точно прикончит. Слушай, ты видел этого нового вблизи?
- Какого нового? Я самого себя уже неделю не видел.
- Это заметно, я бы тебе посоветовала подружиться с дамой по имени расчёска.
Сбегала к столу и принесла расчёску, чтоб мой напарник смог немного привести себя в порядок. Жаль, что с помощью пластмассовых зубчиков нельзя уложить на место вздыбленные нервы.
Дверь кабинета открылась и сотрудник вышел. Только теперь я смогла его рассмотреть. Надо сказать, Маша меня не обманула, он на самом деле был симпатичным мужчиной. Его лицо составлялось из тонких, очень правильных черт, серые глаза, прямой нос, небрежная чёлка, пересекающая высокий лоб, – это был ангел. Я не думала, что на свете могут жить такие ангелоподобные существа.
Новый журналист скользнул по мне взглядом и молча прошёл мимо. Я остолбенела и, кажется, даже открыла рот, потому что Антон усмехнулся:
- Не боишься, что ворона залетит?
- Не боюсь,- ответила я, оторвав взгляд от затылка ангела.
Антон постучался в дверь к Мыслову, заглянул и вежливо осведомился:
- Можно войти?
- Входите,- прорычал Мыслов. Дверь не смогла скрыть раздражения в его голосе.
Мы вошли. Сначала я, потому что Антон, как настоящий джентльмен, пропустил женщину вперёд на амбразуру. А потом сам, стараясь компактно уложиться за моей спиной. Мыслов восседал за столом и всем видом демонстрировал, что жаждет крови.
- Исправили статью?- мрачно спросил он.
Антон кивнул и положил статью под нос Мыслову. Я положила рядом снимки.
Редактор погрузился в чтение. Мы стояли перед ним, как нашкодившие школьники перед директором, и гадали, одобрит или нет. По правде сказать, было бы чудом, если бы он не заставил Антона переписывать эту статью ещё пару десятков раз. К счастью, со снимками было проще: поехать переснимать материалы он меня заставить не мог, поскольку большая часть кадров была сделана за Красноярском. Поэтому я знала, что он поругает меня и отпустит, и исполняла роль утешителя для Антона.
- Ну что же,- протянул Мыслов через пятнадцать минут внимательного изучения статьи,- не так плохо, как я думал, но далеко не так хорошо, как надеялся. Ты опять превратил статью в мелодраму, женщины будут рыдать над трупиками несчастных белок.
Антон поджал губы, как я понимаю, чтоб не сморозить лишнего.
- Я думаю, ты на правильном пути, но статью надо дорабатывать, и быстро. Уже завтра мы должны сдать номер в печать, а он ещё не готов. Так что если не хочешь стать посыльным, то постараешься сделать статью такой, чтоб она меня устроила. Всё понятно? Это на "три", а мне нужна отличная статья. Или так, или иди, калякай такую белиберду для жёлтых газетёнок по копейке десяток. На твоё место претендуют ещё пара сотен бездарей. Понял?
- Я всё понял,- покорно согласился Антон.
- Что касается снимков, то вот эти шесть мы пустим в печать, а остальные можешь смело выкинуть на помойку, пусть бомжи оклеят ими свои коробки. К ним должны быть написаны хорошие комментарии, ты справишься?
- Справлюсь,- ответила я сразу.
- Коротко и содержательно, только так, ясно?
- Ясно.
- А что касается тебя, то чтоб к вечеру статья, готовая и перевязанная белой ленточкой, лежала вот на этом столе. Я понятно объясняю?
- Вы понятно объясняете,- ответила я за Антона.
Не помню, как психологи называют этот приём, но суть состоит в том, что если хочешь погасить гнев другого человека, надо говорить его же фразами. Шеф говорит тебе: "Надо напечатать отличную статью", а ты отвечаешь: "Да, надо напечатать отличную статью". Он видит, что ты понял его мысль и больше не придирается.
- Тогда брысь отсюда, все за работу!
Антон вышел, комкая в руках забракованную работу. При этом его пальцы дрожали, и я поняла, что он готов вернуться обратно в кабинет и высказать редактору всё, что о нём думает. Это было не совсем правильным решением.
- Не кипятись,- сказала я спокойно, но твёрдо.- Мыслов со всеми так разговаривает, даже я это уже поняла, хотя работаю без году неделю. Просто глубоко вздохни, пошли его мысленно ко всем чертям и, если очень хочется, можешь пнуть мой рабочий стол. Я не обижусь.
Антон слабо улыбнулся.
- Спасибо, но сейчас мне это не поможет. А вот если у тебя в кармане лежит хороший пистолет, я бы от него не отказался.
- Зачем?
- Пушу себе пулю в висок, чтоб долго не мучиться.
Я покачала головой. Антон был хорошим парнем, просто слегка неуравновешенным. И лесенки белых шрамов на запястьях только подтверждала это мнение.
- Это не выход.
- Тогда я пристрелю Мыслова. Это отличный выход.
- А пока ты ещё никого не пристрелил, иди работать. У тебя времени до вечера.

В тот день я вернулась домой с работы усталая, как никогда. Нельзя сказать, чтоб была занята по горло, но всё равно желание заниматься делами отсутствовало напрочь. Умывшись, я упала на диван и принялась рассматривать потолок гостиной.
Что - то было не так. Я не могла понять, что именно, но чувствовала, что нечто очень важное постепенно выходит из-под моего контроля. Похожее ощущение могло бы возникнуть, если бы вдруг одна моя нога отказалась подчиняться. Вроде бы вот она, нога, с ней всё в порядке, она цела и невредима, только больше не принадлежит мне. И теперь, через приблизительный образ ноги, можно представить, что определённый процесс, до этого подчинявшийся одной мне, постепенно стал диктовать мне свою волю. Это было не страшно, но странно.
Антон всё же умудрился сдать статью, хотя я была уверена, что Мыслов промучает его ещё сутки. Я тоже была в кабинете, когда редактор сменил гнев на милость, и в тот момент, когда папка со статьёй исчезла в ящике стола, внезапно поняла, что это не должно быть так. Как угодно иначе, но только не так. Это ощущение было настолько сильным, будто я наблюдала, как Антон с улыбкой кладёт голову под лезвие гильотины. Я едва удержалась, чтоб не вырвать статью и не выбросить её в окно - от греха подальше. Просто стояла и смотрела.
А теперь, на диване в гостиной, я перебирала в уме этот эпизод, и понимала, что совершила ошибку, не отобрав статью, хотя сути этой ошибки не понимала. Чем может навредить эта статья? Вернее, чем может эта статья навредить Антону? По - сути, ничем. Просто ещё одна работа на три листа, приправленная моими снимками. Не хуже прежних. Ни с первого, ни со второго, ни со всех последующих взглядов в ней нельзя было увидеть ничего удивительного и тем более опасного.
И тем не менее, я была уверена, что добром это не кончится.
Вечерело, небо заволоклось серыми тучами, и в комнате потемело. Я встала, чтоб включить свет и в этот момент услышала шаги. В любой другой день я бы просто не обратила на них внимания, но сегодня посторонний звук на фоне тишины моментально вывел меня из равновесия. Схватив стул за спинку, я сделала четыре шага в сторону и ногой распахнула дверь в столовую, откуда и доносились шаги.
- Ой!
Тонкие хрустальные осколки разлетелись во все стороны. Мама, выронившая вазу, печально смотрела на её останки.
- Ты зачем меня пугаешь!- налетела она на меня, когда пришла в себя.- Совсем выжила из ума? Я чуть сознания не лишилась!
Мне было и смешно, и стыдно. Подумать только, приняла родную маму за взломщика! Я поставила стул возле стены, пробормотала извинение и побежала на кухню за веником, чтоб быстренько подмести.
- Как ремонт?- спросила я, чтоб загладить оплошность.
Мама моментально забыла про разбитую вазочку, настолько сильно ей хотелось поведать мне о сделанном за день. Она даже не притворилась, что не хочет рассказывать, потому что обижена за испуг, и принялась выкладывать подробности. Если эти подробности опустить, выходило, что рабочие почти закончили перестилать пол на восточной половине второго этажа и совсем закончили его в моей комнате, но комната по - прежнему не является жилой зоной, потому что завтра там начнут клеить обои и устанавливать кондиционер. Весь пересказ, который мог бы занять две минуты максимум, растянулся почти на час, сдобренный красочными описаниями и цитатами из битвы не на жизнь, а на смерть, которую моя мама выиграла у прораба.
- Мам, а что бы ты сделала, если бы знала, что не предотвратила неприятность с твоим знакомым, хотя знала о ней заранее?- спросила я, когда её монолог иссяк.
Мама немного подумала и ответила:
- Смотря какая неприятность. Если мелкая, то ничего особенного, а если крупная, то, будь у меня возможность всё исправить, я бы позвонила ему и предупредила. А вообще, я в такие истории не попадала. Если нужно было сказать - вставала и говорила. Поэтому меня не очень любили на работе, зато очень уважали.
И мама тихо захихикала, радуясь своей репутации на фирме, которую она давно оставила.
- Разве бывает уважение без любви?- удивилась я. Раньше мне казалось, что это две составляющие одного отношения.
- Ещё как бывают. Вот подрастёшь и узнаешь. И, по-моему, уважение ценнее. Вот меня, например, все коллеги считали законченной стервой, и не без оснований, но если кто - то попадал в переплёт - они шли ко мне. Потому что моё слово было авторитетным. Понимаешь, о чём я? Любовь легко появляется и легко теряется, а уважение всегда только зарабатывается.
Я кивнула. Мне показалось, я поняла мамину мысль Хотя, возможно, только показалось.
- Ну а если уже поздно и ничего исправить нельзя?
- Тогда намотай этот случай на ус и забудь о нём.
- Почему?
- Потому что надо учиться на своих ошибках, но нельзя жить с чувством вины. Важно помнить, что одна ошибка - это случайность, две - это глупость.
Мамины слова мне понравились.
После ужина я немного посмотрела телевизор и уснула прямо в кресле, хотя мама приготовила мне диван в комнате на первом этаже, куда ремонт ещё не докатился...
Что - то скреблось в окно.
Я открыла глаза, но не сразу поняла, где нахожусь. Чтоб было теплее, мама укрыла меня сверху толстым пледом, но согнутые в коленях ноги затекли настолько, что я почти перестала их ощущать. Потом сообразила, что за звук разбудил меня: скрежет, тихий, но настойчивый.
Если бы источник звука был в доме, я бы наверняка если не испугалась, то насторожилась. Но скрежетало снаружи, и я не увидела в этом ничего плохого. Такой звук не мог издавать человек, скорее ветка, скребущая по стеклу. С трудом выпрямив непослушные ноги, я несколько минут потратила на то, чтоб растереть их и вернуть подвижность, потом накинула на плечи плед и встала. Казалось, в них разом вонзились несколько тысяч иголок, я скрипнула зубами, но смогла сдержать вскрик.
А ветка всё ещё скреблась в окно, словно просилась на ночлег. Я подошла к окну, отдёрнула штору и вздрогнула. Ветки не было. За стеклом раскинулась ночь, на фоне чёрно - фиолетового неба были видны качающиеся на ветру вершины деревьев, но ни одна ветка растущих рядом клёнов не могла дотянуться до окна.
Ветки не было – и вместе с тем я отчётливо слышала, как нечто скребётся в это самое окно.
Меня проняла невольная дрожь. Я не увидела ничего, чего могла бы всерьёз испугаться, но возникло странное ощущение зыбкости. Разум подсказывал мне, что если существует звук, то есть и предмет, который этот звук издаёт, и если его не видно, это не значит, что его нет. Завтра утром всё встанет на свои места. Но чувства не желали соглашаться с разумом и настаивали, чтоб я пошла и лично всё проверила, угрожая в случае неповиновения добить меня бессонницей.
Я быстро сходила за фонарём, в прихожей переобулась в кроссовки, накинула куртку и вышла на веранду, охватывающую дом в виде буквы "П". Резкий порыв ветра обдал лицо холодом и заставил меня поёжится. Под ногами шуршали сухие листья, от рощи доносился низкий гул - ветер гудел между стволов. Я моментально пожалела, что высунула нос, но возвращаться не стала, только покрепче запахнула куртку.
Я решила обойти дом и пошла вправо по веранде. Ветер норовил залепить глаза волосами, поэтому одной рукой мне приходилось время от времени убирать за ухо длинную чёлку. Таким образом я прошла до конца веранды, спустилась по ступенькам на землю, обошла дом сзади, снова поднялась на веранду с противоположного края и остановилась перед тем окном, о которое, как мне почудилось, что - то скреблось. Теперь было совершенно очевидно, что скрестись ничего не могло. Я осмотрелась по сторонам, чтоб в этом как следует убедиться, потом осветила стекло фонариком и...
Это были слова. Слова, нацарапанные на стекле чем - то тонким и острым, и линии были похожи на переплетение паутинок. Я бы не обратила на них внимания, но срезы линий в свете фонаря стали серебристыми. Пригляделась внимательнее и поняла, что ошиблась: из палочек не складывались буквы. Отдельные иероглифы были заметны довольно отчётливо, но ни один из них не был мне знаком.
Я снова огляделась, луч фонаря пробежался по доскам низкого заборчика, огораживающего дом, по кустам, которые росли чуть дальше. Стало понятно, что сами иероглифы появиться не могли, их кто - то нарисовал. Но кто? И зачем? И...
Я припустила к двери, вбежала в холл и накрепко заперла замок. Сердце билось со скоростью пулемётной очереди. Присев на стул, я несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь, и несколько раз повторила себе, что ничего не произошло. Не знаю, что помогло больше, но через пару минут я смогла встать, и колени уже не дрожали и не подгибались. Потом я решила, что надо выпить чего-нибудь горячего, сняла куртку, кроссовки и пошла на кухню.
В гостиной я остановилась. Вернее, сказать "я остановилась" не совсем верно. Мои ноги остановились совершенно по своей воле, тогда как разум продолжал идти на кухню. Таким образом я подошла к окну почти помимо воли.
За стеклом по-прежнему было темно и ветер играл голыми верхушками деревьев. Несколько минут я бесцельно смотрела перед собой, собираясь с мыслями, потом достала фонарь и осветила иероглифы с этой стороны.
И увидела следующее:

- Звони,- прочитала вслух.
Что это может означать? И означает ли вообще что - то? Я снова присмотрелась к слову и увидела, что буквы, только что отчётливо заметные, становятся всё прозрачнее, будто тают. Не прошло и пяти секунд, как стекло снова сделалось ровным, как прежде.
Отступила назад, чувствуя, что вообще перестаю понимать. За последние сутки я пережила столько же необычного, сколько не случалось за всю прошедшую жизнь, и это совсем не радовало. А теперь ещё это непонятное послание неизвестного автора. Кто он такой? И что хотел этим сказать? И, главное, что мне с этим делать?
Мама сказала, что если бы надеялась успеть исправить ошибку, она бы позвонила и предупредила. А я знала, что Антону не стоило сдавать в печать эту статью. Значит, если рассудить совсем абстрактно, то мне следовало сейчас позвонить ему.
Я быстро нашла в записной книжке номер домашнего телефона Антона и позвонила. Антон снял трубку только на десятом гудке.
- Кто это?- хрипло спросил он.
- Это я, Инга.
- Инга? Ты совсем рехнулась? Второй час ночи!
- Прости, но я должна была позвонить. Меня очень беспокоит твоя статья.
- А что с ней не так? Слушай, давай поговорим об этом завтра на работе, я сейчас не в состоянии думать.
- Завтра будет поздно,- заупрямилась я.- С этой статьёй что - то не так. Я не могу сказать точно, что именно, но чувствую, что добром это не кончится.
Антон на том конце провода тяжело вздохнул.
- У меня такое ощущение, что сейчас ты не совсем адекватна. Иди спать, а завтра поговорим.
- Антон...
- Иди спать, Инга, уже поздно. Завтра на работе мы обсудим всё, что ты пожелаешь. Договорились?
Я помедлила и согласилась.
- Хорошо, завтра поговорим. Только...
- Что ещё?
- Будь осторожен, хорошо? Я имею в виду, очень осторожен.
- Ладно, согласен. Спокойной ночи, Инга.
Антон повесил трубку прежде, чем я успела ему ответить тем же.
Надо было настаивать и убеждать его! Я не выполнила то, ради чего звонила, поэтому не успокоилась. Проблема состояла в том, что я сама не знала, на чём должна настаивать. Антон прав, звонить среди ночи со словами: "Ты написал статью, которая меня беспокоит",- это не самая адекватная выходка. Но разве моя вина, что ничего лучше в голову не приходит?
Включила электрический чайник, потом передумала пить чай, выключила его и пошла спать. В любом случае, больше я ничего не могла сделать.

Я не смог докричаться до Неё в этот раз, Она не желала меня услышать. Сознательно не желала. Слишком испугалась вмешательства, чтоб позволить мне говорить. Её можно понять, и всё же я не теряю надежды и буду пытаться снова и снова, пока Она не поймёт, что невозможно бороться с неизбежным. Сейчас в опасности находился Её друг по имени Антон, я рад, что Она смогла прочесть послание на стекле до того, как силы изменили мне, и оно пропало. Я рад, что Она позвонила своему другу, но огорчён, что этот звонок не предотвратил и даже не отсрочил трагедию.
Следующей ночью, когда Она уснёт и перестанет контролировать свои мысли, я снова попытаюсь быть услышанным. Жаль, что днём Ей придётся быть одной.
Удачи, Грёза.

День начался так погано, как не начинался уже давно.
С самого утра шёл дождь, небо, такое прозрачное накануне, окончательно занавесилось свинцовыми тучами. Ветер пригибал стволы деревьев к самой земле.
Я по природной рассеянности забыла перенести будильник из своей комнаты и проспала, пришлось спешно натягивать на себя одежду и мчаться на остановку автобуса без душа и завтрака. Впрочем, душ приняла по дороге: мой зонт вывернуло порывом ветра, переломав все спицы. Когда я, голодная и не накрашенная, явилась в редакцию, опоздав почти на два часа, с меня ручьями текла вода и настроение было самое мерзкое.
Под недоумёнными взглядами коллег прошла к своему столу, села и только теперь позволила себе немного расслабиться. Правда, меня тут же потревожили.
- Где ты пропадала?- заорал на ухо Антон.
- Проспала,- ответила я мрачно.
Антон сразу успокоился и даже посмотрел на меня сочувственно.
- Как ты умудрилась так промокнуть?
- Запросто. Если ты не заметил, на улице ураган, а мой зонт сломался на полпути.
- Правда?
Я не поняла смысла вопроса, решила, что парень издевается, и разозлилась.
- Кривда. Всё, я пошла в туалет вытираться, потом поговорим. Жди меня здесь.
Я вскочила, но Антон успел схватить меня за руку. Теперь он выглядел обеспокоенным.
- Что всё - таки с тобой случилось? Ураган - хорошая придумка, только с Мысловым она не прокатит.
- Ничего я не придумывала!- рявкнула я, вырываясь. Мокрый пиджак облепил всё тело и мешал двигаться.
- Тогда прости, что усомнился. Действительно, почему бы тебе по дороге на работу не поймать случайно заблудившуюся грозовую тучку? Всякое бывает.
Теперь Антон уже издевался. Я была не в настроении шутить, поэтому едва сдержалась, чтоб не ответить грубостью. Вместо ответа развернула его к окну. Гляди, что твориться за стеклом!..
В окно лились косые солнечные лучи, а небо было таким голубым, что могло поспорить с летним.
Я шарахнулась назад, налетела на стул, опрокинула его и сама непременно упала бы, не успей Антон меня схватить. Во рту моментально пересохло, горло слиплось, и я, как ни старалась, ничего не могла сказать. Да и говорить было нечего. Я промокла насквозь в самый солнечный день сентября - нелепее не придумаешь!
Антон что - то говорил, я видела, как двигаются его губы и даже, кажется, слышала слова, но смысл оставался полной загадкой. Произошло что - то очень непонятное, и это что - то смогло выбить меня из колеи. Я удивилась бы меньше, если б увидела, что автобусы летают по небу...
Мысль про автобусы показалась мне очень занятной, и я уцепилась за неё, представляя, как это могло выглядеть...
Больно. Сначала одной щеке больно, потом второй. Я тряхнула головой или голова тряхнула мной - непонятно, но мысли прояснились. Я подняла глаза на Антона.
- Ты что? Мне же больно!
- А мне страшно. Не надо прикидываться зомби - тебе не идёт.
Антон замахнулся, чтоб дать мне ещё одну пощёчину, я зажмурилась, и он опустил руку.
- Иди вытираться, тебя искал Мыслов,- сказал Антон и пошёл к своему рабочему месту.
Я несколько раз моргнула, потом подошла к окну и окончательно убедилась, что на улице нет и не было дождя. Потом откинула со лба мокрые волосы и пошла в туалет приводить себя в порядок. Вышла только через двадцать минут, когда сушилка для рук смогла немного высушить мою шевелюру, накрашенная и невозмутимая, словно ничего не случилось. Пиджак я сняла и повесила сушиться на спинку стула, выжала края рубашки и отряхнула юбку. Вид у меня, как я сама могла оценить себя в зеркале, был довольно потрёпанный, но это ни на секунду не заставило меня устыдиться. Собственно, стыдиться было нечего.
Не зная, как объяснить произошедшее со мной этим утром, как, впрочем, и ночью, и накануне, я приняла решение попросту не придавать этому значения. Самый лёгкий способ не пытаться решить проблему, сути которой я до сих пор не уловила. Вернее, было не решение, а бегство от проблемы, но сегодня эти слова являлись для меня равнозначными. Просто я не хотела признаваться, что, как и мама, боюсь за себя, и что теперь, незаметно для самой себя, подошла к опасной грани реальности и иллюзии. Я могла бы поклясться на Библии, что мне не страшно, но, наверное, я бы солгала. Или нет. Трудно судить о тех чувствах, которых сама не признаешь как существующие.
Уверенная в своей неотразимости, я направилась на растерзание к главному редактору.
- Здравствуйте,- постучав, я сунула нос в кабинет Мыслова.- Вы хотели меня видеть, Пётр Сергеевич?
В кабинете был тот самый сотрудник, которого я видела накануне. Я поняла, что снова явилась не во время и поспешно ретировалась. Какого же было моё удивление, когда Мыслов заорал из - за двери:
- Крижитская, немедленно прекрати придуриваться и заходи!
Я секунду помедлила, а потом снова осторожно сунула голову в кабинет.
- Войти?
- Входи, входи.
Нетерпеливый тон редактора втолкнул внутрь. Я старалась не смотреть на молодого человека, сидящего в нескольких метрах от меня напротив Мыслова, но глаза упрямо косились в его сторону.
- Познакомьтесь,- сказал Мыслов тоном хозяина.- Это Инга Крижитская, молодой, но очень талантливый фотограф. А это...
- Я сам представлюсь,- перебил редактора молодой человек, встал и протянул мне руку.- Максим Игнатов, новый журналист. Можно просто Макс. Очень рад познакомиться.
- Я тоже.
Я рассеянно пожала его руку и поглядела на Мыслова, впервые ища его поддержки. Редактор сидел с таким лицом, словно его ничто не касалось.
- Видел ваши работы,- продолжал Макс Игнатов.- Мне очень понравилось. Удивлён, что их сделала такая молодая особа.
- Это комплимент или...
- Комплимент. Так вот, я вчера видел ваши работы, а так как моя задача в журнале - открыть новую рубрику, мне хотелось бы иметь одного постоянного фотографа. Как вы смотрите на то, чтоб поработать со мной?
Теперь я растерялась окончательно. Мало того, что Мыслов передал право произносить речи в стенах своего кабинета постороннему человеку, мало того, что он позволил себя перебить, так он ещё и не против, чтоб у журналиста, который ещё не успел написать ни одной статьи, был личный фоторепортёр! Дайте мне стакан нашатыря, я сейчас лишусь чувств! Что есть жалкий дождик по сравнению с такими метаморфозами?
- Эээ... Мм... Ну...
- Содержательный ответ,- похвалил меня Макс Игнатов.
- Я хочу сказать, что это так неожиданно. Но... мне будет приятно с вами работать.
- С тобой.
- Да, с тобой.
Макс повернулся к Мыслову и улыбнулся.
- Вы по-прежнему не против этой затеи?- спросил он.
Мыслов покачал головой.
- Не против, но при условии, что Инга периодически будет заниматься и другими статьями.
- Я буду,- заверила я редактора прежде, чем это сделал мой новый напарник.- Обещаю.
Мы вместе вышли из кабинета, я и Макс. Честно говоря, я всё никак не могла привыкнуть к мысли, что буду большую часть рабочего времени проводить с ним. Прежде я никогда не работала с одним человеком, тет-а-тет, если можно так сказать. Это было ново и странно.
Макс покосился на меня с интересом, но ничего не сказал. Я тоже промолчала, погружённая в свои раздумья.
Подошла Маша.
- Привет,- она широко улыбнулась Максу и повернулась ко мне.- Будешь что-нибудь?
- Кофе со сливками и пирожок пирожка. Нет, два пирожка, несладких.
- Хорошо,- она всё записала. Кокетливо глянула на Макса.- А вы хотите, чтоб я принесла из буфета что-нибудь вкусненькое?
- Кофе, если не трудно.
- Чёрный?
- И с сахаром.
- Ладно, через пять минут всё будет. А где вас искать?
- Угловой кабинет.
Я споткнулась. Угловой кабинет? Мыслов отдал этому Игнатову угловой кабинет, один из самых удобных во всей редакции? За какие заслуги?!
Мысли тут же перепутались. Почему все сегодня ведут себя не так, как обычно? Мыслов не наорал на меня за опоздание и сделал соведущей новой колонки, потом отдал угловой кабинет человеку, который работает в журнале второй день, а сам Игнатов вообще делает вид, что он тут уже хозяин. И никто не против, никто не удивляется. Интересно, они все были бы так же спокойны, если бы кабинет и повышение достались одной мне как фотокорреспонденту, а не в качестве приложению к новому журналисту?
- Мы будем работать в одном кабинете, так что в какой - то мере он теперь и твой,- сказал Макс, не оборачиваясь. Он так лавировал между тесно поставленными столами, что казалось, будто работает здесь уже давно.
Я молча кивнула, пребывая в лёгком шоке.
Кабинеты располагались дальше по коридору, примыкающему к общему залу, и их было так мало, что места считать элитными. В них работали только заслуженные мастодонты журналистского дела, которые всосали преданность к "Миру вокруг нас" вместе с материнским молоком. Простые журналисты работали в общем зале, где постоянно толпились сотрудники, по большей части не для работы, а для обмена сплетнями. Я думала, что попаду в один из кабинетов лет через десять, не раньше, да и то если повезёт. Знала людей, которые застревали в зале так крепко, что теряли надежду пробраться выше.
И вот теперь я, едва вылупившись из стажёров, имела право занять половину кабинета. Это сон, ущипните меня!
Мимо прошёл Антон. Прошёл мимо и взглянул на меня только на секунду, но по выражению лица я поняла: он в курсе. Не удивительно, через три минуты весть о том, что новенькому журналисту и молодому фотографу выделили отдельный кабинет и отдельную рубрику, достигнет МКС, а в нашей редакции только ленивый не будет строить предположений, что мы такого сделали, что заслужили поощрение. Я - то понятно - через постель, но Игнатов как? Тоже?
Ещё в школе я, как и многие школьники, с опаской относилась к учительским "любимчикам". Думаю, каждый в школе сталкивался с проблемой неравенства. "Любимчикам" всегда доставались самые лёгкие вопросы и самый высокие отметки, им всегда верили, даже если они безбожно врали, и всегда ставили в пример на родительских собраниях. Как часто мама, приходя с таких посиделок с преподавателями, говорила: " Я узнала, что Дженни учатся лучше тебя, принимает участие в спектакле на французском языке, ходит на курсы оригами и занимается углубленным курсом физики. Почему ты такая ленивая?" И мне было обидно, и на следующий день я непременно подкладывала жвачку на стул или наливала клей в сумку Дженни. Из вредности. Из-за того, что её выделили.
И вот теперь я поймала себя на ощущении, что сама волею случая и Макса Игнатова превратилась в "любимицу". И что теперь отношение ко мне поменяется, как оно поменялось бы у меня, если бы в кабинет отправили кого - то другого.
Угловой кабинет был просторным. Не таким просторным, как кабинет Мыслова, но вторым после него. Раньше в нём работал Анатолий Дворский, приятель Мыслова, но после обширного инфаркта он перенёс деятельность и теперь творил свои эпосы в домашних условиях. Кабинет пустовал почти три месяца. В нём уже стояли два стола, возле окон, друг напротив друга, удобные стулья, шкаф - стеллаж вдоль одной стены. Мебели ровно столько, сколько нужно для работы, ничего лишнего. Кабинет был не обжитой, нам ещё предстояло привнести в него жизнь.
- Ну как тебе?- спросил Макс, осматриваясь.- Нравится?
- Да, неплохо.
Я всё не знала, как поделикатнее сказать, что вполне могу работать и в зале. Как все. Незачем делать из меня персону нонграта.
Макс повернулся и посмотрел на меня так пронзительно, что я едва не подавилась собственной мыслью.
- В чём дело?- спросил он.
Можно было бы отмахнуться от вопроса или перевести всё в шутку, но я не стала этого делать. Впервые меня поставили в такую ситуацию, когда улучшение жизни автоматически приводила к её ухудшению, и хотелось как можно скорее это исправить.
- В том, что я не всё понимаю,- честно призналась я.- Я не понимаю, почему тебе дали новый кабинет и почему ты согласился. Не понимаю, почему решил выбрать меня из всех фотографов, которые у нас есть. Не понимаю, почему ты непременно хочешь выделиться.
- Ах, вот в чём дело!- Макс хохотнул, сел за стол и положил ноги на столешницу.- Ты испугалась.
- Я испугалась? Вот уж глупости. Просто в нашей редакции работа в отдельном кабинете - это привилегия, которую надо заработать.
- Не в этом дело. Заработать, купить или получить взаймы - не в этом суть. Ты просто испугалась, что оторвёшься от толпы и они уже не будут смотреть на тебя, как на продолжение самих себя. Правильно?
Я нахмурилась.
- Это нелепо.
- Да брось, я знаю таких, как ты.
- Каких?
- Серых. Готов биться об заклад, в школе ты была стабильным середнячком: ни плохая, ни хорошая, начисто лишённая собственного мнения и подмятая авторитетами. Ты не высовывалась и старалась быть как все, чтоб, не дай Бог, не привлечь к себе лишнего внимания. Сюда ты пришла с тем же настроением: тихо сидеть в своём уголке и ни во что не вмешиваться, скромненько делать свои снимки. Всё шло гладко, пока не появился я и не возмутил твоё спокойствие, и теперь ты уже не толпа, а почти отдельная фигура. И чувствуешь себя так, будто стоишь голой на площади. Вот и испугалась, ведь никогда прежде ничего подобного переживать не приходилось.
Я готова была удушить его, загрызть собственными зубами. Злость усиливалась от осознания его правоты, хотя я отчаянно отбрыкивалась от этих мыслей. Тем не менее я стояла и слушала его до конца. Ведь мне с ним работать.

А нафиг нужно тогда ваше мнение, если оно ошибочно?

- Не вижу ничего плохого в том, чтоб быть, как все!- Голос срывался от злости.- Не всем следует лезть на баррикады, и если ты - бунтарь, это не значит, что бунтарями должны быть остальные.
- Верно. Если все станут бунтарями, я сделался бы тих, как мышь. Люблю разнообразие. И сейчас ты злишься не потому, что я раздражаю тебя, а потому, что ты лишилась опоры и боишься косых взглядов.
- Да, боюсь!- выкрикнула я с вызовом.- Я чувствую себя предательницей, как будто пошла против своих. И они думают так же!
Макс несколько секунд внимательно смотрел на меня, а потом звонко расхохотался. Я поняла, что ещё немного - и разревусь, слёзы уже навернулись на глаза, а в носу засвербело. Приложив усилие, взяла себя в руки. Да, все, с кем я работала, теперь считали меня предательницей их совместных ценностей. Раньше я могла сказать "наших", теперь - "их". Именно этот статус изгоя и давил на меня сильнее всего.
- Своих?- переспросил Макс, немного отсмеявшись.- Каких "своих"? Это работа и это жизнь, здесь нет ни своих, ни чужих. Есть только ты - для тебя, и я - для меня. Почему ты думаешь, что кто - то позаботиться о тебе лучше, чем ты сама? Кто для тебя те люди за стенами?
- Коллеги...
- Никто. Ноль. Они отлично пережили бы, если б ты никогда не переступала порога этой редакции, да и ты ничего не потеряла. Они тебе не друзья, за которых стоит цепляться, и даже не хорошие знакомые. Просто чужие люди. Кого из них ты пригласишь к себе в дом на день рождения? Человека два - три, не больше. Тебе нет и не может быть до них дела. Так какое значение имеет то, что они думают?
Я покачала головой, уверенная в своём мнении.
- Ты просто законченный циник и эгоист.
- Зато ты - истинная добродетель. Ты отравлена этой добродетелью, как ядом, давно, но, хочу верить, не безнадёжно. Я уверен, что если бы ты увидела, как ребёнка сбила машина, побежала бы на помощь - это правильная доброта, она должна быть. Но твоё поклонение посторонним людям и стремление стереть саму себя, сделать более незаметной – дурь. Никто из этой толпы не проживёт твою жизнь за тебя, никто даже не попытается притянуть тебе руку. Какие в таком случае они «свои», если готовы забросать камнями только за то, что ты чуть поднялась над ними? По-моему, даже открытые враги поступают честнее.
- Знаешь, что я тебе скажу?- Я готова была влепить ему пощёчину за все характеристики, что он дал, но не сдвинулась с места.- Что ты очень одинокий человек. Противопоставляешь себя всем остальным, поэтому никогда не сможешь с ними сблизиться. Это и есть эгоизм в чистом виде. А я хочу, чтоб во мне видели человека. Мне жаль, что ты не понимаешь принципов общества, и ещё мне жаль тебя. Человек без привязанностей и людей, чьё мнение он ценит, - это робот. Да, кстати, ты прав, я уважаю авторитетных людей и во многом к ним прислушиваюсь. Но ты для меня не авторитет.
Макс улыбнулся.
- Думаешь, меня это волнует?
- Думаю. Иначе ты не стал бы ничего говорить мне. Мне не нужен ни этот кабинет, ни это повышение.
- Правда? Почему?
- Потому что тогда я перестану быть частью коллектива.
- Смешно звучит, ты не находишь? "Перестану быть частью..." Ты перестанешь быть всеобщей любимицей, девочкой, которая НИ ВО ЧТО НЕ ЛЕЗЕТ. Ты перестанешь всем нравится. Это жутко, верно?
Я развернулась на каблуках, и взялась за дверную ручку, чтоб выйти отсюда и по возможности не возвращаться. Я готова была, поборов свою робость перед Мысловым, пойти к нему и попросить, если нужно - потребовать, чтоб мне вернули прежнюю должность. Мне не нужен никакой Макс Игнатов, чтоб жить и работать. Другие нужны, но только не он. Пусть катится ко всем чертям со своей доморощенной философией!
- Ты можешь попросить Мыслова забрать тебя,- сказал Макс, пригвоздив меня к месту.- Будь уверена, я не стану ложиться на твоём пути и умалять остаться. Хоть ты очень талантлива, думаю, я найду замену. Но учти, что обратно ничего не вернёшь, ты навсегда останешься заклейменной овцой в стаде. Я бы на твоём месте остался просто для того, чтоб всё это было не зря.
- Не учи меня жить,- процедила я сквозь зубы.
- Подумай до вечера. Если скажешь, что не станешь со мной работать, то можно будет порадоваться, что всё выяснилось так скоро. Если останешься - добро пожаловать. Но только до вечера. Договорились?
Я кивнула:
- Договорились.
Он промолчал, и я пулей вылетела из кабинета, едва не сбив с ног Машу. Практикантка подслушивала под дверью, я поняла это, но не обратила внимания. В душе я была уверена, что откажусь. Нам с Максом не по пути - факт.
Не зная, куда себя деть, я направилась в буфет и заказала завтрак: салат и кофе с пирожками. Мне нужно было поесть и подумать. Всё случилось слишком быстро, чтоб я успела осознать это. То есть умом я всё понимала, но для принятия решения одного ума мне было мало, а чувства находились в полном смятении.
С одной стороны Игнатов был умным и, наверное, достаточно интересным мужчиной. Но с другой, его взгляд на жизнь меня откровенно раздражал. Не представляла, как смогу работать с человеком, с которым у меня нет ничего общего.
К столику подошли несколько человек, все из нашей редакции. Они смотрели на меня так, словно видели не человека, а неведомую зверушку. Меня покоробило.
- Слышали, тебя повысили,- сказал один из журналистов.- Поздравляем.
- Спасибо,- ответила я и покраснела. Щёки так и вспыхнули, обдав меня жаром.
- Как новое рабочее место? Удобное?
- Да, вполне.
- Вот только мы с ребятами никак не можем понять: за какие заслуги?
- Мне не объясняли.
- Ещё скажи, что Мыслов сам тебя заставил.
Я пожала плечами.
- Не заставил, но поставил перед фактом. Я ничего не могла поделать.
- Ясно. Бедняжка, ну ты и попала.
Они засмеялись и пошли дальше, окончательно испортив мне настроение. Теперь я понимала, что нужно было сразу, ещё в кабинете редактора, ответить решительным отказом, сказать, что остальные сотрудники не поймут такой благосклонности. Дура, как же не предусмотрела такого поворота? Теперь остаётся платить за свою глупость. В одном Макс прав: обратной дороги для меня уже нет. Как ни повернётся ситуация, я всё равно окажусь крайней.
Чёрт!
Я стукнула кулаком по столу, злая на себя и на весь остальной мир. Зачем мне эти проблемы? И без них было неплохо. Прежде чем давать пораскинула?
Закружилась голова, перед глазами начали мельтешить белые мошки. Возникло ощущение, какое бывало при подъёме на скоростном лифте. Закрыв глаза, я сжала виски ладонями, прижалась лбом к столешнице и…
…и тут я увидела.
Это было странное чувство раздвоения сознания, по-другому просто не назовёшь. Одна я понимала, что всё ещё сижу за столом, чувствовала холод пластика, слышала щебет девочек за столиком напротив. И вместе с тем вторая я встала, вышла в коридор и направилась к лифту, потом проехала в тесной кабинке два этажа и вышла в редакции. На меня косились, но теперь это не имело ни малейшего значения. Всё потеряло значение, кроме места, куда направлялась. Сердце билось всё быстрее, волнение нарастало. Не выдержала и сорвалась на бег, расталкивая всех, кто попадался на пути. В груди словно сжималась тугая пружина, всё сильнее и сильнее, и воздуха становилось всё меньше. Скорее!!!
Оглушительный хлопок. Взрыв? Я на секунду замерла, словно наткнувшись на звуковую волну, а потом снова побежала, но по телу разлилась странная вялость.
Из кабинета Воронцова, который сейчас лежал в больнице с переломом бедра, вышел Макс Игнатов. Я наткнулась на него, а он, вместо того, чтоб уступить дорогу, схватил меня и прижал к себе.
- Пусти меня!- Я отбивалась, как кошка.- Пусти! Я должна войти!
- Не советовал бы это делать,- заявил Макс.
- Ты не понимаешь, я должна!..
Я изловчилась, оперлась на плечи Игнатова и, подтянувшись, пнула дверь ногами. Дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену, и я увидела сидящего за столом Антона. Его голова лежала на столешнице, и показалось...
- Нет!!!
Рванулась в сторону с удесятерённой силой и свалилась со стула. Я снова была в столовой.
В голове всё смешалось. Вскочила и бросилась к выходу. И снова тот же маршрут, снова грохот сердцебиения в ушах и чувство нехватки воздуха, словно лёгкие не успевали выполнять свою работу. Я бежала, ни на кого не глядя, знала, что всё это не может быть правдой, но безумно боялась ошибиться.
Вчера я позвонила Антону. Да, я позвонила ему, но не смогла предупредить, не знала, чего ему следовало опасаться. И сейчас не знала, но подозрения было достаточно. Я что - то видела: прошлое, будущее или сон - не важно. Я подумаю об этом потом, когда сердце вернёт себе правильный ритм. А сейчас надо бежать, надо...
Хлопок застал меня в пяти метрах от двери кабинета, он был таким громким, что отмёл все сомнения. Я замерла, застыла на месте. Показалось, что заплакала, хотя глаза оставались сухими. Дыхание с шумом вырывалось наружу. Я не могла заставить себя сделать ещё пять шагов и войти в кабинет, на это не осталось сил.
Из кабинетов выглядывали сотрудники, они же тесной струйкой потянулись из зала. Всем было интересно, что случилось.
Откуда - то вынырнул Игнатов, опередил меня и первым вошёл в кабинет. Вышел он уже через пять секунд.
Я подошла к самой двери, но Макс перегородил путь.
- Не советую туда заходить,- сказал он мягко.
- Я должна пройти,- ответила я.
Видимо, нечто в выражении моего лица или во взгляде, заставило его сделать шаг в сторону. Я открыла дверь и вошла.
Антон сидел за столом, его голова лежала на столешнице, повёрнутая набок, и из-под неё медленно растекалась лужица тёмной, как вишнёвый сироп, крови. На полу возле ножки стула лежал пистолет, и пальцы антоновой руки, свесившейся вниз, почти касались его рукояти.
Макс подошёл сзади и положил руку мне на плечо.
- Идём,- сказал он,- тебе здесь нечего делать.
Я медленно кивнула. Да, мне нечего здесь делать. Я уже опоздала.

2 Глава.

Это был сильный удар. Даже более сильный, чем могла предположить. Как - будто это я нажала на спусковой крючок. Никто в редакции, я была уверена, не знал, почему Антон покончил жизнь самоубийством. А я знала. Вернее, не знала, но ЧУВСТВОВАЛА. Не знаю, как это объяснить понятнее. Просто в душе я знала, что это должно было случиться, и не обязательно выстрел. Просто что - то, что так или иначе оборвало бы его жизнь. Но ничего не предприняла…
И ещё было чувство вины, иррациональное, но очень сильное. Словно кто - то более сведущий сидел внутри меня и твердил: "Ты виновата. Ты виновата". Это были не мои мысли, а той девушки, которая бежала к кабинету, оставив меня в столовой, это она знала, что виновата, и это себя она винила. А заодно меня.
Я никогда не видела смерть, только по телевизору. Я никогда не была на похоронах и не стояла у гроба. По сути, никогда не переживала настоящей потери, если не считать отца, о котором расскажу чуть позже. И вот теперь - тело, сидящее за столом, и кровь. Этот человек несколько минут назад был жив, он дышал и говорил. А потом выстрел - и я опоздала. Ведь ничего не стоило выбежать на пару минут раньше, и тогда я бы успела поговорить с ним, убедить, что смерть - это плохой выход. Но я не выбежала - и теперь за столом тело, бывшее Антоном Никитиным, журналистом. Просто остывающее тело. Труп.
Разболелась голова, внезапно и сильно, в виски принялись ввинчиваться тупые штопоры. Но это уже не имело значения.
Макс отвёл меня в угловой кабинет, пустой и просторный. Сейчас он показался мне ещё более пустым и просторным, чем в первый раз. Усадил на стул, достал из стола плоскую фляжку и протянул мне:
- Пей.
Я послушно хлебнула. По горлу разлился настоящий огонь, дыхание перехватило. Я на секунду замерла, а потом закашлялась, ловя ртом воздух.
- Что это?
- Коньяк. Ну что, ожила?
Я смогла, наконец, восстановить дыхание, и настороженно на него покосилась. У меня не было ни одной причины верить Максу.
- Немного. Здесь холодно.
- Не так уж и холодно, просто... Я же говорил, что тебе не стоило заходить.
- Ты не понимаешь, я должна была увидеть.
- Кому должна?
Вопрос поставил в тупик, и я промолчала. Тем более что перед глазами снова стояла картина, увиденная мной в кабинете Воронцова. Лужа крови, безжизненно висящая рука... Так чётко, будто в ночном кошмаре, где мозг цепляется за детали.
- Виселица,- прошептала я.
- Что?
- Это виселица. Ты понимаешь?
- Нет.
- Я тоже не понимаю, но знаю, что он оставил мне её специально. Он знал, что я пойму.
Я вскочила со стула и принялась ходить по кабинету из угла в угол. В голове вертелась одна мысль: отцовская картина. Виселица. Красная виселица на чёрном фоне. Она осталась мне неспроста, она означала... она что - то означала. Но что? И могло ли это помочь мне предотвратить смерть Антона?
Мой дед умер в психиатрической клинике, мой отец умер в психиатрической клинике. А я? Что происходит со мной?
Нет. Нет, этого не может быть. Я совершенно нормальна, рассуждаю здраво и не верю, что могу заболеть. Кто угодно может, но только не... Я нормальная. Как все!
Боль в голове усилилась, словно меня били тяжёлым молотом. Со стоном опустилась обратно на стул и стиснула ладонями виски.
- Что с тобой? Плохо?- засуетился Макс.
- Голова болит. У тебя нет аспирина или... или чего-нибудь ещё.
- Сейчас.
Удивительно, но у Макса нашлись таблетки от головной боли. Я выпила сразу три, и откинулась на спинку стула.
- Ну как?
- Не знаю, ещё не подействовали. Это я во всём виновата.
- В чём?
- Во всём. В том, что Антон... что с ним случилось. Я могла предупредить его, но не нашла правильных слов, а сейчас не успела прибежать. Ты не должен был меня хватать.
- Я тебя и не хватал.
- Да? Значит, это мне почудилось... В любом случае, это уже не играет роли. Я должна была прибежать и остановить его, могла уговорить остановиться, но не сделала этого. Зачем тогда всё было? Я же не знала вчера, что сегодня он так поступит.
Макс помотал головой и снова посмотрел на меня.
- Я ничего не понимаю.
- И не надо,- ответила я.- Это моя беда.
- Пусть так. Только ты не виновата, это я могу сказать точно. Если человек решает покончить жизнь самоубийством, он, и только он, за это в ответе. Наивно думать, что у тебя был шанс всё изменить.
- Но он был, я знаю! Он был!
Был ещё вчера ночью, когда я могла вспомнить, что он сказал про пистолет. "Пущу себе пулю в висок, чтоб долго не мучиться". Обязана была вспомнить, что он так сказал, но не вспомнила, не почувствовала, что именно эта фраза является ключевой. Потом подсказка мамы, потом слово на стекле - меня хотели предупредить о грозящем. Только я не поняла.
- Извини, мне хотелось бы побыть немного одной.
- Без проблем, я схожу в редакторскую, узнаю, как дела. Вернусь через полчаса, не раньше.
Макс встал и быстро вышел. Я осталась одна.

Я мог только наблюдать. Это была настоящая пытка: просто смотреть, что происходит, и не иметь возможности объяснить. Но разум подсказывал, что так и должно быть, и оставалось только надеяться, что Грёза сможет верно понять изменения. Она вела себя неразумно, но не совершила грубых ошибок, за которые пришлось бы платить, и я немного успокоился. Хотя знал, что он, тень, бродит где - то поблизости. Мне показалось, что сегодня всё должно обойтись, и тогда ночью я постараюсь достучаться до Её разума. Быть может, это болезненное потрясение заставит Её прислушаться внимательнее.
Но потом... потом он появился. И тут я допустил ошибку, за которую, признаю это, заслуживаю самого сурового наказания. Я должен был защитить Грёзу, особенно когда Она была так уязвима. Обязан сделать так, чтоб Она вошла в Эру, как к себе домой, без страха, но с радостью обретения.
Возможно, я промедлил. Возможно, он был слишком быстр. Не знаю и не берусь судить. Знаю только одно: я видел это.
Он вырос прямо у Неё за спиной, как только за парнем по имени Макс закрылась дверь. Высокая тень, прозрачная и плотная одновременно. Мы называем таких, как он - Захватчики. Это неправильное определение, но иного не нашлось.
Я знал, что за этим последует и всеми силами устремился вперёд, чтоб успеть встать между ним и Грёзой. Глупая затея и почти наверняка пустая, но Она была расстроена и потратила много сил, поэтому не почувствовала стремительного приближения Захватчика. И я видел, что не успеваю, видел, как тень протянула руку и положила Ей на затылок.
И барьер, тонкий, как нить паутинки, который я должен был защитить до времени, рухнул…

Мир почернел. Голову раздавила адская боль. Крик донёсся словно издалека и лишь спустя несколько секунд поняла, это этот надрывный голос принадлежал мне. А в тот момент я ничего не понимала и только чувствовала, что сейчас умру, должна умереть, потому что никому не пережить такой боли. В какой - то миг перестала быть собой, перестала себя помнить и знать. Инга Крижитская исчезла из тела, стёрлась без следа. И снова боль, грохот и свист падения. И вдруг - свет!
Я увидела себя. Увидела со стороны и как - будто немного сверху. Знала, что это я, чувствовала всё, что чувствовало внизу моё тело, и вместе с тем уже ушла. Наблюдала, как тело упало со стула, прокатилось по полу и ударилось о шкаф раз, второй, третий, как мои руки скребли по стене, сдирая обои. Слышала хруст ломающихся ногтей. Видела, как изгибалось моё тело, поднимаясь и опадая, чтоб снова подняться. Чувствовала, как мне больно и страшно там, внизу, потому что наверху тоже была я.
И я знала, как это называется.
ШИЗОФРЕНИЯ.

Это происходит очень быстро, раз - и всё. Ещё полтора дня назад я была абсолютно здоровым человеком и могла поклясться, что останусь такой до конца своих дней. Но вот прошло полтора дня: день и две ночи. Что со мной? Что со всем миром? Одно из двух - либо он сошёл с ума, либо я.
Можете смеяться…

так в них же вроде как и суть кооется)

А по-моему, несёт, и довольно весомую.
К городу. Москва - это отдельный узел, пройти мимо него невозможно. Уверяю, в ходе повествования всё становится прозрачно. Плюс бег по городам сам по себе важен.
Я не собиралась представлять героиню жертвой, тем более что к тому моменту она совершенно нормальна, поэтому особый трагизм чувствоваться и не должен. Что касается концентрации, то все моменты биографии старалась подобрать так, чтоб в них чувствовалось ожидание, предчувствие. Что-то будет, пусть не сейчас и не здесь. Во всяком случае, цель была именно в этом.
Перечитайте, пожалуйста, название: "Грёза Эры". Без Грёзы всё остальное теряет смысл, можно смело стирать. Далее будет понятно, что это слово - совсем не матафора.

А наблюдатель, мысли которого пишутся курсивом, - это случайно не отец Инги?;)

- именно поэтому я так не люблю женские романы(((
- чистая правда жизни, пять баллов)
- ммм - Ночной дозор 3?
- требуется глоссарий, пока не въезжаю что и где(
очень, очень ровный кусок, я так понимаю писала повесть с большими перерывами, или как?цей, как будто пошла против своих. И они думают так же![/B]
Макс несколько секунд внимательно смотрел на меня, а потом звонко расхохотался. Я поняла, что ещё немного - и разревусь, слёзы уже навернулись на глаза, а в носу засвербело.[/QUOTE] - именно поэтому я так не люблю женские романы(((
- чистая правда жизни, пять баллов)
- ммм - Ночной дозор 3?
- требуется глоссарий, пока не въезжаю что и где(
очень, очень ровный кусок, я так понимаю писала повесть с большими перерывами, или как?

Макс прижимал меня к себе так крепко, словно хотел вдавить в грудь. Но стоило пошевелиться, как он немедленно отпустил руки и пристально поглядел мне в глаза.
- Как ты?
Как я?
Прислушалась к себе. По телу разлилась тупая, ноющая боль, пульсом отдающаяся в ободранных пальцах. Но в целом можно было сказать, что...
И тут я вспомнила, что произошло. Боль, и страх, и ощущение разорванности, и то, что наблюдала за собой сверху... Меня пробила крупная дрожь, поднялась тёмная волна почти панического ужаса. Я не могла сойти с ума!
- Ничего…- Я попробовала встать, но удалось только со второй попытки и с помощью Макса, проявляющего чудеса заботы.- Ничего. Мне только показалось... Но это уже прошло.
- Ты так кричала. Я уже подумал, что...
- Со мной всё в порядке. Ты был прав, мне не стоило заходить. Я не должна была видеть.
На глаза навернулись слёзы, сорвались на щёки. Макс обнял меня, снова прижал к себе, покачивая, как ребёнка. Как ни странно, но именно это помогло мне вернуть контроль над эмоциями. Я резко выпрямилась и вырвалась из его объятий.
- Не надо делать из меня капризного младенца. Я сама отлично могу взять себя в руки.
- Вот и возьми,- ничуть не смутился Макс.
Я вытерла слёзы тыльной стороной ладони, попробовала улыбнуться, поняла, что зрелище получается жалким, и оставила эту затею. Страх ещё не отступил, но притупился, и я слегка успокоилась. Теперь начала понимать, что нахожусь в угловом кабинете, что рядом на полу сидит Макс - он присел, чтоб успокоить меня. Что никакой угрозы нет. И это не я каталась по полу и билась о стену, не я только что едва не расплакалась на плече у малознакомого парня. Это была... Галлюцинация?
Закрыв лицо руками, я силилась собраться с ускользающими мыслями. Ничего не получалось. Оставалось ощущение произошедшего, но никак не чёткий образ и тем более, не то, что можно облечь в слова.
- Хочу заняться делом,- сказала я после пятиминутной паузы, которую Макс выдержал с честью, не задав больше ни одного вопроса.- Мне надо подумать о другом.
Макс вздохнул, как показалось, с облегчением.
- Остаёшься?
- Само твоё присутствие - это вызов, и я решила его принять.
- Это хорошо. Если хочешь, я расскажу, в чём будет состоять наша работа и о чём пойдёт речь в новой рубрике.
Я кивнула. Это была хорошая и достаточно нейтральная тема. Я вообще готова была говорить о чём угодно, лишь бы не касаться смерти Антона и моего приступа.
- Общая тема носит название "Другой взгляд". Это серия статей, посвящённые людям, которые видят мир не совсем таким, каким видят его большинство. Как бы взгляд со стороны, тот, что доступен только им.
- То есть мнение сумасшедших?- уточнила я.
- Нет, не совсем. Не сумасшедших, а нестандартных. Людей, которые знают то, что недоступно другим, даже если их мнение ошибочно. Это будет как... как беседа в рамках журнала, любой читатель сможет написать нашим героям и пообщаться с ними. Понимаешь? Людей всегда привлекает то, чего они не понимают или чего боятся, и наша цель - приоткрыть полог над их мировоззрением. Показать, что если у кого - то несколько иное представление о мире, это не значит, что он клиент психушки. Просто надо присмотреться, подумать, немного поработать воображением, и тогда получится другой мир. Может быть даже слегка фантастический, но вполне реальный для того, кто в него верит и кто в нём живёт. Это могут быть религиозные фанатики или те, кто верит в НЛО, или люди, пережившие клиническую смерть, или бродяги с улицы, у которых нет ничего, кроме собственных тел, или больные раком и СПИДом, или работники кладбища, или спасатели, которые вырывают людей прямо из смерти, или наркоманы, или генные инженеры. И сумасшедшие, они тоже люди и каким - то образом воспринимают реальность, пусть даже в искажённом виде. Наша цель не просто написать их биографию, хотя не без этого, но и показать, что при желании можно понять любого.
Я кивнула, обозначая, что уловила основную мысль его монолога.
- Но почему ты выбрал именно меня? Кажется, не было ещё ни одного номера, в котором печатались фотопортреты в моём исполнении.
Макс пожал плечами.
- Не знаю. Просто я увидел тебя и понял, что именно ты сможешь помочь в этом проекте. Если бы ты не фотографировала, взял бы как соавтора. Я всё равно добился бы, чтоб мы работали вместе.
- Почему? Что во мне особенного? И не надо говорить, что ты влюбился с первого взгляда, раз и навсегда.
- Я и не говорю.
- Тогда в чём дело?
- Не знаю. Просто я столкнулся с тобой у входа в кабинет редактора и сразу подумал, что ты будешь работать со мной, так или иначе. Уже через несколько минут узнал твоё имя, через час – все сведения, хранящиеся в закромах местных сплетниц, и целый день наблюдал. Я сам не понимаю, в чём тут дело, но одно могу сказать точно: интуиция меня ещё ни разу не подводила. Почему - то мы должны работать вместе.
- И именно над этими статьями. Ты не мог выбрать чего попроще?
- Зачем? Просто, сложно - не в этом дело. Главное, что мне нравится то, что я придумал, и нравится вашему редактору. Мы вместе сможем сделать из этого материала конфетку.
- У нас нет материала, и конфетки лепить не из чего,- напомнила я.
- Ну и что? Впереди целый месяц, чтоб составить план, приступить к работе и успеть сделать первую статью к выходу следующего номера,- Макс был непробиваем.- Я уверен, всё получится.
Я поняла, что он на самом деле бесконечно уверен в себе. Он был уверен, что, придя в журнал, сможет пробить себе тёплое местечко - и пробил его, уверен, что я соглашусь с ним работать, с первой секунды встречи - и вот я с ним работаю. Теперь он уверен, что статьи будут иметь успех, и я могла не сомневаться, что Макс приложит для этого все усилия. И сделает так, как задумал. Меня эта уверенность раздражала, как любого человека будет раздражать чьё - то непомерное самомнение, но вместе с тем действовала успокаивающе. Подумав немного, я пришла к выводу, что Макс стал для меня чем - то вроде стены, за которой я спряталась от неприятностей. И вместе с тем презирая себя за то, что прибегла к помощи, не справилась со всем сама. Поэтому я не знала, как относиться к этому человеку. Он был мне и посторонним человеком, и почти другом, и неприятелем.
- Хорошо,- вздохнула я.- Нам надо с чего - то начать. Кого ты запланировал на первый материал?
- Для начала я запланировал слегка обжить этот кабинет. Он неуютный, тебе не кажется? Поэтому ты пойдёшь собирать свои вещи, я начну разбирать свои, потом мы всё приведём в порядок, сходим пообедать, а уже затем приступим к делам. Согласна с таким планом?
Мне было всё равно, поэтому кивнула, встала и вышла из кабинета. Нужно было найти коробку, в которой перенести свои немногочисленные пожитки на новое место обитания.
Наверное, во мне что - то сломалось или испортилось. Во всяком случае, любопытные взгляды коллег, час назад вызывавшие нервную чесотку, перестали действовать. Теперь мне было безразлично, что они думают на мой счёт. Я сходила в буфет, выпросила коробку из-под замороженных овощей, побросала в неё то немногое, что хранила на своём рабочем месте: канцелярские принадлежности, бумаги, журнал "Космополитен", несколько дисков, фотографию мамы со мной на руках и статуэтку розового кота. Со всем этим я направилась обратно в свою новую резиденцию.
Возле кабинета Воронцова, в котором застрелился Антон, стояли представители милиции. Через щель между дверью и косяком я могла наблюдать, как эксперты осматривают кабинет. Тела Антона видно не было, и я порадовалась этому факту: не хватало только увидеть его снова!
Прямо передо мной вели разговор две главные местные сплетницы, и я притормозила, прислушиваясь к диалогу.
- Он не оставил предсмертной записки,- говорила секретарша Мыслова Вика журналистке Кристине Ольховой.- Вообще ничего. И никто не знает, откуда у него взялся пистолет. Следователь разговаривал с главным, но так ничего и не узнал. Мыслов сказал, что всё было как обычно.
- А на самом деле?- спросила Ольхова.
- На самом деле они не то, чтоб крупно поругались, но повздорили, и как раз перед тем, как Никитин пошёл и застрелился. Я не совсем поняла, о чём они говорили. Какая - то статья, вроде как Мыслов в очередной раз зарубил её и решил не пускать в печать... В общем, это не так важно. Мало ли кого Мыслов отчитывает за статьи - никто не хватается за пистолеты.
- А милиция думает, что это убийство?
- Не знаю, что они думают. Скорее всего, что парень покончил с собой, а им теперь расхлёбывать. Жалко Антошку, он был таким симпатичным. Что на него нашло?
- И откуда он взял пистолет?
- С утра он вёл себя как обычно, я совсем ничего не заметила. И это при моей - то наблюдательности...
В этот момент сплетницы заметили, что я стою за их спиной, и замолчали, сверля меня подозрительными взглядами. Я перехватила коробку поудобнее.
- Что?
- Ты, кажется, заходила в кабинет после выстрела,- вроде бы Вика спросила, но вопросительных интонаций я в её голосе не заметила.- Ты и тот новенький, Игнатов.
- Да, мы заходили,- не стала я спорить. Какой смысл, это видели полредакции.
- И что вы там видели?
- А вот это, если будет нужно, у нас спросит следователь,- отрезала я и пошла прочь.
Вика ответила мне в спину сладким до приторности голосом:
- Не переживай, непременно спросит.
В кабинет я вошла в смешанных чувствах, и Макс это сразу заметил. К моменту моего появления он успел перенести на свой стол компьютер и обложиться привычными, милыми сердцу вещами: фотографиями в рамках, какими - то журналами, папками. На стене над головой он повесил репродукцию Пикассо. Ещё несколько десятков папок заняли своё место на стеллажах. По сравнению с его размахом моя коробка выглядела жалко.
- Что ещё произошло?
Я поставила коробку на стол и принялась вытаскивать вещи.
- Так, ничего особенного. Я узнала, что с нами, скорее всего, захочет поговорить следователь, и не успела понять, нравится ли мне эта новость.
- Ничего удивительного, мы же первыми входили в кабинет. Но если тебе слишком неуютно, могу сказать, что ты входила гораздо позднее меня.
Я поёжилась. Опять возникло знакомое чувство лёгкого раздражения. Почему Максу всё время требовалось меня от чего - то ограждать?
- Нет, я справлюсь. Спасибо.
В самом деле, справилась. Рассказала всё, как было: услышала выстрел и побежала посмотреть, что случилось, и столкнулась в дверях с Максом, а потом на несколько секунд заходила в кабинет, чтоб своими глазами увидеть и убедиться: Антон мёртв, и ему ничем нельзя помочь. Рассказ получился стройным и достаточно логичным, никто не вспомнил, что я мчалась к кабинету со всех ног задолго до того, как прогремел выстрел. Даже Макс не увидел маленьких белых пятнышек в моём повествовании. Или, по крайней мере, ничем этого не показал.
Через полчаса расспросы закончились, и я смогла немного расслабиться. Но не до конца. Почему - то было страшно, всё время, каждую минуту. Я старалась убедить себя, что всё это чепуха, лишняя мнительность, но в душе понимала, это причина не в этом. И даже не в факте самоубийства Антона, хотя воспоминание о его теле бросало меня в холодный пот. По сути, я переживала не за Антона и его скоропостижную кончину, а за себя в свете этого самоубийства. Со мной что - то произошло. То, что дало мне возможность заранее знать о произошедшем. Я не могла не думать об этом странном раздвоении, как ни старалась занять голову посторонними проблемами. Мысли то и дело возвращались в тот момент, когда я поняла, что выхожу из столовой и в то же время остаюсь внутри. Вспоминалось, как видела одновременно чашку перед своим лицом и людей в лифте.
Но всё это меня только беспокоило, смутно тревожило, поскольку объяснения я найти так и не смогла и не думала, что оно мне настолько необходимо. Но страх - это совсем другое. Он просто был, без всяких причин и поводов. Казалось, этот страх выбрал моё тело своим домом и просто поселился в нём. Он не был лично моим. Он был общим.
Макс вошёл в кабинет и хлопнул дверью. Я рывком вскочила с места и обернулась, больно ударившись бедром о край стола.
- Ты что?- удивился Макс.- Нервишки шалят?
- Немного,- ответила я, стараясь дышать спокойно и ровно.
- Такое чувство, будто ты с минуты на минуту ждёшь нападения. Пожалуй, я бы на сегодня отпустил тебя домой. Поспишь, придёшь в себя, а завтра с новыми силами приступим к работе.
Я уже готова была согласиться, тем более что работы у меня было немного. Но от мысли о пути домой стало так страшно, что я не смогла этого скрыть.
- Нет, я останусь,- решительно покачала головой.
- У тебя неприятности?
- Просто... мама дома затеяла ремонт. Я ненавижу ремонты, просто не могу жить, когда рядом пилят и красят. К тому же надо разобраться со старыми снимками, каталогизировать их - потом времени не будет.
Макс пожал плечами.
- Как хочешь. Но сейчас мы ничего не будем делать и пойдём слегка перекусим. Ты как просто проголодалась или сильно?
- Не знаю. Можно пойти проверить.
Мне совсем не хотелось есть, однако оставаться одной было жутко. Тот же самый страх, только в странной гипертрофированной форме. Как - будто, если я останусь наедине с собой, непременно произойдёт нечто необратимое.
У двери я обернулась. Померещилось, что в комнате кто - то остался, словно я услышала его дыхание: тоненький присвист выходящего из лёгких воздуха. Никого не было. Я помедлила секунду и захлопнула дверь.

В то день я вернулась с работы гораздо позднее обычного, на последнем автобусе. Ехала до предпоследней остановки, поэтому, когда пришло время сходить, вместе со мной салон делили лишь три человека. Я запахнула пиджак и вышла в поздний вечер.
Автобус уехал. Единственный фонарь висел как раз над остановкой, но дальше освещаемого им круга стояла осенняя темнота. Мне предстояла десятиминутная прогулка через рощу по дороге, проложенной бывшими хозяевами дома, но в этот момент она казалась практически непреодолимой. Десять минут ходьбы к кромешной тьме сложились у меня в голове в десять минут ужаса.
Я долго стояла на промозглой остановке, кутаясь в пиджак, словно он мог спасти от ветра. Понимала, что только чудо заставит меня сдвинуться с места и выйти из света в опасную, кишащую неведомыми тварями темноту. Разум подсказывал, что у меня едва ли есть шанс встретить в подмосковной роще тварь более опасную, чем крот.
Но подсказки разума не были услышанными, ноги наотрез отказывались идти вперёд. Им, как и всем прочим частям моего тела, было очень страшно. Они ЧУВСТВОВАЛИ опасность.
Автобус сделал круг и проехал обратно в город. Я едва поборола настойчивое желание сесть в него и тоже уехать - не важно куда, только подальше. Чтоб не было нужды пересиливать себя и идти сквозь густую темноту, разрубать её своим телом, как мачете. Однако в городе мне было некуда пойти, так что эту заманчивую мысль пришлось оставить. И остался только один путь: к дому.
- Это глупо,- сказала я вслух, и собственный голос показался чужим и пугающим. Откашлялась.- Это очень глупо. Я не могу бояться того, чего нет и, возможно, никогда не было. Я замёрзла и иду домой.
Это не помогло, я по-прежнему не могла найти в себе сил сделать первый шаг. Знала, что за первым шагом потребуется сделать второй, и он получился легче. Но вот выйти из света и понять, что там, в темноте, останется только опасность и никакой защиты...
Я закрыла глаза и несколько минут стояла так, заставляя себя привыкнуть к ощущению темноты. Потом, не открывая глаз, сделала вперёд три шага, на ощупь достала из сумки телефон и откинула крышечку. Только после этого подняла веки.
На меня обрушился такой ужас, что я пошатнулась и едва не закричала. Я стояла за границей света, вперёд тянулась заасфальтированная дорожка, чуть поблёскивающая в слабом свете экранчика сотового, в нескольких шагах впереди темнели ещё не облетевшие кусты. Я видела эти кусты днём - жалкие полуголые ветки, но сейчас они вырисовывались чёрными силуэтами. Сердце несколько раз судорожно дёрнулось и замерло, притаившись, чтоб своим стуком не выдать меня. Я тоже застыла, и могла поклясться, что не сдвинусь с места до второго пришествия.
На меня надвинулись тени. Сразу со всех сторон. Они подплывали всё ближе, сливаясь в единое кольцо. Я сжалась на месте, переполненная таким лютым страхом, что прежние испуги теперь казались нелепыми шутками. Всё тело покрылось липкой испариной, мысли пропали, оставив лишь понимание, что это конец. Всё, дальше быть ничего не может.
Порыв холодного ветра ударил в лицо.
В этот момент экран телефона погас, и воцарилась темнота. Несколько следующих секунд просто выпали из памяти, так сильно я была напугана, но пальцы снова нажали на кнопки, и тусклый свет спас меня от неминуемого помешательства. Он же заставил меня пошевелиться. Я покачнулась и бросилась бежать вперёд, сквозь тени.
Никогда в жизни я не бегала так отчаянно и так быстро. Дорожки не видела, неслась сквозь кусты, потом через рощу, а цепкие ветки стегали меня по лицу и рукам, обвивались вокруг ног и старались остановить, повалить на землю, чтоб больше не выпустить. Я бежала, не чувствуя себя, и только слышала бешеный стук сердца, оглушительный, как пулемётная очередь. Вперёд, через темноту, через неуступчивые кусты и проклятые тени, через страх. К дому.
Я смогла остановиться, только когда вбежала по ступеням на крыльцо и захлопнула за собой входную дверь, дрожащими пальцами заперев её на замок. Потом без сил опустилась на пол. Дыхание было тяжёлым и сиплым, я никак не могла вздохнуть так, чтоб этого воздуха оказалось достаточно. Стены, пульсируя, то приближались ко мне, то удалялись на свои места, прихожая становилась то меньше, то больше, и я со страхом понимала, что один раз они не вернутся на место, а раздавят меня, потому что им так хочется. Они, как и тени, оставшиеся за дверью, несли мне зло.
Туда - обратно, снова вперёд, потом назад. Я с всё возрастающим ужасом видела, как стены ритмично, в такт моему пульсу, выгибаются мне навстречу, опадают и выгибаются снова. Ощущала себя как в кошмаре, понимала, что надо скорее бежать из прихожей, но не могла даже пошевелиться, и только смотрела, как они раз за разом становятся всё ближе, всё теснее.
И вдруг навалились на меня со всех сторон.
Я заорала. Руками машинально закрыв голову, сжалась в комок и...
- Родная, что с тобой? Инга! Отвечай мне! Инга!!!
Что – то стиснуло плечи. Я рванулась в сторону и снова закричала, но на этот раз получился слабый писк полузадушенной мыши. Глаза распахнулись.
Передо мной сидела мама, держала за плечи и трясла так, что моя голова болталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы. Она выкрикивала моё имя, и на лице была написана такая решимости, какой я в ней даже не подозревала.
Я смотрела на маму, она смотрела на меня, и постепенно мир вокруг приобрёл привычные очертания, не замутнённые дымом паники.
- Всё... в... порядке...
Слова выдавились с большим трудом, но этого хватило, и я увидела, как мамино лицо разгладилось. Она отпустила мои плечи.
- Что с тобой? Что случилось?
Сказать ей правду? Сказать, что меня преследуют тени, что я начала бояться темноты? Нет, не лучший вариант.
- На меня напали…- Хоть губы по-прежнему дрожали, слова удалось выговорить гораздо чётче.- В роще. Какой - то тип схватил меня за руки и... я убежала от него. Так испугалась...
Я услышала в своём голосе истерику и заткнулась. Нужно было время, чтоб успокоиться.
Мама обняла меня, и я прижалась к её плечу лицом, чувствуя себя маленькой девочкой. Наверное, я и была этой маленькой, беспомощной Ингой, которая ловко сделала вид, что повзрослела. И мама - единственная моя опора в этом мире: какое счастье, что она была рядом.
- Бедняжка моя.- Мама поцеловала меня в макушку.- Как ты, должно быть испугалась. Но тебя не...
- Нет, всё в порядке. Оказывается, я умею очень быстро бегать.
И меня вырвался короткий нервный смешок.
- Почему ты вернулась так поздно?
- Я... у нас на работе был один парень, он сегодня... застрелился…- Я тоненько, длинно всхлипнула.- Сегодня был ужасный день, просто ужасный. Мам, давай попьем чаю, я замёрзла.
- Конечно, родная.
Мама ушла ставить чайник, и только когда она скрылась за поворотом, я смогла встать на ноги. Колени были такими слабыми, что подгибались при каждом шаге, но я всё же взобралась на второй этаж и вошла в свою комнату.
Пахло новыми деревянными полами, стены покрылись светло - бежевыми обоями с тонким серебристым рисунком, приятно белела пластиковая рама на окне. Строительный мусор рабочие вынесли, но не убирались. Мне было всё равно. С размаху упав на кровать, я просто лежала, уставившись на тёмный потолок со страшной люстрой, висящей в самом центре. В голове не было ни одной, пусть даже случайной мысли, только гулка пустота, какая бывает после сильного волнения.
Всё было как смесь кошмара с реальностью, граница между ними, когда сон уже овладевает твоим умом, но глаза ещё открыты, и увиденные предметы превращаются в игрушки для Морфея. Если бы не страх, который пришлось испытать, я бы почти наверняка смогла убедить себя, что ничего не было, просто сбой расшатанных нервов. Но страх был. Липкий, как паутина, он окружал меня со всех сторон большим коконом, и отгородиться от него, сделав вид, что всё замечательно, я не могла.
На потолке шевельнулась кривая, уродливая тень. Я скатилась с кровати на пол и только несколько секунд спустя поняла, что тень принадлежала кленовой ветке, что качнулась за окном. И тут мне бы вздохнуть с облегчением, но ни вздоха, ни облегчения не получилось. Наоборот, мне казалось, что эта ветка таит для меня страшную угрозу, и покачивающаяся тень на потолке заставила меня вскочить, подбежать к окну и плотно задёрнуть шторы.
Комната, и до этого не слишком светлая, погрузилась в непроницаемую тьму. Я разжала пальцы, выпустила из них края штор и поняла, что лишилась всех точек опоры, осталась один на один с непроглядным мраком. Как ни старалась, я не могла рассмотреть ни одной детали обстановки, словно из комнаты меня вдруг выбросило в пустое чёрное пространство, чужое и неизведанное. Паника снова взялась когтистой лапой мне за горло и сдавила так, что ещё пара секунд - и я бы наверняка задохнулась.
- Инга, иди пить чай!
Голос мамы донёсся откуда - то издалека. Я встрепенулась, отпрыгнула в сторону и нашарила на прикроватной тумбочке лампу. Разгорелся жёлтый электрический свет, и комната вернулась на место.
Дрожащей рукой я отвела с лица влажные волосы и крикнула в ответ:
- Сейчас спущусь, через три минуты!
Я быстро переоделась в старые спортивные штаны и майку, причесалась и выскочила из комнаты, не погасив за собой свет. Показалось, что если будет много света, я смогу чувствовать себя в безопасности.
Мама уже вскипятила чайник и разлила чай по чашкам. У неё были резкие движения уверенной в себе женщины. Я подошла и села за стол, примерно сложив перед собой руки, как не делала даже в первом классе. Мама покосилась на меня с подозрением.
- Ты точно в порядке?
- Да, я же говорю.
- Всё же стоит позвонить в полицию. Вдруг это опасный преступник? Его надо немедленно поймать и изолировать от нормального общества.
Нормального? У меня невольно вырвался смешок. С каких это пор наше общество стало называть себя нормальным?
- В этом нет ничего смешного,- ответила мама, не поняв причины моего веселья.- Если тебе удалось благополучно спастись, это не значит, что другой девушке повезёт так же.
- Здесь нет ни одной девушки, кроме меня.
- А в посёлке? К тому же мне будет спокойнее, если окрестности проверят. Разве ты совсем не боишься, что этот тип снова может напасть?
Я пожала плечами и покосилась на окно. Там, за стеклом, стояла такая густая темнота, что её можно было резать, как масло, и всё же мне почудилось постороннее шевеление. Я поспешно отвернулась и, чтоб скрыть испуг, сразу потянулась за чашкой. Как только пальцы взялись за ручку, чашка задрожала и часть напитка выплеснулась на стол.
- Прости.
Я встала за тряпкой, чтоб вытереть лужу, и поймала на себе внимательный мамин взгляд. Она очень давно так на меня не смотрела. А ещё, хотя это могло мне померещиться, показалось, что в этом взгляде промелькнул страх, словно отражение в зеркале. Я вымученно улыбнулась.
- Я сегодня устала и перенервничала, вот и результат. Думаю, надо лечь спать пораньше.
- Да, это было бы полезно,- согласилась мама и тоже улыбнулась, не выпуская меня из поля зрения. Она как - будто ждала от меня поступка, который бы эту настороженность оправдал.
Я вернулась за стол, скрестила пальцы на чашке и принялась задумчиво смотреть на клубы поднимающегося чая. Пить уже не хотелось, вернее, я бы выпила чего-нибудь покрепче, но понимала, что это плохой выход. Едва ли спиртное прогонит щемящий ужас, поселившийся во мне сегодня утром. И ещё тени. И ещё навязчивую мысль, что опасность всюду вокруг меня. Прошло ещё слишком мало времени, чтоб всё это перестало давать мне покой, однако я была уверена: такие времена не за горами. И тогда мама лично сдаст меня в сумасшедший дом, искренне полагая, что делает это только из любви и сострадания.
А на самом деле из страха передо мной.
Из страха перед человеком, которого она не сможет понять. Никогда.
Но я старалась об этом не думать, а если мысль возникала, её удавалось сразу откинуть в самый дальний угол. Нет, я не сумасшедшая, я не могу быть сумасшедшей - и точка. Пусть другие сходят с ума, сколько им заблагорассудится, меня это никогда не коснётся. Я буду жить в этом доме, ходить на работу, потом, когда встречу хорошего мужчину, выйду замуж и рожу ребёнка. У меня такое большое будущие, и в нём нет места сумасшествию.
И всё же глаза мои время от времени косились на окно, словно там могло что - то измениться, и всякий раз мне становилось не по себе. Сейчас я ни за что не согласилась бы выйти из дома, даже если бы начался пожар или наводнение. Вне дома среди ночи у меня не было ни одного шанса вернуться, я знала это совершенно чётко, хоть и не могла понять, откуда.
И тогда всё закончится.
- Что закончится?- Мамин вопрос вывел меня из задумчивости.
- Что?
- Ты сказала, что всё закончится. Что именно должно закончиться?
- Я так сказала?
- Ну не я же.
- Наверное, просто какая - то мысль вслух, я точно не помню...- Я повернула чашку против часовой стрелки, потом сделала маленький глоток. Чай начал остывать, и пить его хотелось всё меньше.- А если не помню, значит, это не так важно. Ты знаешь, а меня поставили на место фотографа новой колонки, буду работать над серией статей вместе с новым журналистом. Это случилось только сегодня, и нам уже выделили кабинет. Думаю, это можно назвать карьерным ростом.
- Правда?- видно было, что мама сразу расслабилась.- Умница.
Обходной манёвр сработал, мама забыла о случайно оброненной мной фразе и принялась расспрашивать про новую работу. А так как Макс полдня делился планами, я могла говорить без запинок. Так прошло ещё минут тридцать, после чего я сказала, что очень устала и хочу спать. Разумеется, мама не стала со мной спорить.
Включив воду, чтоб наполнялась ванна, я полезла в шкаф и неожиданно наткнулась на плотный предмет. На отцовскую картину. Я достала её со дна ящика, куда спрятала от матери, развернула полотенце и посмотрела на неё совсем другими глазами. Раньше и всегда это была просто картина, память об отце, интересная работа, но не более того. Теперь я глядела и со всей ясностью понимала, что она осталась мне не просто так, в ней есть тайный смысл, как шифр, который надо разгадать и который отец оставил мне специально, уверенный, что я справлюсь.
Я думала, что забыла отца. Верила, что забыла его. Но в этот момент, когда поняла, что в картине скрыто адресованное мне послание, словно услышала его голос. Голос смеялся и быстро говорил, твердил слова, похожие на стихотворение. Показалось даже, что я тоже смогу повторить это стихотворение, хотя в памяти не всплыло ни единого слова. Интонации, торопливая мелодичность речи были знакомы, в этом я не сомневалась, и ещё слова, появившиеся на периферии сознания, но всё же достаточно отчётливые.
Повторяй за мной. Повторяй за мной. Повторяй за мной... Я закрыла глаза и сосредоточилась. Ощущение было такое, что сейчас вспомню нечто очень важное, связывающее воедино моего отца, меня, картину и то, что сейчас происходило. Медленно, почти на ощупь, я продиралась сквозь детские воспоминания к тому моменту, когда услышала слова отца: "Повторяй за мной".
Но не получилось. Словно перед глазами всколыхнулся, опустившись вниз, тёмный театральный занавес. Воспоминания растворились без следа, оставив после себя только тревожное предчувствие.
И я отчётливо услышала из ванной журчание воды.
- Чёрт!
Вскочила, побежала в ванную и успела закрутить краны как раз в тот момент, когда вода уже готова была перелиться через край. Потом вернулась к картине, но сколько не смотрела я на красную виселицу, ощущения так и не вернулись. Только страх, настойчивый и терпеливый, как бывалый солдат, находился на посту и готов был стоять до тех пор, пока я не капитулирую.
- Не дождёшься,- буркнула я себе под нос и пошла мыться.

Ночь прошла неплохо. Не могу сказать "хорошо", но в свете моего состояния можно было ожидать бессонницы или новых пугающих видений. Ничего подобного. Я легла под одеяло и сразу провалилась в сон, который за всю ночь прервался лишь однажды, когда померещился зовущий меня голос. Однако голос был таким тихим, таким бесплотным, что я просто перевернулась на другой бок, накрылась с головой одеялом и пробурчав: "Отвали, урод",- снова уснула. Как ни странно, голос послушался и отвалил.
Утром я проснулась до того, как прозвенел будильник. Просто открыла глаза и поняла, что больше не хочу спать, отдохнула и готова встретить лицом к лицу любую неприятность. Это было такое отрадное чувство, что я тихонько засмеялась. От вчерашних страхов не осталось ни следа.
За окном разгорался рассвет, воздух был серым и по-осеннему мутным, между деревьями плыли густые клубы белого озёрного тумана. Я позволила себе открыть одну створку окна, и холодный воздух густой массой начал влезать в появившуюся щель. Потом быстро приняла душ, оделась и вышла из комнаты.
В доме было тихо, и даже новые полы под ногами теперь не скрипели. Я спустилась на первый этаж, дошла до столовой и уже готовы была открыть дверь в кухню, когда неожиданная мысль перечеркнула всё безоблачное настроение.
Окно!
Я отлично помнила, что вечером плотно задёрнула шторы, а перед сном ещё раз в этом убедилась. Почему же утром, открыв глаза, я увидела их открытыми?
Я развернулась было, чтоб бежать обратно, но через несколько шагов заставила себя остановиться. Нет, так не пойдёт, меня такое положение не устраивает. Это уже похоже на паранойю. Ночью я слышала голос, он замолчал, как только я об этом попросила, и шторы в комнате оказались отодвинуты. Какой из этого следует вывод? Что мама приходила посмотреть, как я, и сама открыла окно.
Если очень хочется убедить себя в чём - то, то это получается без всякого труда. Во всяком случае, у меня именно так. Я придумала убедительный вариант ночного визитёра и сразу успокоилась.
Быстро вскипятив чайник, позавтракала. Спешить было некуда и тем не менее я всё равно немного торопилась, словно уже опаздывала. Чтоб отвлечься, включила телевизор и начала смотреть новости, идущие в рамках утреннего вещания. Узнала массу довольно бесполезной, но способной приковать взгляд информации, которая забывается уже через две минуты.
И в этот момент в дверь громко постучали. Я невольно вздрогнула, выключила телевизор и пошла открывать. Если бы стучались тихо или даже скреблись, я скорее всего осталась бы на месте. Но стук был громкий и уверенный, так мог стучать тот, кому нет причин таиться.
Когда подходила к входной двери, стук повторился. Я немедленно открыла.
На крыльце, засыпанном толстым ковром жёлтых листьев, стоял Макс. В спортивной куртке и джинсах, с розовыми от холода щеками и всклокоченными волосами он был похож на студента.
- Макс?- удивилась я.- Что ты тут делаешь?
- Доброе утро. Надо же, как мне здесь рады!
- Откуда ты узнал мой адрес?
- Из анналов твоего досье. Мне можно войти или будем говорить на пороге?
Я сделала шаг в сторону и пошире открыла дверь. Макс вошёл, и я как бы невзначай коснулась локтем его куртки. Подумалось, что он не настоящий, потому что настоящему Максу Игнатову нечего делать в моём доме так далеко за МКАДом.
Куртка оказалась настоящей.
Макс разделся и покосился на меня с таким озорством, что я сразу поняла: он сделал это специально. Тайно узнал адрес и приехал с утра пораньше, потому что заранее радовался, предчувствуя мою реакцию. И, должно быть, выражение моего вытянувшегося лица его не разочаровало. Мне стало смешно.
- Ну что, удивлена?- спросил он.
Я пожала плечами.
- Ну как сказать? Не очень. Можно было думать, что ты отколешь подобный фокус.
Нужно было видеть, как озорство на его лице сменилось почти обидой. "Как же так?- думал он, наверное,- Я сделал такой сюрприз, а она говорит, что ожидала!"
Я улыбнулась ещё шире.
- Не дуйся. Будешь чай?
- С удовольствием.
Мы прошли на кухню: я первая, Макс за мной, при этом беззастенчиво озираясь по сторонам. Мне захотелось, чтоб ему понравился дом, ещё немного, и я повела бы его на экскурсию. К счастью, воздержалась.
На самом деле я была рада его приходу. Не то, чтобы я ожидала визита или Макс мне очень понравился, но было чертовски приятно, что он приехал.
- Какова цель визита?- спросила я, чтоб скрыть охватившую меня радость.
Макс устроился на стуле и ответил:
- Мы не поедем в издательство.
- Неужели?- я усмехнулась.- А куда мы поедем? К морю на песочек?
- Ну почему же сразу к морю? Мы сегодня поедем в Ремисово.
Я едва не выронила чашку, дыхание на секунду остановилось.
- Куда?
- В Ремисово. В психиатрическую клинику.

неудачное построение
- я бы хотел?
- может, - что?

очепятки
Мыслов сильно напоминает босса Питера Паркера), с него писался образ?
Sera - ты молодец - написать около 3 сотен страниц за полгода - подвиг)

Я молчала.
- Мы с Мысловым поговорили и пришли к выводу, что открывать серию должна убойная статья, то есть интервью из психушки. Это будет совершенно невероятный материал, я так напишу - все сдохнут от зависти.
- Если все сдохнут, вторую статью можно будет не писать,- сухо ответила я.
Хорошее настроение, равно как и радость, исчезли без следа, и осталось одно пустое раздражение. Я быстрыми, порывистыми движениями налила чай и поставила перед Максом, а сама продолжала думать. Из всех вариантов, предложенных Максом накануне, статья о сумасшедшем казалась мне наименее привлекательной, и в будущем я планировала отговорить напарника от её осуществления. Одно слово "психушка" вызывало негативные чувства. Психушка забрала у меня отца, деда и ещё неизвестно сколько родных, и я даже думать о ней не хотела, не то, что переступать порог.
- Ты чем - то недовольна?
- Мне кажется, это не самая удачная мысль,- выдавила я после паузы.
- Почему?- удивился Макс.
Я пожала плечами. Что мне нужно было ответить? Что во мне живёт вложенный в детстве страх перед подобными заведениями? Что я боюсь войти в одну из дверей и остаться внутри навсегда? Что я УЖЕ почти осталась?..
- Ты что-нибудь слышал об Антоне? Когда его будут хоронить?- спросила я невпопад.
- Не знаю, я не интересовался. Итак, почему это не кажется тебе удачной идеей?
- Просто... ладно, забудь, идея отличная.
- Нет, ответь,- настаивал Макс.
- Мне кажется, что... что я не справлюсь. Я немного боюсь людей, которые могут содержаться в клинике. Я смотрела фильм "Жесть", когда там сбежал псих, и помню, чем всё закончилось.
- Чем?
- Ничем хорошим.
Макс улыбнулся и посмотрел на меня, как на капризного ребёнка. Возможно, в его понимании я и была ребёнком.
- Не бойся, варят ли мы попадём из-за этой статьи в неприятный переплёт. Это просто художественный вымысел, в реальности опасные психи сбегают крайне редко. А если сбегают, их очень быстро ловят
- Спасибо, утешил.
Через полчаса мы вышли из дома и сели в серебристую "Тайоту" Макса. До посёлка Ремисово было около двух часов езды.

Клиника занимала просторное здание на окраине посёлка. Со всех сторон её окружал высокий забор, а на территории располагался больничный парк, больше похожий на лес: ни единой дорожки, деревья росли там, где им было удобно. Я заметила, что в саду преобладали липы, рябины и вишни, но чуть дальше было несколько старых узловатых яблонь, а напротив входа высились могучие каштаны. День был солнечным, блики танцевали на золотых и красных листьях и казались карнавальными огнями.
Само здание было старым. Фасад, обрамлённый двумя толстыми колоннами, украшенными чудесной резьбой, к центральной двери вела широкая лестница, и если бы не решётки на окнах, на первый взгляд не получилось бы определить, что попал на территорию больницы. Возле двери располагалась табличка, оповещающая всех, кто умеет читать, что перед ними "Муниципальноё учреждение здравоохранения. Психоневрологическая клиника им. профессора Соловьёва".
Я замерла перед добротной металлической дверью, тупо глядя на вывеску, и не представляла, что сможет заставить меня перешагнуть порог. Если только чудо.
Порыв холодного ветра качнул деревья и обрушил на нас листопад.
Макс позвонил в дверь.
Я поёжилась и встала чуть подальше. Всюду вокруг витал запах болезни. Я не смогу объяснить это подробно, чтоб понять, его нужно почувствовать. Запах пропитал всё вокруг, даже деревья - и те перестали пахнуть сами собой и превратились в разносчиков больничной ауры. Там, за дверью, жила боль, я точно это знала. Боль людей, потерявших себя, тех, кто навсегда был закован в цепи безумия.
Шизофрения - это не болезнь. Это образ жизни.
Я отступила от двери. Эта больница ждала, словно была уверена, что я рано или поздно приду, и вот я стояла на пороге, и она уже тянула ко мне свои алчущие лапы, чтоб больше не выпустить. А внутри ждало ещё что - то. Я не могла знать, что именно - это был сюрприз, специально приготовленный к моему появлению. Но чувствовала, что ничем хорошим он не обернётся.
Дверь беззвучно открылась, и на пороге появилась полная медсестра средних лет в аккуратном белом халате. Она не улыбнулась и ничего не сказала, просто смотрела на нас, и от этого у меня по спине побежали мурашки.
- Журнал "Мир вокруг нас",- Макс показал журналистское удостоверение.- Мы договаривались о встрече с вашим главврачом Сергеем Павловичем Донским.
- Проходите.- Медсестра отошла в сторону.
На меня пахнуло теплом, и я машинально шарахнулась в сторону. Это была не просто дверь, в которую можно, когда угодно, войти и, когда удобно, выйти. Это была настоящая пасть, как у акулы, и мы - доверчивые рыбки - сами вплывали в её утробу. Ловушку для дурака.
Макс повернулся, как бы приглашая меня войти первой. Я не пошевелилась. Тогда он сделал жест рукой, но и после него я осталась неподвижна. Я готова была простоять у двери столько, сколько может потребоваться, только бы не входить внутрь.
- Вы идёте?- недовольно спросила медсестра.- Холодно же.
- Уже идём.
Макс не стал тратить времени на слова, просто взял меня за локоть и втащил внутрь. Я думала, что закричу, однако удержалась. За моей спиной хлопнула дверь, и внутри у меня всё оборвалось. Ловушка захлопнулась.
На какой - то миг стало так страшно, что я едва удержалась на ногах. В этот момент Макс повернулся ко мне и нахмурился.
- Тебе плохо?
- Да. Нет. Не знаю...
- Ты побледнела.
- Правда?
Я провела пальцами по щеке, словно на ощупь могла определить цвет собственной кожи.
- Если тебе так плохо, то...
- Нет, всё в порядке.
Выдавив из себя слабую улыбку, я его немного успокоила, хотя время от времени Макс всё равно посматривал на меня. Но делал он это зря, теперь у меня всё равно не было иного выхода, кроме как идти вперёд.
Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж и вскоре остановились у двери в кабинет главного врача. Медсестра сообщила о нашем приходе, в ответ раздался сочный баритон:
- Пусть проходят.
Ещё три секунды спустя я обнаружила себя в кабинете. Ничем особенным этот кабинет не отличался от всех прочих виденных мной кабинетов: небольшой, с письменным столом, шкафом с папками и историями болезни, компьютер, документы, несколько телефонов, в углу - аппарат с чистой питьевой водой "Демидовская". В общем, обычное место обитания человека, который должен следить за большим хозяйством, роль которого в данном случае выполняла больница.
Пока Макс раскланивался в приветствии и представлялся, я молча стояла рядом. Потом сделала несколько фотографий врача, хотя и не знала, смогут ли они пригодиться. Быстро поняла, что чем больше буду работать, тем меньше времени останется на раздумья.
- Что конкретно вас интересует?- спросил Донской, когда Макс обрисовал ему цель нашего визита.- Чего вы хотите добиться в конечном результате?
- Нам нужен человек с как можно более необычным взглядом на мир и на себя самого. По большей части, нам подошёл бы любой больной, но раз мы взялись за это дело, то надо показать нечто действительно необычное. При этом желательно, чтоб человек был контактен и сам рассказал нам, что и как понимает. Это очень важно. К тому же, мне хотелось бы, чтоб он не был буйным и не попытался задушить меня после первого же вопроса.
- В общении с моими пациентами я не могу вам ничего гарантировать, так что о беседе наедине не может быть речи,- сказал доктор Донской.- Но в остальном... думаю, у меня есть несколько кандидатур на главную роль в вашей статье, и теперь нужно лишь узнать, согласятся ли они на это.
- Разумеется,- кивнул Макс.
Вместе мы вышли в коридор и двинулись мимо дверей палат, наполовину забранных решётками, чтоб можно было наблюдать за больными. Я не хотела, но всё же смотрела внутрь, и всякий раз, столкнувшись взглядом с одним из людей в палатах, меня пробивал ледяной озноб. Их взгляды были осмысленными и в то же время казалось, что сейчас они находятся далеко - далеко, в тех местах, где нам никогда не побывать. Теперь мне уже почти не было страшно, но ощущение, что меня тут ждали, всё не проходило. Что - то притаилось за углом, готовое схватить меня, как только представиться момент, и я старалась держаться поближе к Максу, хоть и не очень верила, что он сможет помочь.
В одной из палат находилась старуха. Возможно, она не была так стара, но лохматые длинные волосы с густой проседью, что неопрятными верёвками падали на спину и плечи, серое угрюмое лицо и старая пижама, открывающая тонкие руки и костлявые ключицы, прибавляли ей лет. Когда мы проходили мимо, она подошла к решётке и вжалась в неё лицом так, что большие карие глаза сделались раскосыми, а потом протянула руку и проговорила:
- У меня в кровати змеи. Почему никто не хочет убрать из моей кровати змей? Они кусают меня во сне. Они меня очень больно кусают.
- Мы об этом позаботимся,- сказал Донской, не повернувшись.
- Я вам говорю: уберите змей. Они меня кусают. Они расползутся и будут всех кусать, и мы все умрём. Зачем вы хотите, чтоб все умерли? Верните мою газету, я буду их бить.
Мы уже почти прошли мимо, когда она посмотрела прямо на меня, и на её лице было написано такое упрямое отчаяние, что я вздрогнула и споткнулась. Она смотрела на меня своими сделавшимися раскосыми глазами, но не как смотрят обычно, а насквозь, словно видела нечто за моей спиной. Её глаза, и без того большие, стали совсем огромными.
- Тени! Тени!- Она пронзительно закричала, вскинув худые руки.- Снова тени! Змеи идут - берегитесь! Змеи уже здесь!!!
Я догнала Макса и крепко взяла его за руку. Сердце билось так тяжело, словно устало работать и собирало последние силы... Макс улыбнулся мне, подбадривая, и снова обратился к врачу с вопросом. Весь разговор он записывал на диктофон, чтоб потом спокойно прослушать.
Палата со страшной старухой осталась позади, но легче от этого не стало, даже наоборот. Вдруг стало казаться, что я перед ней виновата. Это был полный абсурд, она сошла с ума задолго до того, как я перестала писаться в пелёнки, и всё же... Да, чем дальше я отходила, тем сильнее ощущала свою вину.
Наконец, мы подошли к палате, где находился первый пациент, с которым хотел познакомить нас Донской.
Это была женщина. Молодая женщина, высокая, темноволосая, с открытым, приятным лицом, которое можно было назвать красивым, если бы не отсутствующее выражение. Женщина сидела на кровати и задумчиво (задумчиво ли?) смотрела перед собой неподвижным взглядом. Сильные руки были сложены на коленях, пальца с коротко обрезанными ногтями то сжимались в кулаки, то распрямлялись. Ноги были подвёрнуты под себя, и пижама прикрывала колени.
Она видела. Она не просто смотрела в пустоту, как можно было подумать, но действительно видела. Что – это было загадкой, но сам факт не вызывал сомнения. Она видела то, что некогда вызывало страх, но к чему она успела привыкнуть, как привыкают к неприятному запаху.
- Ирина,- негромко позвал доктор Донской.- Ирина, ты меня слышишь?
Женщина чуть заметно вздрогнула и обернулась. Её лицо, узкое, словно она долго голодала, потеряло отрешённое выражение и стало настороженным.
- Что?
- Я привёл людей, которые хотели бы поговорить с тобой.
- Правда? А зачем?
Макс сделал жест рукой, показывая, что он сам всё объяснит, и сказал:
- Здравствуйте. Мы представители журнала "Мир вокруг нас". Журнал интересуют люди, мировоззрение которых отличается от обычного. Мы хотим понять, каким вы видите окружающий мир и какого ваше к нему отношение. Для этого мы зададим несколько вопросов, на которые хотелось бы услышать ответы.
- Почему вы думаете, что я расскажу что - то новое?
- А разве нет?
Ирина задумалась.
- Я слышала крик,- сказала она.- Кто это кричал?
- Это из десятой палаты,- ответил врач.
Ирина пристально посмотрела на него, потом на Макса и только потом на меня. От её взгляда по телу побежали мурашки, потому что она видела. Бледные губы растянулись в улыбке, больше похожей на гримасу боли.
- А почему вы не спросите её? Она знает.
Мужчины повернулись ко мне, и я не нашла ничего лучшего, чем пожать плечами.
- Я вас не понимаю,- сказал Макс.- Вы поговорите с нами?
Усмехнувшись, Ирина отошла от двери.
- Зачем? Вы можете поговорить с ней, она расскажет лучше. В этом месте немногие могут видеть тени, но я хорошо вижу, что они стоят за её спиной. Спросите и посмотрите, ответит ли она вам откровенно. Ведь вы хотите этого, верно? Хотите узнать, как всё начиналось, как меняется мир, когда видишь то, чего нет? Когда тыкают пальцем и смотрят так, словно ты уже не человек? Хотите узнать, как живётся в клетке? Хотите узнать, как бывает, когда нельзя отличить ложь от правды, и то, что прежде было правдой, превращается в ложь? Вы спросите у неё, она вам скажет! Она всё знает лучше, чем я! Она не скажет вам правды, вот увидите! Никто вам не скажет правды, потому что вы всё равно ничего не поймёте! Думаете, вы умнее всех?! Спросите её! Она знает, что бывает, когда рушится мир!
Ирина кричала, а я отходила всё дальше, пока не упёрлась спиной в противоположную стену. Меня захлестнул ужас, такой сильный, что перехватило дыхание. Да, она была права: я знала, как бывает, когда нельзя отличить правду от вымысла, когда кажется то, чего нет, а то, что есть, незримо. Возможно, знала это не так хорошо, как она, не перенесла всего, что выпало на её долю и в меня никто не тыкал пальцем, называя сумасшедшей, но какой - то частью сознания я готова была её понять.
- Я не буду разговаривать с вами!- продолжала кричать Ирина.- Я знаю всё, что мне нужно, а вы просто хотите развлечься! Это не развлечение! Это не тот предмет, с которым можно поиграть и выкинуть! Это наши живые души! Уроды! Вас самих надо запереть, чтоб вы поняли! А ты...- она повернулась ко мне, испуганно прижавшейся к стене.- Ты приходи. Я буду ждать!
Хоть Ирина и кричала, в её глазах стояли слёзы, и я поняла, что всё - неправда. За криком скрывалась боль. Она была человеком, таким же, как и мы, только чуть более честным. Все безумны, все без исключения, но лишь единицы способны признать в себе это, и она оказалась в числе этих единиц. А мы пришли поглазеть на неё, как на диковинную зверушку в зоопарке. И спросить, как ей живётся в клетке и каким она видит мир из окна своей палаты? А ведь мир почти такой же, как и для всех других, только - клетчатый.
- Идём отсюда,- сказала я чужим голосом.
Макс согласно кивнул, потом, когда мы отошли на достаточное расстояние, подошёл и приобнял меня за плечи. Он казался встревоженным.
- Ты как?
- А как я должна быть после этого? Лучше не придумаешь.
- Ты её сняла?
- Нет.
Он удивился.
- Нет?
- Нет,- повторила я твёрдо.- Я не буду фотографировать людей через прутья решёток, мы не в зоопарке. И ты должен это понимать, если хочешь написать про характеры людей, а не про методы психиатрии.
Макс несколько секунд молчал и кивнул.
- Да, ты права. Надеюсь, следующий человек согласится дать нам интервью. Только я одного не понимаю: почему они все к тебе цепляются?
- Может, я им просто не нравлюсь. Кто их поймёт, этих сумасшедших.
Меня покоробило от этих слов, однако Макс ничем не показал, что эта фраза пришлась ему не по душе. Конечно, он тоже так думал: кто их поймёт, этих сумасшедших? Он просто хотел приоткрыть маленькое окошко в их мир, не подозревая, что их мир и его мир - это одно и то же место, и сделать пару сенсационных снимков, а потом снова отгородиться, вернуться к своим обычным делам. Он, должно быть, не подозревал, что это окошко надо не открыть, а прорубить в живой плоти, и что вырезав его единожды, заделать уже не получится.
По правде сказать, я в тот момент сомневалась в своей правоте, иначе бы повернулась и убежала из больницы так быстро, как позволили бы мои ноги. Но я не побежала прочь, а покорно, как овца на заклание, шла за Максом и доктором Донским к палате, где нас уже ждал следующий пациент этой клиники.
- Чем больна эта женщина?- спросила я, догнав врача.
Он повернулся ко мне и улыбнулся.
- У неё маниакально - депрессивный психоз, тяжёлая форма. Сейчас становится немного лучше, но периодически бывают обострения, и тогда Ирина становится опасна. Фактически она живёт в нашей клинике, и таких больных у нас немало. Из всей массы людей, попавших сюда, возможно, лишь один - два процента затем возвращаются к обычной жизни.
- А остальные?
- А остальные так и остаются больными. С этим ничего нельзя сделать. Никто из учёных не сможет вам ответить, почему с психикой человека могут произойти такие изменения, хотя версий выдвигается очень много, и все они разные. Мы можем изучить все стадии и все варианты болезней, мы можем создать самую подробную классификацию, и всё же причины остаются скрыты от наших глаз. Правда, есть люди, которые входят в группу риска. Это те, у кого в роду уже были случаи заболевания, но даже у них оно проявляется не всегда.
- И что, можно вот так просто взять и сойти с ума?- не унималась я.
- Мало кто попадает к нам в самом начале заболевания, но у всех это происходит по-разному. Кто - то переживает сильный стресс и лишается рассудка в считанные секунды, а кому- то для этого требуются годы. Каждый человек индивидуален, и невозможно проследить, каковы были процессы в его голове в момент начала болезни.
Я потёрла подбородок и кивнула.
- Но если все люди, как вы только что сказали, индивидуальны, разве нельзя предположить, что они вовсе не больны и это всё - проявление их индивидуальности?
Доктор засмеялся.
- Нет, не думаю. Если бы это были просто особенности, эти люди жили бы обычной жизнью и никогда не попали в место, подобное этому. Но разве нормальна мать, которая впадает в ступор, неделями лежит на кровати, не двигаясь, и не замечает плача своего ребёнка до тех пор, пока тот не умирает от голода? Разве нормален парень, который убивает свою любимую девушку, потому что так приказали голоса в его голове? Или, может быть, нормален человек, который разговаривает с людьми, которых больше никто не видит? Поверьте моему опыту, такие люди больны и нуждаются в лечении.
- Но...
- Вспомните хотя бы Ирину, с которой вы познакомились только что. Я вам кое-что объясню, чтоб вы понимали суть её заболевания. Маниакально - депрессивный психоз делится, грубо говоря, на два периода, которые сменяют друг друга: маниакальный и депрессивный. В первом случае она становится всё более деятельна, сначала это выглядит как хорошее настроение, она разговорчива, смешлива, много шутит, причём так, что у многих людей это вызывает не смех, а смущение. Практически перестаёт есть и спать. Затем всё это усугубляется, она становится раздражительна, криклива, не может усидеть на месте. Ещё через какое - то время может запросто напасть на любого человека, который покажется подозрительным и ударить его, а то и нанести тяжёлые раны. Или даже убить. Это состояние длится несколько недель, после пика она успокаивается и приходит на какое - то время почти в норму, а затем наступает вторая фаза - депрессия. Это резкий спад настроения, замедление мышления вплоть до потери всех интересов, обездвиженность и мысли о самоубийстве. Это тоже длится несколько недель. После короткого просветления всё начинается заново.
Ирина попала к нам в клинику в очень запущенном состоянии, и нам до сих пор не удалось хоть как - то стабилизировать её состояние. Поэтому, думаю, она пробудет здесь очень долго. Если не всегда.
Наверное, я просто не видела, какова Ирина в моменты, когда заболевание проявляло себя во всей полноте, поэтому не могла понять, как это наглядно и ужасно. Для меня всё выглядело куда как проще: сначала она становится весела, потом начинает грустить. Такие перепады настроения характерны для всех людей.
- Среди мужчин с маниакально - депрессивным синдромом нередко встречаются насильники,- добавил Донской.- У этих людей резко повышается сексуальная активность, и если это накладывается на определённые черты характера, мы получаем отличного маньяка.
Доктор засмеялся, словно удачно пошутил. Мы с Максом промолчали.
Наконец, мы подошли к двери, которая нам требовалась. Для этого нужно было подняться ещё на этаж и перейти в другое крыло здания. По дороге к Донскому подходили медсёстры, он несколько раз отвлекался и уходил смотреть больных, но вскоре возвращался, и мы продолжали путь.
В палате находился мужчина средних лет, не старый, но и не молодой, с небольшой бородкой и волосами по плечи, чуть тронутыми сединой. У него было странное лицо, вроде не особенно привлекательное, но от него невозможно было оторвать взгляд. Глубоко посаженные глаза блестели из-под густых бровей, как кусочки чёрного стекла, морщины возле губ придавали ему несчастный вид, и тем не менее можно было понять, что несчастным этот человек себя не считает. Мятая пижама была ему немного велика и висела складками.
Мы ещё не успели подойти, когда он встал, подошёл к двери и сжал руками прутья решётки.
- Больные с этого этажа редко покидают палаты. Гораздо реже, чем на первом этаже или на втором, где в дневное время многие двери отпирают, пациенты гуляют по коридору и даже иногда едят в общей столовой.
- Почему?- спросил Макс.
- Потому что третий этаж - это этаж, на котором держат приступников, направленных после экспертизы на принудительное лечение. Эти люди могут быть очень опасны, и для них по большей части не играет роли, тюрьма вокруг или больница.
- И этот человек тоже?
- Верно. Александр Сергеевич, я привёл вам людей, которые хотели бы поговорить.
Глаза человека в палате недобро блеснули. Или мне показалось, что недобро...
- Зачем со мной говорить? Разве я не всё рассказал? Я никогда никого не убивал. Я никогда и никого... это всё Тень.
- Конечно, тень, я вам верю,- Донской повернулся к нам.- Вы сами всё ему объясните, и если он согласится дать интервью... Он интересный человек - в своём роде.
Макс начал объяснять цель нашего визита, мужчина внимательно его слушал, и мне ничего не оставалось, как рассматривать возможного героя нашей первой статьи. Спустя минуту я поняла, в каком образе с радостью бы его сфотографировала: в образе пирата. Он был не столь высок и могуч, однако если одеть в подходящий костюм, на голову повязать платок, а в руку дать саблю, он бы дал тысячу очков вперёд любому корсару. У него были глаза пирата, или по крайней мере глаза человека, который знал, чего хочет, и которого не остановили бы никакие преграды, в том числе банальные конституционные законы. Мне стало непонятно, что такой, как он, делает в этой клинике.
-... называйте просто Александром.
Он закончил фразу и замолчал. Я поняла, что отвлеклась.
- Я Макс, а это Инга, фотограф,- представил нас Макс и незаметно подмигнул мне. Видимо, это должно было означать, что мы напали на нужный след.
Мне Александр совсем не понравился, но я кивнула в ответ. В конце концов, нравится - не нравится... Это работа.
Макс что - то спрашивал, Александр ему что - отвечал, а я сделала десяток снимков, когда нам в сопровождении могучего санитара позволили войти в палату, и успокоилась, глядя в окно. Солнце уже стояло в зените, поливая листву поздним золотом, и можно было подумать, что мы сейчас в лесу. Забыть, что вокруг клиника для душевнобольных.
Мне стало тоскливо. Макс мог при желании переговорить со всеми больными в этом здании - я бы лишь молча шла следом. Я поняла, что устала, хотя и не знала, что могло послужить причиной, и плевать, чем всё закончится, лишь бы побыстрее.
- Всё изменилось в одну секунду, я в этом уверен,- говорил Александр, его голос доносился до меня издалека, словно он находился в соседней комнате. Я не могла оторвать взгляд от золотых древесных крон, а глаза начало пощипывать, как бывает, когда целый день просидишь за компьютером.- Я помню, как сел за столик в кафе и заказал чашку кофе. Помню, я хотел выпить чего-нибудь покрепче, хотя бы пива, а ещё лучше водки, но назначенная встреча была такой серьёзной, что я не мог позволить себе расслабиться. Сейчас мне не вспомнить, в чём состояла суть конфликта, но в деле присутствовали большие деньги. Очень большие, несколько сот тысяч долларов. И ещё женщина, имени которой я никогда не знал, но которая ударила меня в самое сердце. Если закрыть глаза, то я и сейчас могу представить её лицо и тело - шикарное тело. Она была проституткой и знала меня всего несколько десятков минут, и всё же умудрилась меня подставить. Я знаю, как у неё это получилось, в какой - то мере я сам подстроил эту подставу...

Голос из полутьмы, из неясного слияния света и тени, где всё теряет контур и само становится полутенью. Я смотрела на листву, но уже почти не видела её, только золотисто - желтые, колеблющиеся пятнышки плясали перед самыми глазами. Вид за окном стал зрительным фоном, голос Александра - звуковым, а главное действие происходило во мне самой, внутри...
Это был тёмный тоннель, круто уходящий куда - то вверх, Бесконечно длинная винтовая лестница. Ступени едва виделись в темноте, острыми гранями появляясь у меня прямо под ногами и растворяясь во мраке за спиной. Там, наверху, не было видно никакого света, никакой двери, - словом, ничего, к чему можно было бы сознательно стремиться. Но я знала, что если поднимусь, пересчитаю ногами все ступени, то на вершине меня ждет нечто.
Стен не было. Я не уверена, что они вообще могли существовать, этот тоннель был не более чем проход в совершенном мраке, прорубленный кем - то задолго до моего рождения и, возможно, до рождения света.
Ступени появлялись и исчезали. Я поднималась всё выше, а вокруг клубилась непроницаемая темнота, такая густая и плотная, такая дышащая, что казалась живой. Я шла, я жила в этот момент в её глубоком чреве, ничего не могла с этим поделать. Сердце замирало от страха, и такое положение меня вполне устраивало. Я была уверена, что это и есть цель всего моего пути...

- В какой - то момент всё переменилось. Это неуловимый миг, он был всего один, и жизнь вывернулась наизнанку. Я увидел человека, который шёл на встречу со мной в кафе. Была пасмурная погода, поздняя осень, поэтому он был в плаще и шляпе, в руке нёс плоский портфель с бумагами. Это были не деньги, нет, обычные рабочие бумаги, с которыми он ходил, наверное, каждый день. Я видел, как он остановился перед пешеходным переходом, подождал, когда загорится зелёный свет, потом пошёл дальше. Когда я увидел его, он был в семи кварталах от меня. Это странное состояние, поскольку одна моя часть продолжала сидеть на стуле в кафе и неторопливо пить кофе, я чувствовал, как оно обжигает язык, когда неосторожно делал слишком большой глоток, и даже заглядывал под юбку молоденькой официантке, когда она наклонялась слишком низко. И видел, что через капроновые колготки просвечиваются белые кружевные трусики. А вторая часть видела человека, которого я ждал и который в этот момент направлялся ко мне в плаще, с портфелем в руке. Наблюдала, как он шёл, перешагивая через лужи и обходя прохожих, как одной рукой поправлял шляпу, сползающую на лоб.
А потом...

... Всё выше и выше по лестнице, всё дальше и дальше от самой себя. Я поднималась, по кусочку отрываясь от реальности, теряя в пути собственную жизнь, свою память. Уже нельзя было ответить, как давно я иду и зачем, и что меня может ждать в конце пути, и что оставила в прошлом, у себя за спиной. Всё стало сном, и настоящими были только ступени под ногами и стены из тьмы. Я шла сама, но меня вели, аккуратно и почти неощутимо. Шла и знала, что иду не одна, рядом был кто - то или что - то... Я это чувствовала, слушала, хотя и не могла бы сказать, что именно слышу. Воспринимала вибрации воздуха, испускаемые сопровождающим, они пугали и успокаивали одновременно. И, что самое невероятное и странное, мне ни разу не пришла в голову мысль обернуться и посмотреть, что конкретно я уже успела растерять. Я не лишалась себя, а скидывала ненужный груз, балласт, который тянул вниз и мешал подниматься. Быстро, очень быстро, хоть и совершенно неощутимо, я менялась, и не отдавала себе отчёта, что это происходит.
Я просто поднималась вверх...

- А потом я увидел в своей руке нож. Его не было всего секунду назад. У меня вообще нет привычки носить с собой холодное оружие. Но в какой - то момент я посмотрел на свою правую руку и обнаружил, что пальцы сжимают рукоять раскладного ножа длинной лезвия не меньше десяти сантиметров, такого чистого и блестящего, что таких просто не бывает. И еще, я увидел человека, которого ждал в кафе. И я знал, что должен сделать, что должны сделать мои руки. Я подошёл к человеку, перегородил ему дорогу, и он послушно остановился. Я не уверен, что он меня видел, а если и видел, то принимал за того, кем я был на самом деле. Я сам не знаю, кем был в ту секунду.
Он остановился передо мной, послушный, как кукла - марионетка. Он стоял, а я сжимал в руке нож с блестящим лезвием.
У меня, честное слово, и в мыслях не было его убивать. Я вообще никогда не мог представить, что способен убить. Я не видел себя со стороны, но знал, что поднимаю руку с ножом, и она кажется такой лёгкой, почти невесомой. А потом рука опустилась, и лезвие разрезало воздух так быстро, что я слышал сопровождающий его свист...

... Я просто поднималась вверх.
Сопровождающий немного отстал, но это не имело ни малейшего значения. Если он не был готов идти со мной до конца, это не значит, что я тоже должна была остановиться или отступить. Он решал только за себя, а я... я вообще ничего не решала и едва ли помнила, как это - принимать решение. Впереди тянулась единственная дорога, стелилась прямо перед ногами, и у меня не было иного пути, кроме как преодолевать ступень за ступенью. Голос, который я всё ещё слушала краем уха, становился всё глуше и глуше, и казался частью другой реальности, не совсем настоящей. Всё, что осталось настоящего - это мрак и ступени. Остальное исчезло, стёрлось, словно никогда не составляло основы моего существования. А главное, за бормотанием этого безумца я слышала настоящую, истинную тишину, такую глубокую и такую красивую, что захватывало дух. Ни одна, даже самая талантливая музыка не смогла бы сравниться с этой тишиной, густой и всеобъемлющей, не знающей пощады.
Снова стало немного страшно, вернее, робко, словно я шла в это место, хотя не имела права приобщаться к чему-то столь совершенному. Показалось, что немного остановилась, хотя ноги продолжали упрямо шагать вперёд. Померещилось что попыталась задуматься над тем, что делаю. Но это были лишь тени попыток, которые провалились быстрее, чем я успела осознать, что они вообще случились. Постепенно голова очищалась от мыслей, и всё вокруг приобретало необыкновенно простые очертания, стало странно, что я не замечала этого прежде. Темнота уже не воспринималась как темнота, это было просто отсутствие света. Ступени - просто отростки темноты, то есть отсутствия света, а цель моего восхождения - просто конечный пункт, где мне всё станет ясно.

- Кровь брызнула из перерезанного горла на тротуар, на стену дома и на меня, но одним ударом дело не завершилось. Я резал и резал его до тех пор, пока голова не отделилась от тела и не откатилась в сторону. Я слышал, что рядом со мной несколько голосов орали и звали на помощь, но не относил их к себе. В самом деле, что плохого я сделал? Просто отрезал голову одному выродку. Да, я помню, как подумал: "Что плохого я сделал?" И продолжал резать, и лезвие скрежетало по асфальту в том месте, где должна была находиться шея убитого. Мои руки были мокрыми и скользкими от крови. Я понимал, что надо остановиться, но не мог.
А потом, уже через секунду, я понял, что сижу в кафе и в руке у меня чашка с остывшим кофе. Девочка - официантка, которой я заглядывал под юбку, поглядела на меня, и её глаза стали такими большими, что, присмотрись я внимательнее, я бы увидел в них своё отражение. Она закричала и кинулась прочь от моего столика. Её крик поддержали ещё несколько человек, но их я уже не видел. Я мог смотреть только вперёд, перед собой. За моим столиком, как раз напротив, сидел тот человек, с которым я должен был встретиться. Вернее, не сидел, а лежал сидя. Весь столик был залит кровью, она стояла лужами и струйками стекала на пол, а человек сидел на стуле, навалившись на столешницу, и его голова лежала отдельно от тела на тарелке рядом с заказанным мной пирожным, и одна щека измазалась в креме.
Я не знаю, как получилось, что мы оказались в кафе, и не знаю, что заставило меня его убить. Вернее, тогда не знал. А потом я понял - это не я убийца, а Тень. Она заставляет многих, я лишь ничего не значащая единица в её страшной игре. Однажды я видел Тень во сне, и тогда... и только тогда всё понял. Не всякий, кто не видит - слеп. Вы меня понимаете? Они меня лечат, они думают, что лекарствами можно изгнать Тень. Но я - то знаю, что это невозможно...

...Что - то сдавило голову, не больно, но очень неприятно. Я невольно замедлила шаг, пытаясь побороть тошноту, и вроде бы услышала голос, тот самый, что звал меня ночью в столовой, но такой слабый, что не разобрать слов. Голос был сам по себе и одновременно - часть тьмы, которая так меня влекла. Голос был чем - то встревожен. Я хотела понять, чем именно, но сосредоточиться не смогла. Да это и не стоило усилий.
Обернись назад и вспомни,
Как рождается заря,
Солнца лучик жизнь наполнит,
И в луче том буду я.
Я ещё больше замедлила шаг, хотя возможно, так только показалось.
Повторяй за мной, Инга. Повторяй за мной: обернись назад и вспомни, как рождается заря...
Отец. Голос отца и старый стишок, который мы учили с ним в детстве. Я вспомнила лицо отца, узкое, с всклокоченными волосами и тёмными провалами глаз. Вспомнила, как он наклонялся ко мне низко - низко и шептал прямо в лицо: "Повторяй за мной: обернись назад...".
Этот стишок, такой бессмысленный прежде, теперь стал руководством к действию. Обернись назад и вспомни. Да, именно так я и должна была поступить: обернуться и... И я этого не могла. Ни остановиться, ни тем более обернуться.
Голос отца, который, как мне казалось, я забыла раз и навсегда, звучал в голове, подстрекал, заставлял. Но был и ещё один голос, незнакомый мне и в то же время часть меня, который хотел, чтоб я шла дальше.
Как - то, лет в десять, мама сказала мне, что отец никогда не любил нас, потому что променял семью на болезнь. Мне тогда было непонятно, как можно променять что - то на болезнь. Тогда - нет, а теперь я сама очутилась перед таким же выбором. Но что я могла променять? У меня не было своей семьи или близких друзей, у меня не было любимого - словом, ничего, что могло бы удержать девушку. И всё же... всё же...
И в луче том буду я.
Неужели он?
Казалось, что, оборачиваясь, я выворачивала себе суставы. Дурнота усилилась и переросла в тошноту, перед глазами всё поплыло, сначала медленно, но затем всё набирая и набирая обороты, словно сошедшая с ума карусель. Голова просто разламывалась от боли. И всё же я обернулась, немного, но достаточно, чтоб заглянуть через плечо и увидеть тонкий золотой лучик, ведущий сквозь мрак.
Боль отступила. Я закрыла глаза, позволяя лучику коснуться моего лица, и невольно улыбнулась. Может быть, мне почудилось... Нет, не почудилось, я на самом деле почувствовала, как отец поцеловал меня в щёку. Так нежно мог поцеловать только он...

- Я вижу свою жизнь как...- говорил Александр.
- Как длинный коридор в абсолютном мраке. Как бесконечную лестницу с несчитанными ступенями, по которой нужно подниматься, но чем дальше поднимаешься, тем меньше остаётся в тебе от жизни. И только поцелуй солнца может помочь обернуться. Жизнь - это игра для двоих, и оба игрока - ты сам.
Меня окутала тишина, почти такая же совершенная, как та, что звала с вершины лестницы. Я открыла глаза. За стеклом золотая осенняя листва покачивалась под прохладным осенним ветерком, а небо было такое яркое, будто его подкрасили акварелью, и на нём выделялись чёрные точки птиц.
Я обернулась и посмотрела на мужчин: Макса, Александра и санитара, охраняющего нас. А они смотрели на меня, и во взглядах было столько недоумения, что я пожалела о своих словах. Немного растерянно улыбнулась.
- Я бы не сказал лучше,- проговорил Александр, глядя на меня во все глаза. Я была не в том состоянии, чтоб читать взгляды, но, как показалось, он смотрел с изумлением.- Но я не смог обернутся. И не смогу впредь.
- Это не так сложно. Просто надо вспомнить один стишок. Повторяй за мной:
Обернись назад и вспомни,
Как рождается заря,
Солнца лучик жизнь наполнит,
И в луче том буду я.
Александр послушно его повторил и улыбнулся. И сразу перестал казаться мне пиратом. Я улыбнулась в ответ.
- Тень уже догнала тебя,- сказал Александр.- Я вижу. Будь осторожна.
- Я буду осторожна.
В этот момент каждое его слово было преисполнено для меня особым смыслом.
Александр встал и двинулся ко мне. Я продолжала сидеть на месте. Санитар и Макс подскочили, напряжённо ожидая, что он нападёт, но я знала, что этого не случится. Александр подошёл на расстояние вытянутой руки и опустился на колени. Макс подошёл, схватил меня за руку и оттащил в сторону.
- Что происходит?- прошептал он мне на ухо.
Я пожала плечами.
- Не знаю.
- Но ты говорила с ним.
- Поддерживала беседу.
Макс откашлялся.
- Ну что же, мы, наверное, уже закончили. Спасибо, Александр. Вы не будете против, если мы придём поговорить с вами ещё раз?
Мужчина, всё ещё стоя на коленях и глядя на место, где только что находилась я, кивнул.
- В таком случае до свидания.
- До свидания,- подтвердила я.
Мы быстро вышли из палаты.
Во мне что - то изменилось. Или сломалось, непонятно. Но страха не было, по крайней мере перед клиникой. В этих палатах, за каждой из дверей, находились люди. Одним из них мог быть мой отец. Одной из них могла быть я.
И только в этот момент, впервые, я поняла, что страхи мамы не были такими уж беспочвенными.

Я никогда не думал, что бывают настолько невосприимчивые люди, как Она. И не предвидел, что столкнусь с такими непредвиденными сложностями. Согласен, что в первое время для Неё было проблемой слышать меня. Но и первое, и второе время уже прошло, а Она, по – прежнему глуха к моему голосу. Реагирует только когда я кричу изо всех сил. Реагирует, но не слышит.
Последние четыре часа выдались невыносимыми. Такого ужаса и отчаяния я ещё не испытывал и не был уверен, что способен на них, но как показала практика - мой потенциал неисчерпаем.
Едва Она и Парень по имени Макс подъехали к зданию клиники, я понял, что входить внутрь - это чистое самоубийство. Я сделал все возможные попытки выйти с Грёзой на связь, но как всегда, безуспешно. Правда, Она сама не хотела входить, и оставалась надежда, что голос разума звучит для Неё громче, чем мой крик. Однако надежды мои были напрасны, Она вошла.
И с этого момента я Её потерял.
Показалось, что ничего хуже со мной ещё не происходило. Я провалил такое важное задание, провалил окончательно и бесповоротно, и теперь... А что теперь? Всё кончено. Эра рухнет или, что во много раз хуже, окажется под гнётом Захватчиков, и тогда… Не хочу думать, что произойдёт. Не надо мне было на это соглашаться, я не был уверен, что справлюсь с возложенной ответственностью. Но Она была такой красивой, что я не удержался. Мне хотелось поговорить с Грёзой, хотелось открыть ей новые двери. Кто же мог подумать, что это окажется так сложно?
И вот теперь я ничем не мог Ей помочь, и только наблюдал, как Захватчик проникает всё глубже. Я чувствовал, как Ей страшно, как разум мечется в поисках выхода, но не находит его. Мне хотелось закричать: "Посмотри, я ведь здесь! Постарайся услышать меня!" И я кричал, но она не слышала.
Когда Захватчик пошёл в атаку, у меня остановилось сердце. Она шла за ним без малейшего сопротивления, почти с радостью. Она не знала, что на вершине Лестницы Её ждало абсолютное безумие, пропасть, куда многие провалились до неё, не вняв голосу Хранителя. Она шла навстречу своему концу, безропотно, как телёнок на заклание, а я ничего, совсем ничего не мог сделать!
Прошло не больше часа, но мне показалось, что миновал год. Не зная, что предпринять, я воспользовался единственным путём, который ещё оставался. Я открыл Её воспоминания. К моей радости, Она сама смогла найти то, что помогло в такой ситуации. Но слишком медленно! Оставалось не более двух десятков ступеней, когда Она замедлила шаги, пытаясь вспомнить, а потом - о чудо! - обернулась назад! И увидела свет своего мира!
Ура!!!
Когда Она вышла, я готов был пуститься в пляс и зацеловать её.
А вскоре парень по имени Макс, который, сам того не ведая, заманил Грёзу в ловушку, увёл Её.
И только тогда я смог, наконец, вздохнуть.
Наверное, прав был Старейший, когда говорил, что такому, как я, рано становится Хранителем такой, как Она. Но теперь дело сделано, и я говорю: я справлюсь. Так или иначе.

Что - то больно ткнуло в бок чуть ниже рёбер. В любой другой момент, случись это чуть раньше, Влад бы ничего не почувствовал, но теперь он открыл глаза. Удивлённо посмотрел на Катю, девочку, с которой сидел за одним столом. Катя расширила свои большие серые глаза, сделав их просто огромными, и покосилась в сторону учительницы. Влад понял, кивнул и тоже посмотрел в ту сторону. И столкнулся взглядом с глазами Анны Викторовны, преподавательницы биологии. Анна Викторовна смотрела на него поверх очков в тонкой золотистой оправе, и её глаза опасно поблёскивали.
Влад глубоко вздохнул. Сердце всё ещё билось о рёбра с силой ударов Кличко, дыхание перехватывало - сказывалось пережитое волнение.
- Ты опять спишь,- прошептала Катя, стараясь не шевелить губами.- Нашёл время! Я тебя еле разбудила.
Влад ещё раз вздохнул. Ну вот, теперь точно попадёт. В прошлый раз помиловали, и в позапрошлый раз тоже, но сейчас почти наверняка казнят.
- Ну что, выспался, Смольнов?- ласковым голосом спросила Анна Викторовна. А так как ласковым голосом она не умела говорить в принципе, вышло змеиное шипение, от которого по коже побежали мурашки.
Влад сглотнул.
- Я не спал.
- А что же ты делал?
- Думал. Ваш предмет способствует процессу моего мышления,- сказал Влад.
В классе моментально наступила гробовая тишина, даже неисправная лампочка перестала звенеть - испугалась. Учительница, которую школьники между собой звали не иначе как Пиранья, так смотрела на парня, что у него вполне могли загореться волосы. Её худое лицо, и без того всегда бледное, стало практически белым. Крайне редко ученик осмеливался отвечать Пиранье так, как ответил Влад.
Впрочем, Влад тоже был в лёгком шоке от своей болтливости.
- Надо же, какой ты острослов,- выдавила, наконец, Анна Викторовна.- Посмотрим, успевает ли за языком твой ум. Я что - то сомневаюсь, надеюсь, ты мне докажешь обратное. К доске, живо.
Ноги моментально налились свинцом. Влад встал, опираясь на парту, и медленно прошёл между столами к доске. По пути он несколько раз поймал сочувственные взгляды одноклассников, но никто из них не посмел сказать ни слова, хотя на другом предмете они молчать не умели. Но у Пираньи всегда царили идеальная тишина и порядок, за что её очень уважал директор.
Влад учился в школе с уклоном на иностранные языки, и биология не была его сильной стороной, о чём Пиранья, разумеется, отлично знала. Она со своего места ещё раз просверлила его глазами и сказала:
- Сейчас ты мне ответишь на пару - тройку вопросов, за каждый будет выставлена отдельная оценка, так что ты сможешь ещё больше поспособствовать процессу своего мышления. Надеюсь, ты останешься вполне довольным такой разминкой.
Голос Анна Викторовны был таким же, каким он, наверное, бывает у людоеда, уговаривающего свою жертву не трепыхаться. Влад скрипнул зубами, стараясь побороть дрожь в коленях. Нельзя показывать учителю, что боишься его до потери сознания, даже если это на самом деле так. С учителем - как с тигром в клетке один на один: или ты его, или он - тебя. Но одна жертва должна быть непременно.
- Итак, приступим. Расскажи мне для начала химический состав клетки.
- Растительной или животной?- спросил Влад.
- Животной.
Живот подвело, будто от голода. Сейчас по программе полным ходом шла вирусология. Соответственно, если состав растительной клетки Влад ещё мог рассказать, да и то неуверенно, то про животную он не знал практически ничего. Хорошо ещё, что пару раз, пролистывая учебник, он натыкался на схему строения и поэтому мог её представить в самых общих чертах. Влад закрыл глаза и сосредоточился.
- Клетка состоит из органических и неорганических веществ,- начал он.- Неорганические вещества - это вода и соли, а органические - это белки, жиры, углеводы и... и...
Очень помогло знание химии, так что органику от неорганики он отличить мог. Но дальше нужно было просто знать, а знаний не хватало.
- И что?
- Я не помню.
- Так, значит?- Бровь Пираньи насмешливо изогнулась.- Что же, за первый ответ я ставлю тебе три. Идём дальше. Ты упомянул белки. Мне хотелось бы услышать определение, сколько структур белка существует, как они выглядят и чем отличаются друг от друга.
Вот это был удар ниже пояса. Влад не знал строения белков, и Пиранье это было хорошо известно. Она смотрела на него и веселилась.
Горячий ком упал в живот и растворился в желудочной кислоте без следа. Влад смотрел мимо учительницы в окно и думал, что теперь ему уже всё равно, что с ним будут делать и какие вопросы станут задавать. Он заведомо не знает на них ответов. За окном поднялся ветер, срывал с деревьев высохшую листву и, кружа, опускал на асфальт, а сквозь проплешины в кроне проглядывало не по-осеннему голубое небо. Хорошо был виден двор перед школой. Какой - то первоклассник кормил булочкой голубей, но так как птиц, жадных до халявного корма, было много, мальчик бросал крошки подальше от себя и отходил в сторонку, пропуская стаю вперёд.
- У тебя нет ответа, я правильно поняла?- продолжала глумиться Пиранья, скаля мелкие зубки в улыбке.
- Правильно,- согласился Влад.
- Значит, за этот вопрос ты получаешь двойку. Следующий: расскажи мне, что ты знаешь о нуклеиновых кислотах.
- Ничего не знаю.
- Замечательно. Ещё одна двойка. Теперь поведай про структуру ДНК. Этот вопрос проще, чем предыдущий.
Влад стиснул зубы. Он мог стерпеть, если бы просто не выучил урок - не в первый раз. Но Пиранья над ним открыто издевалась! Открыто и на глазах у всего класса! Сильнее оскорбить парня можно было только отшлёпав посреди школьного двора.
Но если сорвёшься и нахамишь - будет только хуже, потому что именно этого она ждала.
Влад вдохнул и медленно выдохнул. Нет, он не позволит этой Пиранье поиздеваться над ним больше, чем в её силах. Он будет стоять и глотать слова, и не скажет ничего лишнего, и даже не посмотрит на неё косо, чтоб не дать возможность придраться к взгляду. Пусть она довольствуется малым. А двойки... Подумаешь, двойки! Не в первый раз!
В итоге Влад получил пять двоек за пять минут и был с позором отослан на своё место.
- На следующем занятии я спрошу у тебя всё, что спросила сегодня, и если не ответишь, выставлю ещё столько же двоек. И так будет продолжаться до тех пор, пока я не решу, что твои знания достигли должного уровня,- сказала Пиранья напоследок.
Влад уже почти обернулся, язвительное замечание так и плясало на языке, готовое сорваться, но взгляд упал на лицо Кати, и он сдержался. Не хватало только, чтоб из-за его несдержанности наказали весь класс. Ребята, правда, не осудят его даже в том случае, если придётся писать внеплановую контрольную, а после уроков всем делать генеральную уборку в кабинете (такое уже было, когда Дима Малышев несколькими точными фразами поставил зарвавшуюся училку на место). Но зато сам Влад не хотел подводить одноклассников, поэтому проглотил всё, что хотел сказать, и сел на место.
Мысли почти сразу вернулись к Инге. Влад подпёр щёку кулаком и мечтательно уставился в потолок. Девушка была на несколько лет старше его, но даже это придавало ей очарования. Она была совершенно удивительная, красивая, славная, необыкновенная. И то, что приходилось тайно следить за ней, только прибавляло романтики. Влад видел, как она работала, завтракала, видел, как она спала, свернувшись калачиком и подоткнув под подбородок край одеяла. Влад был уже взрослым парнем и иногда представлял, как он лежит рядом с ней, и его ноги касаются ее ног, и он обнимает её, прижимает к себе, и целует и...
В самом интересном месте подавал голос долг Хранителя, говоривший, что некрасиво желать девушку, которую требуется охранять, тем более когда в деле охраны всё складывается так неблагополучно. Но когда она вечерами причёсывалась перед зеркалом, одетая только в полупрозрачную шёлковую сорочку, Влад едва мог владеть собой. А когда она мылась, он вообще предпочитал закрывать глаза. Хорошо ещё, что наблюдая за Ингой, он оставлял своё тело в том месте, в котором находился в тот момент, и поэтому никак, даже при очень большом желании, не мог воплотить свои фантазии в реальность.
Надо было отправляться в Совет и рассказать о положении дел, Влад понимал это. Но никак не мог решиться. По сравнению с гневом Старейшего злость Пираньи казалась детской забавой. Но именно он, Влад, увидев Ингу, вызвался стать её Хранителем, хотя был многократно предупреждён, кто она такая, и чем чревато поражение. И всё равно настаивал на своём, уверенный, что справится. По крайней мере, с девочкой - своей первой подопечной - он справился совсем неплохо, и вывел её из тени безумия ещё до того, как дело приняло угрожающий оборот. Возможно, именно этот первый и единственный успех самостоятельной работы, не считая времени, когда он был стажёром, сделал его таким уверенным. В любом случае, было непростительной глупостью поддаться элементарной симпатии и подвергнуть жизнь Инги риску.
Сейчас Влад не сомневался, что любой более опытный Хранитель справился бы с этой задачей гораздо лучше, чем это получилось у него самого. Возможно, дело тут не в силе голоса, которым он пытался докричаться до её сознания, а в энергии самого Хранителя, в его способности и умении выйти на контакт, расположить к себе. Если так, то дела плохи, потому что Владу не удалось не только расположить к себе, но прямо наоборот - напугать.
И что делать теперь, Влад не знал, но идти за советом не хотелось. В конце концов, он ведь сам вызвался выполнять эту миссию, и попросить помощи для него было равносильно признанию своего поражения.
Когда - то не так давно, хотя Владу казалось, что прошло не меньше года, Старейший сказал, что видит в нём одного из лучших Хранителей последних лет. Что он, Старейший, гордится его, Влада, умению работать с людьми. И вот теперь такое разочарование. Никто не удивится, если после провала его вообще выкинут из Хранителей.
- Не спи,- прошептала Катя ему на ухо.
- Не сплю,- ответил Влад, продолжая витать в облаках. Пять двоек ему уже поставили, а значит, теперь можно спокойно думать о своём и не бояться наказания.
Видимо, ответ Кате не слишком понравился, потому что она двинула ему в бок острым локотком. Влад на неё не обиделся. Они несколько лет сидели вместе и прекрасно понимали друг друга. Своими тычками Катя старалась вернуть его с небес на землю, даже не подозревая, как это сложно.
В голове Влада не было ни одной сформулированной мысли, только образ - Инга.
Наверное, все парни в семнадцать лет мечтают, чтоб на них обращали внимание девушки немного постарше, например, студентки. Они - это не твои одноклассницы, которых ты знаешь, как облупленных, и не девочки с дискотеки, что вешаются на шею, глупо хихикая над каждой шуткой. Девушки постарше - это как новый виток эволюции. Визитная карточка всякого сердцееда.
И вот Инга, сформировавшаяся девушка, сама того не зная, полностью захватила его воображение. Влад перекатывал во рту её имя, как карамельку, и удивлялся про себя, как замечательно оно звучит: Инга.
Если бы Сергей был жив!.. Хорошо, что он умер...
Эта мысль сразу отрезвила. Нет, так думать он не хотел, не имел права. Сергей был отличным парнем, и не Влада вина, что всё так сложилось. Не его, а... чья?
Влад опустил голову, чувствуя, как жар разливается по щекам. Он нечасто позволял себе краснеть, но в этом случае не мог совладать с эмоциями. Никто из Совета не винил его в том, что случилось с Сергеем. Никто, скорее всего, и не подозревал, что мальчик по имени Влад, только - только завершивший курс стажировки, может быть причастен к такому происшествию, как смерть одного из сильнейших Хранителей Эры. И, возможно, Влад на самом деле был не при чём, возможно, Сергей погиб бы в любом случае. Только самому Владу от этого легче не становилось. Он знал, что если бы вовремя сказал всего два слова, трагедия бы не произошла. И теперь девушка, которую он любил, не качалась бы на краю безумия, каждую минуту грозя сорваться вниз.
Влад взял ручку, открыл чистую страницу рабочей тетради и вывел красивым, ровным подчерком: "Таких, как я, надо гнать". Он и в самом деле так думал. Таких Хранителей, как он, надо гнать из Эры поганой метлой.
Было нетрудно вспомнить последний момент, когда он видел Сергея живым. Тот стоял на пороге Купола Совета, был серьёзен и строг, чёрный маскировочный костюм делал его ещё более собранным, чем требовал случай, а случай требовал немалого. Светлые, почти белые волосы он перетянул чёрным шнурком.
Все на Совете знали, что задание очень, смертельно опасно, и тем не менее Сергей согласился пойти, потому что так было надо. Влад же волею случая знал немного больше, чем другие, в том числе сам Старейший. Два слова: "Они ждут",- произнесённые им в тот день на площади перед Куполом – и Сергея бы не отпустили. И он бы остался жив.
Всего два слова - и теперь всё обернулось бы по-другому. Правильно говорят, что люди сами делают свою судьбу. Влад её сделал, и не знал, как исправить ошибки. К большому сожалению, не все ошибки поддаются исправлению, и теперь у него не оставалось другого выхода, кроме как продолжать уже начатую линию поведения.
Влад тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли. Нет, сейчас он не будет об этом думать, как не думает о родителях, о катастрофе, оборвавшей его жизнь. О том, что пришлось оставить в прошлом. Он не будет думать о Сергее так же, как не думаем о многом, что может причинить боль. Может быть, потом, когда немного повзрослеет или когда будет готов - но только не сейчас.
- С тобой всё в порядке?- спросила Катя шёпотом.
Влад кивнул.
- Да, всё хорошо. Голова болит.
- Отпросись. На тебя смотреть страшно.
- Чтоб ко всему прочему выставить себя слабонервным придурком? Ну уж нет.
- Не говори ерунды, никто не считает тебя слабонервным придурком, и тебе это отлично известно. А вот если тебе станет плохо прямо за столом – это будет не самый лучший выход. Если не хочешь говорить, я сама тебя отпрошу.
И Катя решительно подняла руку, призывая учительницу обратить на себя внимание. Влад схватил её за руку и резко опустил. Даже слишком резко: девочка поморщилась от боли.
- Не надо. До звонка десять минут, я отлично досижу, а потом схожу в медпункт и попрошу таблетку.
Пиранья сердито зыркнула в сторону их стола:
- И долго вы намерены разговаривать? Может, мне помолчать, а то, наверное, мешаюсь.
Влад поднял голову, блеснув глазами, и уже готов был дать исчерпывающий ответ, но в этот момент поднял руку Стас Волжанин.
- Простите, Анна Викторовна, можно выйти?
- Потерпишь до перемены.
- Мне очень срочно нужно.
- Я сказала: потерпишь до перемены. Пора знать, когда можно отлучиться из класса, а когда лучше подождать.
Учительница вернулась к своим таблицам. Стас повернулся и подмигнул Владу, тот чуть улыбнулся и кивнул, коснувшись пальцами лба: поблагодарил.
Они дружили со второго класса, с того дня, когда Влад новеньким вошёл в коллектив. Влад, Стас и ещё Катя, правда теперь в чуть меньшей степени, чем раньше. Многие почему - то принимали их за братьев, хотя невысокий худощавый Влад, темноволосый и кареглазый, совсем не был похож на крепкого светловолосого Стаса. И даже Стас не знал о приятеле всю правду, хотя тот надеялся, что когда-нибудь признается.
Влад уже было подумал, что остаток урока пройдет без осложнений и слегка расслабился, и в этот момент случилось самое непредвиденное: зазвонил Катин мобильный. "Сними трубку, слышишь?- заорало на весь класс.- Сними трубку, я тебе говорю! Скорее сними, скорее!.."
Катя побледнела и принялась лихорадочно рыться в сумке, искать вопящий телефон. Влад видел, как дрожат её руки, и злился на того, кто решил позвонить ей в такой неудачный момент.
В кабинете биологии царило непреложное правило: никаких телефонных звонков.
Лицо Пираньи собралось в кулак, глаза сузились и вполне могли расстрелять на месте. Катя нашла, наконец, телефон, и поспешно отключила. Потом подняла взгляд и посмотрела на учительницу. Пиранья всем своим видом показывала, что на благополучный исход рассчитывать не стоит.
- На тебя, Полевина, общие правила не распространяются, верно я поняла?- едко поинтересовалась Пиранья.
Теперь вывести из себя её мог любой ответ, потому что сам вопрос ставил ученика в позицию виноватого. Катя предпочла промолчать.
- Я, кажется, понятно объяснила, что на моём уроке все телефоны должны быть выключены,- процедила Пиранья. Она никогда не кричала, заявляя, что не намерена терять на работе кроме времени ещё и здоровье. Но могла сказать так, что никому не казалось мало. Один её голос чего стоил, шипящий, ядовитый.- Это касается всех, и тебя в том числе. Это ПРАВИЛО, и мне хочется, чтоб ты его уважала. Я требую, чтоб ты его уважала, иначе нам придётся провести приватную беседу. Мне плевать, что ты не хочешь закончить школу с приличными оценками в аттестате, и плевать, что ты по-хамски относишься к моему предмету, но могу обещать: ты не увидишь даже тройку до тех пор, пока мне не покажется, что она заслужена. Биология станет твоим кошмаром, дорогуша, и тогда, может быть, ты будешь уделять больше времени учёбе и меньше - своим приятелям, с которыми ты тусуешься по ночам. Это я объяснила понятно?
Катя опустила голову и кивнула, крепко сжав дрожащие губы. Говорить она не осмелилась. Влад положил руку ей на плечо, подбадривая.
- Я не слышала ответ, Полевина. Ты хорошо поняла меня?
Катя подняла голову, и одна слезинка упала на тетрадь, пролетев мимо щеки. В тишине было слышно щелчок, с которым она разбилась об исписанную ровным подчерком бумагу. Губы всё ещё дрожали, но Катя смогла ответить:
- Да, я поняла.
- Хватит!
В первое мгновение Влад не понял, чей это был голос, и с удивлением обнаружил, что его собственный. Что это он вскочил с места, гневно сжав кулаки, и смотрит на учительницу с неприкрытым вызовом.
Пиранья обомлела.
- Что ты сказал?
- Я сказал: хватит! Достаточно над ней издеваться, это просто телефонный звонок. Если не знаете, что это такое, посмотрите в словаре на букву "З". И не надо принимать нас за мальчиков для битья, мы уже вышли из этого возраста.
- Да как ты со мной разговар...
- Мы уже вышли из этого возраста,- повторил Стас и тоже встал с места.
- Волжанин, на место!
Впервые Влад слышал, как Анна Викторовна кричит. Шипение у неё получалось гораздо страшнее.
Влад сделал знак рукой, чтоб Стас сел на место. Не хватало только его втягивать в грядущие неприятности. Он бы и сам, наверное, промолчал, если бы не слеза, что превратила несколько букв в расплывшиеся синие пятна. От мысли, что Пиранья довела Катю до слёз, в нём вспыхнула злость, и теперь он был даже рад этому повороту. Злость дала возможность скинуть напряжение, которое появилось при наблюдении за Ингой.
Стас несколько секунд помедлил, так что Влад успел испугаться, что тот станет настаивать на своём. Потом всё же сел.
- Смольнов, вон из класса!- кричала Пиранья.- Вон! Чтоб я тебя больше не видела!
- Не увидите, не переживайте. Последние несколько лет прогулять урок биологии - это мечта.
- Что ты?!.
Но Влад уже схватил вещи, перекинул через плечо сумку и выбежал из кабинета.
Он широкими шагами топал по пустому коридору, корил себя за несдержанность и вместе с тем понимал, что именно так должен был поступить. В конце концов, если не давать Пиранье отпора, она скоро перестанет видеть в учениках людей. Если, конечно, она видит их сейчас, в чём можно серьёзно усомниться.
Влад на несколько секунд остановился, чтоб переложить зажатую под мышкой тетрадь в сумку, потом пошёл дальше. До звонка оставалось чуть больше пяти минут, и нужно было успеть сделать всё задуманное до того, как прозвонит звонок, и злобная Пиранья прибежит к директору жаловаться на безобразное поведение учеников на занятии. Непременно надо её опередить.
Перед кабинетом директора Влад приостановился, потратил ещё немного времени, чтоб одёрнуть свитер и пригладить волосы, потом постучался, заглянул внутрь.
- Можно, Маргарита Юрьевна?
Маргарита Юрьевна - женщина предпенсионного возраста, склонная к полноте и всегда затягивающая волосы в тугой пучок на затылке, повернулась от шкафа, смерила Влада пристальным взглядом.
- Проходи. Почему ты не на уроке?
Влад вошёл и остановился на почтительном расстоянии.
- Меня выгнали.
- За что? Что ты натворил?
- Я сказал Анне Викторовне, чтоб она не кричала на Катьку. Она не виновата, что телефон зазвонил именно в этот момент, и это не повод нападать на человека.
Маргарита Юрьевна поглядела на Влада поверх очков.
- Ты так и сказал?
- Не совсем, но смысл передал верно. И не думаю, что я поступил неправильно. Мы уже взрослые люди, во многих школах к ученикам нашего возраста обращаются на "вы", и мне кажется неверным, что учитель может позволить такие резкие высказывания, на которые не скупится Анна Викторовна.
Директриса задумчиво потёрла переносицу. Было заметно, что она не довольна таким поворотом дел. Она поставила на полку папку, которую до этого держала в руках и вернулась за стол, сложила перед собой сцепленные в пальцах руки. Маленькие из-за очёчных стёкол глаза пристально смотрели на уверенно стоящего перед ней парня. Её кольнуло раздражение. Вся поза визитёра свидетельствовала о твёрдости его намерений, об уверенности в себе и своей правоте.
- А почему ты думаешь, Влад, что если учитель не имеет права говорить с вами в таком тоне, то это право имеют школьники? Мне кажется, ты судишь только одну сторону, хотя следовало бы посмотреть с двух. Возможно, эти телефонные звонки мешают Анне Викторовне вести урок, так же как мешают твоим одноклассникам усваивать новый материал. И если она сделала замечание, это, я уверена, было оправдано.
- Она довела Катьку до слёз, и я не считаю, что это оправдано. Но... в общем - то, я пришел немного по другому делу.
- Неужели? Было бы очень интересно послушать.
Влад откашлялся.
- Я хочу изучать биологию у другого преподавателя, у Всеволода Петровича. Это возможно?
- А с Всеволодом Петровичем ты говорил?
- Нет, но уверен, что он не откажется взять ещё одного ученика.
- Чем тебя не устраивает твой нынешний преподаватель?
- Мы оба друг друга не устраиваем, так что Анна Викторовна не расстроится.
- В нашей школе не было случая, чтоб ученик перешёл к другому преподавателю из-за взаимной неприязни. Я уверена, что конфликт можно разрешить и иными способами, только для этого надо сделать над собой усилие и пойти на компромисс.
- Мы уже несколько лет идём на компромисс, и теперь понятно, что он перестал давать результаты,- сказал Влад.- Я не смогу ходить на уроки к Анне Викторовне.
- И что из этого? Ты выдвигаешь мне ультиматум?
- Нет, я просто говорю так, как есть. И я сейчас пришёл к вам с конкретным предложением. Я понимаю, что не смогу прогуливать уроки в пользу биологии, если буду заниматься с другим классом, но после занятий два раза в неделю Всеволод Петрович ведёт кружок биологии, и я смог бы заниматься с ним по программе одиннадцатого класса частным порядком и за отдельную плату.
Директриса вздохнула.
- Твоё предложение вполне разумно, и я согласилась бы на него, но за тобой потянутся другие ребята, которых тоже в чём - то не устраивают их учителя. Во что превратиться школа в таком случае? В шоу "Выбери сам"? Этого я допустить не могу.
- Почему?- поднял брови Влад.- Очень даже можете. Сейчас такое время, что повышается уровень знаний и возникает разумная конкуренция. Вот вы, например, пойдёте к тому стоматологу, который хорошо лечит зубы, и обойдёте стороной того, кто делает это хуже. Правильно? Мне кажется, если преподаватели поймут, что должны не просто работать, а работать для своих учеников, уровень наших знаний только возрастёт.
- Анна Викторовна - прекрасный, умный преподаватель.
- Я не спорю насчёт её ума, но всё же хотел бы заниматься с другим учителем.
Маргарита Юрьевна вздохнула.
- Ты ставишь меня в очень неловкое положение, Влад.
- Я понимаю.
- Иди, я позову тебя, когда приму решение.
Влад поблагодарил директрису и вышел, и тут же пронзительно прозвенел звонок на перемену.
На перемене Влад переговорил с Всеволодом Петровичем, неплохим человеком, увлечённым биологией. Влад объяснил ему, что хочет заниматься биологией, однако конфликт с учительницей мешает ему успешно изучать материал. Поэтому если за определённую сумму наличными Всеволод Петрович согласится взять к себе под крылышко несколько энтузиастов, это будет просто чудесно. Биолог, как и директриса, не хотел сеять конфликт среди преподавателей, но Влад всё же сумел его убедить в необходимости данного шага. К концу десятиминутной перемены они уже договорились.
На сей раз визит к Маргарите Юрьевне оказался совсем коротким. Если слова Влада она и могла пропустить мимо ушей, то Всеволода Петровича выслушала внимательно, помялась для приличия и дала своё согласие.
Влад опоздал на следующий урок - алгебру, зато был крайне доволен собой.
- Что ты улыбаешься?- спросила Катя шёпотом.
- Как тебе мысль, что больше не придётся заниматься у Пираньи?
- Не поняла.
- Перейти к другому учителю, к Петровичу.
- К Петр?..
Влад едва успел зажать ей рот ладонью. Катя удивлённо моргнула.
- Я всё уладил. Так как тебе мысль?
- Было бы здорово. Ты будешь заниматься один?
- Обижаешь,- улыбнулся Влад.- Я просил за троих, так что отпустили тебя, меня и Стаса. Ну как, разве я не гений?
И Катя сразу согласилась:
- Гений.

После занятий ребята позвали Влада сходить в кафе, но он отказался, сославшись на неотложные дела дома. Никаких домашних дел у него не было, тем более что приёмные родители никогда не требовали, чтоб он мыл полы или вытирал пыль - для этого была горничная. Однако пойти с друзьями он тоже не мог. Больше тянуть с докладом Совету было нельзя.
Влад доехал до дома, отказался от обеда и сразу направился в свою комнату. Дома была только горничная Лена; родители, как всегда, с утра до ночи пропадали на работе, и Влада это вполне устраивало. Он быстро разделся и лёг в постель, завернувшись в одеяло, чтоб любой, кто вошёл, подумал, что он спит. Сердце замирало от волнения и убеждало подождать ещё немного, ну хоть самую малость, но разум понимал, что это невозможно.
И снова - Сергей. Воспоминания о нём с каждым днём становились настойчивее, словно хотели в полной мере показать, кто во всём виноват. Его лицо в день прощания, суровое и решительное, не допускающее даже тени страха. Он, наверное, не боялся до самого последнего мгновения: когда смотрел в пропасть у своих ног, когда летел вниз, теряя по пути всё, что составляло его суть. За него боялись другие, те, кто его послал, но только один человек - Влад - знал, что Сергей из этого похода не вернётся. Вернётся тело Хранителя, вернутся его руки и ноги, и голова, и чёрт знает сколько внутренностей, но всю эту массу уже нельзя будет назвать Сергеем. Костюмом, оболочкой - да, но только не им самим.
После Сергея никто не отважился пройти сквозь Заслон. И Влад тоже бы не пошёл, не решился. Он не был таким храбрым, ему хватило трусости промолчать на площади, когда только он мог спасти жизнь отважного путешественника.
- Они ждут,- прошептал Влад сипло, будто через слёзы.- Они ждут. Они ждут. Разве так трудно?
Просто. Два слова, семь букв. Почему нельзя было произнести их? Почему они так и остались в горле, встали поперёк большим комом? Влад не хотел себя тешить и ответил сразу: струсил.
Влад скрипнул зубами. Нельзя сейчас думать об этом, категорически запрещено. И совесть тоже пусть молчит, только её голоса сейчас не хватало. Надо решать те проблема, которые уже стояли на пути, а те, что остались за спиной, могут и подождать. Он подумает о них потом, после того, как рука об руку с Ингой войдёт в Эру, и не минутой раньше.
Влад лёг на спину и уставился в потолок широко раскрытыми глазами, несколько минут смотрел неподвижно, потом закрыл глаза и плавно, без резких движений переместился из себя. Наружу. На секунду завис над собственным телом, убедился, что со стороны он действительно похож на спящего, и вылетел вон.
Сначала он отправился к Инге, надо было проверить, как она. Девушка работала: просматривала фотографии, сделанные в клинике, кивала, когда была удовлетворена работой, и морщилась, когда оставалась недовольна. Волосы обрамляли её лицо, делая его маленьким и нежным, как у эльфа. Влад планировал заскочить всего на несколько минут, только убедиться, что с ней всё в порядке, но пробыл почти час. Когда Макс читал ей наброски новой статьи, Инга сидела так близко, что Владу до боли в пальцах хотелось до неё дотронуться, убрать за ухо лёгкий завиток волос, взять за руку, чтоб почувствовать в своей ладони её тонкие пальчики... Он приблизился, зная, что она его не почувствует, но всё равно очень осторожно, и накрыл её ладонь, лежащую на столе, своей. От её руки шло ровное тепло. Инга что - то сказала Максу, и он засмеялся. Влад не понял, что именно, он просто слушал музыку её голоса. Потом осмелел и, наклонившись, поцеловал её в губы.
Поцелуй получился не совсем настоящим, потому что она никак на него не отреагировала, хотя Влад надеялся, что почувствует. И всё же на какую - то секунду ему показалось, что Инга посмотрела прямо на него. Влад улыбнулся, но тут же понял, что она ничего не видит.
Влад выпрямился и заставил себя отойти на несколько шагов в сторону. И, словно заметив это, Макс встал со своего места и подошёл к ней, показывая что - то занятное. Инга смотрела, не отрываясь. Влад отвернулся, впервые в своей жизни почувствовав укол ревности. К Сергею он не ревновал, потому что тот свято чтил закон, запрещающий контакт с подопечными, но Макс был совсем другим человеком. Не Хранителем, не жителем Эры, и его законы не касались. И сейчас он был к ней так близко, что Влад с трудом сдержался, чтоб не попробовать его оттолкнуть.
- Удачи, Инга,- сказал Влад вслух, не надеясь (не боясь) быть услышанным.
После чего нырнул в Эру.

- Извините!
Мимо прошёл блик, которого едва не сбил Влад. Блик оказался вежливым и извинился, хотя был не виноват.
Влад улыбнулся враз онемевшими губами.
- И вы извините.
Блик не ответил и торопливо пошёл дальше, волоча объёмную сумку. По голосу можно было понять, что это женщина, хотя... кто их отличит, этих бликов? Туманные силуэты, все на одно лицо.
Гораздо больше Влада волновали несколько нешироких трещин в асфальте, которых в последний раз не было. Одна проходила прямо у его ног и, змеясь, обрывалась у стены противоположного дома. Ещё несколько трещин, обрамлённых, точно края ран, вспученным асфальтом, тянулись вдоль проезжей части. Со своего места Влад видел высокий каменный дом, прежде ничем не отличавшийся от остальных, а теперь опасно накренившийся в сторону, и одна его стена лежала грудой осколков, которые разбирали блики и столько люди. Фонарные столбы по большей части были наклонены или согнуты, и стёклышки ламп усеивали тротуар. Никто, казалось, не замечал этой панорамы разрушения, но Владу она бросилась в глаза, как яркий свет.
Он остановил одного человека, высокого парня в белом балахоне.
- Что произошло?
- Землетрясение,- просто ответил парень и пожал плечами, словно говоря: а что тут особенного?
- Земля...- Влад запнулся.- Давно?
- Часа четыре назад. Не знаю, я не засекал.
- Спасибо.
Парень хотел сказать что - то ещё, но Влад сорвался с места и помчался по улице, сам не свой от охватившего его страха. По пути налетел на женщину с корзиной, в которой та несла с рынка продукты, зацепился за длинный подол её платья и растянулся на земле.
- Куда же ты так торопишься?- спросила женщина по-английски и сокрушённо покачала головой в чепце.- Больно?
Влад не слышал вопроса. Он вообще ничего не слышал, кроме своего дыхания, вскочил на ноги и побежал дальше. Глаза выхватывали всё новые и новые признаки разрушения. Землетрясение было не таким сильным, как он опасался, но оно БЫЛО! И кто во всем виноват? Даже трёх попыток не надо, чтоб угадать - Влад! Недотёпа - Хранитель, который не умеет справляться со своими обязанностями!
У Влада защемило в груди. Дыхание сбилось, пришлось остановиться, чтоб его выровнять. Сейчас он двигался по Старому городу, по петербуржским кварталам, по мостикам через каналы, между красивых, богато отделанных домов, и его обгоняли запряжённые лошадьми кареты и дилижансы. Он пробежал уже двадцать кварталов, и знал, что до Купола Совета ещё не меньше десяти. Купол располагался в центре Старого города, который сам по себе был центром всей Эры, самой маленькой, но самой древней частью города.
Отдышавшись, Влад снова побежал, но уже через пять минут вынужден был остановиться. Дорогу перегородила всадница в синей амазонке и шляпе с длинным пером. Она посмотрела на парня с высоты скакуна и улыбнулась. Оказалось, что глаза у неё тоже синие.
- Ты очень торопишься?- спросила всадница.
- Да, очень.
- К Куполу?
- К нему. Вы хотите что - то передать?
- Я хочу помочь тебе. Запрыгивай, Стрелок домчит нас до Купола за считанные минуты.
В любом другом случае Влад бы с благодарностью отказался. Не то, чтобы он недолюбливал лошадей, как раз наоборот, но сидеть на коне позади прекрасной дамы казалось ему унизительным. Но в этот раз Влад забыл про стыдливость и ловко вскарабкался на спину Стрелка, уселся, крепко держась за заднюю луку.
- Всё?- спросила девушка.
- Поскакали.
Девушка в синем ударила коня по рёбрам и сразу перевела в галоп. Сама она низко пригнулась к конской шее, и Владу ничего не оставалось, как наклониться тоже, уткнувшись носом ей в спину. Это было не очень удобно, зато уже через пять минут такой скачки они остановились у Купола.
Влад спрыгнул на землю.
- Спасибо.
- Надеюсь, дело, по которому мы так торопились, стоит того,- ответила амазонка.- Удачи, Хранитель.
Стрелок нетерпеливо переминался на месте, ему понравилось нестись по улицам, высекая искры из булыжной мостовой. Однако девушка поехала обратно медленной рысью.
Влад посмотрел на Купол, и ему стало страшно. Было понятно, что теперь ему не избежать наказания, и оставалось только гадать, каким строгим оно может быть. Он успел предотвратить катастрофу, но забыл, что даже та малость, которая успела произойти, не замедлит сказаться. И вот теперь он в полной мере понял, какой станет Эра, если он не справится со своим делом, не сможет защитить Ингу. Вернее, какой Эра не станет, потому что полный провал грозил только одним: уничтожением. А если город перестанет существовать... Воображение было не в силах представить такой вариант, хотя холодный рассудок требовал просмотреть все возможные пути.
Купол поднимался вверх и раздавался в стороны гигантским мыльным пузырём, который в солнечный день переливался всеми цветами радуги, а в такой, как сегодня, пасмурный и прохладный, казался серой плёнкой. Даже Старейший не знал, почему Купол настолько не похож на здание, хотя кто, как не он, мог пролить свет на эту странную конструкцию.
В любом случае, Купол был, и Совет тоже был, и теперь Владу предстояло предстать перед ним и честно признаться в допущенных ошибках.
По коже прошёлся холодок. Влад поёжился, не отрывая глаз от Купола. На то, чтоб прилюдно признаться в собственной некомпетентности, требовалось гораздо больше смелость, чем было у него в наличии, поэтому он никак не мог заставить себя сделать последние три шага и войти внутрь. Однако мысль о признании тут же была вытеснена другой, и от неё Влад едва не закричал, только чудом успев прикусить губу.
Я больше никогда не увижу Ингу...
Он тряхнул головой, собираясь с духом. Нет, такого не будет. Не сегодня. Не сейчас. Он отстоит своё право остаться её Хранителем, что бы не пришлось сделать, какие бы обещания не пришлось выполнять, от чего бы не пришлось отказаться. Он отстоит и вернётся победителем несмотря ни на что, потому что он ДОЛЖЕН её видеть.
Три шага вперёд, и в Куполе открылся проход, как раз подходящий его росту. Влад не промедлил не секунды и сразу вошёл внутрь. Его окутало тепло, особенно ощутимое после холодного ветра скачки, но Владу показалось, что его сразу сунули головой в раскалённую печь.
В Куполе Совета не было холла или зала заседаний. Зато было звёздное небо, выстилавшее Купол изнутри, отчего казалось, что шагнул с Земли прямо в открытый космос. А ещё был круг Совета, узкий или широкий в зависимости от того, сколько членов Совета желало принимать участие в разговоре. На равных промежутках располагались места - круглые площадки, которые опускались, стоило возникнуть необходимости, а потом поднимались обратно на высоту около полуметра.
В центре круга было ещё одно место, побольше, оно могло поднять троих или даже четверых людей. Это было место говорящего. В данном случае - Влада.
Сейчас членов Совета было не так много, как опасался Влад - восемь человек. Конечно, присутствовал Старейший, без него не проходило ни одно заседание, и все единогласно считали, что он принимает только правильные решения, хоть и после долгих (порой непростительно долгих) раздумий. Так же Влад узнал членов Совета Уильяма Роуэлла, Томаса Ванскрафта, Герхарда фон Брустбаха, Александра Уорингстона, Викторию Виллен, Карла Мюллера и Штеффи Грантман. Ещё четверо отсутствовало, и среди них Гарольд Дикстон, наиболее бескомпромиссный из всех.
Влад тяжело вздохнул, остановился у порога и ждал, когда его заметят и пригласят пройти дальше на место говорящего. Прежде он давал о себе знать, но теперь решил следовать регламенту от точки до точки, а регламент гласил: Совет сам решит, когда стоит тебя замечать, а когда лучше остаться слепым.
Первым его заметил Ванскрафт, но сделал вид, что ничего не увидел, и повернулся к Старейшему. Старейший понял взгляд, посмотрел в сторону и тоже увидел мальчика.
- Приветствую тебя, Хранитель, от всего сердца,- сказал Старейший сильным, мелодичным голосом, который никак не вязался с его морщинами, седыми волосами и длинной, как у волшебника из сказки, белой бородой.
- И я от всего сердца приветствую вас,- ответил Влад, склонив голову.
Но с места не сдвинулся.
- Что привело тебя?- спросил Старейший.
"Как будто ты сам не знаешь",- подумал Влад, но вслух произнёс.
- Мне нужен совет мудрых.
- Что же, проходи, говорящий. Мы внимательно выслушаем тебя.
На негнущихся ногах Влад прошёл к месту говорящего, встал в центр круга и едва не пошатнулся, когда площадка подняла его над полом. Теперь он стоял на одном уровне с членами Совета и мог как следует почувствовать их пристальные взгляды. Его бросило в жар, потом начало знобить, и все слова, которые намеревался произнести, вылетели из головы. Теперь он хотел лишь одного: бежать,- и не представлял себе, как сможет оправдаться.
- Я помогу тебе начать,- сказал Старейший, видя, как мается Влад. Теперь, после церемонии приветствия, можно было говорить просто.- Ты пришёл, потому что не справился с порученным тебе заданием и позволил Захватчику проникнуть в тело своей подопечной. Ты хочешь узнать, как исправить содеянное, и чем может грозить Эре провал миссии. И ещё ты хочешь услышать, что всё поправимо. Пожалуй, я начну с последнего и скажу, что вообще в жизни мало вещей, которые могли бы назваться непоправимыми, но одна из них – смерть. И, боюсь, мы подошли слишком близко к черте, которая с ней граничит. А теперь, прежде чем мы приступим к обсуждению, мне хотелось бы выслушать твой доклад о том, что произошло за последние дни. Это очень важно, ты понимаешь, так что постарайся припомнить все детали.
Влад откашлялся и встал прямее. Он полностью осознавал свою вину и не собирался отказываться от неё, поэтому у него и в мыслях не было солгать. Он знал, что Старейший прав - смерть подошла слишком близко, чтоб можно было допустить ложь.
И Влад честно рассказал всем, что случилось с того момента, как он впервые попробовал выйти в контакт с Ингой, ничего не преувеличил и не приуменьшил, ничего не утаил. Рассказал, как Захватчик появился впервые; как ночами пробовал достучаться до её сознания; как оставил послание на окне, потому что видел, чем закончится её мысль; как застрелился парень, с которым она работала; как ей пришло видение; как он упустил момент, и Захватчик проник в её разум; как она добралась до дома; как побывала в клинике для душевнобольных и что произошло за это время. Рассказал, как она поднималась по лестнице и балансировала на самом краю, и как ему удалось стащить её с этого края. Влад рассказал всё, долго и подробно, потому что иначе и не могло быть. И замолчал, когда сказать уже было нечего.
Молчали и остальные. Влад знал, что в эти самые секунды они не просто думали, а решали его дальнейшую судьбу, и сердце парня замирало от волнения.
- Конечно, Сергей бы справился лучше,- продолжил Влад после паузы, когда никто из Совета не заговорил.- Я это знаю и, уверен, вы все тоже знаете. Он хорошо выполнял порученное, мне далеко до его мастерства. Но теперь Сергея нет, а Инга - есть. Когда - то я сам просил, чтоб меня сделали её Хранителем, и теперь ни секунду не сомневаюсь в принятом решении. Это моё дело, знаю, что должен справиться с ним, и я справлюсь, поверьте. Мы сделали лишь первые шаги.
- Ваши первые шаги привели к первым разрушениям в Эре,- ответил Герхард фон Брустбах.- Прежде такого никогда не случалось.
- Я даю слово, что такое больше не повториться,- сказал Влад, моментально пожалел о сказанном, но был не в силах забрать слова обратно.
- А я освобождаю тебя от данного слова,- тут же ответил Старейший,- И впредь надеюсь, что ты будешь сначала думать, а потом говорить. Но всё же вопрос остаётся открытым, и мне хотелось бы выслушать мнения. Что скажете, друзья мои?
Первым взял слово Карл Мюллер, самый старший среди членов Совета, не считая, разумеется, Старейшего.
- Я понимаю, что быть Хранителем наследницы Аркадия - это очень большая честь, но это ещё и очень тяжёлая ноша, ответственность перед всей Эрой. Одно неверное движение может очень дорого нам стоить, и поспешные обещания Хранител только показывают незрелость характера. Я не хочу показаться ненавистником молодёжи, все вы знаете, что это не так. Я знаю, что молодой Хранитель отлично окончил обучение и блестяще провёл практику, и, не боясь, доверил бы ему заботу о человеке. Но эта девушка - не просто человек. Боюсь, юный Владлен ещё не готов выполнять столь масштабные поручения, касающиеся всех наших жизней. Поэтому моё слово такого: я за то, чтоб девушке был назначен другой, более опытный Хранитель.
- Я поддерживаю Карла,- продолжил Александр Уорингстон.- Понятно, что для Владлена это задание стало делом чести, я хорошо помню, какую речь он произнёс, чтоб растопить наши сердца и позволить ему занять этот ответственный пост. Но я так же помню, что одним из условий было сохранить Грёзу в неприкосновенности. Это было главное условие, и оно уже нарушено. Наше положение критично, я считаю, что теперь не время для жалости. Нужно принимать решение, и я тоже говорю, что Хранителя надо поменять. Да простит меня наш юный друг.
Влад кивнул и так крепко сжал губы, что они заболели. Такой итог можно было предвидеть с самого начала, с того момента, когда Захватчик прикоснулся к Инге. Потом всё шло именно к этим минутам. И всё же Влад не мог поверить, что всё вот так и закончится, что его отстранят. Не укладывалось в голове, что больше он её не увидит, или, в лучшем случае, увидит очень не скоро. Не будет каждое утро смотреть, как она просыпается, как идёт на работу, как... Вообще ничего не увидит, она просто уйдёт из его жизни.
Разум понимал, что так будет лучше, что более умелый Хранитель, возможно, добьется больших успехов и сможет исправить положение. Но сердце - глупое молодое сердце, успевшее пригреть в себе любовь - никак не хотело подчиняться голосу разума. Каждое слово судей ранило его, как кинжалом, и Влад мог только надеяться, что его боли не заметят остальные. Он стоял так прямо, как только мог, не опускал голову, не прятал глаза и смотрел на говорившего.
- Мне очень жаль,- сказала Штеффи Грантман, изумительно красивая женщина с огромными изумрудно - зелёными глазами. Теперь, когда в реальности ей было уже больше семи десятков лет, она перестала вызывать восхищённые вздохи, но в Эре глаза её оставались такими же зелёными и пронзительными, а тело таким же молодым.- Мне действительно очень жаль, но другого выхода я не вижу. Я за то, чтоб сменить Хранителя.
Влад всё же немного опустил голову, словно она вдруг стала непомерно тяжелой, и ему приходилось прилагать усилия, чтоб держать её вертикально. Уже три члена Совета высказались, ещё четверо - и его снимут с поста Хранителя Грёзы. Уберут от Инги.
- А я считаю, что это неправильно,- заявила Виктория Виллен.- Это Хранитель уже начал работать, а перед этим он тщательно следил за девушкой и собрал определённую информацию. Если мы поменяем Хранителя, новому придётся проделывать ту же работу, а это отнимет время, которым мы так дорожим. Мне кажется, это не совсем разумно.
- Но мальчик уже показал, на что способен, и его способностей оказалось недостаточно,- сразу возразил Уорингстон.
- И тем не менее считаю, что надо дать ему ещё один шанс самому исправить положение. Он должен научиться сам принимать решения и сам находить выход из сложных ситуаций. Отказаться от него - легко, но не стоит ли нам вспомнить, что мы сами когда - то знали далеко не всё и делали первые шаги в Эре? Влад талантливый мальчик, у него есть желание работать, и я считаю это достаточным основанием, чтоб оставить пост за ним.
Влад едва не бросился к Виктории, чтоб повиснуть на шее и расцеловать в обе щеки. Он послал её такой исполненный благодарности взгляд, что был красноречивее любых слов.
- Желания мало, нужны ещё и определённые умения. Да, мы тоже не сразу всё постигли, однако ему поручено дело такой важности, что отрицает всякую возможность дилетантства. Я голосовал в прошлый раз против его кандидатуры, и говорю сейчас: Хранителя надо сменить,- тон Герхарда фон Брустбаха заставил некоторых поёжиться. Он был известным консерватором. Да, Влад помнил, что он был против ещё тогда, после исчезновения Сергея, назначить на этот пост желторотого юнца, только - только сдавшего экзамен, пусть и блестяще. Влад помнил, какие тогда звучали слова из уст фон Брустбаха, и то, что он говорил сегодня, ничуть не было удивительно.
Влад глубоко вздохнул. На грудь словно лёг тяжелый груз, дышать стало тяжело. С трудом верилось, что всё пройдёт именно так, что он выйдет из Купола, уже никак не связанный с Ингой, и она никогда не узнает, как сильно была им любима. От этой мысли останавливалось сердце, Влад приложил все усилия, чтоб её отогнать. Ещё не время, ещё можно переломить ход событий.
- Что ты скажешь, Уильям?- спросил Старейший.
Уильям посмотрел на Влада внимательно, словно видел впервые, немного помолчал, потом кивнул, как бы соглашаясь со своими мыслями, и ответил:
- Оставить этого Хранителя.
Никто не ждал, что Роуэлл произнесёт большую речь, он всегда выражался коротко. Совет просто принял его мнение, без каких бы то ни было объяснений.
- А можно...- Влад даже вздрогнул, когда услышал взволнованный голос и понял, что это заговорил он сам.- Можно мне сказать?
Старейший кивнул.
- Да, ты можешь высказаться.
- Хорошо. Я... Когда я впервые попал в Эру, мне не исполнилось ещё и пяти лет, я мало что понимал и ещё меньше мог, был напуган и растерян. Вы спасли меня если не от смерти, то наверняка от безумия, к которому я уже приближался. За это я вам всегда буду благодарен, я ни раз говорил это и повторю ещё ни раз. Спасибо. Я понимаю, как это важно, и с каким трудом вам далось такое решение - просто взять мальчишку и... И вот я вырос, возможно, немного не таким, каким вы ожидали меня увидеть. Но это ничего не меняет, я именно таков и другим не стану. Хочу сказать, спасибо за то, что вы сделали для меня, но это не значит, что я превратился в вашего домашнего любимца, который только и умеет, что выполнять команды. Я живой человек, у меня есть свои мысли и свои желания. И я, как любой другой человек, могу делать ошибки. Признаю, что они были. Но почему вы не хотите дать мне возможность всё исправить самому? Я не дурак, умею думать, и обидно, что вы этого не видите. Да, я молод и во многом неопытен, но стараюсь советоваться с вами. Как я смогу понять свои ошибки и не допустить их в будущем, если вы всякий раз будете меня отстранять? Как я смогу научиться? Ведь вы же что - то нашли во мне, если позволили занять этот пост. В общем, хочу сказать, что в детстве я действительно нуждался в вашей неусыпной заботе, но сейчас мне хочется пользоваться вашим доверием, хочется, чтоб вы видели во мне взрослого человека, а не мальчишку, которого когда - то подобрали. Я начал это дело и не хочу отступать на середине только потому, что путь оказался слишком труден. Я справлюсь, поверьте мне. Приложу все усилия и справлюсь. Такого моё слово.
Влад перевёл дыхание и замолчал. Он не ожидал от себя такого красноречия и стеснялся этого, но вместе с тем понимал, что поступил правильно, использовал свой шанс остаться Хранителем Инги. Возможно, это была не борьба за свои права, а лишь слабый её отблеск, но Влад знал, что никогда не простил бы себя, не попытавшись переубедить Совет.
- Это разумные слова,- согласился Старейший.- Кто ещё не высказывался? Ты, Томас? Мы слушаем тебя.
Томас Ванскрафт молчал нескольких минут, его никто не торопил. Все молча ждали решения. Влад затаил дыхание. Если Ванскрафт скажет "нет", значит, речь была напрасной и судьбу не перевернуть. А если скажет "да"... Об этом Влад старался не думать, чтоб не спугнуть удачу.
- Парень сказал правильно,- проговорил Ванскрафт после молчания.- Он не домашняя зверушка, которую мы можем приласкать, а можем и выкинуть взашей, если она нагадит под дверью. Он должен понимать и признавать ответственность за свои решения, правильные или ошибочные, но мне кажется, что нас самих это касается в первую очередь. Мы приняли решение поставить его Хранителем Грёзы, никто нас не принуждал. Легче лёгкого свалить всю вину на Влада, а я думаю, что часть его вины ложится по праву на наши плечи, и что его ошибки - они частично наши. И вот что я вам скажу: не стоит паниковать, пока для этого нет веских оснований.
- По-твоему, оснований нет?- удивился фон Брустбах.
- Нет ничего, что наш Хранитель не смог бы исправить. Моё слово такого: пусть Влад останется.
- И я так думаю,- неожиданно сказала Штеффи.- Да, мальчик уже вырос, хоть мы по-прежнему видим в нём несмышлёную малютку. Но на становление и обучение уходит время, порой гораздо большее, чем можно себе позволить. Если Эра погибнет, будет поздно рассуждать, много ли было ошибок и кто конкретно их допустил. В другом случае я бы непременно сказала, что надо дать шанс, но теперь совсем не уверена в этом.
- Так ты меняешь своё решение?- спросил Старейший.
- Нет, не меняю.
Теперь все смотрели на Старейшего, он единственный не озвучил своё решение. И ему единственному действительному было что терять. Все, кто жил в Эре, все, кто собрался в Совет, жили по обе стороны реальности, и только он - с одной. Он жил в Эре - весь, и так же весь мог погибнуть в случае поражения.
Влад смотрел на него. Рад бы оторвать взгляд, но не мог. Его словно парализовало, сжало в пружину и оставило так на потеху зрителей. Из восьми членов Совета четверо высказались против него, ещё трое - за, и голос Старейшего мог быть решающим, а мог дать шанс на благополучный исход. И Влад поймал себя на мысли, что будь он на месте Старейшего, будь он в таком положении, что вся жизнь оказалась в руках малоопытного пацана, он бы ответил отказом. Потому что прихоть, жажда доказать всем, что тоже не так прост и совсем не слаб - это не то, за что можно заплатить жизнью.
Влад уже открыл было рот, чтоб сказать Старейшему: "Не надо меня жалеть, я знаю, что недостоин вашей жертвы",- но не успел. Старейший заговорил первым.
- Я всё понимаю,- сказал он.- Я понимаю, что Влад очень молод, что риск слишком велик, что в случае неудачи исчезну без следа. Но смерть в свой миг настигнет каждого из нас, её можно отсрочить, но нельзя предотвратить. Боюсь ли я смерти? Да, очень. И не стыжусь этого, потому что человек, не боящийся смерти, не может ценить жизнь. Но больше смерти я боюсь, что когда-нибудь проснусь утром и пойму, что жил напрасно.
Вы все правы, каждый из вас. Но я помню один случай, который перевернул всю мою жизнь. День, когда я ступил в Эру, рука об руку с моим лучшим другом Эрнестом. В тот день мы не думали, что наша шалость приведёт к таким последствиям, но всегда, а особенно теперь ловлю себя на мысли, что мир, который мы так яростно пытаемся оградить - это часть затянувшейся хохмы. Да, полезной; да, дающей людям шанс почувствовать себя увереннее и свободнее; да, стоящей барьером между людьми и Аннором. И всё - таки хохмы.
Не знаю, разумно ли я поступаю, но, на мой взгляд, от этой истории надо получать удовольствие. Ради него всё затевалось. И Влад - именно тот человек, который сможет, борясь, открыть самого себя. Даже если Эра падёт, он сможет сделать свою жизнь красивой историей. Я отдаю свой голос за то, чтоб оставить Хранителя неизменным.
Стало тихо. Каждый раздумывал над словами Старейшего.
- Я тоже выступаю за то, чтоб сохранить Влада на этом посту.
Никто не заметил, как она вошла. Эмма Уоренн, лучшая подруга Инги в те времена, когда та училась в Лондоне. Яркая девятнадцатилетняя девушка, случайно попавшая в Эру в тот момент, когда вместе с братом разбилась на мотоцикле. Брат погиб, сама Эмма провалилась в кому. Её привела Инга, не подозревая об этом, когда сидела у постели подруги. Инга просто указала ей правильный путь, который в итоге сделал Эмму членом Совета.
- Я люблю Ингу,- сказала Эмма, подошла к своему месту и уже через секунду была на уровне прочих судей.- И я знаю, как больно ей может быть. Но я так же знаю, что она дала бы Владу шанс показать, на что способен.
Старейший посмотрел на дверь, ожидая, что в Купол войдёт ещё кто - то, имеющий право высказать своё мнение. Никто не вошёл.
- Ну что же, можно подвести итог. Четверо из нас решили, что Хранителя нужно заменить, остальные пятеро думают, что делать этого не стоит. Думаю, что не ошибусь, Влад, если скажу, что не могу решить, повезло тебе или нет. В любом случае, ты получил шанс исправить допущенные ошибки, и мне хочется верить, что всё сможешь.
- Я справлюсь,- с готовностью кивнул Влад.
Он был готов громко и позорно разрыдаться. С сердца упал громадный булыжник, и оно, лишившись ноши, скакало, как сумасшедшее. Он очень старался делать вид, что спокоен и почти равнодушен, но ничего не получалось. Хотелось скорее выйти из Купола, чтоб посидеть где-нибудь в спокойном месте, спокойно поплакать и понять со всей полнотой, как же ему повезло.
Однако вместо этого Влад стоял на месте и мужественно держал себя в руках. Если и могло быть время дать волю чувствам, то оно ещё не пришло.
- У тебя есть мысль, как можно хотя бы частично исправить то, что уже произошло?- поинтересовался Старейший с тёплой улыбкой.- Последствия землетрясения мы исправим самостоятельно, но нужно, чтоб этого не повторилось, и это уже твоя забота.
- Кое - что я придумал,- согласился Влад.- Я подумал, почему так всё случилось, и пришёл к выводу, что Грёза была попросту не готова к нападениям. Она меня не слышит, что бы я не предпринимал. Её разум остаётся закрыт для меня. Мне кажется, если девушка будет знать, чего конкретно стоит опасаться, то сможет сама видеть врагов, и соответственно, я смогу её защитить. Теперь уже поздно горевать о проникновении, оно случилось, и ей потребуется помощь, чтоб привыкнуть к новому положению дел. Но для этого я должен поговорить с ней хотя бы один раз. Это можно осуществить астрально, но проблема в том, что она не верит в свою способность слышать меня. Поэтому не слышит. И уговоры могут занять слишком много времени. Поэтому я на правах Хранителя Грёзы прошу Совет разрешить прямой контакт.
Влад выдохнул.
Старейший посмотрел на него с подозрением.
- Прямой контакт?..
- Этого ещё никогда не было,- перебил его фон Брустбах.- Прямой контакт непредсказуем, может случиться всё, что угодно.
- Это единственный выход, который я вижу в данной ситуации,- возразил Влад.- Пока Инга не поверит, она не сможет попасть в Эру. Если она выслушает и согласится хотя бы обдумать мои слова, это уже будет прорыв. Я уверен, рано или поздно она поверит.
- Лучше бы это случилось рано,- проворчал фон Брустбах.
- А чем это может грозить?- поинтересовалась Эмма.
Совет переглянулся, потом заговорил Мюллер:
- Дело в том, что Захватчик должен постоянно укреплять свои позиции в сознании человека. Чем обычнее его жизнь, чем меньше в ней необъяснимых и пугающих происшествий, тем меньше у него зацепок. Но каждая стрессовая ситуация позволяет ему проникнуть глубже. В обычном случае человек общается с Хранителем таким образом, словно беседует сам с собой, размышляет, затем привыкает к этому, что позволяет свести фактор стресса к минимуму. В Эре Хранитель контролирует его состояние, так что человек, считающийся странным, никогда не переходит грань настоящего безумия.
Но при прямом контакте всё не так. Просто встречаются два человека, причём один с Захватчиком в разуме, и начинают говорить. И Хранитель вываливает на несчастного, как на духу, всю правду: что он сумасшедший, что его разум частично порабощён, что существует опасность полного безумия, что можно жить в нескольких реальностях одновременно и прочее, и прочее. И всё это - за одну беседу. Это стресс, понимаешь? Срыв. Что будет дальше, насколько крепкая психика у этого человека и насколько он поддастся Захватчику - неизвестно. Знаю только, что этот приём был использован лишь однажды, и результат был печальным. Через несколько часов человек упал в бездну и потерял себя навсегда. Именно после этого прямые контакты запретили раз и навсегда. И возобновлять их сейчас, когда всё так зыбко - чистое самоубийство.
Старейший согласно кивнул.
- Действительно, так было решено. Из того Совета, что принимал решение, в живых остались только четверо, но зато они хорошо должны помнить, что тогда творилось в Эре. Это напоминало взрыв. В тот раз мы впервые поняли, насколько странно для обычного человека то, в чём мы живём ежедневно, насколько это опасно.
Мюллер, Штеффи и фон Брустбах согласно кивнули. Да, они всё помнили. Но с поправкой на сто лет, ибо в те года мир (любой из миров) был совсем другим, и люди, живущие в нём, воспринимали жизнь совсем иначе. Это время можно назвать информационным голодом - в каком - то смысле. Тогда ещё не родились фантасты, которые раскрыли бесконечное множество неведомых миров, сделав их обыденностью.
- И всё же я не вижу иного выхода,- повторил Влад.
Старейший повернулся к Эмме.
- Ты знала Ингу в юности. Какой она человек? Как, по-твоему, она отреагирует, если рассказать ей большую часть правды?
Эмма на минуту задумалась. Её не торопили, потому что понимали всю важность правильного ответа. Сможет ли девушка выдержать, если ей рассказать всё и сразу? Как она отреагирует? И как она поступит?
- Мы не попадали в столь стрессовые ситуации,- ответила Эмма после раздумий.- Но, насколько я знаю её, Инга никогда не была склонна излишне драматизировать ситуацию. Она эмоциональна, это верно, но не помню, чтоб это хоть раз выливалось в истерику. А как она отреагирует? Это очень сложный вопрос, я не решусь ничего прогнозировать. Но на её месте я бы хотела знать правду, а не барахтаться в собственных страхах, и, думаю, она захотела бы того же. Неведение - это самое страшное.
- К тому же я могу не вываливать на неё всё сразу,- добавил Влад, почувствовав в Эмме союзницу.- Мы живём в одном городе, я могу встретиться с ней не один раз, а два или три, чтоб это был разговор не со странным чужаком, а с приятным знакомым. Я не говорю, что мы непременно должны подружиться, но перед контактом я могу несколько раз попасть в поле её зрения. Подготовить к встрече.
Старейший сокрушённо покачал головой.
- Не знаю, насколько это надёжно.
- Неизвестно, насколько вообще надёжна Эра,- ответил Влад.- Если у вас есть другие варианты, как ей можно сообщить, что происходит - предлагайте. Но, по-моему, любой из вариантов предполагает стресс, без него не обойтись. Я же постараюсь преподнести всё так, словно она сама это уже давно знала, осталось только вспомнить детали.
Затем последовало голосование, и Совет почти единогласно, за исключением фон Брустбаха, проголосовал за прямой контакт. Некоторым, например, Старейшему, это решение далось нелегко. Будь у них запасной вариант, они бы отказались от контакта. Но второго варианта не нашлось.
Спустя некоторое время Влад покинул Купол, всё ещё находясь в положении Хранителя и с разрешением на личную встречу с Ингой. Об этом он мог только мечтать, особенно когда три часа назад бежал по Эре, переполненный тревогой и сомнениями.
Да, под сводом Купола он смог добиться своего, хотя для этого и потребовалось красноречие, коего он в себе не подозревал. Однако главные дела ждали его за пределами Эры, самые сложные и самые непредсказуемые, чреватые такими последствиями, которых он не мог себе даже вообразить.
Но это было отодвинуто далеко в будущее, а пока он мог думать только об Инге и о том, что скоро сможет подойти к ней совсем близко, прикоснуться к ней, может, даже поцеловать, - и она это почувствует. Влад готов был петь от счастья, переполнявшего его. Его любимая девушка стала близкой, как никогда.

Люстра была красивой. Небольшая, вполне современно выполненная, но с лёгким антикварным шиком. Словно она одновременно принадлежала и настоящему времени, и, предположим, эпохе Людовика XIV. Я придирчиво осмотрела её перед тем, как попросила снять, потом осмотрела ещё раз, выискивая любой, даже самый незначительный брак, который мог бы заставить меня отказаться от покупки. Люстра была идеальна. В итоге природный прагматизм дал задний ход, и я попросила её завернуть.
В этот день Макс вызвался отвести меня домой, и именно поэтому я решила приобрести всё, что требовалось в новую комнату. За люстрой последовала ткань изумительного бледно - розового оттенка, которую я намеревалась пустить на портьеры, полка для книг и набор кружевных салфеток ручной работы. Пока я ходила по огромному супермаркету, выискивая всё это, Макс покорно таскался следом, нагруженный моими приобретениями, как верблюд в караване.
В итоге мы провели половину субботнего дня, толкаясь по магазинам, отчего я только зарядилась энергией, тогда как Макс растерял большую её часть.
- Сейчас можно зайти в кафе и перекусить,- предложила я, когда вещи, наконец, были погружены в багажник.
Макс кивнул.
- Конечно, дай только отдышаться. Зачем тебе всё это?
- Не поняла вопроса. Ты мне предлагаешь жить под лампочкой Ильича? Или складывать книги стопками на подоконник?
- Нет.
- Ну вот и отлично. Значит, сейчас мы идём есть, а потом... кстати, ты умеешь вбивать дюбели?
- Никогда не вбивал.
- Есть отличный шанс попробовать, моя новая полка требует срочно выделить ей место.
Макс сделал кислое лицо, и я расхохоталась. Сегодня был чудесный день, один из самых приятных за последнюю неделю, и мне всё время хотелось смеяться, шутить и говорить глупости. И то, что Макс решил в этот день составить мне компанию, только усиливало впечатление.
О визите в клинику мы говорили всего несколько раз и только по делу, он ни разу не упомянул о тех странных словах, которые я произнесла. Я и сама перестала их понимать, хотя в тот момент для меня всё было кристально ясно. И раз за разом повторяла себе, что это последствия стресса, связанного с переездом, что я не сумасшедшая.
И вот теперь я чувствовала себя самой обыкновенной девушкой, которой пришло в голову прогуляться по магазинам чудесным осенним днём.
Мы зашли в небольшое кафе "Перекуси-ка" неподалёку от торгового центра. Я заказала салат и кофе с пирожным, а вот Макс решил подкрепиться основательно, предвидя, что продолжение дня будет не менее энергозатратным.
В этот момент я его и увидела впервые. Он вошёл в кафе почти сразу за нами и сел за противоположный столик у окна. Молодой парень, почти мальчик, с небрежно растрёпанными каштановыми волосами, карими глазами и смуглой, скорее всего загорелой кожей. В нём было что - то... я бы сказала, нежное. Да, именно, нежное. Он был одет, как мог одеться любой среднестатистический парень его лет: джинсы, кроссовки, свитер и куртка, через грудь наискось тянулся толстый ремень сумки. Очевидно, он был школьником или студентом. Внешне в нём не было ничего примечательного, но я никак не могла отвести взгляд.
Парень посмотрел на меня и улыбнулся. Я недоумённо моргнула, а когда посмотрела, он уже уткнулся носом в меню. Но я готова была поклясться, что в его улыбке, во взгляде определённо читалось узнавание. Он узнал меня.
Появилось странное ощущение déjà vu, но не того, что было, а того, что могло бы быть при определённых обстоятельствах.
- Ты что так уставилась на пацана?- спросил Макс.
- Я?- Резко повернулась, словно уличённая в чём - то нехорошем.- Так, ерунда. Ты выбрал?
- Что выбрал? Нам принесли заказ, так что можешь приступать.
И в самом деле, передо мной уже стояла тарелка с горсткой салата, рядом дымилось кофе. Я поняла, что успела проголодаться и принялась за еду. А когда минут через пять всё же покосилась в сторону загорелого парня, он смотрел в окно, откинувшись на стуле, и жевал большой гамбургер, запивая кока - колой из высокого стакана. Было в нём что - то необъяснимое, странное, по крайней мере я это чувствовала, хотя сомневалась, что чувствуют другие. От его присутствия стало немного не по себе и в то же время спокойно, и я разрывалась, не зная, что лучше: чтоб он ушёл или чтоб остался.
- Ты опять пожираешь его глазами,- сообщил мне Макс с усмешкой.
- Он мне кого - то напоминает. Не могу понять, кого.
- Знакомого?
- Не то, чтобы... нет, пожалуй.
Не могла же я сказать, что мальчик напоминает мне человека, с которым я могла бы познакомиться, но так и не познакомилась. Это же полный бред!
- Какие планы на вечер?
Я пожала плечами.
- Не знаю, ещё не думала. У тебя есть предложения?
- Можно сходить в клуб и немного потанцевать. Только не говори, что не любишь танцевать, я всё равно не поверю. Все девушки просто обожают танцы.
Максу удалось заставить меня рассмеяться, и мрачные мысли исчезли сами собой.
- Нет, я люблю танцевать, просто не очень умею.
- Вот и отлично, значит, сейчас я отвезу тебя домой, а вечером заеду, чтоб отправиться в клуб. Думаю, в восемь будет не очень рано?
- Самое то.
После кафе мы поехали ко мне, нужно было отвести вещи и привести себя в порядок. Во время всего пути Макс рассказывал мне о своей командировке в Норвегию, а так как он хорошо владел словом, рассказ получился подробным и интересным. И вообще, я поняла, как хорошо с ним. Даже не верилось, что всего несколько дней назад я смотрела на него с недоверием и настороженностью. На самом деле Макс был необыкновенным человеком, умным, талантливым и интересным. Теперь я ни за что не отказалась бы работать с ним, и пусть сплетники шушукаются по углам - всё равно. Человек, который не может дать миру хорошую сплетню, живёт неправильно.
Попрощались мы на крыльце. Макс ещё раз повторил, что будет у моих дверей в восемь, после чего сел в машину и отъехал, а я стояла у двери и ждала, пока он совсем скроется из вида. Только после этого вошла в дом и внесла большую часть покупок. За остальными послала одного из рабочих, что делали ремонт в доме.
Работа между тем кипела вовсю, и мама, покрытая строительной пылью и пятнами краски, чувствовала себя абсолютно счастливой. Мне даже стало немного завидно, ведь она получала такое удовольствие от всего этого бардака. Я не стала отрывать её от дела и отправилась наверх, подальше от грохота и пыли.
Мысли снова вернулись к увиденному в кафе мальчику. Я никак не могла понять, чем он смог меня зацепить, но то, что зацепил, не подвергалось сомнению. С самого своего появления он не давал мне покоя. Я понимала, что эта встреча случайна, и всё же, стоило мне вспомнить его лицо, как что - то внутри меня говорило, что мы с ним связаны. Не могу сказать, чтоб это сильно пугало меня, хотя всё же слегка тревожило. Словно что - то, к чему я имела непосредственное отношение, проходило без моего участия или ведома, более того, вопреки моей воле.
Прекрати сейчас же, приказала я себе, поднимаясь по лестнице. Трое рабочих начищали резные перила, и та часть, где они уже закончили, удивляла красотой и тонкостью линий. Однако сейчас мне было не до них.
От мыслей меня отвлёк посторонний звук, настолько чужой и неожиданный, что я застыла на месте. Это был перестук конских копыт по камню. Сразу вспомнился фильм "Мушкетёр", в котором отважный Д’Артаньян скакал по каменным мостовым Парижа на верном коне навстречу приключениям. Вот именно этот топот копыт по каменной мостовой и привлёк моё внимание. Звук был далёким, едва слышным, но довольно однозначным, и я не могла понять, откуда он взялся, не могла определить его направление. На секунду подумалось, что его нет вовсе, и звучит он только в моей голове, но я с негодованием отбросила эту мысль. Конечно, звук существует, и есть конь, подковы которого его и издают. Почему нельзя допустить, что кто - то из посёлка решил прокатиться верхом на личном скакуне по живописным подмосковным окрестностям? Конечно, я немедленно приняла эту версию как единственно возможный вариант.
И всё же только закрыв за собой дверь комнаты я смогла слегка расслабиться. Настроение, такое чудесное утром, снова слегка подпортилось. Я надеялась, что вечером удастся его исправить. В конце концов, Макс пригласил меня в клуб, и я рассчитывала, что под этим приглашением скрывается свидание. Очень хотелось пойти на свидание - с ним.

День прошёл незаметно, хотя иногда казалось, что он всё тянется и тянется, как жевательная резинка. В восемь, когда Макс заехал, я была уже полностью готова. В кои - то веки я смогла одеть платье, купленное в Лондоне за немыслимые (по моему мнению) фунты. Оно как раз подходило для модных тусовок, а так как я в последнее время превратилась в отъявленную домоседку, случая похвастаться им не было.
И вот он представился.
- Ты выглядишь сногсшибательно,- похвалил меня Макс.
Я сделала реверанс и улыбнулась.
- Ты тоже неплох. Ну что, идём?
Я быстро обулась, накинула на плечи короткую куртку, и мы вместе вышли из дома. Следом за нами выбежала мама, крича, чтоб вернулась не позднее трёх часов, иначе она будет тревожиться. Я точно знала, что в три часа ночи мама будет спать без задних ног и тревожиться просто не сможет, но всё равно сказала, что постараюсь быть вовремя. Примерный ответ примерной дочки.
- Как провела день?- спросил Макс, заводя машину.
Я пожала плечами.
- Как обычно, ничего особенного. В доме Садом и Гоморра, даже входить не хочется, но я всё же решилась, и немного поработала над фотографиями. Потом покажу, думаю, тебе должно понравиться.
- Непременно понравиться.
- Ты ещё ничего не видел.
- Я верю тебе на слово.
Я засмеялась. Как и ожидала, нервозность, преследовавшая меня днём, исчезла без следа. Теперь я могла получить удовольствие от общения с интересным мне мужчиной и забыть о собственных маниях и фобиях. Я удобнее устроилась в кресле, откинулась на спинку и чуть прикрыла глаза, наслаждаясь каждой минутой комфорта.
Клуб "Мираж", в который мы приехали, был экстра - классным, но вполне приличным местом. Мы вошли без проблем и смогли оценить предложенный ассортимент развлекательных услуг.
Макс заказал столик, поэтому сначала мы посидели, немного выпили и поговорили обо всём, что интересовало нас обоих. Потом сходили потанцевать. Потом снова посидели, снова потанцевали. Давно я не проводила время так хорошо, пожалуй, с тех пор, как покинула Лондон, а это казалось таким далёким прошлым, словно минула целая жизнь. Клуб был полон народа, все танцевали и веселились, и были так беззаботны, что я могла им только позавидовать. Конечно, у многих их них имелись свои проблемы и конфликты, но здесь, на танцполе, всё забывалось. Казалось, что за пределами этого здания простирается совсем другой, пугающий своей серьёзностью мир, и я не была уверена, что хочу в него вернуться.
От быстрого мелькания огней закружилась голова, я остановилась, чтоб перевести дыхание, и в этот момент меня толкнули. Или мне показалось, что толкнули. Во всяком случае, я почувствовала мощный удар в грудь, хотя видела, что никто не притронулся ко мне и пальцем. Дыхание перехватило. На короткое мгновение перед глазами всё потемнело. В нос ударил сильный запах горячего асфальта.
- Инга? Инга, что с тобой?
Я увидела склонённого ко мне Макса, на его лице было написано искреннее волнение. Я не была уверена, что правильно разобрала его слова, но кивнула, давая понять, что всё в порядке. Показала поднятый вверх большой палец. Музыка играла так громко, что глушила любые мысли, но теперь это не казалось мне благом.
Тут же возникло знакомое ощущение раздвоенности, которое я испытала на работе, когда застрелился Антон. Одна я осталась на месте и видела, как Макс что - то говорит мне и даже какой - то частью сознания разбирала отдельные слова. А вторая я повернулась и, расталкивая людей, начала пробиваться на противоположный конец танцпола, туда, где должна была оказаться. Слышала, как прямо передо мной закричала девушка в розовом лифчике, как её поддержали ещё несколько голосов, видела, как они расступились и на танцпол упало тело молоденького юноши. Его вытянуло в струнку и ударило об пол, по подбородку потекла струйка смешанной с кровью пены. Я подбежала было к нему, но в тот самый момент, когда почти дотянулась, меня отбросило назад.
Сдавленно вскрикнув, я уставилась на Макса невидящими глазами. Музыка совершенно оглушила меня, казалось, что барабанные перепонки вот - вот не выдержат и порвутся в клочья.
И всё же крик я услышать смогла. Сначала закричала одна девушка, та самая, в розовом лифчике. А через секунду хор орущих смог заглушить музыкальные раскаты. Я обернулась, словно во сне, который мне уже снился, и увидела, как толпа танцующих шарахнулась в стороны от пятачка, и даже со своего места могла видеть, как тело молоденького юноши ударилось о блестящее покрытие танцпола.
Меня словно подбросило, я кинулась к нему, не отрывая глаз, и узнавала каждое его движение. Вот он вытянулся мучительной, выворачивающей суставы струной, вот по подбородку побежала пена с прожилками крови, разноцветная в мигании цветомузыки, вот судорога сковала все его мышцы, и уже в следующую секунду юноша бился об пол, полностью потеряв контроль над своим телом. Я обернулась и крикнула следовавшему за мной Максу: "Рубашка!" Он понял меня моментально, рванул на себе рубашку так, что пуговицы разлетелись во все стороны, снял и протянул мне. Я быстро скомкала её и подсунула юноше под голову.
И тут я снова увидела лестницу, ведущую через абсолютную тьму к полному покою. Только на сей раз по ней поднималась не я, а этот юноша. Я не могла понять, сколько он успел пройти до этого вечера и сколько ещё осталось, но сейчас, на моих глазах, он повернулся и прошёл ещё десяток ступеней вверх. Меня обдало ледяным страхом. Я схватила ртом воздух и крикнула, стараясь донести до него весь ужас, который ждал его в конце пути:
- Не ходи!!!
Он повернулся, и хоть я понимала, что вокруг царит непроглядный мрак, могла видеть его лицо. Он мне улыбнулся. В его сердце не было того страха, который жёг меня. А потом повернулся и пошёл дальше.
Лестница начала таять. Я пыталась удержать её, цеплялась, как некоторые, наполовину проснувшись, цепляются за интересный сон. И всё же упустила, и обнаружила себя, стоящей на коленях перед юношей - эпилептиком. Судороги прекратились, он смотрел на потолок неподвижным взглядом и тяжело дышал. Дрожащей рукой я вытащила у него из-под головы рубашку Макса, всё ещё не веря в увиденное, но помня страх, который пришлось испытать. Глаза по-прежнему видели, как он уходил. Улыбался и уходил, а я никак не могла его остановить.
- Ты как?- спросил Макс.
Я постаралась улыбнуться.
- Всё в порядке.
- Ему уже вызвали "Скорую",- сообщил он.- Пойдём, нам тут больше нечего делать.
Он помог мне встать на ноги, посмотрел на рубашку, сжатую в моём кулаке, и усмехнулся:
- Пожалуй, сегодня я её больше не надену.
- Да...
Я разжала кулак, рубашка упала на пол под ноги гостей клуба, и ни я, ни он не сделали попытки её поднять. Они вызвали "Скорую". Хорошо. Только они не понимали, а я не могла объяснить, что ни одна «Скорая», ни одно лекарство, ни один выдающийся психотерапевт не смогут заставить этого юношу остановиться на пути сквозь тьму.

Когда мы подъехали к моему дому, было начало третьего. Можно было ещё немного погулять по городу, но я чувствовала себя такой усталой, что настроение гулять исчезло. Макс молча вёл машину, я молча смотрела в окно, и казалось, что вечер прошёл чудесно, но на самом деле так не было. И я никак не могла понять, в чём причина.
На улице резко похолодало, дул промозглый ветер, но в салоне было тепло. Тихо играла музыка, передаваемая по радио. Промелькнул и скрылся за спиной МКАД. Я видела, как мимо пролетают дома, магазины, фонарный столбы, голые силуэты деревьев, припозднившиеся прохожие. Я всё это видела, и всё же не оставляло ощущение, что мы стоим на месте, а это сам мир несётся мимо нас, всё набирая и набирая скорость. Как в бутафорском киношном автомобиле, когда актёр сидит в обрезанном с одной стороны салоне, а за ним по огромному экрану пролетают леса и поля.
Я потёрла пальцами виски, на несколько секунд закрыла глаза. Спать не хотелось, но поднимать веки я не стала. Чтоб не видеть проносящихся мимо рисованных улиц.
- Тебе понравился вечер?- спросил Макс после долгого молчания, которое не показалось мне таким уж долгим.
- Понравился,- ответила я.
Я не солгала ни словом, но почему - то сразу поняла, что Макс мне не поверил.
- Надо выбраться куда-нибудь в следующие выходные,- сказала я фальшиво - бодрым голосом.- Просто стыдно сидеть вечерами дома.
- Что ты предлагаешь?
- Не знаю, надо подумать.
Мне кажется, Макс нервничал. Вернее, я в этом была совершенно уверена. Он крепко стиснул пальцами руль, машина на секунду вильнула в сторону и выровнялась. Он смотрел прямо перед собой, и я в полутьме могла видеть его профиль.
- Послушай...- Макс сделал короткую паузу, подбирая слова.- Послушай, я не люблю, когда мне навязываются, пусть даже из лучших побуждений.
- Ты считаешь, я тебе навязываюсь?!
Моему изумлению не было предела, так что для обиды просто не хватило места.
- Погоди, я не это имею в виду. Просто если тебе неприятно моё общество, но из вежливости ты предпочитаешь ничего не говорить, то это глупо. Я не маленький ребёнок и вполне могу пережить отставку. И мы ограничимся рабочими отношениями.
Я мало что поняла, и решила задать следующий вопрос, не зная наверняка, уместен он будет или нет.
- Ты думаешь, я общаюсь с тобой, чтоб не разочаровывать?
- Если это так...
- Это не так. Как тебе только в голову пришло?
Макс пожал плечами.
- Тогда в чём дело? Я не могу понять твою смену настроения. То ты ведёшь себя так, будто всё в порядке, а потом вдруг отворачиваешься, и у меня такое ощущение, что отчаянно скучаешь. Повторяю ещё раз: если тебя тяготит моё общество, я навязываться не буду. Это не в моих привычках.
- Зато в твоих привычках делать поспешные выводы и тут же выкладывать всё начистоту,- кивнула я, только теперь поняв, что обиделась. Однако заставила себя смягчить тон.- Мне было очень приятно провести с тобой этот вечер, честно.
Он повернулся и внимательно посмотрел на меня.
- Тогда в чём дело? Что случилось?
- Не знаю,- я покачала головой.- Как только пойму, сразу объясню, но пока мне нечего сказать.
- Хорошо.
Мы снова замолчали, но на сей раз уже без напряжения. Я подумала, что этот короткий разговор пошёл нам обоим на пользу. Это гораздо лучше, чем копить обиды.
И всё же мне было неуютно, и Макс не имел к этому никакого отношения. На самом деле, он был мне вполне симпатичен. Но было что - то такое, чему я не могла дать определения, но что меня очень настораживало. Ощущение декораций, за которыми пряталось что - то (или кто - то) опасное, не давало возможности расслабиться ни на мгновение. Я старалась смотреть прямо, хотя то и дело начинала коситься за плечо, ища того, кто скрывался на периферии зрения.
Мой отец знал бы, что надо делать.
Мысль возникла в голове сама собой, без всякого вмешательства с моей стороны. Я даже слегка вздрогнула, озадаченная и в то же время приобретшая почву под ногами. Да, отец бы знал, что надо делать. А я - его дочь, и я тоже могу это знать, возможно, уже знаю, только не догадываюсь об этом, потому что не могу собраться с мыслями.
Я закрыла глаза. Конечно, существовала вероятность, что мой отец был обычным сумасшедшим, и не знал, что со мной рано или поздно случиться то же самое, и не специально оставил мне свою картину, а попала она ко мне по недосмотру мамы. Однако мне хотелось верить, что это не так. Что он на самом деле обладал каким - то тайным знанием, которое отличало его от всех прочих людей на земле. Ведь иначе мне пришлось бы смириться, что я тоже быстро схожу с ума, и этот процесс успел зайти довольно далеко.
Шизофрения. От этого слова, пришедшего мне в голову в тот день, когда случился первый приступ и когда я впервые поняла, что такое настоящая боль, так и тянуло холодом. Оно звучало не как диагноз, а как приговор.
Шизофрения - это образ жизни.
Глупость? Наверное, всё же нет. Только никто в мире не пожелал бы той жизни вдали от самой себя, которая, возможно, была для меня уже решённым будущим.
Я сидела с закрытыми глазами, ни о чём не думая, ничего не стараясь вспомнить. То, что мне было нужно, пряталось так глубоко, что обычным напряжением памяти обойтись было невозможно. Я хотела попробовать другое: не думать о том, что надо, а просто плыть в потоке мыслей.
И я вспомнила. Вернее, даже не вспомнила, это неправильное слово. Я УВИДЕЛА...

Я сижу на полу в большой гостиной нашего дома в пригороде Лондона, на бежевом ковре из толстой шерсти, и держу в руках мягкого игрушечного зайца по имени мистер Титч. Этого зайца подарили мне на Рождество, и мне нравится играть с ним. Стоит ясный летний день, окна открыты и тёплый ветер, смешанный с солнечным светом, льётся в комнату. По потолку прыгают солнечные зайчики от "музыки ветра", весящей у окна, и я слышу нежный перезвон тонких трубочек. В какой - то момент я поднимаю глаза и вижу, что отец стоит в дверях, прислонившись одним плечом к косяку, и смотрит на меня. Я вижу, как он улыбается, и радуюсь, потому что в последние дни он совсем перестал улыбаться.
- Тебе нравится играть с этим зайчиком?- спрашивает он меня.
Я киваю.
- Да, очень нравится.
В этот момент в комнату входят ещё два человека, оба в белых халатах и оба мне не знакомы. Мужчины. Они становятся по обе стороны от отца. Следом появляется мама, она бледна, глаза заплаканы и покраснели, она прижимает пальцы к дрожащим губам и вроде бы что - то хочет сказать, но не может. А я, пятилетняя девочка на ковре, не замечаю её состояния. Я просто смотрю, что незнакомые люди стоят по обе стороны от отца, и меня охватывает страх за него. Отец улыбается, но я не верю его улыбке.
- Мне нравится мистер Титч,- говорю я тихо, потому что отец смотрит на меня и ждёт слов.
Мама крепче прижимает пальцы к губам и этим пугает меня ещё больше. Я всеми нервами своего детского тельца чувствую, что происходит что - то очень плохое.
- Идёмте,- говорит один из белых халатов и берёт моего отца под руку.- Идёмте, уже пора.
- Я хочу поговорить с дочерью,- отвечает отец, и его улыбка превращается в гримасу.
Халат смотрит на маму, и та кивает, переводя красные глаза с отца на меня и обратно. Я понимаю, что больше не могу сидеть, встаю на ноги и бросаю зайца на пол. Отец делает ко мне несколько шагов, но неуверенно, словно не знает, на какое расстояние ко мне ему можно приближаться.
- Папа, что случилось?- спрашиваю я, и кажется, что сейчас он, как обычно, обнимет меня, подбросит в воздух, а потом поцелует в кончик носа и ответит весёлым голосом: "Всё отлично, малыш. Всё просто отлично". И тогда, после его слов, всё встанет на свои места.
- Малыш, ты помнишь стишок, который мы с тобой учили?- спрашивает отец ласково.
Его тон немного успокаивает, и я послушно киваю головой Конечно, я всё помню.
- Повторяй за мной,- говорю я его фразу, с которой мы каждый раз начинали урок.- Обернись назад и вспомни, как рождается заря, солнца лучик жизнь наполнит, и в луче том буду...
- Хватит!- Громкий мамин крик заставляет меня оборвать стих.- Хватит, слышишь?
Я снова пугаюсь, ещё больше, чем прежде. Я уверена, что происходит плохое, что плохое идёт от двух "мистеров" в белых халатах. Сердце бьётся, как сумасшедшее, я не понимаю, что случилось и почему мама кричит.
Но отец не обращает на её крик никакого внимания, даже не поворачивает головы. На его лице всё та же полуулыбка - полугримаса.
- Хорошо запомни этот стишок,- повторяет он.- Хорошо запомни, понимаешь, малыш? Папа хочет, чтоб ты всегда его повторяла.
- Понимаю,- слово даётся с трудом, у меня дрожат губы. Прямо как у мамы.
Отец подходит ещё на шаг, осторожно, как большой крадущийся кот.
- И вот ещё, что ты должна хорошенько запомнить, малыш. Ты не одна. Ты никогда не была и никогда не будешь одна. Понимаешь? Ты никогда не будешь одна.
- Хватит!!- На этот раз мама кричит ещё громче.- Прекрати забивать ей голову этим бредом! Уводите его, больше так продолжаться не может!
Мужчины в халатах направляются к отцу, а он вдруг бросается ко мне, хватает за плечи и так крепко стискивает, что у меня немеют руки. Оглушённая, ошеломлённая, я начинаю кричать: "Папа, отпусти меня! Папа, отпусти! Больно! Папа!" Но он не слышит, только смотрит на меня, и его глаза всего в паре дюймов от моих, и горячее, пахнущее сигаретами дыхание бьет меня прямо в лицо.
- Малыш, не бойся, просто слушай и запоминай. Больше тебе никто не скажет. Запоминай слова: истина спрятана за виселицей. Истина спрятана за виселицей. Инга, ты меня слышишь? Истина за виселицей! Запомни это, малыш!
Он держит меня за плечи и трясёт так, что я отрываюсь ногами от пола. Страх совсем мутит мой разум, перед глазами всё плывёт, и я лишь смутно слышу, как мама кричит: "Отпусти её! Немедленно отпусти её! Ты её пугаешь!!!" Двое в халатах хватают отца за руки и пытаются оттащить в сторону, но чем больше тащат, тем сильнее он впивается в мои плечи.
- Запомни, истина за виселицей! Ты найдёшь её там, запомни! Смотри за виселицей! Папа любит тебя, солнышко! Папа очень сильно тебя любит!
Его огромные блестящие глаза пристально смотрят на меня, пожирают взглядом, шарят по лицу, запоминая все самые мелкие детальки. Впервые я вижу отца таким страшным, таким чужим и зловещим.
- Папа...- я стараюсь набрать в лёгкие воздух, но он нависает надо мной, закрывает весь мир, и я могу сделать только коротенький хриплый вздох. Страх стальным кольцом сжимает грудь.- Я запомнила... Я хорошо запомнила...
По щекам струятся слёзы. По моим щекам, капая на пол и на валяющегося у ног мистера Титча. И по его щекам, по двухдневной щетине, покрывшей щёки.
- Я очень люблю тебя, Инга,- говорит он тихо.- Я очень - очень люблю. Даже больно становится, как я люблю тебя.
В этот момент для меня всё замирает. Я не слышу истерических маминых воплей, не вижу людей, которые отрывают отца от меня, не чувствую боли в руках. Только вижу лицо отца и знаю, что тоже очень сильно люблю его, люблю больше, чем маму. Если сейчас у меня спросить, с кем из родителей мне хотелось бы жить, я без заминки отвечу, что с отцом. Он загородил для меня собой весь мир и сам стал моим миром. По крайней мере на эти короткие десять секунд.
- Я тоже люблю тебя, папочка,- шепчу я.
Он отпускает мои плечи и делает попытку обнять, но в этот самый момент двое в халатах заламывают руки ему за спину и оттаскивают в сторону. Его лицо отдаляется от меня, я хорошо вижу испуганные глаза, и меня переполняет возмущение.
- Отпустите папу!- кричу я.- Отпустите!
Я срываюсь с места и бегу к нему, но мама перехватывает меня по пути и крепко прижимает к себе. От неё пахнет духами, а шерсть пиджака колет щёку.
- Я хочу к папе! Хочу к папе!!!
Я плачу и пытаюсь вырваться, но мама держит меня крепко. Гладит по голове так сильно, будто хочет вырвать волосы и твердит, как заведённая:
- Теперь всё будет хорошо. Теперь всё будет хорошо. Теперь всё будет хорошо. Теперь всё...
Отец выпрямляется. Он бледен, лицо в слезах, однако улыбается мне, и это уже не гримаса, а настоящая улыбка.
- Верь маме, всё будет хорошо. И помни, ты никогда не будешь одна. Я буду в каждом луче солнца, присмотрись как следует. Хорошо, милая?
- Я присмотрюсь. Я люблю тебя, папочка.
- Я тоже, малыш. Папа очень сильно тебя любит. Папа будет рядом.
Его увели, и только когда машина, увозящая отца в психиатрическую клинику в предместье Лондона, пропала из вида, мама отпустила меня.
Больше отца я не видела...

...Я открыла глаза и в первый момент не поняла, где нахожусь. Сердце сжалось так туго, что смогло бы пролезть в игольное ушко. Глаза горели от слёз. Как же я могла забыть этот день, как могла забыть лицо отца, когда он прощался со мной, зная, что больше не увидит? Теперь я видела перед собой каждый момент той встречи, и тоска захлестнула с такой силой, какую я не испытывала никогда в жизни. Я бы отдала половину жизни, чтоб увидеть его ещё хоть раз, но это было невозможно. Отец давно умер. Я даже не могла побывать на его могиле, она осталась в Лондоне, который мы так поспешно покинули.
Достав из сумочки платок, я отвернулась от Макса и вытерла слёзы. Незачем плакать, всё равно время уже не повернёшь вспять, и отец не вернётся, чтоб поцеловать меня и назвать малышом. Он ушёл только один раз - зато навсегда.
- Вот ты и дома,- Макс притормозил возле веранды.
Я заставила себя хотя бы на время выкинуть отца из головы и улыбнулась.
- Вот вечер и закончился.
- А ещё через пару часов закончится ночь.
Я вышла из машины, ёжась от холодного ветра. Макс тоже вышел и проводил меня до самой двери.
- Увидимся в понедельник.
Я отперла дверь и повернулась, чтоб попрощаться. Во дворе у нас горел фонарь, но под навесом крыльца было почти совсем темно.
- Конечно. Не опаздывай на работу.
- Никогда.
В этот момент я поняла, что хочу его поцеловать. Просто хочу, и всё, без каких бы то ни было причин. Конечно, целоваться у двери домой - это по - детски, но не лишено привлекательности. Что самое странное, до этого момента я не думала ни о поцелуях, ни о чём похожем.
Я подошла на несколько шагов и встала к нему почти вплотную. Теперь я могла чувствовать запах его туалетной воды и холодной кожи куртки. Подняла руки и положила ему на плечи. Хорошо, что было темно, при свете дня я бы на это не решилась.
Макс словно только этого и ждал. Он прижал меня к двери и начал целовать, быстро и жадно. Я едва успевала вздохнуть, с каждой секундой всё меньше владея собой. Голова шла кругом.
Не знаю, сколько прошло времени. Судя по моим внутренним часам, не больше минуты, хотя в реальности гораздо больше. Теперь я уже не чувствовала промозглого ветра, было только его горячее дыхание, оставшееся у меня на губах.
И вдруг я подняла руки и оттолкнула его. Макс не ожидал этого и чуть не потерял равновесие. Признаться, я и сама этого не ожидала. Будто это не я, а кто - то ещё оттолкнул его моими руками.
- Прости, я...- краска залила лицо, и я во второй раз порадовалась темноте.- Это неожиданно... Хороший был вечер, спасибо. Звони, если что.
- Хорошо,- только и успел ответить Макс. Я проскользнула в щель и плотно закрыла за собой дверь.

Она его поцеловала! Мало того, что пошла на свидание, так ещё и ПОЦЕЛОВАЛА! Я не мог поверить своим глазам. В этот момент весь мир для меня перевернулся.
Весь вечер я не мог отделаться от ощущения грядущей опасности. Захватчик был в Ней и готовился нанести очередной удар по самому слабому месту, а так как слабых мест хватало, я не знал, на что обратить особое внимание. Так что просто присутствовал и наблюдал.
К счастью, приступ эпилепсии, свидетельницей которого стала Грёза, был спровоцирован не Ей самой, однако меня несколько удивила Её чуткость к подобным нарушениям. В прошлый раз предвидение было вызвано абсолютным знанием, но теперь дар проявил себя в полной мере, и я был рад увидеть, что Она может совладать с эмоциями.
Чего нельзя было сказать обо мне. Странное, очень неприятное чувство, ржавым гвоздём застрявшее в груди, оказалось обычной ревностью, но от осознания этого легче почему - то не стало. Даже наоборот. Из юного Хранителя я превратился в юного ревнивца, а ведь Она даже не подозревала о моём существовании. Вернее, Она видела меня в кафе, но не знала, что я - это я. И не обратила внимания. Конечно, не обратила, ведь она сидела с этим Максом, который теперь занимал очень большое место в её жизни. Он занимал - а я будто бы нет. Я был тенью, которую принято не замечать.
В машине я Её потерял, и, честно говоря, от испуга чуть не вывалился из зоны допуска. Я перестал Её чувствовать. Наверное, прошло не меньше десяти минут, прежде чем я снова смог наладить контакт, но что случилось в эти потерянные минуты, я так и не понял. Она просто исчезла, не физически, но... в общем, в салоне какое - то время сидела пустая оболочка, тогда как сама Она была где - то в другом месте. Единственное, что радовало, так это понимание: это не атака Захватчика, и Она вернулась такой же, какой была, только более расстроенной.
Я бы всё перенёс: и танцы, и обнимания, и задушевные разговоры. Но Она его поцеловала. В губы. Долго. Они стояли у двери и целовались, и он лапал Её своими наглыми руками, как будто имел на это право, а Она не возражала. От злости и отчаяния я готов был кричать. Счастье, что моё тело в этот момент находилось далеко, иначе я не удержался бы и врезал ему по смазливой роже. Меня всего трясло, как в лихорадке, и бессмысленно было убеждать себя, что это от пережитого испуга.
В этот момент я узнал Макса как своего врага номер один.

Во второй раз я увидела загорелого парня из кафе через пару дней, когда вышла в середине рабочего дня на улицу. Не то, чтоб у меня было срочное дело, требующее ухода из редакции, просто стало там душно. Вот я и решила погулять минут двадцать, проветрить голову, а потом возвращаться обратно. Мыслов попросил, имея в виду очень настоятельную просьбу, поработать над снимками "Атмосфера", поэтому дела были, но они не смогли удержать меня в четырёх стенах.
Я шла по улице и думала о том, что после обеда мы с Максом собирались снова поехать в клинику в Ремисово. Макс хотел ещё поговорить с Александром, а мне было велено сделать не просто несколько фотографий для статьи, но целую серию, посвящённую клинике под названием "Пленники грёз", не меньше пяти десятков снимков. Ехать не хотелось, но уже не так сильно, как в прошлый раз.
И вот тут - то я его увидела. Сомнений быть не могло - это тот же парень. Он был выше, чем показался мне с самого начала, но больше отличий я не заметила. Он стоял на автобусной остановке на моей стороне улицы, смотрел по сторонам и как - будто не обращал на меня внимания. Возможно, он и в самом деле не обращал, но почему - то показалось, что единственный взгляд, который он не меня бросил, так ко мне и прилип. Парень отвернулся, а взгляд продолжал щекотать кожу.
Я остановилась, немного постояла, смущённая своим странным отношением к незнакомому мальчику, судя по всему, школьнику, и даже хотела подойти к нему, но в последний момент передумала. Нет ничего глупее, чем подойти к человеку, который второй раз попадается на глаза, и спросить: "Почему вы преследуете меня?"
Подъехал автобус, но, видимо, не тот номер, который был нужен парню, потому что он не двинулся с места. И вообще практически не шевелился с того момента, когда я начала за ним наблюдать. Потом вдруг повернулся и посмотрел на меня, удивлённо подняв брови, и я поняла, что веду себя странно. Если он и не преследовал меня, то я рассматривала очень пристально. И всё же что - то в нём было, необъяснимое, но притягательное. Если бы он был чуть постарше, я бы подошла почти наверняка, за таких людей можно и нужно цепляться.
Но он был молод, и я осталась на месте. И даже отвела взгляд, хоть и с трудом.
И поняла, что мне надо домой. Был разгар рабочего дня, но я знала, что должна уйти, иначе что - то случиться. Если уже не случилось. Как раз подошёл автобус, который мог отвезти меня до посёлка, и я не промедлила.
А когда обернулась, парень смотрел мне вслед и чуть улыбался, и его улыбка отразилась во мне.
В этот момент ещё я не знала, что ещё один этап моей жизни уже почти подошёл к концу.

Когда я вошла в свою комнату, там была мама. Она сидела на кровати, закрыв лицо руками, и не заметила моего появления. Наверное, она не заметила бы меня, даже если бы я топала и громко пела песни. Но я вошла совсем тихо.
Я остановилась в дверях, не зная, что ожидать, потом подошла и коснулась её плеча. Мама резко вскинулась, шарахнулась в сторону и посмотрела на меня круглыми испуганными глазами. Я тоже шарахнулась, но не от испуга, а от неожиданности. Мама была бледна, как первый снег, под глазами разлилась краснота слёз. Никогда прежде не видела её в таком состоянии.
А она смотрела на меня, как на призрака, словно не узнавала.
Дурное предчувствие сжало сердце, но я знала, что не сделала ничего, способного вызвать такой ужас, и поэтому не могла оценить всю степень её страха.
- Что с тобой?- спросила я суше, чем следовало бы. Но жалость, обычно просыпающаяся по первому требованию, на сей раз даже не подняла головы. Я смотрела на маму, единственного близкого мне человека, но видела лишь знакомую женщину, даже не слишком любимую, и не могла заставить себя сочувствовать.- Что случилось?
Вместо ответа она взяла с покрывала несколько листов и протянула мне. Я взяла и сразу поняла, что это снимки сумасшедшего Александра; обычные рабочие снимки, которые я сделала несколько дней назад. Часть из них, самые удачные, я отнесла в редакцию, а остальные положила на полку, чтоб потом к ним вернуться и доработать. Сейчас мама протягивала их, словно считала, что для меня они должны стать сюрпризом. Я послушно взяла их и просмотрела. Снимков было немного, семь штук, и снят на них был только один человек: Александр. В разных позах и ракурсах, но это сути не меняло. Вот он сидит, устало положив руки на колени и сгорбившись, и чрезмерно длинные волосы падают на впалые щёки; вот он стоит у окна, глядя, как за перечерченным решёткой стеклом золотится осенняя листва; вот говорит с Максом, и его лицо преисполнено такой внутренней силой и такой болью, что пробирает дрожь. Я смотрела на снимки и не понимала, как могла забраковать их. Каждый из них дышал скорбью загнанного в угол человека.
Неужели это снимки привели маму в такое состояние? Она была творческим человеком, и поэтому довольно чувствительным. Но не настолько же!
- В чём дело?- спросила я ещё раз после продолжительного молчания, которое мама так и не нарушила.- Что не так?
Мама покачала головой, и это разозлило.
- Отвечай мне,- отчеканила я.
Она подняла на меня глаза, губы вздрогнули, потом поджались. Она выдохнула через нос.
- Мне страшно…- Голос, которым она ответила, был красноречивее самих слов. Тонкий голос мышонка из мультика, который просит кота его не есть.- Разве ты не понимаешь? Откуда этот человек, где ты его видела?
- Какая разница?
- Для меня это важно.
- Это рабочие снимки и не имеют к тебе никакого отношения.
Мама ещё немного помолчала, кусая губы, потом скривилась в улыбке. При этом в глазах стояли слёзы, губы дрожали, и я не сомневалась, что увижу, как она заплачет. Но даже это не смогло тронуть моё сердце, в сегодня оно решило взять отгул.
- Я...- мама запнулась и посмотрела на меня, словно говоря: зачем ты меня спрашиваешь? Почему ты так жестока? Видишь же, как мне тяжело.- Я уже видела этот взгляд раньше. И это выражение лица. Этот человек... твой отец был таким же перед тем, как его забрали. Ты, конечно, не помнишь, но я многие годы жила в этом кошмаре, пока... И вот теперь снимки... И ты порой смотришь на меня так, что мне становится страшно. У тебя его взгляд, Инга. Ты можешь отличать таких, как он, ты можешь передавать это в своих фотографиях. Ты знаешь, что стоит за этими взглядами, ты... Я боюсь, что ты станешь такой же. А тебя? Разве тебя это совсем не пугает?
Я равнодушно пожала плечами.
- Меня это не касается. Я никогда не сойду с ума, как отец, и мой отец тоже не был сумасшедшим. Не всякий, кто видит - безумен.
Мама побледнела ещё больше, а на щеках появились ярко - красные, будто специально намазанные пятна.
- Не смей так говорить. Даже думать так не смей.
- Я говорю и думаю так, как надо, и ты не можешь мне приказывать.
- Я не могу? Я твоя мать!
- Но не моя совесть! Мама, я уже взрослая, и сама могу определить, что мне нужно, а что лишнее. Вот сейчас, к примеру, мне кажется, подняла панику из ничего, из пустоты, и мне странно, что при этом ты тревожишься за моё душевное здоровье и требуешь понимания.
Мама вскинула голову, глаза блеснули, как два угля.
- Ты не имеешь права судить меня. Ты не видела того, что видела я, и не пережила то, что довелось мне. День за днём, год за годом я наблюдала, как твой отец уходит от реальности в мир своих грёз, своих видений, которые не отпускали его ни днём, ни ночью. С каждым разом он становился всё более чужим и далёким. Он мог замереть на месте и не двигаться много часов подряд, и тогда я тихонько подходила и прислушивалась, дышит ли он. И, Бог свидетель, иногда мне хотелось, чтоб не дышал. Он разговаривал сам с собой, с людьми, которых никто, кроме него, не видел. Он вёл себя так, словно мог находиться в двух местах одновременно, он говорил новости до того, как их успевали передать по телевидению, и мог засмеяться, глядя на похоронную процессию и заплакать при виде свадьбы. Его трогали чужие проблемы и совсем не беспокоило то, что наша семья разваливалась на части. Он не принадлежал ни себе, ни кому бы то ни было другому, часто менял настроение, и мог без причины начат кричать на меня или вдруг приходил домой с букетом цветов. Несколько раз его забирали в полицию за уличное хулиганство и несколько раз в больницу, когда "Скорая" подбирала его замерзающего на улице в состоянии ступора. За восемь лет брака ничего не изменилось, только стало хуже, и я ничуть не жалею, что в конце концов его поместили в клинику.
Но я не могу позволить, чтоб этот кошмар повторился. Не могу отпустить и тебе уйти в этот путь без конца. Клянусь, я сделаю всё, что в моих силах, чтоб этого не случилось.
Я села на кровать и смотрела перед собой, обдумывая слова мамы. Разумеется, я верила ей, по-иному не могло быть. У неё не было причин лгать мне. И всё же чувствовала, что всё происходило не совсем так, как она говорит. Возможно, отец на самом деле был сумасшедшим и периодически галлюцинировал и замыкался в себе, возможно, у него случались приступы агрессии или странные эмоциональные всплески. Но при всём при этом он был, я уверена, гораздо разумнее, чем считала мама, чем считали все, кто его окружал.
Истина за виселицей.
Я посмотрела на маму.
- Отец повесился, верно? Он не просто умер, он покончил с собой. Повесился. Я говорю правду?
Она опустила голову и кивнула.
- Я хотела тебе рассказать, но потом, позже. Когда он для тебя стал бы чужим человеком.
- Но он не стал чужим,- ответила я.- Мама, я хочу побыть одна. Оставь меня.
Мама молча встала и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Я осталась одна.
Я никогда ничего не знала об отце; всякий раз, когда заговаривала о нём, мама ловко переводила разговор на другую тему. Она не хотела мне о нём рассказывать, отлично зная, что я его не помню. Теперь стало понятно, почему: она хотела, чтоб он превратился для меня в постороннего человека. И не её вина, что этого не случилось. Вполне возможно, что саму маму я забыла бы куда быстрее и легче. С ней меня не связывало ничего, кроме родства, а с отцом у нас была связь душ, мыслей и чувств, которую ни время, ни смерть уничтожить не смогли. Я это знала с самого рождения, хотя и не могла сформулировать словами. Между нами было нечто общее, недоступное маме, некая тайна. Возможно, сумасшествие, которое передалось мне от него по наследству, как другим передаются цвет глаз или черты характера.
Виселица. Истина за виселицей.
Значит, работа попала ко мне совсем не случайно.
Встала, достала картину и вернулась на кровать. Я так часто рассматривала её, что уже знала наизусть каждый штрих. Красная виселица на чёрном фоне - слабый холодный ветер поздней осени, тихий скрип досок помоста, покачивание верёвки с петлёй, словно большого маятника, ведущего отсчёт времени... Я перевернула полотно и осмотрела его с обратной стороны. Отец не зря говорил, что истина за виселицей, он оставил мне послание. Он знал, конечно, что в пять лет я не смогу запомнить и тем более понять его слова, однако они остались в голове и всплыли, когда мир вокруг превратился в дрожащее отражение в воде.
Пальцы нащупали какое - то уплотнение, практически неощутимое. Что - то вроде сложенного листа бумаги, спрятанного между двумя полотнами холста. Я взяла маникюрные ножницы и осторожно отрезала по одному краю задний холст, просунула в получившийся кармашек два пальца и вытащила конверт.
Сердце бешено билось в груди, пока я распечатывала конверт. Не отрезала край, а оторвала его, горя нетерпением. Это было первое послание от отца, адресованное лично мне. Уже тогда, четырнадцать лет назад, он знал, что наступит момент, когда мне будет так сильно недоставать его поддержки.
Я шмыгнула носом, вытерла подступившие слёзы и вытащила из конверта лист тонкой бумаги, сложенный пополам. Развернула его, но несколько секунд не могла читать: слёзы растворили буквы. Потом всё же прочитала:
"Малыш, я уверен, что ты нашла это письмо в тяжёлое для себя время. Жаль, что меня сейчас нет рядом, но так уж случилось, что едва ли я буду жив, когда придёт срок. Наверное, ты у меня настоящая красавица – иначе не может быть.
Я не знаю, что происходит с тобой, но могу предполагать, и поэтому говорю сразу: не бойся. Главное, не бойся и не теряй присутствия духа. Всё будет хорошо, если ты сможешь отделять наваждение от реальности. Это сложно, я знаю, но уверен, что ты справишься. У тебя очень хороший Хранитель, он не подведёт в трудный момент, поэтому с одной стороны я за тебя спокоен, но с другой стороны – ты должна позаботиться о себе сама.
Ты многого не знаешь, и чтоб сообщить всё, одного листа мало, однако кое - что я всё же смогу тебе рассказать. Я познакомлю тебя с Эрой..."
На середине этой фразы письмо обрывалось. Чуть ниже было написано ещё только одно слово, написано неаккуратно, торопливо: "люблю". И всё. Никаких объяснений, никакой обещанной истины, сплошной туман. Отец не успел закончить письмо, его отвлекли, и больше он к нему не вернулся.
И всё же это было много. Это были слова, которые отец писал специально для одной меня. Он думал обо мне даже тогда, когда все, включая его жену, обернулись против него. Я осторожно сложила письмо по сгибу, чтоб не помять, и положила рядом с собой на кровать, а потом тихо расплакалась, глядя на картину. А верёвка покачивалась прямо перед глазами большим маятником: туда - сюда, туда - сюда.
Мама лгала мне, отец не променял нас на болезнь. Он всё время, до самого конца помнил обо мне. Я забыла, а он продолжал помнить. И любить.
- Папочка, ты мне так нужен...
И в этот момент всё началось...
Я услышала крик. Кричал тот же голос, который говорил со мной однажды в столовой, только теперь он доносился словно из далёкого далёка, едва различимый за странным, всё нарастающим гулом. "Отвернись!!!- кричал голос.- Отвернись!!! Не смотри!!!" В этом голосе был неподдельный ужас. Или мне так только показалось...

Я увидел Захватчика так ясно, как не видел ещё никогда в жизни. Он словно пронизал насквозь Её тело и просвечивался сквозь него, и я мог видеть, как он чёрной тенью проник в Её разум. Я понял, что должен предупредить, любыми силами заставить Её отвернуться от картины, оставленной отцом и превратившейся именно в ту ловушку, которую Захватчик разыскивал. Я, как мог, тянулся к Её сознанию, приказывая отвернуться, но уже через несколько секунд понял, что это не возымело эффекта. Грёза уходила, и Её невозможно было остановить. По крайней мере я, находясь в положении бестелесного духа, этого не мог.
Несколько минут Она сидела на кровати, не отрывая взгляд от картины, лежащей рядом, в то время как я делал всё возможное, чтоб быть услышанным, а потом вдруг встала. Её лицо было полно решимости и в то же время растерянным, как у ребёнка. Я знал, что Она что - то видит. Но что?
В любом случае, медлить было нельзя. Я знал, что могу управлять своим телом находясь на расстоянии от него, но никогда этого не практиковал. Теперь пришло время попробовать, я не мог, не имел права отлучаться и оставлять девушку одну. Но одновременно должен был привести Её в чувство, а это могло сделать только моя физическая форма.
Закрыл глаза и сосредоточился на своём теле, оставленном, как я помнил, на остановке. От неё до дома Инги было больше часа езды, но в этот момент время не играло никакой роли. Я знал, что смогу добраться довольно быстро, если только поймаю момент контроля.
На то, чтоб поймать контроль, ушло не больше трёх минут, но когда я открыл глаза, Инги в комнате уже не было.

Уши заложило, остался только гул, похожий на завывание ветра. Перед глазами всё расплылось, и только одно осталось чётким и незыблемым - красная виселица. Виселица, на которой в своё время повесился мой отец. Виселица, которая была символом той жизни, что началась у меня совсем недавно. Голос исчез, растворился в звуке и изображении, и уже казался мне плодом воображения. Разве меня мог кто - то звать? Нет, не мог...
И в следующее мгновение я уже стояла на высоком обрыве, каменной площадке, заканчивающейся в десяти шагах впереди. Я не оглядывалась назад, зная, что там высятся только голые скалы, что они поднимаются вершинами и исчезают в струящейся над землёй тьме. Скалы были безжизненны; ничто, ни одно растение или животное, не нашло приюта на их холодных склонах. Только тени, не живые, не мёртвые, бродили между обломков породы. Они искали - не меня, но таких как я. Подобных мне. Чтоб в конце концов привести на лестницу во мраке. Или сюда.
А впереди простиралось море, холодное и безбрежное. Сильные волны с гулом бились о стену обрыва далеко внизу. Я не могла видеть, как они раз за разом налетали на камни и разлетались тысячами брызг, мне мешала густая темнота, но это не мешало чувствовать всё величие развернувшегося передо мной простора.
Это море тоже было мертво и безжизненно, как и скалы позади меня. Ни одна рыбка не плавала в его водах, ни одна водоросль. Только вода, чёрная, непрозрачная, как чернила, и она билась и билась об обрыв, брызжа вокруг мёртвой пеной. И ещё ветер – тот самый промозглый ветер поздней осени, дуновение которого я чувствовала уже не раз. Я обхватила плечи руками, но это не принесло ни капли тепла.
И было ещё одно, оно стояло на самом краю обрыва и чётко вырисовывалось в окружающей темноте.
Виселица. Та самая красная виселица с картины, только теперь высокая и настоящая. Она находилась совсем недалеко, я даже чувствовала запах дерева, словно её только что сколотили, и слышала, как скрипят доски помоста, и петля качалась маятником туда - сюда. Настоящая виселица, вполне пригодная для повешивания.
Я не хотела умирать. Не хотела до того момента, как попала сюда. Но теперь это казалось неизбежным фактом. Я попала на этот обрыв с единственной целью: умереть на нём. Умереть с петлёй на шее, как это сделали мой отец, его отец и отец его отца. Вот что хотел сказать папа, когда оставил мне эту свою работу, вот на что он намекал. От безумия есть только одно спасение - смерть.
Ноги словно налились свинцом и стали не просто тяжёлыми, а неподъёмными, но я всё же сделала сначала один шаг, потом второй. Мой отец этого хотел, и значит, я хочу того же. И если мне суждено умереть, то только так, и это будет единственным правильным решением принятым мной за последнюю неделю.
"Не бойся, малыш,- подбодрил меня голос отца.- Не бойся. Иди. Ещё один шаг, потом ещё один. Я уверен, ты справишься. Это только кажется сложным, но на самом деле в мире нет ничего более простого, чем смерть. Ведь это не конец, это только одна из пройденных ступеней. Просто ступень. Я верю, что ты всё преодолеешь".
"Я постараюсь, папа,- мысленно ответила, заставляя свои ноги слушаться.- Я буду очень стараться".
Шаг. Ещё шаг. И ещё один. Каждый давался всё с большим трудом. Мышцы горели огнём и готовы были порваться, как рвутся, если сильно растянуть, старые верёвки. Я обернулась через плечо, надеясь увидеть тонкий солнечный лучик, но за спиной царила вечная, первородная темнота.

Я бросился следом, хотя и не знал точно, за какой дверью Она скрылась. Обнаружил в ванной комнате как раз в тот момент, когда Грёза перелезала через борт в ванну. Она двигалась медленно, словно через силу, и не останавливалась ни на мгновение. Ещё не понимая, что Она задумала, я тем не менее сжался от страшного предчувствия. Девушкой управляли, и это могло привести ко всему.
Все мои попытки воззвать к разуму ничего не дали, он был плотно заблокирован. Захватчик слишком долго ждал, чтоб упустить свою жертву и на этот раз. Единственное, что я смог, так это силой воли открыть холодную воду, надеясь, что хоть это немного Её отрезвит. Но даже вода не смогла привести Её в себя. Грёза продолжала двигаться к одной Ей известной цели.
В этот момент Инга сняла с крючка душ, и я понял. Такого страха я не испытывал никогда.
Я зажмурился и снова попробовал поймать своё тело, но на сей раз ничего не получалось. Я просто не мог думать ни о чём, кроме Инги.
- Хватит, придурок!- приказал я и с размаху влепил себе пощёчину. Это немного помогло.
Я снова сосредоточился, закрыв глаза, потому что иначе не смог бы даже приблизиться к результату. А мне нужно было тело, и немедленно. О том, что будет, если я опоздаю, даже не хотелось задумываться.
И тут же я представил себе, как Она лежит на дне ванной без дыхания, и паника смела остатки самообладания. Я не выдержал и закричал, потом сжал голову кулаками так сильно, будто хотел её раздавить, и принялся снова ловить контроль.
"Сюда...- цедил я сквозь плотно стиснутые зубы.- Сюда... Ну давай же... Сюда!.. Сюда!.."
Но ничего не получалось, мне не хватало практики в подобного рода манипуляциях. Я смог подцепить своё тело, но перебросить... Это никак не получалось. Чёртово тело не хотело подчиняться!
В какой - то момент я открыл глаза и закричал второй раз. Мог бы не закричать, но получилось само собой.
Она обматывала резиновый шланг душа вокруг своей шеи.

По скрипучим ступенькам я поднялась на помост, затем прошла ещё несколько шагов и оказалась лицом к лицу с красной верёвкой, с петлёй, покачивающейся перед самым моим носом. Под ногами у меня оказался люк, открывать его было некому, но я не сомневалась, что он сам отлично справится с поставленной задачей и откроется именно в тот момент, когда голова окажется в петле. Это была не просто виселица, а единый живой организм со своими потребностями и возможностями, и сейчас все они сводились к одному: помочь мне как можно быстрее повеситься.
Меня начало трясти, от страха или от холода - непонятно. То, что мне было страшно, несомненно, я никогда в жизни так сильно не боялась. Крик рвался из груди, но всякий раз натыкался на преграду и умирал, чтоб немедленно ожить вновь; паника, тёмная, как вода в море под обрывом, стремительно заволакивала мозг, заглушая все мысли, и тело готово было бежать напролом куда угодно, только подальше от этого места. Но вместо этого я поднялась на помост и встала на крышку люка под самой петлёй. Неожиданно для самой себя я превратилась в марионетку, мной руководил неизвестный кукловод, и это казалось правильным.
"Я всегда буду с тобой,- продолжал увещевать голос отца.- Ты знаешь, я никогда тебя не покину. Что есть ценного в твоей жизни? Ничего. Только мать, но она не понимает тебя, никогда не поймёт, и ты закончишь свою жизнь в клинике с решётками на окнах. Люди будут приходить, чтоб посмотреть на тебя, как на диковинную тварь. Ты перестанешь быть человеком, и люди – те люди, что сейчас улыбаются тебе – этому поспособствуют. Ты знаешь, как они боятся того, что не могут объяснить простыми словами. Но я покажу путь сквозь эту тьму, я стану твоим путеводным лучом и всегда буду рядом. Ты ведь веришь мне?"
"Я верю тебе, папа. Я всем сердцем тебе верю".
Холодными, как кусочки люда, пальцами я взялась за верёвку. На ощупь она была совсем гладкой и мокрой, похожей на резину, хотя глаза видели переплетение толстых волокон.
Пошёл дождь, тонкие упругие струи больно били по плечам и голове, попадали в рот. Я повернула голову на бок, выплюнула дождевую воду и снова вернулась к своему занятию. Не имело значения, идёт дождь или нет, через минуту я буду качаться на верёвке, затянувшейся на шее, и мне станет всё равно. И я снова увижу отца.
"Смелее, малышка. Я жду тебя. Папа тебя ждёт".
Руки дрожали всё сильнее. Дождь, прежде лившийся, как и положено, сверху вниз, теперь хлестал мне под подбородок и заливал глаза. Пальцы перестали слушаться. После нескольких неудачных попыток я смогла попасть головой в петлю. Та моментально начала затягиваться. Удушья я ещё не чувствовала, но ужас перехлестнул через край и выплеснулся слезами.
"Папа тебя ждёт"...

"Сюда!- Я сорвался на крик, уже ни о чём не беспокоясь.- Сюда, я сказал! Я приказываю! Сюда!!!"
Было такое ощущение, будто в груди что - то разорвалось, и я уже подумал, что сейчас умру, но вместо этого на залитый водой пол шлёпнулось моё тело. Я немедленно вошёл в него и вскочил на ноги. Повело в сторону, голова невыносимо кружилась, всё болело, но это не могло меня остановить. Прыгнул под струю воды, бьющую из душа, и в этот момент Она затянула шланг на своём горле, рванув его концы в разные стороны.
Поток воды сразу стал меньше. Лицо Инги побелело, потом начало синеть, а я всё никак не мог разжать Её пальцы. Шланг скользил в руках. Я понимал, что ещё немного,- и она переломит себе позвоночник, и тогда я уже буду бессилен.
А она продолжала себя душить.

Заставила себя отпустить руки, и в этот момент люк под ногами распахнулся. И я со сдавленным хрипом рухнула в разверзшуюся темноту. Последним ощущением стала невыносимую боль в руках.

Снова вернулась паника, но не разрушительная, а подсказавшая единственно правильное решение. Я схватил Её за запястья и с силой вывернул их. Она застонала и ослабила хватку, я тут же выдернул шланг из пальцев и снял с шеи. Она длинно, хрипло вдохнула, глаза на мгновение широко распахнулись, - и тут же потеряла сознание.
Я выключил воду, вылез из ванны и даже смог сделать несколько шагов, но тут дурнота и боль, сдавившая грудь, с которыми я боролся все эти минуты, навалились с новой силой. "Вот вам и последствия переброски",- подумал я вяло. И, наверное, потерял сознание.

Та же боль в запястьях и привела меня через какое - то время в себя. Ещё не открывая глаз, я поняла, что жива. Открывать их и не хотелось, тем более что я до сих пор видела перед собой красную виселицу, на которой мне суждено было закончить отсчёт своих дней на земле. Тем не менее, я всё ещё дышала, хоть горло и саднило.
Немного погодя я всё же открыла глаза и даже попыталась сесть, опершись на руки. Запястья подломились, проскользили по гладкой облицовке пола, и я упала обратно, больно ударившись плечом. Мокрые волосы облепили голову, одежда потяжелела и сковывала движения. Только в этот момент я поняла, что лежу в ванной, насквозь мокрая.
Застонав, я предприняла ещё одну попытку подняться, на этот раз обойдясь без рук, и без проблем села.
В ванной комнате находился ещё один человек. В первый момент я не смогла его рассмотреть, но быстро поняла, кто это: загорелый парень из кафе. Он присел на край ванны, его лицо было таким же бледным, как недавно у мамы, однако светилось широкой улыбкой. Он тоже был мокрым с ног до головы, вода капала на пол с его волос и одежды.
- Ну ты меня и испугала,- признался он.
Я потёрла горящие запястья, посмотрела на них и ахнула: они были сплошь покрыты кровоподтёками.
- Кто ты и что тут делаешь?- спросила я. И тут же пожалела, что заговорила - горло саданула резкая боль.
- Я всё расскажу тебе, обещаю,- ответил парень.- А сейчас тебе не мешало бы вытереться и переодеться. Я подожду в комнате.
Я поморщилась. Голова шла кругом, и парень только придавал обстановке повышенную странность.
- Возьми полотенце, ты мне весь пол зальёшь,- прошептала я.- В шкафу найдёшь спортивные штаны и майку - можешь снять мокрое. Больше ничего не тронь. Ясно?
- Ясно.
Парень взял полотенце и вышел из ванной. Вскоре я услышала, как он роется в моём шкафу.
Из ванны я вылезла без труда, а вот снять джинсы и кофту смогла далеко не сразу. Руки болели всякий раз, когда я пыталась за что - то взяться, особенно если приходилось стягивать прилипшие к ногам брючины. Но с этим я в конце концов справилась, быстро вытерлась, накинула висящий на крючке халат и вышла.
Парень сидел в кресле в серых спортивных штанах и футболке с надписью "Russia" на спине. Как ни странно, моя одежда пришлась ему впору. Волосы он вытер, и теперь они торчали во все стороны.
Я села на кровать и поджала под себя ноги. В присутствии любого другого мужчины я бы вела себя более подозрительно и сдержанно, но по отношению к этому парню была совершенно спокойна, словно знала его уже много лет. К тому же я не могла понять, что произошло, а то, что предоставляла память, пугало настолько, что думать не хотелось. Тьма вокруг, красная виселица, голос отца и холодная верёвка, петлёй затянувшаяся на горле - неужели это было на самом деле? Ведь я не умерла. Я не могла умереть!
Стало холодно. Я скрестила руки на груди, стараясь унять дрожь. Парень встал, взял из шкафа плед и накинул мне на плечи.
- Всё будет хорошо,- проговорил он.- Тебе надо успокоиться, только после этого мы сможем поговорить.
- Кто ты?- спросила я.
- Меня зовут Влад. Я твой Хранитель.
Вот так просто. Влад, мой Хранитель. Только для меня это не было просто. Отец писал о Хранителе. Он имел в виду этого парня, Влада? Или кого - то другого?
- Правда?
- Пока посиди немного молча, надо прийти в себя и собраться с мыслями. Впереди серьёзный разговор.
- Я не понимаю, что случилось. Я... готова всё узнать.
- Нет,- парень покачал головой.- Ты дрожишь, напугана, а я не смогу начать разговор, пока ты находишься во власти стресса. Ты и без того слишком уязвима. Давай просто посидим минут десять, ты подумаешь над тем, что случилось и примиришься с этим, а уже потом я буду отвечать на вопросы и рассказывать то, что до этого момента было от тебя сокрыто.
Передо мной сидел молодой мальчик, школьник, но рассуждал, как взрослый мужчина. Я и в самом деле была напугана, поэтому спорить не стала.
Но как могла примириться с тем, что со мной произошло? Я закрыла глаза и вздохнула, снова ощутив першение в ободранном горле. Значит, это мне не привиделось, я на самом деле чуть было не повесилась, повинуясь голосу давно умершего отца. И даже сейчас, уже понимая, что это всё неправда, я знала, что почти наверняка снова пошла бы к этой виселице, лишь бы только почувствовать, что отец рядом. Это было неизбежно.
Я открыла глаза и пристально посмотрела на Влада. Он тоже смотрел на меня, его бледность уже сошла на «нет». Я заметила свежую ссадину у него на виске, но решила не спрашивать, где он её получил. Учитывая, что не помнила, как очутилась в ванной, я могла запросто ударить его, а теперь благополучно об этом забыть.
Думать о виселице я не могла, просто не было сил. Это было воспоминание - табу, и хотелось поскорее выкинуть из головы большую его часть, всё, кроме голоса отца. Я потёрла виски, собираясь с мыслями, потом кивнула:
- Я готова узнать, что происходит.
- Я в этом не уверен.
- А вот это позволь определить мне,- отрезала я, злая не на него, а на себя и свою неспособность побороть страх.- Я полностью готова.
Влад вздохнул, посмотрел на меня с сомнением, потом покачал головой и начал:
- Ты когда-нибудь сталкивалась с таким названием, как Эра?
- Я слышала это слово, оно означает период времени, который... словом, это период времени. Такое объяснение тебя устроит?
- Вполне, тем более что мы говорим о разных вещах. Но ты всё поймёшь чуть позже, а пока давай подумаем о другом. Дело в том, что каждый человек живёт в реальности, как она есть на самом деле. Он в ней находится постоянно, всё время. Но по большей части не видит её. А причина в том, что существует ещё много миллионов миров, каждый мир - это человек. Ты наверняка слышала выражение про богатый или бедный внутренний мир, но не догадывалась, что имеется в виду вполне конкретное понятие. У каждого человека есть своё пространство, которое заслоняет мир реальный, но не отрывает полностью, и люди видят свою жизнь как бы сквозь его призму. Так было и есть всегда. Каждый живёт так, как видит жизнь, у одних она полна приключений и событий, у других ограничивается телеэкраном, и это не столь важно. Главное - это разнообразие миров, которые нас окружают.
Но есть и другая категория людей, их называют сумасшедшими. Ты тоже сталкивалась с ними, я знаю. У них, как и у всех прочих, тоже есть свои миры, только они более хрупкие и прозрачные, чем у большинства. Более иррациональны; не зря среди так называемых сумасшедших было много гениев, мастерство которых до сих пор вызывает восхищение. Эти люди черпают себя из своего же внутреннего мира, из своей проекции настоящего. А потому части их внутренних миров пробиваются в обычную действительность, что и делает этих людей не такими, как окружающие. Этим они отличаются и этим они уязвимы. Просто реальность и наше восприятие реальности - это два совсем разных понятия, и если ты что - то видишь, это не значит, что стоящий рядом с тобой человек видит то же самое.
- Не всякий, кто не видит - слеп, не всякий, кто видит - безумен,- прошептала я и невольно содрогнулась.
Влад чуть улыбнулся и кивнул.
- Верно. Я рад, что ты понимаешь, или по крайней мере думаешь, что понимаешь.
- Но я не понимаю, какое всё это имеет ко мне отношение.
- Потерпи, уже сегодня ты всё поймёшь. Итак, я остановился на сумасшедших, которые в какой - то мере вовсе таковыми не являются. Другое дело безумцы, те, кто подошли к краю пропасти и не удержались от прыжка. Таких немного, но они есть и живут среди нас, некоторые явно, некоторые скрыто. Люди прыгают или сваливаются в пропасть по разным причинам, порой полностью осознавая, что делают и подчиняясь только своим желаниям, иногда ведомые другими. И чаще это те самые сумасшедшие, которые, живя в своих мирах, не в состоянии их защитить.
Тут то и появляются они, Захватчики. Или, как их называют люди, Тени.- Я вздрогнула, вспомнив, как Александр сказал, что Тень уже догнала меня, но постаралась сделать вид, что слышу это слово впервые. Слишком страшно было спрашивать, что могут означать эти слова. Казалось, Влад ничего не заметил.- Их много, мне иногда кажется, что слишком много, и единственная их задача - захватывать и разрушать разум, убивать человека, оставаясь при этом практически в стороне. Ни один Захватчик никогда не возьмет в руку нож и не зарежет человека, зато заставит его зарезать другого или самого себя. Захватчики ломают сознание и изменяют его в угоду себе, они будят старые воспоминания и несбывшиеся мечты, злость и отчаяние. Они опасны, потому что подводят человека к пропасти его же собственными ногами и с его согласия. Их жертва не осознаёт, что может произойти, пока это не происходит и не становится слишком поздно.
Всё это случалось многократно в течение сот и тысяч лет, и прежде никто не пытался бороться с Захватчиками, даже те, кто имел возможность их видеть, а таких набиралось немного. Тени были такой же нормальной и естественной частью жизни, как, к примеру, коровы или кошки. Их видели, но на них мало обращали внимания. Лишь спустя продолжительный период времени некоторые люди начали замечать, что помеченные Тенями лишались рассудка, говорили и делали то, что никогда не пришло бы в голову здоровому человеку. Теперь это время называется временем эпохой охоты на ведьм. Средние века. Инквизиция. Людей, упавших в пропасть после атак Захватчиков, называли одержимыми, и это практически соответствовало реальности, хотя ни Бог, ни Дьявол не имели с этим ничего общего.
Постепенно время и отношения людей друг к другу изменялись. Теперь никто уже не сжигает ведьм на центральных площадях. Им отвели другое место - в психиатрических клиниках.
Но одно осталось неизменным - беззащитность человеческого разума перед натиском Захватчиков, а особенно разума, который изначально настроен на иные волны, чем большинство окружающих его сограждан. Эти люди, при условии, что они ни о чём не подозревают и не имеют Хранителя, чаще всего становятся мишенями, и рано или поздно (а чаще рано) переходят в категорию безумцев, которым никто и никогда уже не сможет помочь.
Я покачала головой. Чтоб осмыслить всё услышанное, мне определённо требовалось время, и сейчас информация просто укладывалась стопками в памяти, готовая к сохранению и воспроизведению в нужный момент. Для начала я хотела всё услышать до самого конца, а уже потом постараться сделать соответствующие выводы. В любом случае, все эти понятия: реальный мир, внутренний мир, Захватчики, инквизиция, безумие на дне пропасти, - всё это пока не имело ко мне никакого отношения. Просто сказка на ночь. Разумеется, Влад пытался донести до меня какую - то мысль, но пока у него получалось не очень хорошо.
- Это всё я более или менее запомнила,- сказала я и сама удивилась, как спокойно прозвучал голос.- Одного никак не пойму: какое отношение эта история имеет ко мне? Я не сумасшедшая и не вхожу в группу риска.
Влад вздохнул и несколько минут сидел молча, рассматривая свои пальцы. Я не торопила, каким - то шестым чувством понимая, что он закончил предисловие и наконец готов подобраться к сути проблемы. Он поднял глаза, радужки были такими чёрными, что слились со зрачками, на мгновение поджал губы, но справился с собой и заговорил снова, медленно и чётко. Мне не приходилось перебивать его, чтоб переспросить, потому что он очень старался быть не перебитым.
- Я уже упомянул одно название. Эра. Это очень необычное место, я не думаю, что прежде ты сталкивалась с подобным или слышала о таком. Я расскажу сначала, чтоб было понятнее.
Твой дальний родственник, прямой предок по отцовской линии по имени Эрнест Крижитский, родился в 1870 году в Санкт - Петербурге. Тебе он приходится прапрадедом, не такое далёкое колено, но думаю, что тебе о нём ничего не известно.
Я кивнула. Да, о своём прапрадеде я действительно ничего не знала, хотя не сомневалась, что он существовал, как и прочие родственники, сокрытые от меня толщей времени и зыбкостью человеческой памяти. В какоё - то момент мне даже стало стыдно, что незнакомый мальчик знает о моей генеалогии больше, чем я сама.
- Эрнест, - продолжил Влад, удовлетворившись моим кивком в качестве ответа,- был удивительным, совершенно непохожим на других человеком. И к тому же он был душевнобольным. Я, да и не только я, но и те, кто стоят гораздо выше, убеждены, что он был не первым, заболевание передавалось в вашей семье из поколения в поколение многие годы. Но более дальние предки сейчас нас не интересуют, а вот Эрнест остался в нашей памяти как герой.
Он и его друг, лучший друг, имени которого никто не помнит или не называет, видели Захватчиков, наблюдали за ними и выяснили, какое разрушительное действие они оказывали на рассудок человека. Не знаю точно, как им это удалось. Не исключено, что эмоциональная чувствительность твоего прапрадеда была настолько отточенной, что он мог в какие - то моменты переживать чужие эмоции, и это натолкнуло его на правильные выводы. В любом случае, после некоторых колебаний и раздумий Эрнест понял, что он и такие, как он, люди, больше подвержены риску стать безумными, чем здоровые. Они с другом решили создать место, где душевнобольные могли бы пребывать какое - то время в безопасности, вдали от жадных Захватчиков. Потом, конечно, появились и Хранители, но в изначальной задумке они не присутствовали. Это должно было быть просто место, в котором мятущиеся души могли бы обретать временный покой, набраться сил перед предстоящей борьбой.
Этим защитным местом и стала Эра.
- Я всё ещё не понимаю. Что за Эра?
- Она находится не на земле, хотя... хотя в какой - то мере... Он открыл свой внутренний мир, сделав его Эрой, убежищем. Конечно, он рисковал, но считал, что риск оправдан. Теперь это место, которое стало первым приютом, называется Старый город, он сохранил вид Питера конца девятнадцатого века, каким и был при твоём предке.
- То есть Эра - это город внутри внутреннего мира моего прапрадеда? Внутри него самого?
- Можно сказать и так. Да, можно. Он возвёл Эру внутри самого себя. Но войти в неё мог только человек, которого помечал и провожал сам Эрнест или его друг, а так же сумасшедшие, которым счастливилось самостоятельно найти путь. Таких было немного, и некоторые из них всё равно потом срывались в пропасть. Но, по крайней мере, в Эре они находились среди себе подобных.
- И как они все влезали в Эру?
- Влезали не они сами, а их...
- Души.
- Ну, можно сказать и души, хотя вернее будет энергетические сущности. Тела при этом оставались на земле и впадали в состояние сна, а порой даже комы. Но я повторяю ещё раз: Эра задумывалась не как дом постоянного проживания, а как временное укрытие, после чего сущности возвращались в свои тела. Дух не может жить без материи, как и материя без духа, поэтому в Эру могут попасть только живые люди, но никак не призраки.
Однако, сам того не подозревая, твой предок возвёл ещё одно немалозначительное сооружение - Заслон. Этот Заслон отделил внутренние миры людей (всех людей) от Аннора, или Иного Пространства, как его можно называть. А ведь именно в Анноре рождаются и живут Захватчики. Разумеется, Заслон отгородил лишь одну из трёх граней Аннора, через которые Тени проникают в реальность, но и это было величайшим достижением, которое по достоинству оценили все, кто мог быть в курсе, а потом и те, кто родился в будущем. Некоторые даже считали, что Эра смогла появиться только благодаря Заслону.
Я кивала. Не понимала, о чём он толкует, но казалось, что понимала, и поэтому соглашалась. Конечно, не дом, а временное убежище. Разумеется, живые сущности, а не призраки. Всё понятно, ноль вопросов. Только спустя некоторое время я смогла понять, что слова Влада дошли до моего слуха и разума, но понять их я не смогла. В тот момент казалось, что проще быть не может.
- Это всё хорошо, но дед Эрнест умер много лет назад, и я не вижу связи между ним и мной, кроме чисто кровного родства. Он устроил в своём мире убежище и Заслон - хорошо, я рада за него. И что с того?
- Ты не дослушала меня до конца. Верно, Эрнест умер, он не мог жить вечно. Но Эра осталась, и Заслон тоже остался.
- Отдельно от его внутреннего мира?
- Нет, они остались в мире его сына Филимона, соответственно твоего прадеда. Эра передаётся из поколения в поколение, из одного мира в другой. Так заведено.
- И что дальше? Что ты хочешь этим сказать?- Наверное, это был глупый вопрос, можно было догадаться самой. Но я не догадалась, а даже если бы и догадалась, всё равно спросила бы.
Влад немного помялся, но всё же ответил:
- Последним был Аркадий, твой отец. У него не родилось сына, который принял бы на себя Эру, но зато родилась дочь. Ты, Инга. Ты - новая хозяйка, хранительница. Грёза Эры.

5 Глава.

Показалось, что я ослышалась. Какая ещё хранительница? Какая Грёза? Он что, рехнулся?
В голове моментально всё перепуталось. Только что мне казалось, что я всё понимаю, а теперь получилось, что не понимаю ровным счётом ничего. И участливый взгляд Влада только злил, не давая сосредоточиться.
- Значит, эта Эра... Она во мне?- Я прижала руки к груди, полагая, что мой внутренний мир расположен именно там.- Внутри меня?
Влад пожал плечами.
- В какой - то мере.
- В какой-то мере – это не тот ответ, который может меня устроить,- разозлилась я.- Отвечай "да" или "нет". Эра внутри меня?
- Она не внутри тебя, а внутри твоего внутреннего мира,- сказал Влад.- Как бы внутри твоего сознания. Это разное. Ты можешь преломлять свой внутренний мир так, как пожелаешь, но не стоит забывать, что любая мысль материальна, а твоя тем более, так что следует быть очень осторожной. Твой внутренний мир - это твои владения, но в отличие от большинства людей, которые просто видят сквозь него, не замечая, ты можешь проникать непосредственно в него и зрить точно так же, как реальность, но с той поправкой, что в своём мире ты хозяйка.
Влад говорил это и что - то ещё, но я уже перестала слушать. Я просто перестала его понимать. Всё вышло из-под контроля, абсолютно всё, и никак не получалось сделать вид, что ничего не произошло. Я задавала себе вопрос, как получилось, что я, такая здравомыслящая девушка, сейчас сижу на кровати и обдумываю бред, который рассказывает мне совершенно незнакомый мальчик, представившийся Хранителем? И не могла найти ответа. Один мир, второй мир, внутри, снаружи, Заслоны, Тени - я понимала значения этих слов, но не могла осознать. Это были просто слова, наборы букв, и я не могла перебраться через них, чтоб заглянуть в самую суть. Может, и смогла бы, если бы это не касалось меня, но... одна мысли, что в моём внутреннем мире, о реальности которого я до последнего времени даже не подозревала, существует целый город, оставленный предками, заставляла содрогнуться.
- Но я не сумасшедшая,- выдавила я наконец.- Я не сумасшедшая. Я не могу быть...
- Мне очень жаль.
- Вот только не надо врать, тебе совершенно не жаль. Ты думаешь, что всё так и должно быть. Только это не правда, я не сумасшедшая, и никакой Эры внутри меня нет и быть не может.
- Я же говорил тебе...
- А я тебя внимательно слушала, но сейчас довольно.
Зазвенел мобильный. Я вспомнила, что сбежала с работы, никого не предупредив, и потянулась за сумкой, но Влад опередил меня. Выхватил телефон и нажал на сброс вызова.
- Что ты делаешь?- разозлилась я.- Ты никто, звать тебя никак, и не смей трогать мои вещи!
Влад даже бровью не повёл.
- Он мешает нам разговаривать.
- Нам не о чем больше разговаривать, ты можешь быть свободен. Проваливай!
- Я пришёл не для того, чтоб просто повернуться и уйти. И не уйду, пока ты не поймёшь, насколько я серьёзен.
"Он лжёт. Он всегда лжёт. Не слушай его",- произнёс голос отца у меня в голове.
- Ты всегда лжёшь,- повторила я.
- Нет, я говорю правду. Эра существует, и ты сама это знаешь. Чувствуешь. Ты иногда можешь проникать в сознание других больных людей и читать их эмоции, не так ли? Ты почувствовала, когда застрелился Антон, ты почувствовала, когда трясло парня в клубе, ты чувствовала, когда была в клинике. И знаешь, что я говорю правду. Эра существует, Эра в тебе, и сейчас она в опасности! Ты знаешь это!
"Он следил за тобой, не так ли? Иначе откуда он может знать всё это. Он шпион, и теперь пытается сыграть на твоих тайных страхах. Он знает, что ты боишься сойти с ума, и говорит это специально, чтоб ты потеряла контроль над ситуацией. Пугает. Путает. Не поддавайся".
- Ты шпионил за мной,- спросила я без вопросительной интонации.
- Не шпионил, а хранил.
- Значит, шпионил. И ждёшь, что я поверю тебе? Поверю, что во мне прячется целый другой мир? Этого не может быть, и я не позволю обмануть себя, не надейся. Ты... ты специально хочешь запутать меня.
"Да, правильно, он специально путает тебя. Он следил за тобой, ты это видела, и сейчас не позволишь себя обмануть. Если в этой комнате и есть псих, то это не ты. А вот зачем он лжёт, выяснять совершенно не нужно, ведь неизвестно, насколько он болен и как далеко уведут тебя его рассуждения. Послушай меня, просто прогони его".
- Я хочу, чтоб ты ушёл. Немедленно.
Влад посмотрел на меня очень настороженно, даже тревожно.
- Что ты слышишь? Голос? Чей это голос и что он говорит тебе?
- Это не твоё собачье дело. Я не знаю, кто ты, и не намерена объяснятся. Убирайся!
- Хорошо, я уйду,- кивнул Влад спокойно, хотя тревога не уходила из его взгляда.- Я сделаю всё, как ты скажешь, но только ответь мне на один вопрос, и ответь честно. Хорошо?
Я нетерпеливо кивнула:
- Хорошо, задавай свой вопрос.
- Почему ты боишься поверить в существование Эры? Почему ты не можешь допустить мысль, что я говорю правду?
- Это два вопроса.
- Нет, это один вопрос, и ты согласилась ответить честно. Отвечай.
"Он старается запутать тебя,- проговорил голос, поддерживая меня.- Но ты умнее его, ты не попадёшься на удочку. Ответь так, чтоб у него и в мыслях не было возражать, чтоб он понял свой провал и ушёл".
Я почувствовала, как сжало виски, и голос Влада стал доноситься до меня глухо, как из-под подушки. Но голос, звучавший в моей голове... теперь он уже не был голосом отца, это была я сама. Это я говорила себе, что надо делать, это моё внутреннее, более прозорливое око могло видеть недоступное глазу. И, что главное, у меня не было причин не верить самой себе.
- Потому что я не сумасшедшая.
- Это не ответ. Разве только сумасшедшие могут допускать, что существует нечто, неизвестное им прежде? Многие учёные время от времени попадают в такое же положение. А я спрашивал, почему ты не можешь допустить такой возможности?
- Потому что... потому что...
"Не верь ему. Разве ты не видишь, что он изо всех сил путает тебя? Он специально всё это делает, чтоб ты почувствовала себя уязвимой. Он и есть тот враг, которого надо опасаться. Этот мальчик подослан, чтоб лишить тебя твёрдой опоры, как когда - то такой же мальчик лишил опоры твоего отца. Это его вина, что вы расстались".
Нелепая мысль. Но я не заметила этой нелепости и вцепилась в неё, как в единственное разумное объяснение происходящему. Почему я не могла допустить существования Эры? Я не знала ответа, просто не могла, и всё.
- Ты не заставишь меня потерять над собой контроль и не заставишь думать, что я сошла с ума. Ни ты, ни тебе подобные. Я знаю, чего вы хотите, и могу ответить сразу: ничего не получится. Не на ту напали!
Лицо Влада удивлённо вытянулось и стало испуганным, как у маленького мальчика.
- Я не понимаю, о чём ты говоришь. Я просто задал тебе вопрос, а не...
- Не просто вопрос. Не просто! Ты всё правильно рассчитал и правильно расставил свои ловушки, только это не значит, что я непременно должна в них попасть! Иди, дурачь кого-нибудь ещё, только не меня!
Я слышала свой голос и, честно говоря, узнавала с трудом. Таким тоном я не разговаривала ещё никогда, но сейчас он казался более чем уместен.
- Почему не существует Эры?- спросил Влад, и в тот же момент резко побелел, словно окунул лицо в белую краску.- Нет, не отвечай!
Я усмехнулась. Не отвечать? Нет, как раз на этот вопрос, так правильно заданный, я готова была ответить.
- Эры не существует, потому что её нет. Эры нет.
Влад громко застонал, почти закричал, и закрыл лицо руками. А я засмеялась, и хоть голову всё сильнее сжимали невидимые захваты, это уже не имело ни малейшего значения. В груди росло и ширилось ликование: я победила! Теперь уже никто не посмеет обвинить меня в сумасшествии!
"Это правильный ответ,- проговорил мой голос.- Это ОЧЕНЬ правильный ответ. Но ты забыла про Тень. Она есть, тебе говорили о ней слишком многие, чтоб допустить, что это неправда. И этот мальчик в одном прав: Тени отнимают разум. Только не этот ли мальчик пытался убедить, что ты сумасшедшая? Не он ли и есть Тень, не он ли стремился выполнить своё единственное предназначение? Подумай, зачем ему нужно, чтоб ты непременно почувствовала себя психом? Наверное, чтоб выполнить свою миссию".
И я поняла, что это правда. Конечно, мальчик и есть Тень, иначе он не настаивал бы на том, что я наследственно сумасшедшая. Иначе не знал бы тех подробностей моей жизни, которые были ему известны. Конечно, он шпионил за мной, но не как человек, а как Тень, специально выискивая слабые места. Как же я сразу не догадалась?
Голову пронзила острая боль, но я даже не поморщилась. Загадкам и недомолвкам был положен конец, и я точно знала, кого вижу перед собой. Тень. Захватчика. Жителя Аннора.
Влад что - то бормотал. Или говорил, но я плохо слышала. Не знаю, меня это не интересовало. Если он хотел надавить мне на жалость, то слегка просчитался.
"Убей его,- последовал приказ.- Ты знаешь, за что. И ты знаешь, как".
Да, я знала, как это сделать, и слово "убей" не вызвало никакой оторопи. Я убивала не человека, а Тень, призрака.
Я подняла руку и словно бы взяла мальчика за горло. И хотя не прикасалась к нему, увидела, как его глаза расширились, в них появилось недоумение, быстро сменившееся ужасом. Он поднял руки к шее, хотя ничего не мог там обнаружить.
- Ты сам Тень, и думал, я этого не пойму?- спросила я холодно.- Ошибся. Я никогда и никому не позволю собой управлять. Никогда и никому. Тебе в том числе. Не знаю, как ты затащил меня в ванну, возможно, хотел утопить, только у тебя ничего не вышло. И сейчас не выйдет. И не выйдет больше никогда. Ты понял меня? Никогда.
Влад дёрнулся, словно пытался вырваться, и тихо проговорил:
- А разве сейчас тобой не управляют?
- Не говори глупостей!
Я ещё сильнее сжала пальцы, хотя это и требовало немалых усилий. Я знала, что когда сожму кулак, Влад умрёт, но пока лишь душила его, не доводя дело до конца. Мне хотелось, чтоб он признался напоследок, зачем ему потребовалась именно я. Неужели других жертв не нашлось?
- Как... как ты будешь жить... убийцей?..
Влад уже не говорил - хрипел, и слова еле разбирались, но я смогла его понять. Усмехнулась.
- А кто обвинит меня в убийстве Тени?
- Тень... убить... нельзя...
- Ложь. Я как раз убиваю.
- Как...- Влад собрался с силами, чтоб не прерываться на короткие, сиплые вздохи, и выпалил:- Как убила Антона?..
- Что?..
Я сжала его воображаемое горло так сильно, что пальцы почти сжались в кулак, но даже не заметила этого. Перед глазами снова появилась виденная мною картинка: Антон лежит на столешнице, из-под головы расплывается лужица тёмно - вишнёвой крови, а пальцы свесившейся вниз руки почти касаются лежащего на полу пистолета. Антон застрелился. Как? Почему? Он застрелился, а я заранее знала, что это произойдёт, только я, и никто другой.
Не может быть, чтоб я убила Антона. Не может быть, не может быть, не может...
"Он лжёт! Убей его, он лжёт!!!"
Убить? Снова убить?
Тень убить нельзя...
Да, Тень убить нельзя. А человека убить можно. Проверено.
Слёзы навернулись на глаза, и глаза начало жечь, будто они были не водой, а серной кислотой. Боль выворачивала голову наизнанку.
Человека убить можно, проверенно мной.
Этого не может быть!
Пальцы разжались, и Влад упал на пол, хрипло втягивая воздух в спавшиеся лёгкие. Лицо из багрово - синего начало возвращаться к обычному своему цвету.
Я тоже упала на пол, на колени, смотрела на руку и не могла поверить, что только что этой самой рукой, этими самыми пальцами едва не лишила человека жизни.
"Это твоя последняя ошибка",- равнодушно произнёс мой голос в моей голове.
Может быть, последняя, я готова была с этим смириться. Но я не могла быть убийцей. Не хотела и не могла.
Стало так холодно, что тело онемело. Меня не трясло, нет, я просто не могла пошевелиться. И не видела ничего, кроме своей руки. Весь мир в этот момент сконцентрировался для меня в этой части тела, и мысль, что я могу быть убийцей, не умещалась в голове.
- Всё будет хорошо,- произнёс чей - то голос из такого далека, будто с другой планеты.
Я с огромным трудом подняла голову. Влад сидел на полу в каких - то двух метрах от меня, держался за горло, но не выглядел ни умирающим, ни даже разозлённым. Он меня ЖАЛЕЛ. Потом подполз, обнял меня за плечи и повторил спокойно и уверенно:
- Всё будет хорошо.
Я покачала головой.
- Не знаю.
- Тогда позволь мне, как твоему Хранителю, знать за тебя. Будь уверена, у меня получится.
Холод немного отступил. Я хотела было улыбнуться, но в этот момент боль в голове вспыхнула с такой силой, что я едва не закричала. Комната поплыла перед глазами... или нет... или это уже не была моя комната...
- Инга, слушай меня,- Влад говорил негромко, но уверенно.- Слушай меня, концентрируйся на моём голосе. Ничего больше нет, всё, что ты видишь - неправда. Есть только мой голос. Закрой глаза и слушай: есть только я. Ты понимаешь?
Я понимала и не понимала одновременно, но сделала так, как просил Влад. Закрыла глаза.
- Иди на мой голос,- приказал Влад.- Ничего не бойся, я держу тебя. Иди ко мне.
Идти? Но как?
- Ничего не бойся, я тебя держу. Иди на мой голос.
Не знаю, шла я или мне казалось, что иду, но когда боль отступила и я открыла глаза, то увидела свою комнату и лицо Влада, пристально глядящего на меня.
- Это правда?- спросила я первым делом.- Или ты сказал это, чтоб я тебя отпустила.
- Чтоб отпустила,- сказал Влад.- Но это правда. Я просто не хотел, чтоб ты узнала... так.
Я опустила голову и думала, что расплачусь, но слёз почему - то не было.
- И я убила Антона? Как?
- Не специально. Накануне вы говорили об этом, и тебя настолько поразил разговор, что ты - неосознанно - воспроизвела его в Эре. И, соответственно, в реальности. Ведь Антон жил в твоём внутреннем мире и не мог умереть там, но остаться жив тут. Такое случается, но очень редко.
- Антон тоже был сумасшедшим?
- Нет, во внутреннем мире есть не только приглашённые или нуждающиеся в помощи, но и люди, которые присутствуют в твоей жизни или которые произвели на тебя впечатление. Но они не такие, как в реальности, а такие, какими ты их себе представляешь. Поняла?
- Не совсем.
- Ещё поймёшь.
- И что же мне теперь делать? Признаться, что это я вложила в руку Антона тот проклятый пистолет?- Только в этот момент мои глаза заволокло слезами. Я громко шмыгнула носом.
Влад покачал головой.
- Нет, это было бы очень глупо. Всё равно тебе не поверят, если ты придёшь и скажешь, что представила, как твой знакомый застрелился, и после этого он застрелился на самом деле.
- Ты знал, что так будет, верно? Поэтому ты написал, чтоб я позвонила ему?
- Я думал, что, услышав его голос, ты сможешь отказаться от этой мысли, и в какой - то мере это помогло, но его злость на тебя из-за повышения всё вернула, и произошло то, что произошло. Но ты не должна винить себя, с каждым...- Влад запнулся.
- Нет, это бывает далеко не с каждым. Не с каждым, а только со мной. Только я убиваю тех, кто мне говорит лишнее! И тебя я чуть не убила! Ты что, не понимаешь?
Я встала с пола, пошатнулась, но удержала равновесие. Голова болела, но уже по вполне объяснимым причинам. Мысли запутались так, что невозможно было понять, где начало, а где конец.
- Я хочу побыть одна. Мне надо подумать,- сказала я.
Влад покачал головой.
- Я не могу оставить тебя в таком состоянии одну.
- В каком "таком" состоянии? Хуже быть уже не может.
Влад не ответил, но по выражению его лица я поняла: может. Однако я слишком устала, чтоб анализировать ситуацию. Пожала плечами.
- Оставайся, если хочешь и если тебя не хватятся дома. Только ничего не говори, хорошо? Я должна подумать.
Влад провёл пальцами по губам, как бы закрыв их на "молнию" и показал большой палец. Похоже, он на меня совершенно не обижался.
Я села во второе кресло, стоящее у окна, с ногами, и задумалась, глядя, как ветер срывает с клёнов последние коричневые листья. И с каждой мыслью, с каждым воспоминанием, которое приходило ко мне в голову, я всё яснее и с всё возрастающей болью понимала: я – сумасшедшая.

День плавно приближался к вечеру, когда я нашла в себе силы и огляделась. На этот раз комната почему - то выглядела немного иначе, чем всегда. Дело было вовсе не в крадущем краски полумраке, просто сменился мой взгляд на сами вещи. Вот, к примеру, кровать, широкая и в меру твёрдая, с резным деревянным изголовьем. Ещё утром мне казалось, что это одна из самых красивых кроватей, которые я только встречала, а теперь я увидела в ней обычный предмет спального гарнитура, не лучше и не худе прочих подобных кроватей. Зато фигурка кошки из папье-маше с проволочными усиками и осколками зелёного стекла вместо глаз, которую мне подарили ещё в начальной школе и которую я всё порывалась выбросить, вдруг начала казаться настоящим произведением искусства. Взгляд скользил по комнате, ни на чём особо не задерживаясь, и я внезапно начинала видеть глубинный смысл там, где прежде даже не смогла бы его заподозрить. И при этом я вовсе не создала в себе ничего нового, никаких выдающихся способностей, а просто согласилась принять и примириться с тем, что уже было во мне заложено и что я так тщательно маскировала все годы.
Влад сидел в кресле, в котором я его и оставила. В первый момент мне показалось, что он спит, но как только такая мысль успела сформироваться, он открыл глаза и молча посмотрел на меня. В полутьме его лицо выделялось бледным пятном. Я улыбнулась, хотя не хотелось ни улыбаться, ни тем более говорить. Во мне возникло столь совершенное равновесие, такая тонкая гармония, и было страшно сломать её одним неосторожным звуком или даже одной неосмотрительной мыслью. Впервые я принимала себя целиком и полностью, без малейших оговорок, и это было чудесно.
К счастью Влад молчал, давая мне насладиться состоянием полного покоя. За это я была ему безмерно благодарна, и знала, что он это чувствует.
Не знаю, сколько прошло времени: может, пять минут, может, час, пока мы так смотрели друг на друга. Мне кажется, сколько бы не прошло, этих минут всё равно оказалось бы недостаточно. Но по истечению отпущенного нам срока раздался телефонный звонок.
Мы вздрогнули - вместе. Влад взял трубку, но вместо того, чтоб отменить вызов, на что я, честно говоря, надеялась, молча подал мне. Помедлив всего несколько мгновений, я её взяла. Звонил Макс.
- Слушаю,- даже голос показался мне не таким, каким я слышала его прежде, и оставалось только гадать, какой был более правильным.
- Инга, ты где?!- заорал в трубку Макс.- Ты сошла с ума?! Я тебя обыскался!
Я поморщилась и отодвинула телефон от уха. Такой ор мог порушить любую, даже самую совершенную гармонию.
- Не кричи, желудок простудишь. Я дома.
- Ты где?..- Макс запнулся от неожиданности. Очевидно, он ожидал чего - то более драматичного, к примеру, что я лежу в травматологии после того, как меня сбил пьяный водитель, и только - только очухалась от наркоза.
- Дома. Возникли кое - какие проблемы, но, думаю, мне по силам в них разобраться. На работу завтра приду, это точно. Что говорил Мыслов?
- Я сказал, что ты уехала делать снимки, так что он не беспокоится. Но завтра я жду объяснений, и постарайся, чтоб они были достаточно убедительны.
- Спокойной ночи, Макс.
Я отключилась, бросила телефон на кровать и устало потёрла виски. Как оказалось, самокопательство - это очень утомительное занятие.
- Я не сказал тебе ещё кое - что,- сказал Влад неуверенным тоном.
- Правда?- я подняла брови. По правде сказать, сюрпризов на этот день было больше чем достаточно.- Говори.
Он тяжело вздохнул.
- Помнишь, я говорил про Захватчиков?
- Хотела бы забыть.
- Так вот, один из них уже в тебе.
В первый момент я не почувствовала страха. Наверное, я уже была готова к чему - то подобному. Рядом со мной Захватчик или во мне - невелика разница. Но тон Влада заставил меня задать следующий вопрос.
- И чем это может грозить? Он меня убьет?
- Нет,- покачал головой Влад.- Но ты не сможешь отличать реальность от Эры и Эру от галлюцинации. И возможно, эти галлюцинации покажутся тебе реальнее самой реальности. Есть вероятность, что ты потеряешь связь с обоими мирами и будешь помещена в тобой же созданную ловушку, но это случается крайне редко. Почти никогда. Захватчик не сможет тебя убить, но он сделает так, что ты сама себя убьешь. Ты будешь находиться в опасности - постоянно, и я хочу, чтоб ты каждый миг контролировала своё состояние, анализировала то, что видишь, и не принимала на веру чьи бы то ни было слова, а особенно голосов, которые раздаются в твоей голове.
Вот после этих слов мне и стало страшно. Ладно, я согласна была смириться с тем фактом, что родилась не совсем в своём уме, и даже, хоть и с натяжкой, могла поверить в существование Эры. Обо всём этом я уже подумала и пришла к выводу, что бывает гораздо хуже. И вот пришло то самое "хуже". Оказалось, что я не просто сумасшедшая, а одержимая, не владеющая своим телом и разумом потенциальная самоубийца, и ничего не могу с этим поделать.
- Зачем ты сказал мне это?
- Потому что иначе ты попалась бы в ловушку, даже не подозревая об этом, и почти наверняка погибла. Знание даёт шанс остаться живой и даже в своём уме, и сейчас это для тебя должно быть главным. Я понимаю, это моя вина, и ты имеешь полное право сейчас высказать мне всё, что думаешь. Это я тебя не уберёг. Но только сейчас, на мой взгляд, поздно искать виноватых. Надо искать выход.
Я кивнула. Не совсем поняла, что имел в виду Влад, когда взял вину на себя, но в одном он был прав: сейчас это не имело значения. Захватчик был во мне, и мне предстояло с ним жить. По крайней мере какое - то время...
Тут мысли снова начали спотыкаться и путаться, и я потеряла нить собственных рассуждений, охваченная вернувшимся страхом. Я не принадлежала себе, потеряла себя, и никак не могла понять, как это произошло. Всего неделю назад всё было в полном порядке, и вот теперь я уже не знаю, что увижу, когда посмотрюсь в зеркало, и увижу ли что-нибудь вообще.
Вот чего боялась мама, вот от чего она бежала всё время после того, как отца забрали. Вот почему мы столько раз меняли города и дома, почтовые индексы и направления, знакомых и соседей. Она хотела скрыться от моего наследия, не подозревая или не давая себе возможности заподозрить, что это наследие уже внутри меня. И теперь я поймала себя на мысли, что если бы заподозрила то, что со мной может произойти, я бы не позволила нам остановиться. Во мне жил тот же страх, что и в ней, только более сильный оттого, что это происходило не с кем-нибудь знакомым, а со мной лично.
- И он останется во мне навсегда? Его нельзя прогнать?- Я старалась, чтоб голос прозвучал как можно спокойнее, будто меня это интересует только из пустого любопытства, однако не смогла скрыть дрожи.
Влад пожал плечами.
- Не знаю. Во всяком случае, мне это точно не по силам. Но чтоб узнать подробнее, надо поговорить с Советом, а для этого ты должна попасть в Эру.
- Внутрь себя?- Я напряглась.
- Внутрь своего мира. Если кто и имеет полное право там находиться, то только ты. Это делается просто, ты сможешь.
Влад пересадил меня с кресла на кровать, откинул покрывало и заставил лечь.
- Это для того, чтоб, если войдёт твоя мама, она подумала, что ты спишь. Поверь мне, я знаю толк в конспирации. А теперь закрой глаза.
Я посмотрела, как Влад устраивается в кресле, потом закрыла глаза и откинулась на подушку. Спать совсем не хотелось, меня так сильно скручивало волнение, что хотелось кричать. Не верилось, что сейчас (сейчас?!!) я перенесусь в свой внутренний мир, который до сих пор оставался закрыт. Или не перенесусь, или перенесусь, но в совсем другое место... Словом, кто сказал, что у меня вообще что - то получиться?
Я лежала, укрытая по подбородок одеялом, смотрела на потолок и гадала, что будет дальше. Не то, чтоб в этот момент мне было очень страшно, просто здорово не по себе. До этого самыми моими большими стрессами были первые дни в новых школах, и ещё, может быть, первый сексуальный опыт, который, впрочем, меня слегка разочаровал.
- Готова?- спросил Влад из кресла.
- Не знаю. Что надо делать?
- Закрой глаза и представь, что смотришь в окно. Представь, что видишь, как за окном качаются деревья, как падают листья, как по небу проплывают облака. Представь это так подробно, как будто ты на самом деле всё это видишь из своего окна. А когда поймёшь, что видишь всё подробно, открой окно и выходи.
Я постаралась представить то, что говорил мне Влад, но память неожиданно выдала совершенно другое. Я видела мир из окна своей детской в Ньюпорте, где мы снимали небольшой пригородный домик. Почему - то из всех окон, которые я видела в жизни, лучше всего запомнилось именно это, с яркими жёлтыми занавесками и разноцветными попугайчиками.

...День был пасмурный, вот - вот готовился пойти дождь, и небо было таким низким, что мне казалось, будто оно задевает крыши одинаковых одноэтажных коттеджей, выстроенных ряд по длине улицы. Я стояла у окна и смотрела на улицу, и чего - то ждала, хотя и не могла вспомнить, чего именно. Прямо перед моими глазами расстилалась лужайка заднего двора, поросшая коротенькой, недавно подстриженной травкой. Во дворе росло одно - единственное дерево - большая старая яблоня. Хотя мне не разрешалось лазить по ней, иногда я нарушала запрет и вскарабкивалась на несколько ветвей вверх, и уже там чувствовала себя как на вершине мира. К нижней ветке были привязаны верёвочные качели, сейчас пустые и печальные, им было одиноко и хотелось кого-нибудь покатать. Чуть в стороне располагалось место, где мы обычно устраивали барбекю, но с приходом осени только притоптанная трава указывало на то, что там собирались компанией. Ещё из моего окна была видна задняя стенка гаража с баскетбольным кольцом, которое осталось нам от прошлых владельцев. Кольцо тоже было печальным, даже больше, чем качели, потому что в нашей семье никто не играл в баскетбол.
Но я лишь мельком взглянула на всё это, потому что взгляд быстро приковался к красной пластмассовой божьей коровке, забытой почти посреди двора. Она лежала, блестя влажными боками, и не давала мне возможности отвернуться, и я поняла, что должна, просто обязана спасти эту божью коровку, принести в дом и согреть.
В этот момент божья коровка пошевелилась и неловко перевернулась на все лапки. Я едва смогла сдержать крик, потому что игрушка превратилась в настоящее насекомое, только невероятно большого размера. Таких божьих коровок просто не могло быть в природе!
Божья коровка посмотрела на меня и, шустро перебирая лапками, побежала в сторону соседского двора, смежного с нашим.
Я встрепенулась, зная, что не могу её отпустить, распахнула окно и прыгнула вниз с подоконника, не думая о том, как высоко лететь до земли, если тебе всего три года...
Но я не упала на землю. Вернее, упала, но не так сильно, как можно было ожидать, и устояла на ногах. На ногах девятнадцатилетней девушки.
Я стояла во дворе того самого дома в Ньюпорте, из которого мы съехали больше восьми лет назад, а выглядел он, как во времена моего детства: та же подстриженная травка, то же место для барбекю, те же жалобно поскрипывающие качели. Ничего не изменилось, и возникло странное ощущение переворота времени, когда прошлое вдруг вывернулось и сделалось настоящим. Закружилась голова, и я присела возле стены дома.
К низкой оградке, отделяющей наш участок от соседнего, подошла соседка, миссис Ирма Дюрстен, посмотрела весело и немного удивлённо. И я знала, что она сейчас скажет "Инга, как же ты выросла!" Я бы на её месте сказала то же самое.
- Инга, как же ты выросла!- восхитилась миссис Дюрстен.
Сама она ничуть не изменилась, была точно такой же, как я её помнила: высокая, полная женщина с собранными в пучок волосами и ярко-алыми губами. Даже платье в мелкую синюю клетку и просторный фартук остались теми же. Я сомневалась, что миссис Дюрстен ни разу не переодевалась за все прошедшие годы и не ходила по магазинам, но складывалось именно такое впечатление.
- Здравствуйте, миссис Дюрстен,- сказала я, поднимаясь на ноги. Я подумала, что это просто сон, что я не перенеслась ни в какую Эру, а банально уснула, и сильно ущипнула себя за руку. Получилось очень больно, но ни двор, ни миссис Дюрстен исчезать не пожелали.- Как поживаете?
"Хорошо, слава Всевышнему. Не на что жаловаться",- прозвучал ответ в моей голове.
- Хорошо, слава Всевышнему,- ответила миссис Дюрстен с улыбкой.- Не на что жаловаться.
Меня начало легонько трясти. Вот теперь я точно убедилась, что сошла с ума. Или это соседка, чудесным образом вырванная из прошлого, читает мои мысли? В любом случае, мне это совсем не понравилось.
- Как ваш сын?- спросила я, чтоб немного поддержать беседу. По моим прикидкам, её сыну должно было уже стукнуть лет двадцать пять, если не больше.
- Ему лет двадцать пять, если не больше,- ответила миссис Дюрстен весёлым голосом заправского зомби.
В этот момент из дома за спиной соседки вышел рослый мальчик лет десяти на вид - сын миссис Дюрстен, Крис. Он посмотрел на меня в упор, но никак не отреагировал.
- Мама,- позвал он,- иди в дом.
- Иду,- ответила мама.- Ты лучше посмотри, кто пришёл.
Мальчик направился к оградке, я смотрела на него и не могла поверить, что это именно тот Крис, который по-соседски помогал моей маме переносить продукты из машины в дом. В моём представлении он был значительно старше.
И тут случилось такое, что у меня зашевелились на голове волосы. Ничего более жуткого я в жизни не видела. Мальчик вдруг странно изогнулся, сжался, а потом начал изменяться, увеличиваясь в размерах. С того места, на котором я стояла, было слышно, как трещат, увеличиваясь, его кости. Причём увеличивался он неравномерно, а жуткими скачками: сначала выросла голова, лицо стало бесформенным, как комок желе, потом вдруг сформировалось, снова разжижилось и сформировалось немного иначе. Затем вдруг выросло тело, став тонким и длинным, как резиновое, при этом ручки ещё какое - то время оставались маленькими. Следом начали нарастать мышцы. В общем, пока мальчик, вышедший из задней двери, дошёл до изгороди, а до неё было не больше тридцати шагов, он успел превратиться во взрослого мужчину.
"Добрый день",- прошептало в моей голове.
- Добрый день,- проговорил мужчина за изгородью тонким мальчишеским голосом.
Этого я уже выдержать не могла и побежала к месту, где, я знала, располагалась калитка. Дыхание сбивалось, но того, что было, вполне хватило на короткий забег через двор. Только когда выкрашенная белой краской калитка захлопнулась за спиной, я смогла перевести дыхание. Дом скрыл от меня соседей, и уже это успокаивало.
Теперь я стояла на улице. На той самой улице, где гуляла в детстве. И опять-таки память подсказала мне, что ничего не изменилось. Я не помнила, как должна выглядеть улица, и ещё десять минут назад не рассказала бы, что на ней находилось, но теперь смотрела и понимала: она не изменилась. Всё те же два ровных ряда аккуратных и одинаковых, как однояйцовые близнецы, коттеджей с гаражами и подъездными дорожками, два ряда низких оградок, два ряда высаженных вдоль дороги деревьев. Две картинки перед глазами: прошлое и настоящие - и их не отличить друг от друга.
Поднялся сильных, холодный ветер, он сгибал деревья и кружил в воздухе сорванную листву вперемешку с пылью.
Кто - то толкнул меня в спину. Вернее, даже не толкнул, а слегка посторонил. Я шарахнулась в сторону, едва сдержав крик. Мимо меня прошло нечто, больше всего смахивающее на комок застывшего в воздухе тумана, бело - серый ком, лишь издали похожий на человека. Нечто извинилось за причинённые мне неудобства сильным, грудным голосом и поспешило дальше. Я сама не заметила, как прижалась спиной к оградке и изо всех сил щипаю себя за руку, спиралью выкручивая кожу чуть выше запястья.
Я пошла вдоль улицы, затравленно оглядываясь по сторонам, словно каждую секунду ожидала нападения. Мимо меня проходили как люди обычного вида, в большинстве я их до этого знала или видела, некоторые здоровались со мной, так комки тумана. Причём я заметила, что люди разговаривали с комками так же запросто, как и друг с другом, и не замечали странной внешности.
Неожиданно с улицы Ньюпорта я попала в Лондон. Здесь людей стало немного больше, а комков тумана - намного больше, они так и мелькали всюду, куда я поворачивалась, шагали по обеим сторонам широкой улицы, ехали в автомобилях и автомобилеподобных кусках того же тумана. Я была настолько ошарашена и напугана, что могла бы бежать без оглядки до самой канадской границы, если бы ноги не приросли к асфальту. И могла бы кричать во весь голос, если бы язык не присох к нёбу. И хотя никто из них ни разу не посмотрел на меня недоброжелательно и тем более не попытался напасть, я всё время ждала удара.
Ветер стал ещё сильнее и едва не сбивал с ног.
Не знаю, почему я обернулась. Всё время смотрела только вперёд, когда странное ощущение толкнуло меня в спину и заставило посмотреть назад.
Позади меня тянулась та же улица, что и впереди, обрамлённая магазинами, затем обрывалась и начинались улицы Ньюпорта, но не они привлекли моё внимание. За всеми этими кварталами от самого горизонта к небу поднималась колышущаяся тёмно - багровая завеса. Она не просто висела, загораживая большой кусок неба и весь горизонт, но изгибалась, как живая, и по поверхности пробегали чёрные разводы. От одного взгляда на эту багровую черноту стало страшно, было видно, что у неё нет чёткого края, и она пускает в воздух короткие полупрозрачные отростки, захватывая всё большую поверхность неба. В этой завесе было что - то опасное, хищное, хотя и непонятно, что именно.
Что - то схватило меня за руку. Я вскрикнула и рванулась в сторону, и непременно упала бы, если бы чьи - то руки не удержали меня на месте. Сцепив зубы, я обернулась, и поняла, что это Влад.
- Чёрт, как ты напугал меня!- выкрикнула я на выдохе.
И почувствовала, что стало немного легче. Наверное, надо было орать с самого начала.
- Я потерял тебя,- ответил Влад спокойно.- Сказал же, чтоб ты представила окно.
- Я и представила, и... ты хочешь сказать... Где я?
- В Эре,- пожал плечами Влад.- Успокойся, никто тебя не тронет.
- В Эре?- Я ещё раз осмотрелась.- Но ты сказал, что Эра - это мой мир, а тут всё так незнакомо и... и ужасно! Просто кошмарный сон! Я видела сына моей соседки, а он превратился в настоящего монстра! И эти жуткие клубы дыма, которые разгуливают по улицам - таких просто не может быть в моём мире!
Новый порыв ветра едва не опрокинул нас на землю.
Влад засмеялся, и этот смех ещё больше вывел меня из себя. Что тут может быть смешного, когда нас окружили невероятные твари?!!
- Если ты будешь так бурно реагировать, то устроишь бурю. Не забывай, что этот город ловит твои эмоции,- сказал Влад, прежде чем я успела его осадить.- Посмотри вокруг. Это твой мир, каким ты его видела в реальности. Он останется таким навсегда. Люди, которых ты видишь, это отголоски тех людей, которых ты знала в то время и которых посредством своей памяти поместила в свой мир, а дым - это блики, люди, в существовании которых ты не сомневаешься, но которых не знаешь в лицо. Понятно. Блики - это толпа незнакомцев. Ведь ты же принимаешь их существование за факт. Все они живут здесь, не подозревая об этом, потому что ты их помнишь, и уйдут, как только забудешь или прототип умрёт.
У меня закружилась голова.
- Значит, за погоду тоже отвечаю я? А соседка? Я не видела её с четырёхлетнего возраста, а она ничуть не изменилась. Как это может быть?
- В том - то и дело, что ты её не видела. Она не могла постареть в твоём представлении, потому что осталась в памяти как молодая женщина. Ясно?
- А её сын? Он был мальчиком и вырос прямо у меня на глазах, буквально за три секунды.
- Потому что это ты его заставила, когда подумала, что он должен быть взрослым. Это твой мир, и ты можешь изменять его по своему желанию.
- И поэтому я знаю, что ответит мне каждый из них?
- Они отвечают только то, что ты считаешь правильным, ничего другого. Ведь она не настоящие, они - это твоя память. Здесь есть частичка Ньюпорта, часть Лондона и Москвы, а так же все места, где ты успела побывать, и мир всё время будет только расширяться - так всё устроено.
Я кивнула, на этот раз кое - что поняла, и страх немного отступил. Было очень странно наблюдать за людьми, с которыми я встречалась довольно давно на улицах города, что я уже покинула. Как будто смотрела не совсем правильный фильм. Я даже хотела подойти поближе к двум беседующим бликам, но в последний момент передумала - было жутковато.
- Багровый занавес у города - что это?- спросила я. Честно говоря, он пугал меня даже больше, чем блики и мутанты.
Влад нахмурился.
- Это Заслон, я тебе о нём рассказывал. Проход между Эрой и Аннором, один из трёх и единственный закрытый. Прежде он никогда не был таким тёмным.
- И что это может означать?
Влад пожал плечами, толи не знал, толи не захотел отвечать.
Между тем я успокоилась, и ветер стих.
К нам подошёл ещё один человек - молодой мужчина в светлом костюме. Вернее, он шёл мимо нас по своим делам, но увидел и решил подойти.
- Привет, Влад,- поздоровался он с улыбкой, потом пристально поглядел на меня.
- Привет,- ответил Влад и с чувством пожал подошедшему руку.- Знакомься, это Инга. Грёза. А это Кирилл, он тут часто бывает, когда становится особенно трудно.
Кирилл смотрел на меня широко распахнутыми глазами, словно видел перед собой призрака, а потом опустился передо мной на одно колено. Я совсем растерялась.
- Мне очень приятно познакомиться с Грёзой,- проговорил он на полном серьёзе.
Я растерянно посмотрела на Влада, ища поддержки, и он сразу всё понял.
- Грёза ещё не привыкла к выражению почтения,- сказал он, коснувшись плеча Кирилла.- Можешь встать.
Тот немедленно встал.
- Мне тоже приятно познакомиться с тобой, Кирилл,- сказала я как можно дружелюбнее.- Как ты попал сюда?
Он глянул на меня с лёгким удивлением.
- Те, кто нуждаются в помощи, могут попасть в Эру. Если на то будет воля.
- Чья воля?
- Совета.
- И много здесь таких, кто ищет помощи?
Кирилл неуверенно покосился на Влада, потом пожал плечами:
- Не знаю, думаю, не меньше тысячи. Но мы не живём тут, приходим на время, только когда очень плохо.
- Идём,- Влад дёрнул меня за рукав.
- Погоди. И что, это помогает?
- Здесь мы можем спрятаться от своих страхов и навязчивых идей, и голосов, и тех, кто ненавидит. Здесь всегда покой, и можно отдохнуть.
- То есть здесь вы становитесь нормальными людьми?
- Нет, не нормальными, но свободными. В Эре нет решёток и никто не посмотрит косо, если ты начнёшь говорить или танцевать с невидимой партнёршей, и никто не покажет пальцем, если ты решишь скинуть одежду. Мир без предрассудков.
Влад снова потеребил меня за руку.
- Идём, Инга.
- Вы хотите идти к Куполу?- поинтересовался Кирилл.
Мне показалось, что поинтересовался со страхом в голосе. Хотя нет, это просто глупо.
Влад кивнул.
- Да, именно к куполу. Ты там сегодня был? Как обстановка?
Кирилл опустил голову, и в этот момент мне стало не по себе. Словно перед грозой, в воздухе появилось душное напряжение. Это почувствовала не только я, Влад тоже переменился в лице. Он словно подозревал о чём - то, но старался этого не показать.
- Старого города больше нет,- прошептал Кирилл.
- Как?..
Влад сипло выдохнул, в глазах застыл настоящий ужас. Да, он ждал этого ответа, поняла я. Ждал, боялся и надеялся его не услышать, но теперь эти надежды рассыпались в прах. Он побледнел.
- А... А Вена?
- Частично разрушена, но устояла. Ты себе не представляешь, что здесь творилось,- теперь в его голосе зазвучала злость.- Жуткое землетрясение, и всё из-за... прощу прощения, Грёза.
Кирилл склонил голову и замолчал.
- Из-за меня?- переспросила я.
Влад схватил меня за руку и потащил дальше по тротуару, а я даже не попыталась сопротивляться. Понимание, что я снова что - то разрушила и, возможно, кого - то убила, приводило в отчаяние.
- Без вопросов,- отрезал Влад, когда я уже открыла рот.- Мы должны идти. Или ты хочешь проторчать тут вечно?
Я подчинилась без слов. В самом деле, что я понимаю в собственном мире? Даже Кирилл, этот совершенно незнакомый человек, осведомлён лучше меня. Какой смысл в поклонах, когда все важные события обходят стороной, а важные вопросы решаются без меня?
Тем временем Влад поймал такси, мы сели в него и поехали в неизвестном мне направлении. Я молча смотрела в окно, а там пролетали сначала знакомые, потом совсем новые улицы, и казалось, что мы едем не просто по дороге, но ещё и вглубь прошлого, только уже не моего, а... Чьего? Дома становились всё ниже, одежда людей все более странной. При этом можно было увидеть, как мужчина в деловом костюме и с кейсом беседует с джентльменом в длинном камзоле.
Потом потянулись улицы и города, по которым словно совсем недавно прокатилась война. Дома были частично разрушены, по обочинам дорог стояли противотанковые сооружения, на оконных стёклах белели кресты, то тут, то там можно выло видеть большие воронки от бомб. Порой встречались мёртвые тела, лежащие на земле, и все они выглядели так, словно умерли только сегодня. По воздуху стелился дым пожаров, летели антифашистские листовки и клочки газет. И люди, что ходили здесь, в основном были в военной форме.
- Это Вена во время Второй Мировой,- сказал Влад, глядя в окно.- Такой её запомнили твои предки. Разорённая, голодная Вена. Воспоминания Тимофея, твоего деда, были такими сильными, что бликов очень мало. Он видел и запоминал каждого человека, каждую деталь.
Верно, он запомнил каждую деталь. Я увидела лежащего возле стены взорванного дома маленького ребёнка с размозжённой головой, и отвернулась. Всегда думала, что меня эта война не коснётся, ведь никто из моих родных в ней не погиб. А оказалось, что частичка того ужаса поселилась во мне навсегда. И теперь я своими глазами могла видеть то, что видел мой дед перед тем, как его поместили в лечебницу для душевнобольных.
- Они тоже не стареют,- проговорила я тихо.
Влад кивнул.
- Да, в этом мире они не стареют. Те люди, которых ты сейчас видишь, живут скорее всего в тихих квартирках, нянчат внуков и с ужасом вспоминают годы оккупации. Постепенно они будут умирать и уходить отсюда, их и сейчас осталось гораздо меньше, чем было пару лет назад.
- И что будет тогда?
- И тогда эти места опустеют. Вряд ли кому - то захочется жить в постоянной войне.
Вскоре мы миновали зону Второй Мировой войны, и я с изумлением увидела те же кварталы, что и до этого, только предвоенные, ещё не разрушенные и очень красивые. Мы проезжали на такси мимо целых миров, которые я просто не могла видеть, и это было удивительно.
А ещё минут через тридцать, если я правильно судила о времени, такси резко затормозило и остановилась. Я сидела на заднем сиденье и смотрела в окошко, а потому не сразу поняла, что произошло.
- Выходим,- сказал Влад.- Дальше пойдём пешком.
Он говорил так, словно каждое слово давалось с трудом, и я без вопросов вылезла из машины.
И поняла причину остановки. Дальше дороги не было.
Дальше тянулись развалины. Было заметно, что они совсем свежие, кое - где камень до сих пор сыпался крошкой. Дороги не было, её завалило рухнувшими домами, и в небо смотрели только остовы стен и каминных труб. Вперемешку с камнями валялись обломки мебели, осколки стекла, одежда, посуда, откуда - то лилась вода, журча весёлым ручьём. И вода в ручье была не прозрачной, а розовой. Было так тихо, что даже заложило уши.
Влад едва не плакал, глядя на эти развалины. Ему, должно быть, было тяжелее, чем мне - он видел эти дома целыми. Он мог сравнивать.
- Нам надо в Купол,- сказал Влад всё тем же голосом.- Идём.
Я не нашла, что ответить, и просто кивнула.
Чем дальше мы шли, перепрыгивая через камни и перелезая через завалы, тем сильнее становились разрушения. Уже через несколько сот метров дома раскрошились настолько, что не осталось даже целых камней, и мы могли видеть тела тех, кому не посчастливилось попасть под эту катастрофу. Я вспомнила, что Влад сказал, будто человек, умирая в Эре, умирает и на самом деле, и от души пожелала, чтоб он ошибся. Разорванная одежда, разбросанные игрушки, осколки посуды, штукатурки, обрывки тканей, - и всё это вперемешку под ногами. И люди, много людей, чьи останки высовывались из-под рухнувших конструкций. Мои глаза то и дело застилались слезами, и тогда я непременно обо что - то спотыкалась.
Один раз я нагнулась и подняла крохотный носочек, который мог принадлежать скорее кукле, чем ребёнку, и поняла, что готова разрыдаться. Но вместо слёз я только сжала кулаки и несколько секунд стояла на месте, стараясь справиться с собой.
А потом мы услышали посторонний звук.
Влад остановился так резко, что я налетела ему на спину.
- Тихо. Прислушайся.
Я послушно прислушалась и уловила тоненький стон. Влад уже сорвался с места и побежал в нужном направлении.
- Иди сюда, скорее!
Мы несколько минут лазили по обломкам, прежде чем нашли женщину. Она лежала, придавленная огромной балкой, и не погибла только потому, что оказалась возле частично уцелевшей стены, на которую эта балка и оперлась.
- Вы можете выбраться?- спросил Влад, наклонившись к щели, из которой слышался голос.
Женщина снова застонала, а потом тихо ответила:
- Нет. Мне придавило ноги.
Я осмотрела балку и поняла, что мы с Владом не сможем её поднять, даже если потратим все силы. Когда он посмотрел на меня, я лишь покачала головой: ничего не выйдет.
- Я побегу за подмогой,- решил Влад.
Но у меня была другая мысль.
- Говоришь, что это мой мир, и я в нём самая главная?- спросила я.
- И что?
- Посмотрим.
Я отошла на несколько шагов в сторону и сосредоточилась на балке, смотрела на неё до тех пор, пока не запомнила все трещинки и пока все мои мысли не собрались в кучку но одном - единственном объекте. Потом протянула руку и словно бы взяла балку в кулак. Потом представила себе, как она отрывается от земли и перемещается на противоположный конец улицы, и когда подняла руку, то балка послушно перелетела в заданное место. Я осторожно положила её на тротуар.
Влад уже раскидывал в стороны камни, освобождая женщине ноги. Он был занят, и мне хотелось помочь ему, только сил для этого уже не осталось. Лёгкость, с которой удалось передвинуть балку из морёного дерева, оказалась ложной, и теперь я это поняла. Медленно опустилась на землю и положила голову на скрещенные руки - перед глазами всё поплыло.
Земля вздрогнула, совсем слабо, но ощутимо. Я слышала, как вскрикнула женщина, но это было так далеко. Больше всего на свете мне хотелось спать, и не важно, что моей постелью должны были стать жёсткие камни развалин.
И в этот момент я услышала рёв. Вернее, услышала - это не совсем правильное слово. Рёв вибрировал в воздухе. Сердце конвульсивно сжалось и наотрез отказалось разжиматься обратно, ужас проник так глубоко, что я почувствовала его горячим комом у себя в животе. И только это заставило меня снова подняться на ноги. Всё вокруг застыло, заворожённое этим рёвом, а камни и мелкие песчинки подпрыгивали, будто танцевали.
Я обернулась и увидела, что багровый Заслон пришёл в движение и колышется, словно флаг во время шторма, готовый вырваться с корнями. Это он ревел, и это он был одной из причин произошедшего. Но имелась ещё одна причина, и ей была...
- Инга!- закричал Влад.
Я повернулась к нему, хотя и медленнее, чем хотелось. Влад сидел на корточках, зажав уши ладонями, и лицо перекосило от ужаса.
- Сделай что-нибудь!- выкрикнул он.- Пожалуйста!
- Я постараюсь!- ответила я.
Но что я могла сделать?
Это мой мир, и я в нём хозяйка. Я - Грёза. А дальше действовала не я, а некто, кем я на короткое время стала. Во всяком случае, от самой себя мне сложно было ожидать такого трюка. Выпрямившись, я провела перед лицом руками, сжала их в кулаки, словно что - то держала, потом присела и прижала ладони к земле.
- Этот проход закрыт,- прошептала я сквозь стиснутые зубу, чувствуя, как ладони словно вросли в землю и камень.
Я почти видела, как посланная мной волна прошла под землёй и уже через несколько секунд достигла Заслона. Тот переменил цвет на чёрный, потом побледнел, и затем успокоился и снова сделался багровым.
А я неловко упала на бок, прижав к груди опалённые ладони.
Небо заволокло свинцовыми тучами, готовыми разразиться грозой – Эра чувствовала, как мне стало плохо.
Влад бросился ко мне и присел рядом, провёл пальцами по волосам.
- Какая ты молодчина. Я тебя просто обожаю.
Я едва нашла в себе силы улыбнуться.
- Ты сильно растратилась?- спросил Влад.- Вернёмся в себя?
- Как женщина?- спросила я вместо ответа.
- Уверен, с ней всё будет в порядке. Я уже сказал одному блику, чтоб бежал за помощью.
- Я не заметила. А... а далеко Купол?
Влад осмотрелся, прикидывая, где они сейчас находятся, и кивнул:
- Да, довольно далеко.
- Мне хочется посмотреть на него.
Влад помог мне встать, и я оперлась на него, в любой момент рискуя снова упасть. Он крепко обнял меня за талию, и только теперь я заметила, что он выше меня ростом.
Мы прошли шагов пятьдесят, не больше, когда развалины закончились, и впереди лежала жуткая каменистая равнина, такая голая и ровная, что можно было видеть далеко вперёд. Казалось, кто - то специально посыпал землю мелким щебнем, чтоб было удобнее ходить.
Влад застонал. Он знал, что на месте равнины, которую я приняла за пустыню, прежде был Старый Город - сердце Эры.
И только на самом горизонте можно было рассмотреть маленькое полукружие - Купол Совета.
Силы снова изменили мне, и на сей раз Влад не смог удержать меня на ногах. Мы упали вместе.
- Надо возвращаться,- прошептала я едва слышно.- Я не могу...
- Да,- кивнул Влад.- Возвращаемся.
Я закрыла глаза и почувствовала, что оторвалась от земли, а когда открыла их в следующий момент, уже была в своей комнате и лежала в постели, укрытая одеялом. В кресле начал возиться Влад.
- Хорошо погуляли,- прошептала я. Поглядела на ладони - на них не осталось ни единого следа.
Влад встал из кресла, подошёл и присел на краешек кровати.
- Как ты?
- Сильно устала, но в целом неплохо. Со мной всё будет в порядке. А ты как?
- Тоже нормально. Мне пора идти, мама будет сильно тревожиться. Я тебе позвоню, когда будет нужно.
- Спасибо.
Влад наклонился и поцеловал меня в щёку, и я моментально почувствовала себя ребёнком, которого заботливая мамочка укладывает спать.
- Спокойной ночи, Грёза.
- Спокойной ночи, Хранитель...
Я хотела добавить ещё что - то, но стоило закрыть глаза, как тут же провалилась в сон.

Меня окутал туман, такой плотный, что, вытянув руку, я совсем её не видела. Казалось, тело растворилось, и только глупое ментальное «я» продолжало цепляться за жизнь. Меня несло куда - то вперёд и немного вверх, и хотя я ничего не могла под собой видеть, но точно знала, что лечу над безжизненной каменистой пустыней, бывшей совсем недавно Старым Городом, и воздух дрожал зыбким знойным маревом над мелким крошевом, в которое превратились дома, мосты и люди.
Виноват был тот странный багровый Заслон, всё больше довлевший над Эрой, но лишь во вторую очередь. А первой причиной произошедшего была я, всегда одна я.
"Эры не существует, потому что её нет. Эры нет".
Мои слова. Ключевые слова, послужившие пусковым рычагом для последующих разрушений и смертей. Лишь я могла нести за это ответственность, потому что только я была хозяйкой своего внутреннего мира, и никто не мог отменить этого простого правила.
Я снова стала убийцей, пусть невольной, это не изменяло сути. Влад мог говорить что угодно насчёт моей невиновности, но я - то понимала, что всё это - лишь пустые слова, за которыми удобно прятаться, когда становится совсем страшно. И наверное, мне следовало так поступить, потому что было очень страшно, но, однажды высунув нос из укрытия и взглянув в жёлтые глаза правды, я поняла, что снова спрятаться не получится.
Потерять себя как человека - страшно. Найти как одержимого убийцу - ещё страшнее.
И вроде бы мир остался на положенном ему месте, и жизнь продолжалась в прежнем темпе, но воспринимать всё как раньше уже не получалось. А к новому восприятию ещё надо привыкнуть, или смириться, или как это называется...
Что - то гулко ударило меня в грудь, и в последний момент я услышала, как воздух со свистом вырвался из лёгких. А потом открыла глаза. Я сидела в кабинете, который делила с Максом, и, видимо, задремала, а теперь упала грудью на стол. И хоть дыхание на несколько секунд сбилось, я почувствовала безмерное облегчение, вырвавшись из тумана.
Макс оторвал взгляд от монитора и посмотрел на меня. В это утро мы почти не разговаривали, мне казалось, он обижен на меня из-за вчерашнего. Хотя не могла припомнить, за что именно он может обижаться. В любом случае, такого напряжения, которое было сейчас, не наблюдалось даже в день нашего назначения.
Я ещё раз просмотрела фотографии, отобранные для печати в нашей первой статье. Ещё несколько дней назад мне казалось, что эти работы - верх моих способностей, а если чуть подкорректировать, то они вообще будут гениальны, но теперь мнение переменилось на кардинально противоположное. Снимки никуда не годились, даже приблизительно не отображая то, что мне хотелось ими сказать. Чем больше я рассматривала их, тем больше разочаровывалась.
- Макс, ты ещё поедешь в Ремисово?- спросила я.
Это были мои первые слова, за исключением "Доброго утра" при появлении на работе.
Макс снова оторвался от компьютера.
- Поеду.
- Когда?
- Завтра утром, часов в семь. Хочешь поехать со мной? Кажется, ты не пришла в восторг от этого места.
Я кивнула:
- Не пришла, но те фотографии, что я сделала в прошлый раз, никуда не годятся.
Макс удивлённо поднял брови.
- Мне казалось, тебе нравятся первые снимки.
- Мне тоже так казалось. Или ты против, чтоб я ехала?
- Нет. Почему я должен быть против? Я за тобой заеду по пути.
Мы ещё несколько минут работали молча. Хотя, на самом деле, работал один Макс, а я просто смотрела в окно и думала о вчерашнем дне. Никогда бы раньше не подумала, что можно так сильно перемениться за такой короткий срок.
- Я не хотела сбегать с работы вчера,- сказала я.- Так получилось. Просто в какие - то моменты наши желания перестают иметь всякое значение, и всё происходит так, как должно происходить, нравится нам это или нет. Во всяком случае, со мной случилось именно так. Макс, я хочу, чтоб ты понял: я не просто убежала, потому что стало лень работать или потому что захотелось тебя подставить. Мне на самом деле было очень важно оказаться вчера в своей комнате.
Я машинально потёрла шею, на которой осталась тёмная полоса от шланга.
- Ты могла предупредить,- ответил Макс.- Я, как придурок, пытался тебя отыскать, а ты просто сидела дома.
- Но я не просто сидела дома, а...
Я запнулась. Чуть было не сказала "а открыла для себя свой внутренний мир и Эру", но в последний момент поняла, как странно это прозвучит.
- Что?
- Макс, я просто хочу, чтоб между нами не было обид. Мне сложно всё объяснить, но это не значит, что тебе не доверяю. Есть вещи, в которых я должна разобраться сама.
Макс тяжело вздохнул.
- Есть - значит, есть, и не надо оправдываться передо мной. В конце концов, я тебе никто, чтоб держать ответ за каждый свой шаг. Просто в следующий раз, когда возникнут неотложные дела, постарайся предупредить о них. Договорились?
- Договорились,- согласилась я.
Конфликт был улажен, по крайней мере, мне так показалось. Макс снова вернулся к своей статье, а я - к созерцанию неба, видного из окна. Погода испортилась, небо было серым и тяжёлым, но один его вид приносил некоторое спокойствие. Мама бы сказала, что это хороший метод релаксации, но я предпочитала думать, что могу справиться с эмоциями без всяких внешних воздействий.
Потом снова вернулась к снимкам и в который раз удивилась их примитивности. Если бы Мыслов сказал, что ими только оклеивать стены общественных туалетов, я бы с готовностью согласилась. Или даже нет, такое убожество выставлять на суд общественности - просто позор.
- А если поехать сегодня?- спросила я.
- Куда?- не понял Макс.
- В Ремисово. Мне кажется, сегодня или завтра - разница невелика, а я уже знаю, как надо делать, чтоб получилось хорошо.
- Но я на сегодня уже запланировал дела...
- Ну пожалуйста, Макс. Что тебе стоит пойти на малюсенькую уступку? Ведь я не прошу тебя свернуть для меня гору. Мне очень нужно поехать именно сегодня, я нутром чувствую.
- Так же, как вчера нутром почувствовала, что надо смотаться?
- Не начинай, я уже извинилась.
- Просто периодами я тебя совершенно перестаю понимать. Толи ты на самом деле что - то из себя представляешь, толи просто экспрессивная и взбалмошная девчонка, которая привыкла, что все поступают так, как она того хочет.
У меня не нашлось на этот счёт точного ответа. Можно было сказать, что меня посетило дурное предчувствие или тень приближающейся беды, очередной за последние дни, но всё это было бы неправдой. Не появилось ни малейшего предчувствия, на которое я могла бы списать своё желание попасть в клинику. И, возможно, Макс был совершенно прав насчёт экспрессивности и взбалмошности.
- Я не знаю, Макс, честно. Если ты настолько против, давай отложим эту поездку на завтра, я не умру в ожидании. И вообще, ты у нас большой босс, так что тебе и карты в руки, а я буду смиренно ждать решения.
Макс несколько минут молчал, и я уже решила, что поездка откладывается на завтра, и даже почувствовала лёгкое разочарование. Но когда он заговорил, всё встало на свои места.
- Хорошо, поедем через полчаса. Ты из меня просто верёвки вьешь!
- Постараюсь этим не злоупотреблять,- улыбнулась я.
Выехали мы не через полчаса, как сказал Макс, а почти через час, но это меня ничуть не огорчило. Я не спеша проверила фотоаппарат, освободила память, потому что на этот раз собиралась сделать много снимков, и вообще потратила время с пользой. Даже сходила к Мыслову и доложила, что мы уезжаем и не знаем, когда конкретно вернёмся.
В дороге нас застал дождь. Начинался не спеша, но пока мы ехали, перерос в хороший ливень. Уже на полпути к посёлку мы пожалели, что не взяли с собой зонты.
Мне стало интересно, наблюдает ли за мной Влад, и если наблюдает, то что думает по поводу этой поездки. Я хотела было спросить прямо, но покосилась на Макса и передумала. Он точно примет меня за сумасшедшую, если я начну говорить сама с собой, и, что самое ужасное, не погрешит против истины.
- Будь осторожна,- проговорил Влад, и я вздрогнула, услышав голос. Я уже привыкла слышать голоса в своей голове и воспринимала их как должное, но Влад говорил откуда - то из-под потолка.- Мне не нравится активность Захватчика. Ты уверена, что эта поездка - твоё решение, а не его?
Я не в чём не могла быть уверена на сто процентов, а потому отрицательно покачала головой.
- Вот что мы решим,- сказал Влад.- Я не могу находиться с тобой постоянно в течение большого отрезка времени, поэтому хочу, чтоб ты обдумывала каждый свой шаг и не полагалась на необоснованную интуицию. Слов "потому что так надо" не должно быть в твоём лексиконе, ясно? И ещё, всегда будь готова услышать мой голос и последовать моим советам, какими бы нелепыми они тебе в этот момент не показались.
- А если это будешь не ты?- спросила я разумно.
И тут же захлопнула рот, едва не прикусив себе язык. Макс удивлённо покосился на меня.
- В каком смысле не я?
- Это так, мысли вслух,- отмахнулась я и захихикала.- Не обращай внимания.
Макс покачал головой и отвернулся, а я выдохнула с облегчением.
- Если это будет не мой голос...- Влад задумался,- тогда внимательно слушай. Если голос будет звучать в твоей голове, значит, это точно не я, и тогда слушаться не надо. Кивни, если поняла.
Я послушно кивнула, чувствуя себя разведчицей, которую генерал инструктирует перед отправкой в тыл к врагу.
Больше я Влада не слышала и не чувствовала рядом с собой, но это меня ничуть не смущало. Я знала, что могу со всем справиться сама, и не пропаду, даже если Хранителя не будет рядом. Предупреждён - значит, вооружён, и в этот момент я чувствовала себя вооружённой, как никогда. Я знала, чего стоит бояться.
И только когда до посёлка Ремисово оставалось не больше пяти километров, когда "Тайота" Макса свернула с асфальтовой дороги на поплывший грунт, я почувствовала, что мы опаздываем. И если не поторопимся, будет слишком поздно. Если опоздаем, то можно смело поворачивать обратно к Москве, потому что в клинике нам делать будет уже нечего. Это знание пришло совершенно неожиданно, свалилось, как снежный ком с карниза, и больно треснуло по голове. Я была совершенно уверена, что Тень тут не при чём. Это не было чужим воздействием.
Внезапно стало холодно, несмотря на работающую в машине печку. Я зябко поёжилась.
- Макс, дави на газ,- попросила я.
- Не могу, тут слишком скользко.
Ветер бросил в лицо горсть дождевых капель, прикоснулся к телу и пробежал по нему холодной дрожью. Я коснулась лица, и оказалось, что оно мокрое, хотя просто не могло намокнуть в машине. Меня охватил страх, почти паника.
- Макс, скорее!- закричала я, едва осознавая, что кричу.
Сознание раздвоилось, как это бывало прежде, и в то же время совсем иначе. На этот раз я не бежала быстрее времени, а видела то, что происходило в этот самый момент, потому что всё это происходило в том числе со мной. Одна часть разума видела себя в уютном салоне "Тайоты", тогда как вторая стояла на подоконнике, в рамке разбитого окна, и холодный ветер дул прямо в лицо, трепал волосы и забирался под тонкую пижаму. С высоты третьего этажа я видела облетевший сад, исчерченный дорожками, широкое серое небо и струи дождя, похожие на тончайшие серебряные струны. Откуда - то лилась музыка. Это была музыка дождя, мелодия слёз, которые так необдуманно роняли ангелы...
Всего шаг, подумала я и засмеялась своим мыслям. Всего один шаг, - и мой голос вплетётся в эту музыку. Всего шаг, - и я больше никогда не почувствую себя одинокой.
Это были не мои мысли, а того, кто сейчас стоял на подоконнике, на тонком жестяном карнизе в рамке разбитого окна. И в то же время они так точно озвучивали мои собственные чувства, что не получилось наверняка исключить: не я балансировала на краю. Всё было слишком тонко, чтоб сразу увидеть грань между мной и человеком в окне.
- Скорее, Макс!!! Скорее!!!
Ветер заметно усилился, по щекам текли тяжёлые капли дождя, до ужаса похожие на слёзы.
Всего один шаг, - и мир превратиться в мутное, дрожащее отражение в луже, и я смогу выкинуть из головы любые проблемы, избавиться от мыслей и чувств, и стать по - настоящему вольной. Я смогу раскинуть руки, сделать шаг вперёд и на несколько секунд почувствовать полёт, чтоб понять птицу, вырвавшуюся из тесной клетки и выпорхнувшую в открытое окно. Небо было так необыкновенно близко, так огромно и безбрежно, и таило такую невероятную свободу, что я могла бы бежать к нему босиком по битому стеклу. Но это не требовалось.
Только один шаг - и небо само распахнёт для меня объятия.
Оно будет радо мне!
"Инга, слушай меня! Ты должна вернуться! Закрой глаза и вернись, понимаешь? Инга, оставь его! Отпусти его!!!" Голос на периферии сознания едва ли мог принадлежать Владу. Во всяком случае, я его не узнала и не обратила внимания.
Ту меня, что всё ещё оставалась в машине, буквально выворачивало от ужаса.
- Скорее Макс!!! Макс!!!
Из-под колёс вырывались высоченные каскады грязных брызг, Макс яростно давил на газ, и всё же казалось, что это слишком медленно. И слишком поздно. Обратной дороги уже нет.
- Макс!!!
Струны дождя впивались в лицо и стекали, оставляя прямые дорожки...
- Скорее, Макс!!!
Слёзы ангелов, ползущие по моим (чужим) щекам...
- Я держусь!!!
И душа птицы, живущая в человеческой груди. Три секунды полёта - разве они не стоят всей жизни?..
- Я не отпущу раму!!! Быстрее!!!
И босиком по битому стеклу, если бы потребовалось... И небо совсем близко, протяни руку - коснёшься стеганого одеяла облаков, потому что так и должно быть... Потому что так надо...
"Тайота" влетела в больничный сад и затормозила так резко, что меня швырнуло вперёд. Макс выставил одну руку, я ударилась об неё грудью, и только благодаря этому не размозжила голову о лобовое стекло. В следующую секунду я выскочила под проливной дождь, поскользнулась, упала, вскочила на ноги и бросилась в обход здания клиники. Я знала, какое мне нужно окно.
- Инга, подожди!- крикнул Макс, стараясь переорать грохот дождя и моего пульса.
Но не думаю, что это было возможно.
Третий этаж. В оконной раме без стекла фигура человека. Мужчины. Чрезмерно длинные, тронутые сединой волосы тонкими прядями облепили шею, мокрая пижама свисает с худых плеч. Руки держаться за края рамы, голова поднята вверх, и лицо спокойно, а глаза прикованы к небу. И я знаю, о чём он думает. О чём думаю я.
Три секунды полёта...
На земле у стены клиники валяются металлическая решётка и осколки стекла.
- Александр!!!
Александр опустил голову, посмотрел на меня пустыми глазами, но не узнал.
- Это не стоит жизни!- снова закричала я.- Послушай меня! Это не стоит жизни!
Из-за угла выбежал Макс, остановился рядом со мной и тоже что - то крикнул, но я не смогла разобрать слов. Мысли затмились страхом и метались в голове бесформенной стаей.
Я знала, что он меня не слышит.
Александр был таким же, как я, - марионеткой чужой воли. И больше не мог сопротивляться.
- Вспомни: жизнь - это игра для двоих! Оглянись назад! Ты никогда не был один, понимаешь? Ты никогда не будешь один!
Поздно...
Александр отпустил руки, и та часть меня, что находилось в нём, не смогла этому помешать. Более того, она была с ним заодно. Показалось даже, что я видела собственный силуэт, стоящий позади Александра. Я почти вышла из него, всё ещё продолжая оставаться с ним одним целым.
- Это не твоё решение, Александр! Это не твои мысли! Слушай меня - это не твои мысли!!!
Один шаг...
Макс рывком прижал меня к себе и обнял так крепко, что я не могла не то, что шевелиться, но даже дышать. И это было очень кстати, потому что иначе я бы просто захлебнулась воздухом. Я видела только, как Александр сделал шаг, широко раскинув руки… А потом глухой удар. И полная тишина, только звон капель о лужи.
Та половина, что была в Александре, вернулась в меня, и на какой - то миг я увидела землю, которая была так далеко и вдруг бросилась прямо в лицо. Не было трёх секунд полёта, был только один миг - и всё накрыла темнота.
- Всё закончилось,- прошептал Макс, гладя меня по спине.
Я подняла глаза, подставила лицо дождю и со всей ясностью поняла, что ничего не закончилось. Всё только начинается...

Прошло два дня.
Два бесконечных, невыносимых дня полного, абсолютного одиночества. Никогда прежде я его не боялась, но теперь просто не могла оставаться одна, сидеть в пустой комнате и думать, думать, думать!.. От мыслей уже лопалась голова, они разрывали меня на части, но при этом не несли никакого результата.
Макс начал меня опасаться. Не бояться, нет, но опасаться. Моменты в его автомобиле остались в моей памяти смутными эпизодами, но я искренне полагала, что он сильно испугался. Конечно, делал вид, что всё в полном порядке, но по украдким взглядам, по моментам затяжного молчания я понимала, что это не так. Всё не в порядке, всё очень плохо.
Накануне я принесла несколько снимков, которые сделала сразу после того, как Александр выпал из окна. Снимки были не редактированные, только что напечатанные, и я не знала, как редактор их примет, но совершенно не волновалась на этот счёт. Мыслов долго смотрел на работы и молчал, потом встал и вышел из кабинета, оставив меня одну. Я растерялась, но осталась на месте, и когда редактор вернулся минут через десять, сидела в кресле.
- Это твои снимки?- спросил он резко.- Ты их сделала?
- Да, вчера в клинике,- ответила я.
- Хорошие работы.
Работы были не просто хорошими. Я никогда не снимала так тонко, на такой грани. Но в контексте Мыслова можно было понять, что снимками он доволен и почти наверняка поставит их в номер, даже если сама статья по каким - то причинам не выйдет. Но даже эта похвала не смогла убрать моего гнетущего настроения. Это была даже не депрессия, которая часто не имеет причин, просто полная безнадёга.
Влад тоже не появлялся и не подавал голос, и мне почему - то стало его недоставать. Прежде я не подозревала, что так сильно нуждаюсь в чьей - то опеке, но после того, как узнала о Хранителе, стала в какой - то мере от него зависеть. И вот теперь я не чувствовала присутствия своего Хранителя, и казалось, что я стою на прямой линии огня.
С мамой после того спора в моей комнате мы тоже ни разу не разговаривали, словно в один момент стали чужими и даже незнакомыми. И получилось так, что всего несколько дней назад было три человека, с которыми я могла вести себя свободно, а теперь не осталось ни одного. И ураган, который унёс девочку Дороти в страну Оз, превратился для меня в глухую чёрную воронку, засасывающую меня всё глубже в пустоту.
Два дня - сорок восемь часов. Много ли это? Нет, не очень, скажете вы, и будете совершенно правы. Что такое два дня на лице вечности, хотя бы на лице жизни? Ерунда, безделица. Но если происходит что - то важное, то оно всегда укладывается в незначительный срок: день, час, минута, мгновение. Для того, чтоб повернуть судьбу в новое русло, много времени не требуется.
И только теперь я начала понимать в полной мере, что для меня не предусмотрен путь обратно. То, что случилось за последние дни, перечеркнуло все девятнадцать лет моей жизни так легко, словно их не было вовсе. И я осталась стоять посреди дороги, растерянная и напуганная, и не смогла бы пойти дальше, даже если бы меня поволокли на аркане. Но и волочь меня было уже некому.
Если бы в эти дни Захватчик решил меня "дожать", у него не возникло бы никаких сложностей. Я сама бы прыгнула прямо в центр бездны, оторвавшись от последней ступеньки лестницы во мраке, и никакие воспоминания об отце меня бы уже не остановили. Только он тоже куда - то подевался, словно ему надоело возиться с такой нудной особой, как я.
И вот спустя эти два дня я сидела в столовой, тянула безвкусный кофе и смотрела на бегущих по сырым тротуарам прохожих. Собственно, Мыслов дал мне несколько дней отгула в благодарность за хорошо сделанные снимки, но находиться дома было просто невыносимо, а потому я продолжала упрямо толкаться в редакции.
Макс подошёл и сел напротив, сразу сложив перед собой руки.
- Нам надо поговорить,- сказал он сухо, очень по-деловому.
Я посмотрела на него без всякого выражения.
- Говори.
- Нет, я сказал, что нам надо поговорить. Мне и тебе. Я не понимаю тебя, я не понимаю, что с тобой происходит, и меня это бесит. Такое ощущение, что ты постоянно пребываешь где - то в другом месте, а по редакции бродит одна оболочка. Ты перестала разговаривать, перестала улыбаться, вообще перестала вести себя, как живой человек. Это происшествие в клинике настолько выбило тебя из колеи?
Я не смогла сдержать усмешки.
- Происшествие? Хорошее слово для того, на чьих глазах человек разбился об асфальт. А ты знаешь, что Александр ещё был жив после того, как упал и ударился о землю? Ты знаешь, что он ещё дышал и чувствовал, как внутри рвались тонкие сосуды и как кровь вытекала из размозжённого затылка? Ты знаешь, что на ту сторону он унёс только последние воспоминания об этой боли? Это не происшествие, это был конец человеческой жизни, и он оказался очень страшным. Это ты способен понять?
Казалось, Макс опешил от такого нападения, и даже откинулся назад. Его глаза удивлённо округлились. Я понимала, что несправедливо его осуждаю, он просто не мог всего этого знать, но мне так было нужно на кого - то сорвать накопившиеся внутри злость и обиду, что я просто не могла остановиться.
- Ты говорил с этим человеком, ты сочувствовал ему, а теперь готов просто перешагнуть через тело и спокойно идти дальше. По-твоему, так и должно быть? Он был живым человеком, и не глупее тебя. И он видел многое из того, о чём мы не можем даже догадаться, и пережил такой страх, по сравнению с которыми наши кошмары - сказки на ночь. Но прошло два дня - и вот он уже происшествие. Эпизод. Так?
- Что на тебя нашло? Прекрати истерику.
Если бы я могла!
- В этом весь ты, весь твой прожжённый эгоизм. Надеюсь, ты всплакнёшь в своей статье по безвинной душе. А он боролся до конца, и он очень старался не поддаваться, просто всякой силе рано или поздно приходит конец. Он жил в борьбе и в борьбе умер, и я уверена, что в последние минуты жизни он ещё верил, что сможет справиться. Если бы я успела, то он сейчас был бы жив. Я должна была успеть, я должна была удержать его на том подоконнике и не дать отпустить руки, понимаешь? Антон, Александр и ещё чёрт знает сколько смертей из Старого Города - и это всё одна я! Посмотри на меня! Макс, внимательно посмотри, потому что ты видишь перед собой убийцу!
Обернулись, наверное, все, кто в этот момент сидели в столовой. Я вскочила и теперь стояла, упершись в столешницу кулаками, и готова была избить саму себя. Макс тоже встал, правда, медленнее и спокойнее, чем я, обошёл стол и решительно взял меня под локоть.
- Идём отсюда.
- Никуда не хочу идти!
- И всё же ты пойдёшь, или я поташу тебя силой.
Он буквально выволок меня из зала, и я ахнуть не успела, как оказалась в тесной, пропахшей табаком курилке. Макс усадил меня на продавленный диван, достал из кармана пачку сигарет и закурил. Предложил мне, но я отрицательно покачала головой.
- А теперь,- пауза, необходимая для затяжки,- теперь объясни мне, что происходит, и пока не объяснишь, мы отсюда не выйдем. Я очень не обидчивый человек, Инга, но, надеюсь, ты не будешь этим злоупотреблять.
Я вздохнула, зная, что не смогу ничего объяснить. У меня просто не найдётся подходящих слов.
- Извини,- проговорила я.- Ты тут не при чём.
- А мне кажется, что очень даже при чём. Ты и раньше порой вела себя довольно странно, но то, что происходит сейчас, выше всяких границ. Когда умер Антон, я ещё мог понять твою скорбь, но Александра ты видела лишь однажды, и я не нахожу причин для столь бурной скорби. В мире каждый час умирает несколько человек, это то самое явление, на которое мы не сможем повлиять, даже если очень захотим, а поэтому прекрати истерить.
- Но в смерти Александра виновата я.
- С какой стати? Он стал сумасшедшим задолго до того, как ты перестала писать в подгузники.
- Это не имеет никакого значения,- я успокоилась и теперь чувствовала себя безмерно усталой.- Ты сам видел, что я знала о намерениях Александра покончить с собой. Если бы я успела, если бы крепче его держала, то он бы не сорвался. Окажись я чуть понастойчивее... что теперь говорить, он умер.
- И что это значит? Что ты - экстрасенс?
Я покачала головой. Экстрасенс - обхохотаться можно! Я бы непременно обхохоталась, если бы всё не было так мрачно.
- Нет, я не экстрасенс. Я просто такая же, каким был Александр.
- Сумасшедшая?
- А тебя это удивляет?
Макс пожал плечами.
- Я - сумасшедшая,- повторила я.- Вот так просто.
И стоило произнести это вслух, как я почувствовала, как с плеч упал огромный груз. Да, в глубине души я уже это признала, только не до конца, и я продолжала бояться. А теперь произнесла это вслух и поняла со всей ясностью, что быть сумасшедшей - это не так уж невыносимо. Словно переодеться из одного платья в другое или переехать из одного города в другой. К нему только нужно немного привыкнуть, и дальше всё пойдёт по накатанной, пройденной до меня несколько тысячь раз дорожке.
- Наверное, мне стоит больше переживать из-за гибели Старого Питера, потому что это катастрофа гораздо большего масштаба, но я не могу. Я никогда его не видела, я не видела людей, который его населяли. Наверное, в реальности они все были такими старыми, что их смерти выглядели вполне обоснованными, тем более что из коренных жителей среди них никого не было. Они все были старенькими, хотя и выглядели молодыми. Я знаю, что постепенно их становилось всё меньше и меньше, пока не остались те, кто в момент образования Эры были совсем детьми и такими остались до самой смерти. Мне стоит больше раскаиваться в их смертях, но не получается. А вот с Александром установилась очень сильная связь, которую я постоянно ощущала, хоть и не давала себе в этом отчёта. Если бы в этот момент я смогла показать ему дорогу в Эру, он бы выжил. Если бы я не поддалась Тени и не отпустила руки, он не стал бы прыгать. Но он поднялся и прыгнул. Я тоже могла прыгнуть в тот день, когда мы впервые приехали в клинику, но смогла себя удержать. И он тоже долго удерживал себя, но потом сдался. Наверное, даже хорошо, что он выпрыгнул из окна, потому что если бы он прыгнул только в душе, это было бы хуже. Он стал бы безумным - по - настоящему безумным. Потерялся и как человек, и как существо, и вообще перестал бы осознавать себя. Лучше умереть, чем, ещё живя и дыша, уже не быть. Я бы так не хотела.
Я замолчала, глядя себе под ноги. Высказалась для самой себя и замолчала. Я признала правду, которую знала с самого начала, и поняла, что слова приносят облегчение. Казалось, я переложила часть своей вины на Макса, пусть он этого и не заметил. Боль сохранилась, но стала заметно слабее.
Александр был одержим Тенью, я знала это с самого начала, ещё с того момента, как только вошла в палату. И тем более когда он рассказал историю своего преступления, из-за которого попал в клинику. И он, наверное, знал, что рано или поздно наступит такой момент, когда больше не сможет противостоять своему наваждению, и в какой - то степени был к этому готов. Взбираясь на подоконник и выламывая решётку из пазов в кирпиче, он сам отрезал себе пути к отступлению. С чего я взяла, что его надо было спасать от этого шага? Потому что со стороны хотела знать, что в мире есть ещё один очень похожий на меня человек? Александр всё для себя решил, он шёл той дорогой, которая была перед ним открыта, не перелезая через опущенные шлагбаумы запасных путей. Имела ли я право пытаться его остановить? На этот вопрос я не знала ответа, и его вполне могло не быть.
Макс присел напротив меня на корточки, в пальцах тлела недокуренная сигарета. Он смотрел на меня снизу вверх и так ещё больше стал похож на ангела. У меня даже возникло желание прикоснуться к нему и убедиться, что он не плод моего воображения.
- Ты на самом деле веришь в это?- спросил он мягко.
Я кивнула.
- Верю. Хуже того, я это знаю. Не всякий, кто видит - безумен, помнишь? Тебе вовсе не обязательно забивать этом голову.
- Поздно, я уже забил.
- И тебя не пугает перспектива общения с... с такой, как я?
- Ни капельки. Это будет даже интересно. Я люблю общаться с нестандартными людьми.
Я не выдержала и улыбнулась. Нестандартная - ну надо же!
Макс пересел на диван, всё ещё вертя сигарету в пальцах.
- У нас в школе была кладовая, где хранились всякие тряпки - швабры, а ещё сломанная мебель, которая ждала плотника, старые транспаранты, плакаты, лозунги и даже большой бюст Ленина. Дверь запиралась на висячий замок, но каждый школьник знал, как можно вытащить дужку из двери. В этой кладовке проходили все свидания, она была самым укромным уголком школы.
- Интересная история.
- Да, интересная. И знаешь, что ещё?
- Что?
- Мне сейчас до смерти хочется тебя поцеловать.
Я засмеялась. Тревога не совсем отпустила меня, но на время отступила, и я чувствовала себя почти так же легко, как прежде. Если бы кто - то сказал, что я могу влюбиться в Макса, я бы не поверила. В этот момент речи о любви не шло. И всё-таки мне тоже захотелось, чтоб он меня поцеловал.
Но Макс не ждал моего ответа. Мы целовались в курилке, как школьники, сбежавшие от строгих учителей, и первый раз за два дня я подумала, что жизнь может быть вполне терпимой штукой.

Откуда - то потянуло дымом. Это был даже не запах, а ощущение гари, и такое слабое, что сначала ни Макс, ни я не обратили на него внимания. Тем более что у нас были занятия и поинтереснее. Возможно, я бы так ничего и не заметила, если бы Макс не поднял голову и не принюхался.
- Кажется, пахнет дымом.
- Конечно, это же курилка,- ответила я.- Здесь всегда пахнет дымом.
Видно было, что Макса мой ответ не устроил. Он сел, прислушиваясь. Мне показалось, что ухо уловило далёкий треск, но это было так недолго, что вполне могло и почудиться. Я тоже села и принялась застёгивать кофту.
- Слышишь что-нибудь?
- Не уверен,- покачал головой Макс.- Пойду, посмотрю.
- Я с тобой.
Мы встали с дивана, Макс не стал надевать рубашку и сразу направился к двери. Я же потратила несколько секунд, чтоб немного привести в порядок волосы, подняла голову и увидела серые струйки дыма, тянущиеся из вентиляционной решетки.
Потребовалась секунда, чтоб сориентироваться. Я помнила, что пару месяцев назад в редакции установили новую сверхчувствительную противопожарную сигнализацию. Что тут началось! Сигнализация вопила на всё здание по десять раз в день, она реагировала на всё подряд: тепло от ламп, сигаретный дым, громкий звук, а то начинала вопить просто так, без всякой видимой причины. В общем, промучившись какое - то время в бесплодных попытках присмирить чуткое устройство, начальство приняло решение попросту его отключить. В конце концов, за всё существование редакции в ней не случалось даже малейшего возгорания.
- Макс, смотри!
Я показала на вентиляцию. Макс посмотрел и кивнул.
- Тем более мы должны выйти. Неизвестно, на каком этаже...
Макс осторожно открыл дверь, и в курилку сразу начали вваливаться густые, тяжёлые клубы дыма. Я невольно отступила к стене, прикрывая нос рукой. Нельзя сказать, что я очень боялась огня, зато можно - что никогда не видела огня больше того, который разводят в мангале.
- Пошли,- приказал Макс и протянул мне руку.
Мы вышли в коридор. Дыма было так много, что уже в полуметре всё пропадало за серой завесой. Я закашлялась, но Макс не обратил на это внимания и потащил меня дальше по коридору в сторону лифта. На этаже, похоже, уже никого не было, во всяком случае мы никого не встретили, и было необыкновенно тихо. Так тихо в нашей редакции могло быть только по ночам, да и то не всегда.
Дым ел глаза и забивал лёгкие. Я бежала за Максом, не успев даже как следует испугаться, и только думала, что надо скорее выбираться, чтоб не было слишком поздно. Когда мы подбежали к лифту, дыма стало так много, что видимость упала до нуля.
Макс нажал на кнопку вызова, но ничего не произошло. Он нажал ещё раз, потом ещё и ещё, однако с тем же результатом: лифт не ехал. Макс треснул кулаком по сомкнутым створкам и выругался. Вот тут - то мне стало не по себе.
- Где лестница?- хрипло спросил он, всё ещё крепко держа меня за руку.
Я махнула рукой в сторону.
- В самом... конце коридора!..
- Пошли.
Мы не пошли, а побежали, и с каждым шагом дышать становилось всё более невыносимо. Горло драло так, словно мы уже попали в открытое пламя, по щекам текли слёзы, размывали тушь, и от этого глаза невыносимо драло. Макс тащил меня за собой, как на буксире, и я только старалась от него не отстать и не потеряться. Коридор, в обычные дни такой короткий, теперь казался просто бесконечным.
Уже подбегая к двери на лестницу, мы услышали шум, когда распахнули её, шум превратился в крики. Правда, доносились они откуда - то снизу, и мы поняли, что это кричат люди, которые так же, как и мы, спускались по лестнице. Макс не стал долго прислушиваться и сразу побежал вниз, заставляя меня перепрыгивать через три ступеньки. Дым только сгущался, но я чувствовала себя на финишной прямой и теперь была почти уверена, что успею выбраться до того, как потеряю сознание. В конце концов, наша редакция занимала девятый - десятый этажи, и это не казалось такой большой высотой.
Пожар бушевал на шестом этаже, мы поняли это, когда пробегали мимо и увидели языки пламени в открытой лестничной двери. Я на несколько секунд замерла, но Макс не дал мне времени полюбоваться на огонь и потянул дальше вниз. Его движения уже перестали быть такими быстрыми и уверенными, меня тоже шатало из стороны в сторону.
Пробежав ещё несколько этажей, мы наткнулись на разбитое окно и высунулись наружу, хватая ртом воздух и кашляя. Не улице перед зданием собралась огромная толпа из сотрудников офисов, располагающихся в здании, и зевак. Пожарных расчётов видно не было. Мы уже миновали половину пути вниз, но я не представляла, как пробегу ещё пять этажей в таком дыму. Уже сейчас ноги дрожали и подгибались, а голова раскалывалась от боли.
И в этот момент я почувствовала резкую боль в правой щиколотке, такую острую, что если бы не Макс, я бы упала. На секунду перед глазами потемнело.
- Что?- спросил Макс.
Я не ответила. Боль прошла так же быстро, как появилась, но остался её тонкий след, и этот след тянулся куда - то вверх, прямо в дым.
- Мне нужно наверх…- выдавила я, сама не веря тому, что говорю.
Макс снова схватил меня за руку и потянул вниз, но я вырвалась, мгновение стояла на месте, чтоб сделать последний глоток воздуха, текущего из окна, и побежала наверх.
Макс догнал меня в три прыжка.
- Не сходи с ума!- рыкнул он мне в лицо.
- Поздно!
Не знаю, как удалось вырваться, но уже через секунду я снова бежала по лестнице наверх, ведомая тем самым следом. Только бы выше, думала я, только бы выше.
Надеждам моим не суждено было сбыться, след оборвался напротив распахнутой двери, ведущей на шестой этаж.
Я выбежала на этаж и только теперь заметила, что Макс следует за мной. Махнула ему рукой, чтоб уходил, но он остался стоять на месте и что - то говорить мне с помощью жестов. Я ничего не поняла, хотя знала, что больше всего он хочет выбраться на улицу.
Шестой этаж занимали небольшие частные офисы, вдоль длинного коридора тянулись два ряда дверей, но огонь уже вышел в коридор и жрал пластиковую обивку стен. Я закрыла лицо, хотя дыма здесь было не так много, как на этаж ниже. Жар от пламени плавил кожу. Но я не сомневалась, что на этаже остался человек, и собиралась спасать его всеми доступными способами.
Заглядывать в каждую из дверей было совершенно бессмысленно, но это и не требовалось. Я была уверена, что знаю месторасположение человека, и не останавливалась не на миг, хотя уже не могла дышать, не кашляя. Перед глазами всё плыло, было жарко, душно и тяжело. Но не страшно. Я не чувствовала себя в ловушке, наоборот, я была спасателем, который должен вытащить из ловушки другого, а это в определённой степени добавляло мне сил.
- Возвращаемся!..- крикнул Макс.
Я согнулась, чтоб откашляться, и отрицательно покачала головой.
- Там... человек...
- Никого нет!..
Но я знала, что есть. Без всяких объяснений, без всяких "но" - просто знала. И бежала не потому, что мне очень хотелось бежать и кого - то спасать, а потому что была искренне уверена: если уйду ещё и я - человек погибнет. Падёт ещё одной жертвой моей неуверенности в себе.
Не знаю, как долго я бежала по коридору. Показалось, что несколько часов, хотя на деле могло пройти не больше нескольких минут. След заставил свернуть меня в один из офисов, и только когда я вбежала, поняла, что он охвачен пламенем. От жара меня начало мутить, я пошатнулась, но умудрилась устоять на ногах, так не за что и не схватившись.
- Есть тут кто?- крикнула я и тут же задохнулась кашлем.- Эй!..
Ответа не последовало, только трещал рыжий огонь. Я прошла немного вперёд, осмотрелась, потом вспомнила, что у пола меньше дыма и присела на корточки. Облегчения это не принесло, но я всё же упрямо поползла дальше в офис на четвереньках, продолжая всматриваться в полутьму горящими глазами.
- Есть кто?..
Не голос - хрип.
И в ту же секунду я вдруг поняла, что никого нет. Нет ни в этом офисе, ни вообще поблизости. Просто все ощущения исчезли, и я осталась один на один с огнём и удушьем. Это было так неожиданно, что в первые секунды я ничего не поняла. Но почти сразу навалился душный, отнимающий силы ужас. Развернувшись, я бросилась из этого офиса в коридор, и на моих глазах горящий шкаф, что стоял у стены, перевернулся и перегородил мне путь к двери.
Это было уже слишком. Я вскрикнула, шарахнулась назад, задела что - то ногой и неловко упала. Все мысли смело волной паники, когда я поняла, что сама заманила себя в ловушку.

Он летел в пропасть, видя её через треснувшее ветровое стекло старенького "Москвича". Он даже не совсем понимал, машина ли летит в эту пропасть или дно пропасти решило выскочить навстречу. Не осознавал, что его пропасть - это всего-навсего овраг возле дороги. Для него, трёхлетнего малыша, овраг был глубочайшей бездной, а падение вместо положенных трёх секунд заняло долгие три часа.
Слева скрипел зубами отец, сзади пронзительно вопила мама. С треском ломались голые осенние кусты, когда кувыркающийся "Москвич" подминал их под себя, взрывами лопались стёкла. Всё воспринималось в отдельности, словно кадры кинофильма, где каждый эпизод должен иметь отдельное значение. Переворот, ещё переворот; голова отца, снова и снова бающаяся о руль; тело мамы, застрявшее между передними сиденьями; освежитель воздуха, мотающийся перед самым носом; серо - зелёная круговерть за тонкими стенками салона.
А потом финальный удар, самый сильный из всех. Это конец, теперь можно вздохнуть чуть спокойнее и открыть глаза.
Не тут - то было. Глаза не открываются, тела не чувствуется, словно его нет вовсе, зато отчётливо слышится характерное потрескивания, как будто где - то рядом разгорается костёр.
Но это не правильно! Никакого костра не было! Была пропасть, было бесконечное падение, была голова отца и взрывы стёкол - но не огонь!
Охватывает чувство неправильности, сначала помешанное на нечестности, как будто на диске с любимым фильмом оказалась другая запись, и только потом подмятое под себя ледяным ужасом.
Вот теперь я точно умру. Эта мысль свербит в голове, протискивается между извилинами, как червь в яблоке, и хочется вытащить её за тонкий розовый хвост. Вот теперь я точно умру...
Но смерть всё не приходит, а жар нарастает, а над закрытыми веками появляются красные блики огня. Паника окутывает с головой, но ни тела, ни голоса по-прежнему нет, и нет никакой возможности хоть как - то проявить свой страх. Если бы мог, он бы заорал, или постарался выбраться из груды металлолома, чтоб потом, как обычно, постараться "разбудить" отца. Мог бы, но на сей раз не может, лежит на сломанном сиденье в искорёженной машине, спеленатый ремнём безопасности, как большая кукла. Лежит не живой и не мёртвый, и молча ждёт, когда пламя подберётся совсем близко и проглотит его одним махом.
Паника парализует голосовые связки, сдавливает грудь, и дыхание останавливается само собой, по совершенно естественным причинам. От жара кажется, что кожа плавится и расползается в стороны, как свечной воск. И вот уже на сиденье никого нет, остаётся только немое полужидкое нечто, которое даже очень приблизительно нельзя назвать человеком. И так больно, так горячо, так непереносимо страшно!..
- Влад!.. Владик!.. Посмотри на меня, Влад!..
Голос мамы, только какой - то не такой, с трудом пробивается сквозь баррикаду кошмара, давит на голову и...
Влад с криком сел на кровати, осмотрелся, ещё не понимая, где очутился и что произошло, и только потом слегка расслабился. Его сразу начало трясти. Постельное бельё было мокрым от пота, волосы прилипли ко лбу, дыхание было надрывным и хриплым. Сколько длился сон, сколько времени он кричал, не замолкая ни на секунду? Неизвестно. Влад провёл руками по волосам, сжал бешено пульсирующие виски и отчаянно постарался выкинуть из головы жуткие отзвуки минувшего сновидения. Ничего не получилось.
Ему и раньше снился это кошмар, как он с родителями разбился на "Москвиче", возвращаясь в столицу из Саратова. И, как любой привычный и знакомый до мельчайших деталей кошмар, он ещё несколько лет назад перестал пугать до такого состояния, чтоб будить себя собственным криком. Но никогда - никогда - в этом сне не было такой неподвижности, и такого огня. В этом сне просто не может быть огня.
И тем не менее даже сейчас, уже совершенно проснувшись, Влад не мог отделаться от странного ощущения огня, его горячей, смертоносной близости. Он слез с кровати, хотя колени при каждом шаге грозили подломиться и бросить тело на пол, подошёл к окну и посмотрел на улицу. Была середина дня - Влад в последнее время часто спал днём. Ничего необычного за окном не происходило и даже не назревало. Несколько минут Влад смотрел на двор родного дома, в который выходило окно, потом отправился в ванную, включил кран и сунул голову под тугую струю чуть тёплой воды, но стоило закрыть глаза, как по векам снова начали прыгать красные огненные блики.
- Чёрт!
Влад тряхнул головой, разбрызгав воду по всему полу. Обычно такое действие не оказывало никакого эффекта, если нужно было прочистить мозги, но в этот раз произошло настоящее чудо. На ум пришло одно имя: Инга.
Грёза в беде!
На секунду Влад застыл, сражённый этой мыслью, потом бросился к постели, прыгнул на неё, но не стал дожидаться, когда тело коснётся матраца и выскочил из него на подлёте. Это было привычное дело - выход из тела, и не отнимало много энергии. Раз - и он уже смотрит на себя сверху, как какой-нибудь призрак.
За два дня Влад навещал Ингу всего несколько раз, и хотя оправдывал это тем, что она должна учиться выходить из трудных ситуаций сама, на самом деле всё объяснялось куда проще: он обиделся. Что бы не происходило, она всегда поступала по - своему, пропуская его советы мимо ушей. Она не пронимала его всерьёз, и Владу, несмотря на всю его любовь, а возможно, по причине любви, хотелось доказать ей свою незаменимость. Хотелось, чтоб она почувствовала себя без Хранителя, как без рук, ног и головы, и в итоге попросила его вернуться. Держаться на расстоянии было сложно, но Влад не хотел оставаться просто досадной помехой на её пути. Инга должна была оценить его общество, его работу, она должна была научиться уважать в нём мужчину, которого нельзя игнорировать и к мнению которого следует прислушиваться.
Интересно, подействовало ли? Если ощущения не лгали, а Влад привык им доверять, то его старания привели к прямо противоположному эффекту.
Но Влад опоздал. Когда он подлетел к редакции, а полёт занял не больше четырёх минут, Макс как раз выносил Ингу из горящего здания. Вокруг стояли машины "Скорой помощи" и пожарные наряды, во все стороны тянулись рукава, - в общем, борьба с огнём шла полным ходом. Влад наблюдал, как Макс (ненавистный Макс) положил бесчувственную девушку на медицинские носилки, как её лицо накрыли кислородной маской, как носилки втолкнули в глубину кареты. Макс запрыгнул следом вместе с врачами, у него был вид героя, только что прошедшего огонь, воду, медные трубы и снова огонь, чтоб только спасти свою ненаглядную принцессу. Влад скрипнул зубами от злости: опять этот Макс отличился! Как говорила давно почившая бабушка: чтоб ему пусто было!
Весь путь до самой больницы Влад проделал в карете "Скорой помощи", незаметно вися у всех над головами и внимательно следя за тем, что делали с Ингой. С неприязнью отметил, что на протяжении всей поездки Макс старался не выпускать руку девушки, злился, но ничего не мог с этим поделать. В какой - то мере Влад признавал, что журналист вытащил её из огня и имеет право на некоторый бонус, но всё в нём против этого протестовало. Это не Макс, а он, Влад, должен был защитить и спасти Грёзу от огня, при этом рискуя собственной жизнью. Почему же всё повернулось так несправедливо?
В больнице Влад ещё некоторое время побыл рядом с Ингой, упиваясь осознанием, что Макса в её палаты не пустили. Как потом оказалось, в палату реанимации вообще посторонних не пускали, но в тот момент это не имело никакого значения. Влад был рядом с ней и уже не понимал, как мог так долго на неё обижаться. Только когда начало темнеть, Хранитель отправился домой, на прощание запечатлев на её неподвижных губах неощутимый поцелуй.

Первое, что увидела, открыв глаза, был потолок такого ослепительно - белого цвета, которого не должно быть в мире. Несколько минут я тупо смотрела на этот нереальную белизну, видя за ней ало - рыжие отблески пламени, пелену душного дыма и ощущение бесконечной глупости. Да, именно так, именно в этом порядке. Огонь, дым и глупость, а потом темнота, накрывшая всё непроницаемым пологом. И казалось, что всё это было несколько минут назад, хотя разум подсказывал, что минуло гораздо больше времени.
Повернула голову на бок и сразу всё поняла: я в больнице. Не в психушке, как можно было ожидать, а в обычной больничной палате, в которой, кроме моей, стояли ещё три кровати, и все три пустовали. Справа высился одноногий штатив капельницы, стеклянный флакон, соединенный со мной тонкой прозрачной трубкой. Во рту стояла горечь, но в остальном я чувствовала себя не так плохо.
Попытка сесть провалилась по одной простой причине: я оказалась привязана к кровати за руки и ноги. В голову ударил страх, но уже через секунду я убедила себя, что в этом нет ничего плохого. Если привязали, значит, так было нужно. Чтоб не чувствовать себя кроликом в капкане, я принялась смотреть в окно на улицу, и хотя угол был таким, что мне осталась лишь узкая щель, этого оказалось достаточно, чтоб успокоиться.
Последнее, что я помнила - это как опустилась на пол в том злосчастном офисе, проклиная себя за глупость. И потом неудержимый кашель и желание закрыть глаза и немного поспать. Я терпела столько, сколько это вообще было возможно, и сама не заметила, как сознание покинуло меня.
Значит, меня успели спасти, вытащить до того, как я окончательно задохнулась. Интересно, кого мне следует за это благодарить?
Вошёл врач в сопровождении группы молодых мальчиков и девочек, все с серьёзными лицами и азартными глазами. Несложно было понять, что это привели на экскурсию студентов. Я молча, ни разу не поморщившись, вытерпела, как они по очереди меня осмотрели, хотя лежать без одежды под пристальными взглядами, ползающими по коже, как ручейки муравьёв, было неприятно. Потом врач продублировал их деятельность и клятвенно заверил меня, что при условии хорошего самочувствия уже завтра меня переведут в общую палату, но так как я в течение трёх дней не приходила в себя, стоит немного понаблюдаться. Я с ним согласилась и пообещала выздоравливать максимально быстрыми темпами.
Когда они ушли, я вздохнула с облегчением, и не только по причине возобновившегося уединения. Меня отвязали от постели, чему я была очень рада. Теперь при желании я могла повернуться на бок или сесть, и хотя такого желания не возникало, казалась себе свободной.
В коме я пробыла три дня. Значит, лгут те, кто утверждает, что, находясь без сознания, они путешествуют по невероятным мирам собственного сознания, открывают доселе запертые двери и проникают в самый тайные и самые неприглядные уголки души. Со мной ничего похожего не случилось. Закрыла глаза - открыла глаза. Посерединке мгновение темноты, которое не стоит даже мимолётного внимания. Вот и вся кома.
- Я рад, что с тобой всё в порядке.
Я не ожидала услышать голос Влада и вздрогнула.
- Здравствуй,- ответ получился слишком сухим, чтоб напомнить дружелюбие.
- Привет. Как самочувствие?
- Лучше не придумаешь. Давно ты здесь?
- Не переживай, в самый пикантный момент я отвернулся.
Я немного помолчала, подумав, что напрасно злюсь на Влада. Как раз он тут и не причём.
- Ты давно не появлялся,- заметила я.- Что случилось?
- А разве это было необходимо?- вопросом ответил Влад.- Мне так не показалось.
Хоть я его не видела, по голосу чувствовалось, что Влад стоит рядом с постелью. Я повернулась, чтоб казалось, что я его вижу и не говорю с пустотой.
- Я разве говорила, что ты не нужен мне?
- Нет, но ты ясно дала это понять. Разве ты послушалась хотя бы одного моего совета? Ты всегда всё делала по - своему, правильно это или нет, и тебя не интересовало, что я думаю на сей счёт. Я твой Хранитель, но глупо хранить человека, который сам не хочет быть защищённым. Ты чуть не погибла вместе с тем сумасшедшим, ты чуть не погибла в огне, и мне кажется, что это ничему тебя не научило. В следующий раз, когда тебе снова что - то покажется правильным, ты опять меня не услышишь. Так ради чего всё? Быть Хранителем добровольной самоубийцы - худшее из дел.
Мне показалось, что эту речь Влад проговаривал про себя уже несколько раз, так страстно и без запинок звучал его голос. Но от этого она не перестала быть правдивой. Если вспомнить, сколько раз Влад пытался остановить меня без всякого эффекта, становилось понятно, что его негодование обоснованно.
- Прости, в следующий раз я буду тебя слушать.
Влад усмехнулся.
- Почему мне кажется, что это отговорка?
- Честное слово, я постараюсь услышать. Только...
- Что?
- В последний раз я не уверена, что идти в огонь меня заставил Захватчик. Мне кажется, это я сама.
- С чего ты это взяла?
- Не знаю, не совсем уверена, просто... словом, я не знаю, почему так думаю. Немного другие ощущения, чуть иной угол зрения, и не забывай об одной простой детали: я сумасшедшая.
- Ага, и изо всех сил заостряешь на этом внимание. Уже готова кричать на всех углах: "Смотрите, я рехнулась!"- или пока подождём?
Я поморщилась и потёрла лоб.
- Ты меня не понимаешь. Легче лёгкого свалить все грехи на Захватчиков, этаких киношных злодеев, которые всех мочат направо и налево, да только рано или поздно придётся допустить, что сама я тоже далеко не от мира сего. И смертей за моими плечами никак не меньше, если не побольше.
- Ты - Грёза, на тебе лежит большая ответственность.
- Правда? И в чём же она состоит? Прости, но я до сих пор не поняла. Если вся моя миссия - это бегать от Захватчиков и пытаться понять, что в моих поступках от меня, а что навязанное,- то прости, но лучше бы я сгорела. И то смысла было бы побольше.
Влад на несколько минут замолчал, и я уже подумала, что он снова ушёл, но ошиблась.
- Раньше титул Грёзы был чистой формальностью,- сказал Влад после молчания.- Почётной привилегией. Грёза - это есть хозяин или хозяйка Эры. Без Грёзы нет Эры и быть не может, так что она просто должна была беречь себя и по мере возможности помогать смятённым душам обрести некоторую уверенность в себе и хотя бы временную безопасность. Кстати, Эра - это защита не только от Захватчиков, но и от жестокости людей, от страхов и опасностей реального мира. Многие больные, с которыми ты встретишься, не могут заботиться о себе в реальном мире, они слишком странные и слишком напуганные.
Но сейчас, вернее, в последние лет сорок, задача Грёзы заключается ещё и в том, чтоб держать в целости Заслон. Твой отец держал его очень долго, и всё же недостаточно, а так как после его смерти прошло уже несколько лет, результаты его трудов практически перестали быть заметны. Заслон рушиться, через какое - то время Захватчики смогут его прорвать, и тогда и Эре, и тем, кто в ней живёт, и тем, кто ищет в ней укрытие придёт конец. Безумие накроет весь город и всех, кто в нём есть.
Вот твоя основная задача - держать Заслон. Но ты даже себя держать не в силах, не говоря уже о чём - то большем. Я не хотел говорить тебе ничего, пока ты не научишься владеть собой хоть в малой степени.
- А если это никогда не произойдёт? Если я никогда не научусь отличать правду от вымысла и вымысел от наваждения?
- Это будет очень печально.
Влад говорил совершенно спокойно, и меня это разозлило. Создавалось ощущение, что меня всё это не касалось вовсе, и он делал одолжение, раскрывая глаза на действительное положение вещей. В конце концов, Эра была моим миром, и только я могла знать, что и как следует делать. И если возникла необходимость держать Заслон - то я буду его держать. Если мог мой отец, то я тоже всё смогу.
- Вот что я решила,- сказала я, приподнявшись на локтях.- Нам нужно вернуться в Эру. Сейчас же.
- Я не уверен...
- Зато я уверена. Ты мой Хранитель, но не надсмотрщик. Или нет?
- Хорошо, я всё понял,- мрачно ответил Влад, и я чуть не улыбнулась, представив его насупленную физиономию. Мальчик был честолюбив, и я ещё не решила, нравится ли мне это.- Закрой глаза и посмотри как бы внутрь себя. На этот раз можно обойтись без всяких окон, хотя если ты не уверена в своих способностях...
- Я всё сделаю,- отрезала я, пресекая всякие попытки сделать мне поблажку.
Всё оказалось даже проще, чем я думала. Это был как небольшой провал, щёлк - и я уже в своём внутреннем мире - в Эре. Никакого головокружительного полёта, никаких спецэффектов. Всё так буднично, словно я проделывала это уже много десятков раз.
Я осмотрелась, увидела стоящего рядом Влада, его квадратные от удивления глаза и сообразила, что на мне нет одежды. Торопливо прикрыла все доступные для прикрытия места, чувствуя, как щёки заливает густая краска.
- Не что ты вытаращился? Отвернись!
Влад ещё несколько секунд смотрел на меня, потом всё же отвернулся.
- Хорошо выглядишь,- прокомментировал он.
Конечно, приятно было это услышать, и всё же мне требовалась хоть какая - то одежда.
- Я не виновата, что в реанимации лежат голыми,- ответила я, озираясь по сторонам в поисках чего-нибудь такого, чем удобно было бы прикрыть наготу. Как назло, вокруг не наблюдалось ничего подходящего.
- Так придумай себе что-нибудь.
- Хороший совет, сейчас воспользуюсь,- съязвила я.
- Нет, я серьёзно. Это твой мир, мир твоего воображения, так что шмотки - не проблема. Только продумай как следует, чтоб не остаться, предположим, без трусов.
Терять было уже нечего, так что я прикрыла глаза и начала фантазировать. Сначала нижнее бельё, потом джинсы, свитер, тёплый жилет, потом носки и кроссовки. Я старалась представить их как можно точнее вплоть до последнего шва или заклёпки, а так как часто просматривала дамские журналы, особых проблем не возникло. Когда открыла глаза, я уже была полностью одета.
- Великая сила мысли,- констатировала я удовлетворённо.- Подсматривал?
- Кто? Я?- Влад обиженно выпятил нижнюю губу.- Никогда в жизни, честное слово.
- Уже лучше. Будешь дерзить мне - испепелю на месте.
- Полегче со словами, если на самом деле не хочешь меня испепелить,- быстро ответил Влад.- Не думаю, что мой обгоревший труп доставит тебе эстетическое удовольствие.
Я поёжилась и решила впредь воздерживаться от цветистых метафор, чтоб, не приведи Господь, не воплотить их в реальность.
Подняв голову, я увидела перегораживающий горизонт Заслон и сразу расстроилась. Даже невооружённым глазом было заметно, что из просто багрового он превратился в тёмно - багровый, так что чёрные волны казались почти незаметными. Ещё мне показалось, что он увеличился, раздался в ширину и высоту, но это могло быть лишь плодом разыгравшегося воображения. В любом случае, маленький или большой, тёмный или чуть светлее, Заслон нёс в себе угрозу, и с этим нужно было что - то делать. Не убрать его, нет - заслон был единственным форпостом, хоть как - то сдерживающим голодных Захватчиков,- но хотя бы попробовать контролировать.
Я помнила свою первую и единственную попытку немного усмирить Заслон в свой прошлый визит, и ещё лучше помнила, что после этой энергозатратной процедуры едва могла стоять на ногах. Возможно, это и был мой мир, где малейшего движения разума могло хватить, чтоб образовать новую реку в русле давно пересохшей или построить дворец, только Заслон к нему не принадлежал. Он вообще в какой - то степени был вне всех миров, и уж тем более не подчинялся силе моих мыслей. Только чистая энергия могла слегка его приостановить, и не чья-нибудь, а моя как наследницы долгой династии Грёз.
- В больничной палате все представлялось куда как проще,- пробормотала я.
- Что?
- Нет, ничего, просто мысли вслух. Что теперь делать?
Влад выкатил глаза в притворном изумлении.
- Кажется, ты взяла бразды правления в свои руки. Или я заблуждаюсь?
- Прекрати, ты же хорошо понимаешь, что я тут как дикий абориген в центре города. И не заставляй меня перед тобой пресмыкаться, иначе отшлёпаю.
- Ах, отшлёпайте меня, отшлёпайте!
- Влад!
Парень тяжело вздохнул.
- Господи, как же с тобой тяжело. Сейчас мы направимся к Куполу, тебе всё же надо пообщаться с членами Совета Эры. Если кто и может подсказать, как укротить Купол, то только они. Во всяком случае, стоит на это надеяться, других вариантов у меня нет.
Я осмотрелась.
- И как далеко нам надо идти?
- Я бы сказал, что не очень далеко, за пару часов точно доберёмся, если ты не решишь посетить местные музеи. Сначала до границы Старого Города, а потом и по самому Городу, хоть его так уже и не стоит называть.
Влад помрачнел, и я осторожно, по-дружески, ударила его кулаком в плечо:
- Не вешай нос, это ещё не конец.
- Я и не думал вешать. Пошли, нечего ловить ворон.
Мы двинулись по улице параллельно Заслону, потом несколько раз сворачивали в проулки и переходы. В этой части прадедовской Вены я ещё ни разу не была, и хоть разрушения, доставшиеся на её долю, были очевидны, всё выглядело живо и по-хорошему старо. Со мной или без моего присутствия этот город жил, и отлично чувствовал бы себя, даже если бы я никогда о нём не узнала. Он был как частью меня, так и совершенно обособленным местом, самостоятельным и в какой - то мере прогрессирующим.
- А другие есть?- спросила я, сама толком не поняв своего вопроса.
Влад шёл немного впереди, но обернулся и нахмурился.
- Не понял.
- Я имею в виду, есть ещё такие миры, как этот? У других людей?
- Я же говорил, что у каждого человека есть свой внутренний мир, который...
- Да, да,- перебила я,- всё помню, лекция очень познавательная. Но я имею в виду другое. Есть в чьём-нибудь мире такой же город? Ведь не может быть, чтоб из всех почти шести миллиардов людей только я была такой уникальной.
Влад покачал головой.
- Во-первых, уникальна вовсе не ты, и вообще не факт, что кто - то, кроме твоего прапрадеда, способен создать такой город. Во - вторых, в мире из этих шести миллиардов половина людей совершенно нормальны, так что у них нет никакой нужды прятаться внутри собственных миров и прятать там других. И потом, с чего ты взяла, что вот так залезать в этот мир и хозяйничать в нём - это нормально? Может, это и есть то самое, что здоровые люди называют клиникой? Подумай об этом на досуге.
Я пристыжено заткнулась. Влад, этот мальчишка, снова прочитал мне лекцию и в конечном итоге выставил круглой дурой, и похоже, получил от этого процесса массу удовольствия. Как же мне хотелось дать ему хорошего пинка, что не умничал, но это было совершенно не в моём духе. К тому же победа в словесной баталии всё равно оставалась за ним, только подкреплённая моей злостью.
- Если другие миры и существуют, об этом никому не известно, в том числе, скорее всего, и их хозяевам,- произнёс Влад спустя десять минут, когда я уже смирилась с тем, что больше ничего не узнаю.- Чужой мир - это всегда очень сложно. Может, у некоторых он куда прекраснее и фантастичнее, чем Эра, и там живут такие существа, по сравнению с которыми блики покажутся самыми заурядными товарищами. Мы этого не знаем, сейчас все они для нас закрыты, так что если ты хотела найти таких же Грёз, как сама, то тебя ждёт разочарование. Они могут быть, грезить никому не запрещено, но быть Грёзой и знать, что ты Грёза - это очень разное.
Я вздохнула:
- Жаль.
- Жаль,- согласился Влад, но по его тону было совершенно не понятно, на самом деле он об этом жалеет или просто поддакивает мне.
- А как ты попал в Эру?- спросила я.- Ты не производишь впечатления сумасшедшего.
- Я и есть не - сумасшедший,- ответил Влад, по-прежнему быстро шагая впереди меня. Он не потрудился обернуться, отвечая, но я не обратила внимания.
- Как же в таком случае? Как ты узнал об Эре? Что тебя к ней подтолкнуло?..
Влад обернулся так стремительно, что я едва на него не налетела. Он был лишь слегка бледен, но напряжённые скулы и слишком блестящие глаза заставили меня прикусить мой болтливый язык.
- Я не хочу говорить об этом,- отчеканил Влад.- Потом.
- Хорошо, я не настаиваю,- поспешно кивнула я.

Вскоре мы вышли на самую окраину, за которой начиналась ровная, как стол, каменная пустыня. Я не могла представить, что на этом месте когда - то, не так давно стоял город, по улицам ходили люди и ездили дилижансы, на изогнутых арками мостиках целовались влюблённые. Город далёкого прошлого и одновременно настоящий, как бывают настоящими только самые тёплые воспоминания.
Снова укололо чувство вины. Конечно, я сделала всё не нарочно, не подозревая о возможных последствиях, не подозревая даже о самой Эре, но эти мысли почему – то совсем не утешали.
- Идём,- поторопил меня Влад.
Купол можно было рассмотреть маленьким пятнышком на самом горизонте, и казалось, что до него никак не меньше десяти километров, если не больше, однако выбора у меня было немного. Я вздохнула и пошла за Владом, уверенно шагающим по твёрдому каменному крошеву. Камешки под ногами были такими мелкими, что почти напоминали песок, один раз я остановилась и присела, чтоб рассмотреть его получше, и заметила, что среди них попадаются малюсенькие комочки ниток, частички стекла, дерева - в общем всего, что может составлять остатки города, растёртого в порошок. Влад остановился, поджидая меня, нетерпеливо постукивая ногой, и я решила, что с осмотром можно немного подождать. Если Владу и было неприятно или тяжело идти по этой земле, то внешне это никак не проявлялось.
Так молча мы прошли больше половины пути. Хотя было прохладно, я вспотела и хотела снять жилет, но потом передумала.
- Я могу изменять тут погоду?- спросила я.
Влад покосился на меня через плечо.
- Погода чаще всего подчиняется твоим эмоциям. Негативные – ветер и дождь, гроза, позитивные – тепло и солнце. Сейчас ты в растерянности - погода неопределённая – ни тепло, ни холодно.
- Значит, можно сделать лето и ходить в шортах?
- Думаешь, это настолько важно?
Я пожала плечами. Его покровительственный тон уже начал меня слегка раздражать. Если я хочу, чтоб в моём собственном мире всё время царило тёплое лето, значит, имею на это полное право. А почему нет? Кто мне запретит?
Город почувствовал раздражение и ответил усилившимся ветром. Влад передёрнул плечами.
- Мне кажется, сейчас не время устраивать эксперименты с погодой, даже небольшое нарушение равновесия может привести Заслон в движение. Ты уверена, что сможешь удержать его и стабилизировать? Не думай, что я тебе не доверяю, и всё же сейчас мне это кажется маловероятным.
Я сердито вздохнула. Влад, как всегда, оказался самым мудрым и предусмотрительным, а я снова выглядела школьницей - недоучкой. И пусть этого не видел никто посторонний, всё равно было чертовски неприятно. Если в самом начале нашего знакомства мне смутно померещилось, что Влад может испытывать ко мне некие трепетные чувства, то теперь должна была честно признать: ошиблась. Какой там трепет, порой казалось, что он едва может меня выносить, и тогда зловредный червячок внутри меня радовался и приговаривал: "Всё равно у тебя, дружок, нет выбора, так что нравится тебе это или нет, но ты должен меня охранять. Терпи, казак".
Следует признать, что в моей жизни почти всегда находился такой человек, который был или считался умнее меня. Он принимал самые правильные решения, знал самые правильные ответы и самые удачные выходы из всех жизненных ситуаций. В школе ко мне обычно приставляли ученика посильнее, чтоб он шефствовал и помогал не отстать, все учителя так и норовили установить за мной тотальный контроль, дома с ролью ведущего хорошо справлялась мама, и даже парни, с которыми я периодически начинала встречаться, сразу начинали давать полезные советы. Порой мне чудилось, что сам Господь Бог вывел у меня на лбу крупными печатными буквами: "Нуждается в опеке". А ниже натыкал точек, чтоб Его слова мог прочесть любой слепой. И если прежде я относилась ко всему этому довольно спокойно, не считая нескольких попыток сопротивления, то явное покровительство Влада выводило из себя. Он не был ни умнее, ни талантливее меня, и, в конце концов, он влез в мой внутренний мир без моего согласия. И было очень странно оттого, что я молча шла следом за ним, принимая главенство Влада как данность.
Не зря мама когда - то давно, может, лет пять назад, сказала, что гордость во мне, может, и есть, только до неё трудно докопаться. Она, чёрт побери, была права, и теперь мне пришлось это признать.
По мере нашего продвижения Купол совета становился всё ближе и ближе. Сначала это было совсем незаметно, но постепенно я начала замечать, что вижу уже не размытое пятнышко на горизонте, а вполне отчётливое куполообразное здание, больше похожее на наполовину врытый в землю мяч. Правда, размеры его продолжали оставаться загадкой, потому что Купол так сильно был схож по цвету с небом, что порой терялся на его фоне, а порой начинал темнеть, как грозовая туча.
Влад замедлил шаг, и я снова едва не налетела на его спину. Теперь мы шли совсем медленно, еле переставляя ноги, но когда я посмотрела на лицо моего Хранителя, намереваясь задать естественный вопрос: "Почему мы больше не торопимся?"- ничего говорить не потребовалось. Я без слов поняла, что Влад нервничает. Что он напуган, как бывают напуганы школьники у дверей экзаменационного кабинета.
Когда Влад до этого говорил мне о Совете, я сразу представила себя круглый стол во главе с добрым королём Артуром. И теперь, хоть продолжала цепляться за эту мысль, но подумала, что всё может оказаться не таким радужным. По выражению лица Хранителя можно было судить, что ничего приятного нас впереди не ждёт.
- Они ничего тебе не сделают,- сказала я.- Не волнуйся.
- Кто не сделает?- быстро спросил Влад.
- Совет.
- Почему я должен волноваться перед встречей с Советом?
Я пожала плечами.
- Потому что ты должен был уберечь меня от Тени, но не уберёг. Потому что должен контролировать каждый мой шаг, но это выше твоих сил. Потому что должен был остановить меня прежде, чем я успела уничтожить культурный центр Эры, но не смог. Продолжать?
Влад резко обернулся, его смуглые щёки посерели, а глаза стали огромными и совсем чёрными. Мои слова были для него пощёчиной, даже хуже пощёчины, потому что боль от удара по лицу никогда не может быть сильнее удара по чувствам, в частности по большой мужской самооценке. Он уже был готов ответить мне, уверена, ответить так, чтоб оправдать себя, не оправдываясь, и сжатые в кулаки пальцы поднялись к самому лицу, Но сдержался, развернулся и почти бегом припустил к Куполу. Его подошвы выбивали из земли крошечные облачка пыли.
Почти моментально я поняла, что раскаиваюсь в сказанном. Не погрешила против истины, просто не всякую правду стоит говорить вслух. И я знала, почему всё же сказала - из мести, из мелкого пакостничества.
- Влад, подожди.
Он не отреагировал.
- Влад, остановись, я должна тебе кое - что сказать.
Он остановился, тяжело дыша, и повернулся, всё такой же бледный, но теперь ещё и злой.
- Хочешь напомнить об очередной моей ошибке? Давай, валяй, мне уже всё равно! Я же просто бездарный урод, верно?- В его глазах стояли злые слёзы, но мне и в голову не пришло, что он позволит себе расплакаться.
- Нет,- ответила я спокойно,- не это. Хочу сказать, что может быть ты и не самый идеальный Хранитель, и я, может быть, потенциальная самоубийца, но я никому не позволю тебя убрать. И если ты сам не горишь желанием поскорее от меня избавиться, будь уверен, я не дам на тебя нападать.
- Я сам могу о себе позаботиться,- буркнул Влад в ответ, но мне показалось, что часть злости всё же покинула его взгляд.
- Я в этом не сомневаюсь.
Вот теперь месть свершилась полностью: я обвинила и я же даровала прощение. И Влад вынужден был принять эту чрезвычайно горькую пилюлю моего главенства. Мелочь, а приятно.

К Куполу совета мы подошли почти через два часа, последние несколько сот метров преодолели почти приставным шагом, и я поймала себя на том, что мысленно уговариваю Влада идти ещё медленнее. Купол горбился перед глазами гигантским полукружием, по его поверхности проходила серая рябь, и я не сразу сообразила, что это просто причудливое отражение пасмурного неба. По спине побежали мурашки, я поёжилась, но не дала себе возможности остановиться.
У стены мы замерли. Видно было, что Влад мнётся.
- А что, если там никого нет?- задала я вопрос, который стоило бы вспомнить раньше.
- Я не хочу об этом думать,- сразу ответил Влад, но с места не двинулся.
Я глубоко вздохнула.
- Тогда идём.
- Идём.
Он сделал ещё шаг вперёд. Я хотела было сказать, что здесь двери нет, но в этот момент в сплошной стене образовался проход, и Влад вместо того, чтоб впечататься носом в Купол, вошёл внутрь. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним, но войдя, я едва смогла устоять на ногах. Не было ни пола, ни потолка, ни стен, только сплошное ночное небо, усыпанное мириадами крупных звёзд. На секунду показалось, что я зависла в космическом пространстве, голова закружилась, и если бы Влад не удержал меня за руку... Только когда прошел приступ головокружения, я смогла осмотреться как следует и понять, что если потолок и стены действительно расширяли пространство до бесконечности, то пол был вполне материальным. И всё же, идя по нему, очень трудно было отделаться от ощущения, что под тобой ничего нет.
В самом центре Купола был образован широкий круг из висящих на небольшом расстоянии от пола тарелочек. На каждой из этих тарелочек стоял человек, мужчина или женщина. Все они были одеты в длинные тёмно - синие плащи с капюшонами, откинутыми на спины. Я лишь пробежала взглядом по их лицам, заранее уверенная, что никого не знаю. Как я могу знать членов Совета, который создавался без моего участия?
- Инга!
Один из людей спрыгнул со своей тарелки и побежал ко мне, растерянно стоящей посреди зала. Его плащ развевался на бегу, капюшон мотался из стороны в сторону вместе с массой каштановых волос. Человек бросился мне на шею прежде, чем я успела понять, что произошло, и принялся тискать.
- Эй!..
В этот момент человек поднял голову, и я узнала Эмму, свою лучшую подругу. Мы начали дружить с ней с первого дня моего приезда в Лондон и до того дня, когда она разбилась, и даже после того. Но меньше всего я ожидала увидеть её здесь.
- Узнаёшь меня?- спросила Эмма весело, хотя её глаза блестели слезами.
Я растерянно кивнула.
- Узнаю. Но Эмма, ты же...
- В коме, уже год и семь месяцев.- Она кивнула.- Всё правильно. Я как-нибудь расскажу, что тогда со мной случилось, но давай не сейчас, хорошо? Я думаю, нам удастся поговорить вне стен Купола.
- Согласна!- Теперь пришла моя очередь её обнимать.- Как же я рада видеть тебя! Просто не верится.
Эмма повернулась к остальным плащам, наблюдающим за нашей встречей без особого любопытства. Я заметила, что многие из членов Совета довольно молоды, хотя в реальности они, возможно, превратились в древних стариков, и только один из них соответствовал моему представлению: высокий длиннобородый старик, держащий себя так, словно в его руках была власть всего мира. Всего, включая Эмму, их было двенадцать. Не так много, если разобраться, но от их пристальных взглядов мне стало не по себе.
- Добрый день,- поздоровалась я.
Старик широко улыбнулся, притянул ко мне руки и ответил неожиданно ясным голосом:
- Приветствую тебя, Грёза. Добро пожаловать в Эру.
Потом он, а за ним и все члены совета склонили передо мной головы. Я окончательно растерялась, оглянулась на Эмму, ища её поддержки, но подруга тоже стояла, сложив перед собой руки и склонив голову, словно молилась. Никто не двигался.
- Скажи, что ты довольна,- прошептал на ухо Влад.
- Я довольна,- повторила я громко, чувствуя себя при этом полной дурой.
Однако это помогло, люди на тарелках выпрямились и снова впились в меня взглядами, и я понимала, что каждый примеривает ко мне пока что неизвестную мне самой роль и гадает: справлюсь или нет. И была я Грёзой или нет, но сейчас мне предстояло доказать свою компетентность.
Влад дёрнул меня за рукав, вы вместе вошли в круг и встали на большую центральную тарелку, лежащую на полу. Тарелка тут же подняла нас на нужную высоту. Теперь мы уже не могли видеть всех, но я встала так, чтоб быть лицом к старику - он показался мне самым главным.
- Ты должно быть, уже знаешь, что это за место,- сказал старик.
Я согласно кивнула.
- Эра.
- Я рад, что ты здесь, хотя и немного раньше срока. Твой отец хотел, чтоб ты узнала об Эре в двадцать лет, но, к сожалению, не всем планам уготовано сбыться.
- Я тоже рада здесь присутствовать.
- Я представлю тебе членов Совета, но если ты не сможешь сразу запомнить все имена, не расстраивайся. У нас, я надеюсь, будет время познакомиться ближе. Меня называют Старейшим, так что можно считать, что это и есть мой имя. Справа от меня Карл Мюллер, регент твоего дедушки Тимофея.
Высокий мужчина с худым лицом и очень впалыми щеками поклонился мне и на сей раз выпрямился самостоятельно. Острый нос был загнут вниз, придавая лицу сходство с хищной птицей, взгляд был острым и цепким, так что я сразу почувствовала себя рыбкой, насаженной на рыболовный крючок.
- За ним стоит Герхард фон Брустбах, тоже регент твоего деда.
Фон Брустбах, тоже довольно высокий, но плотного телосложения и с короткими усиками над верхней губой, в свою очередь поклонился мне. Вроде бы он выглядел вполне дружелюбно, но я так и не смогла понять, как следует относиться к этому человеку.
- И Штеффи Грантман, третий регент Тимофея.
Молодая женщина с туго собранными на затылке волосами и красивыми зелёными глазами быстро поклонилась и подарила мне короткую улыбку.
- Далее я представлю регентов твоего отца, Грёза. Первым стоит Уильям Роуэлл, его старый друг.
Роуэлл оказался мужчиной средних лет и самой заурядной внешности, какую себе только можно представить. Встретив его на улице, я бы ни за что его не узнала, просто потому, что не заметила. Однако его серьёзное лицо показалось мне приветливее улыбки Штеффи Грантман, и к тому же он был другом моего отца. Когда он поклонился, я не удержалась и чуть поклонилась в ответ.
- Томас Ванскрафт.
Поклонился симпатичный мужчина, чем - то похожий на Пола Маккартни.
- Александр Уорингстон.
Александр не поклонился, как все, а лишь слегка кивнул, и его взгляд был таким настороженным, словно он чего - то ждал от меня. Или чего - то опасался. В любом случае я практически сразу поняла, что у него нет ко мне доверия, и приготовилась платить ему той же монетой.
- Виктория Виллен.
Виктория была такой молоденькой, что походила на мою ровесницу, хотя я понимала, что она гораздо старше. Она не поклонилась, как все, а присела в неглубоком реверансе, и весёлые кудряшки волос на секунду скрыли её лицо. Мне она понравилась с первого взгляда.
- Гарольд Дикстон.
Вот уж с кем мне не хотелось бы знакомиться поближе, так это с Гарольдом Дикстоном. Хотя он поклонился и вообще вёл себя очень сдержанно, я уже знала, что друзьями нам не быть. Он буквально источал ледяной холод.
- Анастасия Давыдова.
Не слишком симпатичная женщина поклонилась мне, оставшись при этом совершенно невозмутимой. Я не смогла понять, как к ней стоит относиться, и отложила этот вопрос на полку незавершённых дел.
- Дмитрий Воскресенский.
Мне поклонился молодой человек, чьи длинные чёрные волосы были перехвачены кожаным шнурком, и широко, радостно улыбнулся.
- Добро пожаловать, Грёза.
- Спасибо,- ответила я.
Старейший сделал паузу, чтоб мы наговорились, и продолжил:
- А это Эмма Уоренн, с ней ты знакома.
Эмма поклонилась мне, хотя, я уверена, знала, что может этого не делать. Я просто не верила своему счастью - у меня в Совете была подруга, а не только эти суровые товарищи, не знающие, чего от меня можно ожидать. Видеть её было настоящим удовольствием, а говорить - и вовсе чудом.
- Я не сомневаюсь, что Хранитель ввёл тебя в курс дела,- проговорил Старейший.
Я пожала плечами.
- Что - то он мне рассказал, но я не знаю, это ли дело вы имеете в виду. Относительно Заслона я знаю следующее: в последнее время он очень нестабилен, и требуется успокоить его, пока не стало слишком поздно.
- Верно, и к вопросу о Заслоне мы ещё вернёмся сегодня, но пока меня больше интересует другое. Ты знаешь, что в тебе Захватчик?
- Знаю, Влад мне рассказал.
- И что ты думаешь по этому поводу?
- А что я должна по этому поводу думать? Постараюсь не рехнуться по мере своих способностей.
Я в самом деле не понимала, куда клонил Старейший, когда задавал такие странные вопросы. Что я думаю по поводу Захватчика? Ничего не думаю, просто боюсь его, но постараюсь не поддаваться обманным уловкам.
- Если вы хотите узнать, что произошло со Старым Городом, то могу ответить со всей ответственностью: его уничтожила я. Правда, у меня и в мыслях не было ничего уничтожать, но так случилось, и если за это предусмотрено наказание, то вот она я вся перед вами. Наказывайте.
Выпрямившись, я посмотрела на Старейшего в упор, но он видал в своей жизни и более грозные взгляды, а потому ничуть не смутился.
- Что же, гибель Старого Города и всех его обитателей - это тяжёлый удар, не скрою. Многие десятилетия я общался с населявшими его людьми, многие из которых всё чаще предпочитали Эру своей настоящей жизни. Они были стары, кто - то болен, кто - то прикован к инвалидному креслу и кровати, кто - то слеп, кто - то одинок. Я всех их знал в лицо, многих проводил сюда сам, когда ещё мог это сделать, и потому мне было особенно больно их потерять. Всё так. То, что ты сама признала свою ошибку - очень хорошо. Но я хочу, чтоб ты понимала: Эра - твой мир, и ты несёшь ответственность только перед своей совестью. Больше ни перед кем. Да, многие поколения твоих предков хранили Эру, тратя на это свои жизни, но я говорил каждому из них при первой встрече и говорю сейчас тебе: это твой мир, и только ты здесь властна. Если существование Эры тебя не устраивает, если ты не желаешь брать на себя ответственность за многие сотни чужих жизней, то ты и не обязана этого делать. В твоих силах распустить Эру, как старый носок, и пусть люди доживают свои жизни в своих телах, данных им Богом. Я не знаю, что есть смерть, конец это пути или только начало, но я знаю одно - она неизбежна. Если не чувствуешь в себе силы или желания быть Грёзой - не будь ей, и пусть всё идёт своим чередом, как было заведено многие сотни лет назад. Ты понимаешь мои слова?
Я кивнула.
- А как же то, что человек, умирая в Эре, умирает и на самом деле?
- Это правило будет действовать, пока существует Эра, но исчезнет с её упразднением. Никто не умрёт оттого, что в своём воображении ты пожелаешь ему смерти. И никто не будет требовать у тебя защиты, и никто не станет говорить, что Заслон без тебя рухнет.
- А он рухнет?
- Он перестанет существовать. Заслон очень важен, это бесспорно, но если ты не готова встать на его защиту, лучше признать это сразу. Ты станешь обычной.
- Обычной сумасшедшей,- поправила я.
- Всё верно. Ты будешь продолжать слышать голоса, каких нет, и видеть то, чего не заметят остальные, и с каждым годом положение будет усложняться, а болезнь - прогрессировать. К сожалению, это неизбежно. Но ещё раз повторяю, что всё зависит только от тебя.
Я задумалась. Старейший сказал неожиданные вещи, я за всё время ни разу не задумалась над тем, что в моём мире может быть только то, что нравится мне самой. И если Эра меня не устраивает... Если она мешает мне жить...
Честно говоря, не припомню такого случая, когда я осмеливалась взять на себя большую ответственность. Всегда была стабильным середнячком, таким, который мог принять участие в спектакле, но ни за что не взялся бы за его организацию. Не то, чтобы боялась ответственности, просто она меня утомляла. Мне не хотелось заниматься чем - то навязанным, чтоб потом ещё отчитываться о проделанной работе. Сделать что - то сама я могла, но руководить другими - нет.
И вот теперь откуда ни возьмись на меня упала Эра со своим многочисленным населением, о котором я, оказывается, должна была заботиться, потому как они выбрали мой внутренний мир своим укромным местечком. Власть и ответственность слились в опасный сплав, и я совсем не была уверена, что смогу такое потянуть. Жить, постоянно думая о том, что другие не совсем психически здоровые люди прячутся во мне самой, тратя силы для их защиты, удерживая Заслон и при этом боясь, что одна несдержанная мысль приведёт к чьей - то смерти.
- Эра выполняет не только функцию убежища, ещё отсюда выходят Хранители, такие, как Влад. Сейчас их ровно двадцать, и все они опекают людей, которые более всего в этом нуждаются. С исчезновением Эры Хранители тоже превратятся в простых людей,- сказала Виктория Виллен.- Значит, кто - то останется без защиты.
Я покачала головой. Раньше не понимала, как люди могут идти работать в больницы, как им не страшно держать в своих руках человеческие жизни. А теперь я попала в очень похожее положение, только с той разницей, что многих людей, за жизнь которых несла ответ, я никогда не видела. И они не видели меня, но доверились, как можно доверяться только самым близким людям. Я понимала что их на это толкнуло: отчаяние, одиночество, непонимание, страх, желание почувствовать себя под защитой. Только с трудом представляла, что я смогу избавить их от всего этого. А ещё... что таить, я была напугана до чёртиков. Ни один, ни два, а несколько сотен человек считали меня Грёзой, своей единственной и последней надеждой (как бы пафосно это ни звучало), и я боялась, взяв на себя слишком большую ношу, не поднять её.
Людям нужны были Хранители. Отлично. Но почему именно за мой счёт? Почему их нельзя было устроить в чьём-нибудь другом мире? Не распустить Эру, как выразился Старейший, а переместить в любое удобное место? Потому что я тут не при чём, и лишние проблемы мне не нужны.
От таких мыслей сильно попахивало трусостью, но мне было всё равно. Я не была героем, готовым умереть за тех, кого не встречала, и сейчас речь шла только о моём будущем и о той роли, которую я согласна была в нём играть. Людей могли спасать всякие Шварцинегеры и Уилисы - в этом, по сути, и заключалось их предназначение, в этом они были профи. А кто я? Обычная сумасшедшая со своими тараканами в голове.
Кто - то останется без защиты, так сказала Виктория. В реальности она, наверное, женщина предпенсионного возраста, которой, по - сути, нечего терять, кроме возможности побыть молодой. Она прожила жизнь, плохо или хорошо, и теперь могла говорить так, словно её саму ничто не касалось. Но меня - то касалось вплотную! И мне не хотелось убить жизнь в заботе о чужих людях. Так поступил отец, когда отказался от мамы и от меня в их пользу, и так же, я была уверена, поступили его отец и отец его отца. Все они по каким - то причинам с радостью падали грудью на эту амбразуру, названную Заслоном, и не думали, что семьи нуждаются в них ничуть не меньше гипотетических психов.
- Это сложный вопрос, и разумеется, он требует обдумывания,- сказал Старейший.- Но бессмысленно продолжать разговор, пока ты не ответишь. Только перед тем, как закончить, я задам тебе ещё один вопрос, который тебе покажется заурядным. И всё же ответь на него. Возможно, тогда тебе будет легче принять решение.
- Какой вопрос?
- Ради чего ты живёшь?
Я улыбнулась.
- Хорошо, я об этом подумаю. Завтра в полдень я вернусь, чтоб дать ответ.
Члены Совета кивнули - они были согласны.
Влад поклонился и потянул меня за рукав. Я тоже поклонилась. Мы сошли с места говорящего (название подсказал мне на ушко Влад) и направились к стене.
- Спасибо за то, что выслушала меня, Грёза. Я горд тем, что встретился с тобой.
- Я тоже рада знакомству,- ответила я.- Всего доброго. Пока, Эмма, ещё увидимся.
Эмма улыбнулась в ответ и помахала рукой, и в этот момент стена закрылась, отрезав меня от странного зала.

Я открыла глаза и несколько минут смотрела на тёмный потолок больничной палаты, всё ещё пребывая в состоянии сна, настолько он показался мне реальным. И хотя я испугалась, сердце билось ровно и дыхание не участилось ни на один вдох. Я вообще не могла понять, сплю я или уже нет, и покачивающиеся тени на потолке, отбрасываемые почти облетевшими липами, только усиливали впечатление иллюзии.
Там не было человека.
Эту мысль из сна я хорошо помнила, хотя сам сон умудрилась практически забыть, стоило только открыть глаза. Там не было человека. На отцовской картине за виселицей наблюдал стоящий в отдалении человек, но когда я сама была там, никакого человека не заметила. Да и не могла заметить, потому что в том месте, где он должен был находиться, в реальности простиралось мёртвое море.
Маленьким силуэтом на периферии зрения отец нарисовал Захватчика, того самого, который и привёл его к виселице на голой скале. Одного из тех, кто нашёптывал мне на ухо мысли о самоубийстве. Я не сомневалась в этой догадке, хотя в последние дни почти перестала об этом думать. И снова отец опередил меня, оставив подсказку, что на скале непременно будет кто - то второй, пусть даже незримый. Если бы в тот раз я была чуть внимательнее, то заметила бы это. А если бы Влад опоздал, я бы сейчас не проснулась.
Мысли споткнулись о Влада, как о ступеньку на гладком полу. Я никак не могла понять своего к нему отношения. Если бы мы не познакомились, он бы остался для меня загадочным и безумно притягательным парнем из кафе, но теперь, когда я его знала, всё переменилось. Он и нравился и раздражал меня одновременно, сначала я готова была целовать его, а уже через секунду - убить без всякой жалости. Эта двойственность усугублялась тем, что и он, похоже, не знал, как ко мне относиться. Всё время менял поведение, окончательно сбивая меня с толку. Мы могли поругаться просто на ровном месте, из-за пустяка, зато в действительно решающем вопросе, где и поспорить было не грех, он не высказывал ровно никакого мнения, словно это его и не касалось. Например, относительно судьбы Эры. Мне кажется, на его месте я бы непременно попыталась уговорить меня сохранить город, привела бы массу малоубедительных доводов, лишь бы не превращаться из Хранителя Грёзы (высокая должность) в обычного мальчишку, заканчивающего среднюю школу. Но Влад, как и члены Совета, чью судьбу я должна была решить, не сказали ни слова, которые могли бы подтолкнуть меня к правильному (или им удобному) решению. По прибытию из Эры Влад сказал лишь следующее: "Старейший уже очень давно полностью живёт в Эре, сейчас он - один дух, тогда как тело больше ста лет покоится в земле. Если Эра перестанет существовать, не станет и его". Вот и весь комментарий, как будто каждое слово стоило ему рубля.
Но почему никто не хотел мне помочь? Потому что настолько доверяли мне и были уверены, что приму правильное решение? Или потому что были готовы к тому, что рано или поздно Эре придёт конец?
Весь следующий день после визита в Эру, я думала над вопросом Старейшего, и пришла к неожиданному для себя выводу: мне не ради чего жить. У меня нет семьи, мужа и детей, нет даже возлюбленного, с которым мы бы делили дыхание. У меня нет какого - то призвания, которое сделало бы меня заметной в обществе фигурой, или сногсшибательного таланта. Вот у моей мамы было, ради чего жить - это я. А у меня... получалось, что единственный смысл моей жизни - это составлять центр маминой вселенной. Но ведь это не то, неправильно! Все люди живут для чего - то, они что - то привносят, даже дворник и то полезен и нужен. А я, получалось, была трутнем, одним из тех, кого в итоге всё равно выгонят из улья.
Но зато у меня была Эра. Нет, не в качестве основополагающего звена моей жизни, по крайней мере, мне так думать не хотелось, но она была. И от этого стоило отталкиваться. Многие бы сказали, что мне только девятнадцать лет и что жизнь только начинается, однако мне казалось, что именно до двадцати нужно определиться с дальнейшим путём, чтоб потом просто идти по нему, терзаясь сомнениями и страхами возможно совершённой ошибки, но никуда не сворачивая. А что могла я? Лишь порой делать симпатичные фотоснимки, чтоб главный редактор остался доволен. Трудно было представить, что этим я и буду заниматься год за годом до самой смерти.
Заглянула совершающая ночной обход медсестра, подошла к моей кровати и проверила, как я себя чувствую. Я прикинулась спящей, чтоб не вызывать лишних вопросов, и спустя минуту медсестра тихонько вышла.
А уже минут через десять снова поднялась суета, только на этот раз гораздо громкая. Как потом выяснилось, ночью произошло крупное ДТП, но в тот момент я этого не знала. И когда в палату с грохотом вкатили одну за другой две каталки, на которых лежали завёрнутые в бинты, зашитые, загипсованный жертвы, уже успевшие побывать в операционной, соединённые трубками с пищащими приборами, я уже не могла притвориться глухой и села.
- Спите,- бросила в мою сторону уже знакомая медсестра.
Конечно, спать я не легла, смотрела, как санитары и медсёстры осторожно перекладывают больных на кровати, предварительно положив на матрацы твёрдые щиты. Честно говоря, от вида пострадавших мне стало очень не по себе, но это только подстегнуло интерес.
- Что случилось?- спросила я у медсестёр.
Две из них никак не отреагировали на вопрос, словно меня и вовсе не было в палате, а третья, та самая, что велела спать, ответила:
- Не задавайте глупых вопросов. Отдыхайте, ночь на дворе.
- Я не могу отдыхать, когда вокруг такой шум,- возразила я.
На сей раз никто не потрудился ответить, но я услышала, как один голос прошептал: "Надо же, какие мы нежные". Другой голос что - то согласно буркнул, но слов разобрать не удалось.
Успокоилось всё спустя час. Только тогда я смогла лечь и расслабиться, и снова подумать о том, что скоро утро, а там и полдень не за горами, и мне нужно принимать решение. И, надо сказать, вид израненных товарищей только убедил меня, что тянуть такую ответственность - дело не для слабонервных барышень. То бишь не для меня. Хотя вероятность того, что я хоть раз увижу жертву собственных мыслей, была не так велика, она не отменяла самого факта. Наверное, только Господь имел несчастливую возможность убивать непокорных одной мыслью. Господь и Инга Аркадьевна Крижитская - отличная парочка!
Но пролежав без сна до самого утра, я так и не нашла компромисса между двумя возможными ответами: да и нет.
Утром меня перевели из реанимации в общую палату с двумя соседками, хотя я чувствовала себя вполне терпимо и хотела отправиться домой. Разумеется, сразу появилась мама, заплаканная и взволнованная, она как следует оросила мою постель слезами и высказала всё, что наболело за эти долгие четыре дня, пока она меня не видела. Я привыкла видеть маму сильной и энергичной, и эта метаморфоза из уверенной в себе женщины в нервное и отёкшее от бессонных ночей существо неприятно шокировала. Хотелось протереть глаза, чтоб рядом снова была обычная мама, пусть немного тревожащаяся (а какая мама не тревожится?), зато спокойная и способная рационально мыслить.
После двухчасового общения с мамой я чувствовала себя так, словно проползла на животе не меньше пятисот миль. Никогда бы не подумала, что она способна на такую удушающую заботу, которую демонстрировала на протяжении всего времени. При этом она всё время держала меня за руку или поглаживала по головке, или поправляла край одеяла, или проводила по лицу - словом, ощупывала меня, будто хотела убедиться, что я не испарюсь на полуслове. И эти прикосновения, продиктованные опять-таки любовью и заботой, безумно раздражали. Впоследствии, поразмыслив, я пришла к выводу, что раздражала меня не сама мама, а то, что она отнимала время, необходимое для принятия важного решения. И не будь передо мной этой дилеммы, я бы воспринимала её ласки куда благосклоннее.
Мама ушла ближе к полудню, обещав заглянуть после тихого часа, и я отдала ей целый список необходимых вещей. Наверное, она очень сильно испугалась, раз решила, что я отлично могу прожить, не переодеваясь, не умываясь и не чистя зубы.
Я уже подумала, что на этом всё закончится, но сразу после мамы пришёл Макс, принёс букет роз и коробку "Комильфо". В этот момент часы показывали десять минут двенадцатого.
- Привет,- Макс ослепительно улыбнулся.- Как самочувствие?
- Неплохо.
Я села на постели, прикрывшись одеялом до самого подбородка. Визит Макса не раздражал хотя бы из-за того, что он не намеревался лить слёзы жалости, будто я уже почила. Но он пришёл очень не во время. Оставалось только надеяться, что аудиенция не затянется надолго.
- Я беспокоился. Ты несколько дней не приходила в себя, врач сказал, что это отравление ядовитым дымом от пластика.
- Ты можешь рассказать, что случилось? Честно говоря, мои воспоминания не похожи на правду.
Макс улыбнулся и пожал плечами.
- Могу, если тебе интересно.
- Очень интересно.
Я сказала правду, меня на самом деле интересовало, что случилось в огне и как я из горящего офиса попала в реанимационную палату. Спрашивала об этом Влада, но тот отделался общими фразами.
- Ты убежала от меня на лестнице, и я побежал следом. Ты как - будто была не своя, всё время говорила, что должна кого - то спасти. Потом я потерял тебя из вида и минуты три бегал в дыму, а потом услышал треск, вошёл в один из офисов и увидел тебя, лежащую на полу. Сразу достать тебя не мог, проход перегородил шкаф, так что пришлось бежать за огнетушителем, но его я нашёл быстро, а потом подоспели пожарные, и мы вытащили тебя из здания. Вот, собственно, и вся история.
- Значит, ты меня спас?
Меня захлестнула благодарность.
- Не только я, там были и другие люди,- засмущался Макс.
- Но из огня меня вытащил ты,- ответила я и хихикнула, как школьница, которую мальчик впервые взял за ручку.- Просто не знаю, что бы делала без тебя. Ты просто ангел.
- Мне это уже говорили.
- Да - а?!
- Я шучу!- Макс засмеялся.- Слушай, у меня ещё одна неплохая новость - наша редакция не сгорела...
- Ты прав, новость хорошая.
- Не перебивай. Я показал Мыслову статью, сдобренную твоими фотографиями, и он сразу согласился пустить её в печать в следующем же номере. Так что нас с тобой ко всему прочему ждёт премия. И не переживай, я никому не сказал, что ты сумасшедшая с задатками самоубийцы и сама побежала в огонь. Все считают, что произошёл несчастный случай.
- Это хорошо.- Я слегка опасалась, что Макс скажет : « Караул, держите шизофреничку!»- Уже выяснили, из-за чего возник пожар?
- Неисправность проводки в одном из офисов, к тому же несоблюдение правил противопожарной безопасности. Счастье, что никто не погиб.
Я кивнула, соглашаясь. То, что пожар возник не по моей вине (а я уже начала думать, что виновата во всех бедах на свете!) очень порадовало, но то, что обошлось без жертв, не считая меня самой, казалось просто чудом.
- Я рада, что ты навестил меня. Лежать в больнице очень скучно.
- Ты лежишь только пятый день, а просыпаешься по утрам и вовсе второй, так что не жалуйся,- засмеялся Макс.- Думаю, если будешь быстро поправляться, скоро выпишут, и ты снова сможешь прыгать в огонь.
- Надо же, а ты юморист!
- Ты разве не знала? Я же лично пишу тексты для Петросяна!
Я не знала, кто такой Петросян, но всё равно рассмеялась.
Невозможно не сравнивать двух молодых людей, вошедших в мою жизнь почти одновременно. Макс был старше Влада лет на десять, хорошо собой, и с ним я не чувствовала, что непременно должна оказаться лучше планеты всей. Зато Влад был моим Хранителем, нас связывали общие дела, общие тайны и даже общая ненормальность, и нечто во мне находило его очень привлекательным. Макс относился ко мне по-джентельменски, Влад едва ли знал, как это делается. Зато с ним я могла делиться своими переживаниями и мыслями по поводу Эры, тогда как Максу лучше было об этом вовсе не знать.
И всё же в общем зачёте, по моим прикидкам, побеждал Макс…
Под потолком откашлялся голос Влада.
- И долго вы будете ворковать? Уж полдень близится, а Грёзы всё нет. Или ты нарушишь данное слово?
Я бросила сердитый взгляд в ту сторону, где мог находиться Влад. Надо же, только что подумала, что он становится мне другом, а теперь возникло желание придушить его на месте. Я с усилием отогнала эти мысли, чтоб они не успели воплотиться в реальность.
- Принести тебе что-нибудь почитать?- спросил Макс между тем, не подозревая о присутствии Влада. Ситуация чем - то напоминала кадр из телевизионного сериала "Говорящая с призраками", только в отличие от меня Дженнифер Лав Хьюит ещё и видела тех, кто вламывался без стука, а я могла только слышать.- Что ты предпочитаешь?
- Хорошую литературу,- ответила я, не задумываясь.
- До срока осталось десять минут. Ты уверена, что сможешь попасть с первого раза прямо к Куполу?- настаивал Влад.
- Я ни в чём не уверена,- раздражённо ответила я.
Макс удивлённо моргнул. Две девочки, видимо, подружки, лежащие в моей палате, захихикали. Возможно, они хихикали о чём - то своём, но я решила, что надо мной.
- Ты не уверена, какие книги читаешь?- переспросил Макс.
- Нет, я люблю детективы, например, Кристи. Или что - то типа Брауна или Кейза, а ещё...
- Нам пора,- ворчал Влад.- Скоро мы начнём опаздывать.
Я едва успела прикусить язык и не ответить колкостью.
- Макс, мне сейчас надо будет идти на процедуры,- я смущённо улыбнулась.
Он кивнул и поднялся.
- Понял. Я зайду к тебе как-нибудь на днях.
- Было бы хорошо.
На прощание мы поцеловались, и я даже не подумала, как на это может отреагировать Влад. А как он должен был реагировать? Я никогда не давала ему повода подумать, что между нами могут возникнуть отношения.
Когда Макс вышел, я посмотрела на потолок и произнесла шёпотом:
- Встретимся у Купола.
- Хорошо, встретимся у Купола,- ответил Влад тихо.
Я закрыла глаза, уверенная, что попаду именно в то место, которое было нужно. Снова небольшое падение, мысль о том, что это происходит чересчур легко, и когда я открыла глаза, то уже стояла перед самым Куполом. Пейзаж не изменился, всё та же пустыня, только на сей раз была хорошая погода, солнце поднялось к зениту и тени спрятались в подошвы. Я была в пижаме, но придумать себе одежду не составило труда.
Что говорить Совету, я до сих пор не знала. Вчера казалось, что почти за сутки можно подумать обо всём на свете, но оказалось, что двадцать часов - это слишком мало для принятия такого решения. Ведь нужно было не просто решить, существовать Эре или нет , а выбрать образ жизни на все оставшиеся мне годы. Если вспомнить, сколько я размышляла, куда идти учиться после окончания школы, да так ничего и не решила, можно понять сомнения.
Влад появился через пару минут, взлохмаченный и на первый взгляд крайне недовольный жизнью. Прошёл мимо меня, кинув через плечо:
- Ну что, ты идёшь?
Я нахмурилась, но промолчала и пошла следом.
В Куполе ничего не изменилось, те же люди стояли на тех же местах, словно и не сходили с них после вчерашнего разговора. Как только мы вошли, они повернулись и поздоровались, сопроводив слова поклоном. Я тоже поздоровалась и поклонилась, и на этот раз уже смелее наступала на пол, когда шла к месту говорящего. Человек быстро ко всему привыкает и не замечает частностей, особенно если стоит на пороге важного решения.
На всём протяжении моего пути от стены Купола к месту никто из Совета не произнёс ни слова, хотя я была уверена: они сильно взволнованны. Да что там знала, я чувствовала, как их пульс зашкаливает за сто, а желудки скручиваются и начинают протискиваться к горлу. Я сама не была спокойна, но их нервоз ощущала даже лучше, чем собственный.
Наконец, я взобралась на место, потом подождала Влада, и только после этого умная тарелочка поняла, что нужно подняться на второй уровень.
Взгляды членов Совета жгли кожу и проникали внутрь, как раскалённые стальные спицы. Я невольно поёжилась. Только теперь поняла, что, давая мне право выбора, они не были уверены, как я поступлю, но они хотели быть уверенными. Наверняка внушали себе, что я не могу отменить Эру, потому что это просто невозможно, потому что в Эре нуждаются слишком многие, потому что она - буфер между реальностью и Аннором, большая дверь с замком - Заслоном, и замок перестанет быть полезен, если двери не будет. Они убеждали себя в этом, хотя понимали, что все убеждения падут прахом перед одним моим "не хочу".
Но если бы я владела ситуацией, Александр, возможно, не погиб бы. А если бы не было Эры, не погиб бы Антон...
Молчание затягивалось. Я чувствовала это, но ничего не могла с собой поделать. Слова не шли на язык, в голове царил полный сумбур.
Тогда откашлялся Старейший. Видно было, что ему тяжело, но, скорее всего, виделось не так, как происходило на самом деле.
- Мне не хочется торопить тебя с ответом, Грёза, но мы все ждём твоего решения. Или тебе нужен ещё день для обдумывания?
Я покачала головой: нет, лишний день мне не нужен. Мне нужно, чтоб кто - то взял на себя принятие решения, вот и всё. Думать об этом ещё сутки казалось просто невозможным.
- Я приняла решение,- сказала я на удивление сухим, спокойным голосом.
И замолчала, потому что пока не знала, какое из двух решений действительно приняла.
Я была смыслом маминой жизни, но это не могло составлять смысл моей. Я честно пыталась что - то придумать, не останавливаться на мысли, что этот смысл - Эра, но мусли упорно к ней возвращались. Эра была моим пусть и незаслуженным отличием, моим талантом, если хотите, моей возможностью хоть как - то проявиться и доказать, что даже такие, как я, могут быть нужными. Я хотела, чтоб, когда я умру, многие люди качали головой, плакали и говорили: "Это надо же, какая женщина ушла!" Но для этого следовало доказать, что я могу быть лидером, а вот как раз бремя лидерства и не подходило под мои плечи.
Любой талантливый, незаурядный человек, и это доказывалось не раз, считает себя таким же, как все. Спросите любого композитора или писателя, или актёра, или художника, и они хором ответят, что ничем не отличаются от прочих людей, от безликой толпы - бликов реальности. Но разве это не самая гнусная ложь? Разве каждый блик не мечтает оторваться от толпы и стать индивидуальностью? Каждый человек видит в себе зерно особенности, каждый в душе король, и глупо прикрываться штампами о всеобщей одинаковости, как старым одеялом, чтоб прикрыть сияние своего таланта.
И вот теперь у меня тоже появилась возможность выпрямиться и признаться хотя бы перед самой собой, что Эра - это и есть то зерно, что делает из девчонки королеву, а из сумасшедшей девчонки - Королеву Сумасшедших, Грёзу. И как бы ни была тяжела корона, она - это лучшее, что может со мной случиться. Но во имя неё придётся отказаться ото всего, что теперь составляет ось моей жизни, и в первую очередь от мамы. Когда - то отец так поступил, причинив боль как ей, так и мне. Ещё в детстве я давала себе слово, что не пойду по его стопам, а теперь серьёзно обдумывала дорогу.
Но разве разумно, принимая решение, думать в первую очередь о маме? Она свой выбор уже сделала и, думаю, была им весьма довольна. А теперь настала моя очередь. И никто: ни мама, ни отец, ни прочие предки, своими жизнями создающие Эру, не должны были стать мне указ.
В детстве я была храбрее. Наверное, все в детстве бывают храбрее, до того момента, когда понимают, чем может закончиться то или иное приключение. Легко быть храбрым, когда есть только настоящий момент и мысли о риске, инвалидности или смерти не приходят в голову. Гораздо сложнее, когда всё понимаешь и осознанно идёшь на опасность. Храбрость - это не отсутствие страха, а способность победить его.
Вот как раз этого - то у меня и не наблюдалось.
- Я вот тут подумала над последним вашим вопросом,- произнесла я медленно, словно не была уверена, что правильно произношу слова.- Это оказалось сложнее, чем я решила с самого начала, и всё - таки на каждый вопрос можно найти ответ, если приложить достаточное количество мысли. И вот...
Я запнулась, и снова наступила напряжённая, густая тишина, словно мы на самом деле очутились в космосе, где вакуум погасил все звуки. Пришлось набрать побольше воздуха в грудь, чтоб суметь произнести то, что я намеревалась.
- И вот теперь можно принимать решение, готова ли я взять на себя Эру или нет. Вот что я скажу, я не могу взять Эру...
Все застыли, и стало ещё тише, хотя несколько секунд назад казалось, что тише быть уже не может. Я видела, как посерели лица членов Совета, чувствовала, как их сердца оборвали свой бег, слышала, как беззвучно застонал за моей спиной Влад. Всё так ясно, будто я читала буквы на их лицах. Никто не произнёс ни звука в ту двухсекундную паузу, взятую мной, чтоб заточить перо, которым готова была подписать свой приговор.
- Я не могу взять Эру, потому что она уже внутри меня и часть меня. Если я откажусь от этого, я не только предам память тех, кто строил её в том числе и для меня, и не только забуду отца, но ещё и лишусь части самой себя. И возможно, очень большой своей части. Видя и осознавая ответственность, ложащуюся на меня, я принимаю на себя правление Эрой.
Лёгкий росчерк слова - и вот всё закончено. Я добровольно приняла на себя груз, от которого уже не смогу избавиться, и признала себя Грёзой.
Несмотря на всё, я почувствовала себя легко. Правильным было это решение или нет - всё перестало иметь значение, придавленное фактом. Теперь я могла идти дальше.
Эмма заплакала, сначала тихо, но потом на весь зал. Она старалась вытереть слёзы, но ничего не выходило, и длинно всхлипывала на вдохе.
- Мы все приветствуем такое твоё решение и принимаем его,- сказал Старейший и поклонился мне с радостной улыбкой.
- А если бы я отказалась?- не удержалась я от вопроса.- Вы бы тоже приняли это?
- Тоже,- согласился Старейший.
- Ну а теперь,- я скрестила на груди руки,- вы расскажете мне, в чём состоят обязанности Грёзы. Честно говоря, я не в курсе.

До дома меня и маму довёз Игнатов. Как выяснилось, они познакомились у дверей моей палаты, и как потом сказала мне сама мама, Макс произвёл на неё "очень положительное впечатление". Я не знала, радоваться этому или нет. Мама никогда не лезла в мою личную жизнь, не имела привычки обсуждать моих парней и тем более говорить них гадости, потому что полагала меня достаточно умной и самостоятельной девушкой. Так же она не торопила меня в поисках претендента на руку и сердце, считая, что молодость и брак - явления несовместимые. И тем не менее это всё не мешало ей ворковать с Максом, рассказывая, какую чудесную дочь она вырастила: умную, красивую, интересную, талантливую и хорошо умеющую готовить. Многое из того, что она говорила, смело можно было уменьшать втрое. Я молчала, глядя в окно, и только надеялась, что Максу достанет сообразительности не верить её болтавне.
В больнице я провела десять дней, не считая трёх в реанимации, которых я не помнила. Мне не понравилось лечиться, однако утешало то, что можно было уходить в Эру и просто гулять по улицам, наслаждаться хотя бы относительной свободой. Многие знали, что видят перед собой Грёзу, и вели себя со мной очень почтительно, а пару раз даже попросили автограф. Я ощущала себя хозяйкой этого мира, Богом, решившим наведаться к своим детям, и это чувство приятно щекотало нервы. Я быстро привыкла к бликам, перестав замечать их бросающуюся в глаза странность, перестала пугаться, когда люди, с которыми я разговаривала, повторяли мои мысли, и стала проще относиться к тому, что в мой мир периодически врывались насмерть перепуганные товарищи, не понимающие, что с ними было и как они очутились в этом месте. Обычно такой переброс происходил, когда эмоции больного человека, вызванные стрессом или галлюцинацией, или ссорой, или обидой, но чаще всего страхам, перехлёстывались за определённую грань. Я не знала точно, как действует Эра, как чувствует, кого надо забрать, а кто может справиться сам, однако никогда не ошибалась. Всякий раз это случалось, когда я находилась в городе, поэтому несчастного сразу вели ко мне, дабы Грёза доступно объяснила новичку, что он попал не в ад и даже не в чистилище, а в довольно мирное место. Для таких приёмов мне выделили дом в самом центре отцовского Лондона, правда, слишком большой, но это был как раз тот случай, когда моё мнение не учитывалось.
К тому же я обнаружила в себе новую способность, правда, действительную только на территории Эры. Эта способность - телепортация. Из одного места я запросто могла переместиться в другое без всяких энергозатрат, всего лишь подумав о том, что мне надо в то место. Это было чрезвычайно удобно, потому что Эра оказалась огромным городом, состоящим из нескольких колец. Если можно было бы посмотреть на неё с высоты птичьего полёта, то она наверняка напоминала срез древесного ствола. Самый центр занимал Купол, вокруг него на месте Старого Питера легла пустыня, которую по инерции продолжали называть Старым Городом. А затем кольцо за кольцом росли города и улицы, привнесённые моими прадедом, дедом и отцом вместе со своими жителями и бликами. Круги были такими толстыми, что по сравнению с ними мой круг - последний - казался совсем тонким, хотя вмещал в себя и улицы Ньюпорта, и кварталы Лондона, и часть, пусть малую, Москвы. Я нашла дом на самой окраине, который был прототипом дома, в котором жила в реальности.
За пределами последнего кольца Эры ничего не было. Вернее, это я так говорю, что ничего не было, на самом деле просто это было незанятое пространство, тянущееся в бесконечность. Оно представало розоватым маревом, которое можно было увидеть с окраин города, к которому можно было подойти вплотную, чтоб понять, что можно идти и дальше, погрузиться в этот лёгкий туман без конца, но в таком случае никто не мог гарантировать, что есть шанс вернуться обратно.
Когда ко мне приводили несчастного, коего волею судьбы и Эры забрасывало на мою сторону, вся моя обязанность заключалась в том, чтоб успокоить его, дать выпить чая (на мой взгляд совершенно безвкусного, все попытки сделать его приятнее окончились провалами) и рассказать, что в пределах Эры ему ничто не угрожает. Так же было желательно выяснить, что конкретно послужило причиной переброса, и попробовать решить проблему, но многие попросту ничего не помнили и никак не связывали происходящее с ними и попадание в город. С теми, кто вспоминал, мы всё подробно обсуждали, как говорится, разбирали ситуацию по косточкам, искали причины и следствия, старались объяснить страх доступными словами. Не знаю, насколько это помогало, но никто не вернулся с намерением меня побить.
К тому же мы снова подружились с Эммой. Это было так странно - снова открыть для себя человека, с которым ты, казалось бы, навсегда расстался. Меня не смущало, что в те минуты, когда мы весело болтали и смеялись, сидя на качелях перед Домом (так назвали мою городскую резиденцию), тело Эммы лежало в Лондоне в глубокой коме. Честно говоря, я об этом почти не думала, только пару раз стало немного не по себе. Если бы не общество Эммы, я бы совсем загрустила.
Влад тоже появлялся в Эре. Я радовалась, когда видела его, и мы могли разговаривать по нескольку часов подряд. Однако в периоды моего отсутствия он должен был охранять моё тело, так что визиты в Эру для него строго лимитировались. Правда, Влад никогда не говорил, что это его не устраивает. Своими обязанностями Хранителя он был, как мне казалось, вполне доволен.
Мне предстояло важное дело - поход к Заслону. Стоило сходить к нему ещё неделю назад, но я всё находила причины, чтоб отложить визит, или причины сами находили меня. Я понимала, что долго тянуть не смогу, но Заслон приводил меня в пугливое замешательство. Я не представляла ни его природы, ни его силы, ни того, как мои возможности изменятся при приближении к нему, и к тому же попросту боялась. Заслон был для меня живым существом, причём очень опасным, и было страшно разбудить его своим появлением.
Но всё это: Эра, переброшенные с их неиссякаемыми проблемами, Заслон, Захватчики,- были делами, о которых никто, кроме узкого круга посвящённых, не подозревал. А здесь, в реальности, всё обстояло иначе. Не хуже или лучше, а именно иначе. Там я была Грёзой, самой влиятельной персоной, а здесь - начинающим фотографом в одном из журналов, которого никто не знает и которым мало кто интересуется. Если я умру там - это обернётся трагедией, просто катастрофой, и несколько сотен человек будут до конца дней своих гордиться, что они пожимали мне руку. А здесь... Кому я нужна здесь, кроме мамы?
Макс покосился на меня, будто подслушал мысли.
- Холодно?- спросил он.
- Нет.- Я покачала головой.- Всё хорошо.
- О чём ты всё время так напряжённо думаешь? Такое ощущение, что обдумываешь все мировые проблемы.
Я засмеялась.
- Если скажу, о чём думаю, мне придётся тебя убить.
- Я бы всё же рискнул.
- Лучше веди машину, так безопаснее.
Он пожал плечами и перевёл взгляд на дорогу. Последние дни выдалась хорошая погода, дорога была сухая и совсем не грязная, а когда мы выехали за кольцевую, стало гораздо меньше машин. При той скорости, с которой мы ехали, можно было рассчитывать, что минут через двадцать приедем домой. Я безумно хотела как следует вымыться, переодеться в домашнее и забыть больницу, как дурной сон.
- Завтра выйдешь на роботу?- спросил Макс.
- Выйду. Заеду с утра за справкой и выйду. Мыслов спрашивал?
- Каждый день. Он ставит в анонс на ноябрьский номер журнал нашу статью, а она у меня только в разработке. И ещё он жаждет твоих новых снимков, просто ждёт не дождётся.
- Это должно меня радовать?
- Это не должно тебя расстраивать.
- И что у нас за тема? Надеюсь, обойдётся без психов и самоубийств.
Макс усмехнулся и пожал плечами.
- Не знаю. Следующая на очереди история наркомана, мы отправимся в наркологическую клинику.
На этот раз встревожилась моя мама, которая, конечно, внимательно слушала наш разговор.
- Вы собрались в больницу к наркоманам? Зачем?
- Это работа, мама,- вздохнула я, не испытывая ни малейшего энтузиазма. Вот только наркоманов мне и не хватало до полного комплекта!
Макс решил взять остальные объяснения на себя и принялся рассуждать о разности характеров и влияние образа жизни на мировоззрение, о том, что каждый человек, каким бы странным он ни был, представляет из себя настоящее сокровище в отношении взгляда на свою жизнь и на жизнь человечества в целом. Макс любил рассуждать на эту тему, а мама всегда была благодарной слушательницей, так что можно сказать: они нашли друг друга.
Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, не собираясь засыпать. Но заснула, вернее, слегка задремала, а проснулась оттого, что резко выпрямилась. Вернее, качнулась назад. Только спустя секунду я вспомнила, что во сне начала наклоняться вперёд, и хотя ничего не видела (или не помнила, что видела), инстинктивно отшатнулась. И повторила движение в машине, проснувшись от него. Я не испугалась, на кошмар этот сон похож совсем не был, и только во рту почему - то появился лёгкий металлический привкус. Этот лёгкий наклон, который так ловко, пусть и неосознанно, удалось предотвратить, я была уверена, вёл к падению. Но вот вопрос: куда я могла упасть?
Макс лихо притормозил перед крыльцом и помог выбраться маме из салона. Я справилась с этим самостоятельно, не дожидаясь, когда мне подадут руку. Потянулась, с радостью вдыхая чистый воздух, пропитанный запахами земли и палой листвы. Странно, но я успела соскучиться по этому дому, он уже казался мне уютным и родным.
- Максим, ты будешь с нами обедать?- спросила мама Макса.
- Нет, спасибо, у меня ещё есть дела в городе.
- Не спорь, дела нужно делать только после сытного обеда,- возразила мама.- Иначе ничего не выйдет.
- В самом деле, останься на обед,- поддержала я.
Макс посмотрел на меня и медленно кивнул.
- Хорошо, я согласен.
Мама показала Максу, какие пакеты надо сразу отнести в дом, он послушно взял их и пошёл к двери. Я не стала им помогать и отправилась к озеру, чтоб немного размяться. Никакие прогулки по Эре не смогут заменить настоящую ходьбу.
Озеро напоминало большое серое зеркало, обрамлённой прибитой к берегам листвой, по поверхности лишь изредка пробегала лёгкая рябь. У дальнего берега чёрными копьями торчали сухие камыши. Я подошла почти к самой воде, присела на корточки и сорвала тонкую сухую соломинку. Было так тихо, как бывает только далеко за городом, и я порадовалась, что мы приобрели этот дом - маленькую спокойную бухту. Всем нужна такая бухта, но не все об этом знают и не все имеют возможность её найти. Мне, можно сказать, повезло.
Захотелось искупаться, но я благоразумно от этого удержалась. Не хватало только подхватить воспаление лёгких и снова загреметь в больницу!
- Инга!- закричала из дома мама.- Инга, возвращайся! Что ты там делаешь?
- Иду!- крикнула я в ответ и выпрямилась.
По озеру из самого его центра пошли круги, расширяясь и один за одним накатывая на берег. Всего я насчитала семь кругов, и можно было подумать, что они появились от брошенного камня, только никакого камня не было. Круги вышли откуда - то из глубины. Там что - то... Я покачала головой и усмехнулась. Теперь вечно будет что - то мерещиться. Это рыбка или пузырь воздуха, а я сразу представляю себе что - то невероятное и жуткое. Почему? Я же не настолько запугана.
Очевидно, я на несколько секунд потеряла сознание, другого объяснения я просто не нахожу. Только что стояла и смотрела на озеро, а в следующее мгновение шарахнулась назад и упала на спину. В память осталось странное ощущение, что меня потянуло вперёд, как в машине, и я снова чудом избежала падения.
Потирая ушибленный локоть, я встала. Если в первый раз я могла сказать, что просто задремала, то теперь такая отговорка не подходила. К сожалению, других не было.
- Инга!- снова закричала мама.
- Иду!
Я потёрла лоб, но от этого мыслей не прибавилось. Поверхность озера снова стала гладкой, было видно, как в его отражении бегут облака. Постояв ещё несколько секунд, я побежала к дому.
- Где ты была так долго?- спросила мама, как только я появилась на кухне.
- Долго?
- Гуляла почти полчаса, мне уже надоело тебя звать. Иди, переоденься и вымой руки, скоро обед.
Неужели полчаса? Идя на второй этаж, я мысленно подсчитывала, сколько времени провела у озера. По моим расчётам выходило минут десять, не больше.
Или я пробыла без сознания гораздо больше нескольких секунд, как решила?
Я тряхнула головой и слегка помассировала виски. Нет, не буду об этом думать. Не хочу. Сегодня слишком хороший день, чтоб портить его глупыми предчувствиями.
Быстро вымывшись и переодевшись, я спустилась на кухню. Мама уже разливала по тарелкам суп, Макс устроился за столом и рассказывал какую - то увлекательную байку. Я не удержалась от улыбки, слишком сильно эта картина напоминала семейную идиллию. Вот если бы на месте Макса был отец... Но отца не было, и мне давно стоило с этим смириться. Честно говоря, я уже думала, что смирилась, но оказалось, это не так.
- Входи, что ты застыла?- улыбнулся мне Макс.
- Задумалась.
Я вошла и села за стол.
Обедали долго и весело. Это была самая приятная трапеза с самого нашего приезда, приправленная интересным разговором и шутками. Я сама не заметила, как выкинула из головы все неприятные мысли. Макс являлся хорошим собеседником, мама была просто покорена им, по правде говоря, я тоже. Но, возможно, я не слишком объективна, потому что Макс мне просто нравился, и я начинала подозревать, что не только как друг. Во всяком случае, мысли о том, чем мы занимались в курилке, не давала покоя, особенно когда он был так близко. Однако он вёл себя со мной, как со старой подругой, и это не давало поля для деятельности. Было страшно разрушить то, что успело возникнуть, пустой торопливостью.
Когда прощались, мы снова поцеловались, но для меня этого уже было мало. Я знала, какими могут быть его руки и губы, чтоб удовлетвориться одним поцелуем.
- Увидимся завтра на работе,- сказал Макс на прощание.
Я кивнула.
- Конечно, на работе. Завтра.
Когда "Тайота" скрылась из вида, я вернулась в дом.
- Он тебе нравится?- прямо спросила мама.
Она никогда не задавала вопросы вот так в лоб, и в первую секунду я растерялась.
- Что?
- Тебе нравится Максим?
- Он мой коллега.
Мама несколько минут молча собирала со стола, потом ответила:
- А вот ты ему нравишься.
- Это он тебе сказал?- сразу насторожилась я.
- Это не нужно говорить, и без слов видно. Он смотрит на тебя, как когда - то на меня смотрел твой отец. Поверь, я этот взгляд ни с чем не перепутаю.
Я пожала плечами как можно равнодушнее, хотя сердце радостно крутанулось в груди.
- Посмотрим, что будет дальше. Не хочу торопиться.
- У тебя ещё есть время,- согласилась мама.
Я помогла ей убраться на кухне и пошла к себе, сославшись на усталость. На самом деле я не устала, просто хотелось побыть одной и подумать.

Макс опоздал на совещание у Мыслова, поэтому мне пришлось отдуваться за двоих. Вышло не очень хорошо, потому что о будущей статье я знала очень мало, но вспомнила, какие слова Макс говорил маме. Это было не конструктивно, однако позволило говорить несколько минут кряду, и это вполне устроило Мыслова. Допускаю, что он сделал для меня послабление, хотя и не совсем понятно, почему.
Первый день на работе после отпуска или больничного - неважно, всегда трудный. У меня не было неотложных дел, а от этого становилось ещё труднее. Пришлось сидеть в кабинете и делать вид, что работаю над старыми снимками, хотя в этом не было необходимости. Снимки, объединённые названием "Пленники грёз", уже были одобрены Мысловым, и он намеревался добиться того, чтоб их выпустили отдельным альбомом. Я не возражала, но, по - правде, мне было всё равно. Пусть делает с фотографиями, что пожелает, мне даже смотреть на них не хотелось.
Макс вошёл в кабинет, налетел на меня и поцеловал.
- И тебе привет,- ответила я ошеломлённо.- Что случилось?
- Всё отлично,- ответил Макс, сияя широкой улыбкой.
Одной рукой он пытался расстегнуть куртку, второй - открыть папку, которую использовал вместо сумки. Я засмеялась и подошла помочь, но вместо того, чтоб стоять смирно, он схватил меня в охапку, прижал к холодной куртке и снова поцеловал. Я растерянно моргнула. Нельзя сказать, чтоб я была против, даже наоборот, но всё случилось так внезапно. Ещё вчера мы были друзьями, а сегодня он вёл себя так, словно превратились в пару.
- Прекрати и объясни, в чём дело,- я постаралась вырваться, но не очень успешно.
- А в чём?- Макс удивлённо поднял брови.- Просто мне ужасно захотелось тебя поцеловать, вот и всё. Этого мало?
- Вполне достаточно.
- Вот видишь.- Он широко улыбнулся и чмокнул меня в кончик носа.- Ну всё, теперь пора работать. Мыслов заметил, что меня нет?
- Разумеется. Но я ответила на все его каверзные вопросы.
- Умница, я в тебе ни секунды не сомневался.
Макс сумел-таки стащить куртку, повесил на крючок и сел на край стола, пристально глядя на меня.
- Что?- Я осмотрела себя.- Свитер одела наоборот? Что ты так смотришь?
- Любуюсь.
- А - а! Ну тогда любуйся, это не запрещено.
- Знаешь что, Инга?
- Не знаю. Что?
- Хорошо, что мы работаем вместе,- Макс осмотрел на часы.- Через четыре часа у нас визит в наркоклинику, так что пока можешь заниматься чем хочешь. Ты когда-нибудь принимала наркотики?
- Нет.
- И даже не пробовала?
Я покраснела.
- Только один раз, в последнем классе. Да и то это была только травка. Ну, и что ты лыбишься?
Макс не лыбился, а от души хохотал. Я нахмурилась, но это, видимо, только добавило ему веселья.
- Что смешного?
- Инга, ты просто прелесть. Так сказала про травку, словно призналась в убийстве. В молодости все её курят, в этом нет ничего особенного. Главное, чтоб это не переросло в настоящую наркоманию.
- Да ты философ, как я посмотрю,- улыбнулась я.
- Не без этого. Мы, журналисты, любим ввернуть в статью что-нибудь этакое.
Макс занялся статьёй, а я немного поиграла в компьютер. Когда заглянула Маша, заказала ей два стаканчика кофе. Всё казалось обычным, но присутствие Макса всё меняло. Я сама не заметила, как успела к нему привязаться. Мы были знакомы всего ничего, но это не мешало моему сердцу стучать сильнее в его присутствии. Если бы не природная сдержанность, я бы прыгнула к нему на шею и во всём созналась, но я продолжала делать вид, что воспринимаю всё, как забавную, но совершенно не серьёзную игру. Почему - то казалось, что если я признаюсь в своих чувствах, то стану ещё более беззащитной, чем была в этот момент, и тогда мне непременно придёт конец. Конечно, Макс не мог представлять для меня угрозы, и всё же следовало держать себя в руках и не забывать о Захватчике.
А вдруг нежные чувства - это лишь обман, посланный мне Захватчиком? От неожиданности этой мысли я даже вздрогнула. Мне раньше не приходила в голову такая мысль, но это ещё ничего не означало. Я привязалась к Максу, всё верно, но с тем же успехом меня к нему могли и привязать.
Я придирчиво посмотрела на Игнатова, стараясь понять, почему мне понравился именно он. Конечно, Макс хорошо собой, это невозможно игнорировать, но ведь он завоевал моё расположение не только гладкой внешностью. А чем? Я задумалась, после чего пришла к неутешительному выводу: не знаю. В нём было что - то неуловимое и интригующее, отчего хотелось узнать его поближе. Возможно, Захватчик действительно наложил свою грязную лапу на мои чувства, но он не смог бы заставить меня влюбиться, в этом я не сомневалась.
А разве я влюблена? Никогда!
- Это просто симпатия,- пробормотала я тихо.
Макс поднял голову.
- Что?
- Что "что"?- удивилась я.
- Ты что - то сказала.
- Я?
- Не я же. Или ты говоришь сама с собой?
- Тебе послышалось,- отрезала я решительно.- Я молчала.
Макс пожал плечами, вздохнул и снова принялся за работу. Вошла Маша, принесла заказанный кофе. Я отдала ей деньги и вернулась на место, прихлёбывая горячий, сладкий напиток. Сколько раз говорила, что пью несладкий кофе, но Маша упорно игнорировала это пожелание и не скупилась на сахар.
- Инга, ты срочно нужна в Эре!
Я вздрогнула и пролила часть кофе на стол. Влад, как всегда, застал меня врасплох.
- Обожглась?- спросил Макс.
- Нет, ничего.
- Надо быть осторожнее.
- Сейчас схожу за тряпкой и всё приведу в порядок.
Я встала и быстро выбежала из кабинета, и только когда уединилась в кабинке женского туалета, смогла говорить.
- Влад, ты совсем рехнулся?!- зарычала я.- Вечно ты подкрадываешься и пугаешь меня! Не надоело? У меня скоро от тебя будет нервный тик!
- Так уж и будет,- скептически усмехнулся Влад.
Я нахмурилась, мне пришёлся не по душе едкий тон. Если бы не статус Хранителя, я бы сказала, что он меня просто ненавидит. Хотя кто сказал, что Хранители непременно должны любить того, кого они охраняют?
- В чём дело? Что ещё стряслось?
- Ты давно была в Эре?
- Вчера утром. И не надо делать вид, будто ты сам этого не знаешь.
- Знаю, но оказалось, что за последнее время город претерпел некоторые изменения. Не хочешь взглянуть?
Я нахмурилась, встревоженная. Неужели Заслон дал трещину? Мне говорили, что такое возможно, но не так скоро! Однако разум предостерегал меня от того, чтоб немедленно отправиться в Эру.
- Мне сейчас некогда,- ответила я.
- Правда?- теперь в голосе Влада сквозило откровенное ехидство.- И чем таким неотложным ты занята? Целуешься с тем журналистом?
А вот такого вмешательства в свои дела я не собиралась терпеть ни от Хранителя, ни от друга, ни от самого Господа Бога. Поцелуи были моим личным делом, они никого не касались, и Влад должен был это понять, если планировал продолжить общение.
Но в этот раз я не собиралась объяснять ему причину своего гнева. Если постарается, сам поймёт! Встала и поправила свитер.
- Вот что я тебе скажу, Влад.- Хорошо, что люди часто неправильно слышат свой голос, потому, что от такого тона меня саму бы покоробило.- Я сама решу, С КЕМ мне целоваться и когда наведываться в СВОЙ мир, и твои советы мне не нужны. Если это всё, что ты хотел сказать, то можешь быть свободен.
- Инга...
Я не стала слушать и вышла из кабинки. Хорошо, что Влад не явился ко мне воплоти, иначе бы точно схлопотал по роже, и не ладошкой, как принято бить у девушек, а хорошим кулаком. Во всяком случае, спускать такие вот комментарии с рук я не намеревалась, и если хотела, чтоб ко мне относились с уважением, нужно было пресечь всякие попытки мне приказывать.
И всё же в кабинет я вернулась расстроенная.

Казалось, что мы уже полдня просидели в машине, хотя прошло только три часа. Сначала стояли в одной пробке, потом во второй, в третьей, и создавалось ощущение, что если выберемся до темноты, нам очень повезёт. В "Тайоте" было жарко. Макс выключил печку, но открывать окно, когда вокруг клубились выхлопные газы, не хотелось.
Макс был совершенно спокоен, сидел, уткнувшись носом в детектив, и время от времени чуть продвигал машину вперёд. Никогда бы не подумала, что мужчины могут спокойно переварить произведение Марининой; из единственной книги, которую я смогла осилить, вышел вывод, что это чисто женское чтиво. Однако Максу, видимо, нравилось, потому что он напрочь забыл о том, где находится. И в чьём обществе находится. Последнее было особенно обидно.
Но, с другой стороны, я не собиралась давать понять, как сильно он мне нравится, поэтому никак не выказывала своего недовольства. В самом деле, ведь нельзя же ревновать парня к книжке!
Я отвернулась к окну и принялась смотреть, как в соседней машине девочка лет семи пыталась заплести кукле Барби косу. Барби казалась потрёпанной и несчастной, и девочка с садистским усердием выворачивала ей голову, чтоб было удобнее схватиться за волосы. Она даже высовывала язык от усердия, и морщилась, когда приходилось начинать всё с самого начала, но была полна решимости закончить дело.
Интересно, что имел в виду Влад, когда сказал, что Эра претерпела изменения? Я невольно задумалась. Честно говоря, предполагалось, что я почувствую изменения, если они вдруг произойдут, но за последние сутки меня не посетила ни одного неприятного ощущения. Если так, то либо Влад по каким - то причинам обманул меня (а причин для обмана я не видела), либо хвалёная чувствительность дала сбой. И трудно было угадать, какой вариант предпочтительнее.
- Макс, я немного подремлю,- сказала я и зевнула для правдоподобности.
Макс кивнул и пробубнил нечленораздельное: "Ага".
Я откинулась на спинку кресла, постаралась устроиться так, чтоб в случае движения не врезаться носом в лобовое стекло, и закрыла глаза. Не прошло и нескольких секунд, как я оказалась уже в Эре.
Изменения бросались в глаза, не заметить их было просто невозможно, и я застыла посреди улицы с открытым ртом. Я могла ожидать всего, чего угодно, но это!..

Небо было розовым. Не розоватым, как во время заката, когда солнечные лучи, причудливо преломляясь, заливают облака нежным светом, а ярким, цвета фуксии. Как - будто таким и должно быть. Я намеренно попала в центр Лондона и теперь растерянно оглядывалась, замечая всё новые и новые перемены. Небом дело не ограничилось. Вокруг меня стояли дома, но теперь их стены были увиты какими - то неизвестными мне, очень красивыми вьющимися цветами. Посреди улиц, откуда ни возьмись, появились небольшие хрустальные фонтанчики, и вода тонкими струйками стекала по сверкающим поверхностям. То и дело мимо пролетали стайки ярких бабочек. В воздухе плыл тонкий цветочный аромат. Откуда - то доносилась тихая музыка. На мгновение показалось, что я попала вовсе не в Эру, а в декорацию к сказке про волшебное королевство. Но эту мысль пришлось оставить, потому что я была в Эре - несомненно.
- Доброе утро,- блик, проходящий мимо, поклонился.
- И вам тоже доброе утро,- согласилась я.
И тут же вспомнила, что скорее подошло бы "добрый вечер", время приближалось к пять часам по полудню.
Не удивительно, что Влад советовал мне сюда заглянуть. Город изменился почти до неузнаваемости, и трудно было сказать, к лучшему или нет. С одной стороны цветы и музыка были прекрасны, но с другой - я не представляла, как долго смогу выдерживать такую обстановку всеобщей розовости. Этот цвет никогда не был моим любимым.
Сначала показалось, что в глаза что - то попало, потому что мир вокруг внезапно потерял чёткость, а когда через секунду её обрёл, небо из розового стало зелёным, цветы на стенах превратились с яркий плющ, а аромат с цветочного сменился на выражено травянистый. Бабочки тоже позеленели, но порхали всё так же весело и беззаботно. Единственным, что не поменяло облик, стал Заслон: он оставался таким же багровым.
С этим надо было что - то делать. Я закрыла глаза и представила себе Эмму, а когда открыла их, то стояла посреди её гостиной. Девушка сидела за столом и что - то писала.
- Хоть ты можешь объяснить мне, что происходит?- спросила я вместо приветствия. Все эти метаморфозы немного вывели из равновесия.
Эмма обернулась, вскочила со стула и кинулась обнимать меня и тормошить.
- Ну и кто он? Признавайся!
- Кто?
Эмма оставила меня в покое и удивлённо подняла брови.
- Надо же, вся Эра уже сообразила, а ты ничего не понимаешь. Смешно!
Я покачала головой. Нет, мне смешно не было.
- Ты же влюбилась!- Эмма звонко рассмеялась.
- Я?!
Изумлению моему не было предела. Как я умудрилась влюбиться до такой степени, что мой собственный мир сначала порозовел, а потом и позеленел в соответствии с моими цветовыми предпочтениями?
- Ну не я же!- Эмма усадила меня на диван, сама села рядом и взяла меня за руку.
Со стороны невозможно было поверить, что это не просто две подружки решили посекретничать: одна из них лежит в коме, а вторая только что сделала небо изумрудно - зелёным.
Я никогда не чувствовала себя глупее. Получалось, что хотя сама себе я старалась не признаваться в симпатиях к Максу, жители Эры узнали об этом немедленно. Будто прочитали на первой полосе популярной газеты. Наверное, похожие ощущения испытывал король из сказки Андерсена, когда понял, что стоит посреди толпы голым. С той только разницей, что его просто раздели шарлатаны - портные, а я сама оголила свои чувства.
- Не красней, в этом нет ничего дурного,- постаралась успокоить меня Эмма.- Виктория сказала, что когда твой отец был влюблён, здесь всюду росли красные розы и деревья, на ветках которых спели шоколадки, а во времена твоего деда в ручьях вместо воды текло пиво. Вот это был городок!
- Не думаю, что от этого мне стало гораздо легче,- ответила я.
- Как его зовут? Кто он? Вы давно знакомы?
Я вздохнула. Так давно не делилась ни с кем своими мыслями и не рассказывала о чувствах, что отвыкла откровенничать.
- Его зовут Максим Игнатов, он журналист в том журнале, где я работаю. Сначала он меня просто взбесил, а потом сама не заметила, как начала симпатизировать. Он неплохой человек, только иногда зачем - то делает вид, будто интересуется только собой. Может быть, будь у меня больше друзей в Москве, я бы и не влюбилась. Но за исключением мамы и Влада он единственный, с кем можно поговорить, то всё вышло само собой.
- Он симпатичный?
- Симпатичный. Высокий блондин с серыми глазами. Когда я увидела его первый раз, он сразу мне понравился. По - моему, люди с такой внешностью всегда вызывают симпатию первого взгляда, даже если характер у них ужасный.
- Вы встречаетесь?
- Нет. Один раз ходили в клуб, но на этом всё остановилось. Иногда я думаю, что совсем ему не нравлюсь. Макс не из тех людей, которые стали бы скромничать и стоять в углу.
- А может, он ждёт, что теперь ты куда-нибудь его пригласишь? Сделаешь следующий шаг?
Я пожала плечами. От одной мысли, что надо подойти и пригласить Макса на романтическое свидание, становилось смешно. Мы с ним были коллегами по работе, друзьями, в скором времени вполне могли стать любовниками, и это бы ничуть не помешало работе с дружбой. Но я совсем не была уверена, что хочу заводить такие отношения, и тем более не могла знать, хочет ли этого Макс. Конечно, я поделилась с ним частью своих проблем, но это вовсе не означало, что готова взвалить и всё остальное.
- Не знаю, мне так не кажется.
- И всё же ты влюбилась в него, и с этим придётся что - то делать.
- Пока что не собираюсь делать ничего. Влюблённость - ещё не любовь. Вот когда пойму, что мои чувства можно отнести в разряд серьёзных, тогда и начну думать.
Эмма переменилась в лице, и я готова была поклясться, что это было уважение.
- Надо же, как серьёзно ты к этому подходишь.
- Я не хочу поломать жизнь ни себе, ни ему, а чтоб этого не произошло, надо всегда думать головой. Тем более что в последнее время я не доверяю себе всё больше и больше. А что, если это не мои чувства, что эта любовь - ловушка Захватчика? От одной мысли становится не по себе. Пока не буду уверена, сделаю так, что Макс ни о чём не заподозрит.
Эмма собиралась что - то ответить, но не успела. А может, успела, только я не смогла этого услышать - не знаю.
"Инга, просыпайся!- раздался где - то в черепе голос Макса.- Не спи, уже пора вставать! Инга!"
Я вскочила на ноги и улыбнулась Эмме:
- Не вот, этот узурпатор не даст мне спокойно подремать. Я вернусь, как только смогу или как только возникнет такая необходимость.
- Счастливо!- Эмма поцеловала меня в щёку.- Береги себя.
- И ты тоже.
"Инга, просыпайся!"
Я вздохнула, обозвала Макса про себя занудой, помахала рукой подруге и переместилась обратно в себя. Сделала вид, что едва смогла разлепить веки.
- Ну что такое?
- Ты всегда спишь так, словно впала в кому?- насмешливо спросил Макс. За насмешкой мне послышалось волнение, но оно могло и почудиться.
- Нет, только в машинах,- я села и осмотрелась.- Где мы?
- Не догадываешься? В больнице.

В дверь стучать не пришлось, нас встречали уже на пороге. Правда, особой радости на лице встречающего врача я не заметила, но почему - то не удивилась.
- Добрый день,- доктор поздоровался с Максом за руку и кивнул мне.- Денисов Сергей Владимирович, врач - токсиколог. Меня попросили вас сопровождать.
- Очень хорошо,- согласился Макс, потом представился сам и представил меня.- Для начала мне хотелось бы побольше узнать о больнице и о тех методах лечения, которые вы здесь применяете. Где нам удобно было бы побеседовать?
- В кабинете.- И врач пошёл вперёд, показывая нам путь.
Я была немного растеряна, когда шла по коридору до кабинета. Думала, что возникнут какие - то неприятные ощущения, как было в клинике для душевнобольных, но ничего подобного. Даже наоборот, я ощущала странную пустоту, словно в здании вообще никого не было. Только я, Макс и недружелюбный доктор Денисов.
Здание, видимо, недавно отремонтировали, и запахи стояли такие же, как в моём доме: свежей краски, дерева и штукатурки. Сразу была видна разница между первой клиникой, которую мы посещали, и этой. В Ремисово на всём лежала печать времени, здесь же время отступило, ослеплённое блеском новых хромированных ручек. Можно было предположить, что лечение в этом заведении - дорогое удовольствие, доступное далеко не каждому. По пути нам встретились несколько медсестёр в одинаковых белых с голубым костюмах и кокетливых чепчиках, и все они не обратили на нас никакого внимания: толи сказывалась выучка, толи на самом деле было неинтересно. Пациентов клиники видно не было, но я знала, что рано или поздно получу возможность их увидеть, и ещё неизвестно, понравится ли мне это зрелище.
Кабинет Денисова располагался на втором этаже, до которого мы поднялись на лифте. Я заметила, что врач чувствует себя в нашем присутствии скованно и отнесла это за счёт волнения. Вполне возможно, что ему впервые приходилось иметь дело с журналистами.
- Что-нибудь выпьете?- спросил Денисов, когда мы уже подходили к кабинету.
- Нет, спасибо,- ответил Макс за двоих.
Когда мы вошли, я остановилась у двери. Дальше прохода не было. Кабинет оказался просто невероятно маленьким, словно его переделали из встроенного гардероба. У стены помещался стол с компьютером и стул, с одного бока к ним лепился шкаф с папками, с другого оставался узенький ручеёк прохода. Ещё стоял стул для посетителей. И всё.
- Присаживайтесь,- Денисов протиснулся к своему месту. Думаю, будь он чуть поупитаннее, этот трюк бы не удался.
Макс хотел уступить стул мне, однако я покачала головой.
- Если вы не возражаете,- сказала я,- мне хотелось бы походить по больнице и снять несколько кадров.
- Возражаю,- поспешно ответил Денисов.- Все снимки только с моего разрешения.
- Но нам уже разрешили снимать на территории больницы,- с нажимом ответил Макс, недовольно нахмурившись.
- После того, как вы зададите свои вопросы, мы вместе пойдём осматривать больницу и тогда решим, что стоит снимать, а что - нет. Кажется, вы хотели поговорить с несколькими больными, верно? Думаю...
- Думаю, мы сами в состоянии определить, как нам работать,- перебил его Макс.- Садись, Инга, мы здесь задержимся.
Я послушно села на предложенное место. Тон Макса смутил, он не раз говорил, что главный критерий в работе с людьми, у которых надо взять интервью, - доброжелательность. Здесь доброжелательностью не пахло ни с одной из сторон. Очевидно, врач был недоволен нашим присутствием и необходимостью разговора, а Макс был настроен во что бы то ни стало собрать материал. Правда, я не совсем понимала, к чему нужна такая спешка, ведь о номера, в котором должна была быть напечатана статья, оставалось ещё полтора месяца, но решила не вмешиваться. Пусть мужчины с их принципами, разбираются самостоятельно. Моё дело - качественные снимки.
Денисов скривился, но промолчал.
Макс начал расспрашивать его о клинике, Денисов отвечал вроде бы довольно подробно, а мне было откровенно скучно. Я даже не пыталась вникнуть в суть вопросов, зная, что многое из того, о чём спрашивал Игнатов, нам даром не нужно. И чем дальше уводили нас в дебри лечения, тем яснее я понимала, что Макс всё делает, чтоб разозлить врача. К сожалению, оказалось, что Денисов не прочь поделиться с нами кое-какой информацией, поэтому отвечал довольно охотно, часто пускаясь в пространные, с философским наклоном, рассуждения. Чем больше меня мучила зевота, тем скучнее говорил Денисов. К тому моменту, когда я первый раз не удержалась и зевнула в кулак, врач уже минут десять говорил сугубо медицинскими терминами.
- Мне надо делать снимки,- сказала я, когда первый час нашей беседы миновал.- Свет уходит.
- Что?- Денисов, казалось, забыл о моём существовании.
- Действительно,- широко улыбнулся Макс,- мы слишком заговорились. Давайте закончим в другой раз, сейчас нам хотелось бы посмотреть пациентов вашей больницы и, возможно, с кем - то поговорить.
Врач вздохнул и встал с места.
- Хорошо, идёмте. Но учтите, наши пациенты очень психически хрупкие люди, не стоит давить на них.
- Разумеется,- сразу согласился Макс.
Я подозревала, что он всё равно будет давить на хрупкую психику пациентов, но придержала болтливый язык.
В этой клинике больные лежали в одноместных палатах, причём эти палаты напоминали номера в хорошей гостинице. Когда мы заглянули в некоторые из них (разумеется, пустые), я не смогла не удивиться: на фоне этих апартаментов кабинет врача напоминал скворечник.
В итоге, мы вошли в одну из палат, расположившуюся на третьем этаже, обитателя которой Денисов выбрал для нашей работы.
Пациент, которого нам представили как Виктора Петровича, оказался мужчиной средних лет, худым и большеглазым, как кузнечик. Он сидел на постели, свесив ноги в пижамных штанах, и смотрел в одну точку на стене. Короткие, тронутые сединой волосы торчали во все сторону, словно он только что поднял голову от подушки.
- Мы предоставляем нашим пациентам все условия, чтоб они имели возможность оценить все прелести жизни,- сказал Денисов.
Нетрудно было понять, что он имеет в виду: телевизор, музыкальный центр, картины с изображениями природы, весёленькие обои и шторки на окнах. Но почему - то это не радовало обитателя столь шикарной палаты. Казалось, он ничего не видит, не слышит, и, что самое главное, не хочет видеть и слушать.
Макс что - то говорил Денисову, тогда как я подошла к Виктору и взяла его за руку. Я всё время так делала, когда встречала в Эре нового человека и хотела его успокоить. При прикосновении я могла взять на себя часть его эмоций и понять, что с ним происходит. Но стоило прикоснуться к руке Виктора, как я поняла: у него эмоций нет. Ни единого чувства, ни единой мысли - пустая оболочка. Нет даже желания уколоться или понюхать, или каким он ещё образом употреблял наркотики. К этой минуте он успел выгореть полностью.
- Он нам не подходит,- сказала я.
Макс и Денисов посмотрели на меня с удивлением.
- Что?- не понял врач.
- Я говорю, что этот человек нам не подходит,- ответила я.
- Но это один из лучших наших клиентов. Он полностью порвал с наркотиками и готов вернуться к нормальной жизни.
Я усмехнулась.
- Он полностью порвал с наркотиками и полностью порвал с жизнью, так что возвращаться уже некуда. Макс, нам этот человек не скажет ни слова, кроме "да" и "нет", и уж тем более не поведает о своём видении мира.
Денисов негодующе вспыхнул, его лицо слало сначала красным, а потом попунцовело, словно вот - вот хватит удар. Макс внимательно посмотрел на меня, чуть заметно кивнул и сказал:
- Действительно, он не производит впечатление очень разговорчивого человека.
- В таком случае,- Денисов принял его слова как личное оскорбление и чеканил каждую букву своей речи.- В таком случае пройдёмте, я покажу вам другого пац...
- Нет,- я вышла вперёд.- Мы сами выберем себе человека или нескольких людей, которые станут героями нашей статьи.
- Руководство клиники на это никогда не согласится.
- Ну что же, значит, мы напишем не статью, а рецензию. После прошлой моей рецензии популярная лондонская клиника потеряла большую часть своей клиентуры и обанкротилась. Искренне надеюсь, что с вами такого не случится. Всего доброго. Пошли, Макс, у меня на примете есть ещё одно место, нуждающееся в повышении рейтинга.
С этими словами я направилась к выходу. Макс, чему я была очень рада, следовал без всяких возражений.
- Что ты задумала?- прошептал он, когда мы оторвались от Денисова, говорившего с кем - то по мобильному, на порядочное расстояние.
- Ничего невероятного. Как любая частная структура, клиника заботится об имидже и мечтает получить лестную рекламу. Или ты думаешь, Денисов зря перед тобой рассыпался и рассказывал, как тут чудесно живётся и лечится? Он рассчитывал на хвалебный оттиск в нашем журнале, но...
- Но при этом решил показать нам тех, кто даже при большом желании не скажет обратного,- понял Макс.- Думаешь, он нам уступит?
- Зависит от того, кому он сейчас звонит. Но мне кажется, что нам дадут зелёный свет. И знаешь, что я тебе скажу? В этом здании не так много людей, которых можно назвать мыслящими существами. Или мы опросим именно их, а не накаченных транквилизаторами зомби, или нет смысла проводить тут время.
Макс кивнул:
- Согласен. Только не пойму, как ты узнала, что тот человек не подходит нам для интервью.
- Узнала, и всё,- отмахнулась я.- Не забивай голову.
- А лондонская клиника...
- Макс, не веди себя как ребёнок. Какая лондонская клиника? Я в жизни рецензий не писала.
Мы уже дошли почти до входной двери, когда Денисов смог нас догнать. На сей раз он был бледен, и только ярко - красные пятна на щеках демонстрировали, что кровь продолжает циркулировать. Не нужно было прикасаться к нему, чтоб понять: гордость врача попрана, и он не готов нам это простить. Только большого выбора у него не было.
- Я посовещался с руководством, и решено сделать по-вашему,- выдавил Денисов из себя.- Вы сами выберете себе объекты. Но учтите, я лично буду присутствовать на каждом интервью.
И будешь затыкать рот каждому, кто скажет неугодное? Посмотрим.
Я едва сдержала улыбку.
- Нас это устраивает,- согласился Макс.- Инга, ты готова найти нам подходящую кандидатуру?
- Всегда.
Никогда прежде не делала ничего похожего, но была почти уверена, что справлюсь. Эти умения оттачивались в нашей семье поколениями, так что я просто не могла ошибиться. Несколько секунд стояла неподвижно с закрытыми глазами, потом уверенно пошла к лестнице. Тот, кто был нам нужен, находился выше. Я не знала, насколько выше, как не могла бы сказать, кто это человек. Ощущение, охватившее меня, вообще трудно было объяснить словами. Это была игра живого разума - не моего, но тем не менее хорошо определяемого. Казалось, что я лишь частично иду сама, а вторую часть вели, и не кто-нибудь, а именно обладатель этого разума.
Мы быстро поднялись на третий (снова третий!) этаж. Хотя могла бы понять, начни Макс задавать вопросы, он молчал, и я была благодарна за это. Конечно, в будущем от вопросов не уйти, но пока они бы только помешали. Я быстрым шагом преодолела три четверти этажа, дважды едва не столкнулась с какими - то людьми, которые могли быть пациентами, а могли и обслуживающим персоналом, и остановилась у одной из дверей, внешне ничем не отличающейся от прочих. После некоторого колебания постучала.
- Кто там ещё?- раздался из-за двери недовольный женский голос.
Макс откашлялся.
- Мы хотели бы поговорить с вами,- сказал он.
- А вы не хотели бы пойти к Дьяволу на блины?
- Как её зовут?- спросила я у врача.
Он немного поколебался, потом вздохнул и ответил:
- Светлана Троеполова. Это очень непростой человек, я не рекомендовал бы вам...
- Да, мы знаем,- перебил его Макс.- Светлана, мы просто поговорим с вами, и всё. Это очень важно.
- Мы сможем помочь вам,- поддержала я Макса.
Раздался звук шагов, дверь открылась и на пороге появилась девочка приблизительно шестнадцати лет, в шёлковом халатике, с короткими светлыми волосами, обрамляющими маленькое прозрачное личико. Неожиданно тёмные глаза пробежались по всей нашей компании и остановились на Максе.
- И чего вы от меня хотите?
- Просто поговорить.
- Вы психиатры, так? Наверное, этот,- кивок в сторону Денисова,- сказал, что я совсем сорвалась с катушек? Так вот, я ни с кем не собираюсь разговаривать. Раз уж упекли меня сюда, то не надо думать, что я стану послушной паинькой.
- Мы не психиатры, мы из журнала,- выпалил Макс прежде, чем девочка успела захлопнуть дверь перед нашим носом.- Хотим задать тебе всего несколько вопросов, и всё. У тебя когда-нибудь брали настоящее интервью?
Очевидно, Макс думал впечатлить девочке, но ничего не вышло. Она презрительно сморщилась.
- Мой отец таких писак, как ты, покупает по рублю десяток,- сказала Света.
Денисов едва заметно усмехнулся. Он был рад, что нам дали от ворот поворот. Я стиснула зубы, чтоб не сказать резкость.
- Нам хочется выслушать твои мысли, Светлана,- продолжал говорить Макс так спокойно, словно и не слышал её последних слов.- Возможно, ты думаешь, что они не всем интересны, но это не так. Мы хотим понять, что ты думаешь и каким видишь мир. Нам важно знать твоё мнение.
Света привалилась спиной к косяку и прищурилась, осматривая Макса с головы до ног. Мне не понравился её взгляд, но раз говорил только Игнатов, я решила не встревать. В конце концов, кто сказал, то я смогу говорить с ней лучше?
- Хочешь, значит, знать, каким я вижу этот мир?- спросила она.
Макс кивнул.
- Именно.
- Могу ответить в трёх словах: большая куча дерьма. Ещё вопросы есть? Может, хотите узнать, почему я принимала наркоту? Конечно, хотите, ведь вы пришли только за этим. Так вот, потому что мне так ЗАХОТЕЛОСЬ. Можете так и написать в свою газетёнку: ЕЙ ТАК ЗАХОТЕЛОСЬ.
Света захлопнула дверь, и мы остались в коридоре. Денисов усмехнулся:
- Я же говорил, что это не тот пациент, который вам нужен. Вы сами не захотели меня слушать, а отец этой девочки ясно дал понять, что стрессы для неё нежелательны. Так что...
- Так что вы превратили девочку в зверёныша, которого надо укротить,- на сей раз, когда я перебила, Денисова даже перекосило от злости.- А она человек, и обращаться с ней надо по-человечески.
- Что ты предлагаешь?- спросил Макс.- Попробовать другого или потратить время на установление контакта?
- Я сейчас поговорю со Светой один на один, без посторонних глаз и ушей. Или мы сможем с ней работать или придётся искать другого человека. В любом случае попытаться стоит. Дайте мне тридцать минут.
Макс кивнул. Денисов пожевал в раздумьях губы и тоже кивнул.
Больше я не стучалась, не теряла ни секунды, просто открыла дверь, вошла и закрыла за собой. Другого пути я не видела.

Света стояла у окна, опершись руками на подоконник, и пристально смотрела куда - то за стекло, но мне показалось, что она ничего не видит. Не хочет видеть. Словно всё в жизни, что её интересовало, уже прошло, а осталась только шелуха. Она не заметила гостью, хотя я не пыталась таиться.
Света не казалась мне потерянной и несчастной, как можно было подумать, и её совсем не хотелось жалеть. Но она была зла и обижена. За что и на кого, я знать не могла, но была почти уверена, что именно в глубокой обиде следовало искать все причины её бед. В шестнадцать лет легко обвинять весь мир в своих несчастьях. Поставили двойку в школе? Садисты - учителя хотят поиздеваться! Мать не пустила на танцы? Она меня просто ненавидит! Порвалось любимое платье? Чтоб сдох тот портной, который его сшил! Шестнадцать лет - максимализм - победа или смерть. Три в одном, не человек, а пузырь с шампунем.
- Уходи,- сказала Света, когда краем глаза заметила, что я подошла и встала рядом.- Я не собираюсь ни с кем разговаривать.
- Тебя зовут Света, верно?
- И что из этого?
- Очень красивое имя.
- Ненавижу его.
- Да, я знаю.
- Я сказала, чтоб ты уходила. Что стоишь?
- Привыкла, чтоб все подчинялись тебе?
- Мне и так все подчиняются. Мой отец...
- Твоего отца сейчас здесь нет, равно как и всех прочих родственников,- перебила я девочку.- И мы поговорим с тобой, хочется тебе или нет.
Света фыркнули и промолчала.
Я оторвала взгляд от окна и посмотрела на её профиль. Света была упряма, но и я - тоже.
- У меня есть предложение,- сказала я.- Мы не будем разговаривать, говорить будешь только ты. Ровно три минуты. После этого я уйду и, если ты не захочешь, больше не появлюсь. И этих трёх минут я буду ждать столько, сколько потребуется: до вечера, до завтрашнего утра или до следующего понедельника. И уйду, только когда услышу весь трёхминутный монолог. Ты меня поняла?
- Мне нечего сказать.
- Нет в мире такого человека, которому нечего сказать. А пока решаешь, я посплю на твоей кровати, ты не против? Раз я надолго здесь поселилась, нужно как - то обживаться.
Я подошла к кровати и потрогала её пальцем, проверяя, мягкая ли, потом села и несколько раз подпрыгнула.
- Это моя кровать!- закричала Света.
- Я знаю,- спокойно ответила я.- А ты знаешь мои условия.
Света попробовала стащить меня с кровати, но так как весила почти вдвое меньше меня, ничего не вышло. Я впервые слышала, чтоб девочка знала так много ругательств. Успокоилась она только минут через десять, когда совсем выбилась из сил.
- Чего тебе от меня надо?- теперь в её голосе слышалась детская обида.
Я пожала плечами, как бы говоря: ничего особенного.
- Давай, ты три минуты будешь рассказывать мне о своей семье, а после этого я встану и уйду. Договорились? Только ты должна говорить всю правду, иначе я вернусь. Поверь мне, ложь я распознаю после первого же слова.
Света раздражённо поерошила волосы, лицо на секунду скривилось, но она кивнула:
- Ладно, я согласна.
- Отлично. Расскажи о семье всё, что ты сможешь вспомнить.
Она глубоко вздохнула, села на пол, прислонившись к кровати и упершись подбородком в колени, и начала:
- Я родилась в Москве, сейчас мне шестнадцать лет. Я живу с отцом и матерью в центре, у нас большая квартира, и у меня есть своя комната. Я хожу в школу, в десятый класс. Ненавижу школу и уродов - учителей, они вечно делают вид, что дружат с тобой, а потом докладывают отцу о каждом шаге. Уроды и лизоблюды. Когда - то ходила в секцию юных историков, но это было давно. Что ещё?
- Расскажи об отце и маме.
- А - а, о них. Что о них можно рассказать? Отец работает. Он владеет сетью ювелирных салонов. Он очень богатый, может купить всё, что захочет. По выходным обычно работает у себя в кабинете, а среди недели пропадает в офисе. Словом, он всё время работает. А мать всё время шляется по магазинам. Будь её воля, она бы купила весь город. Или весь мир. Сначала покупает всякую дрянь, потом приглашает своих полоумных подруг и они часами всё это разбирают, перемывают кости знакомым и рассуждают, на какие тусовки лучше пойти. Мать просто помешана на тусовках и бутиках, ничего другого даже не знает. Пару раз она пробовала приготовить ужин, но получилась такая гадость, что никто не стал есть. Не понимаю, как она при этом ещё кого - то осуждает. Когда смотрит телевизор, особенно новости, всё время обсуждает, кто и что сделал не так, и ругается, что чиновники придурки, гнать таких надо, и спортсмены тоже придурки, потому что не могут выиграть, и врачи тоже придурки, потому что кого - то не могут спасти. Меня это просто бесит. Мы один раз с ней поругались, потому что она снова начала говорить, что в мире нет ни одного нормального рыла. А я ей сказала, что для человека, который давным-давно забыл таблицу умножения, она слишком много треплется, и что если сама трутень и не умеет готовить, и никогда не занималась спортом, и вообще никто и звать никак, то не имеет права говорить о других. Тогда она сказала, что я ничего не понимаю в жизни и что мои друзья полные выродки, и я скоро стану такой же. А я ответила, что лучше стать выродком, чем такой же, как она, и лыбиться, имея мозг размером с маковое зёрнышко... В общем, был большой скандал, потом она заперла меня в комнате, а я вылезла через окно и убежала. Она меня ловила по всему городу.
- А что сказал отец?
Света нетерпеливо передёрнула плечами.
- Отец не заметил. Он в это время готовил какие - то бумаги, дома не появлялся. Мать ему, наверное, рассказала, но ему всё равно. Он ведь работает, говорит, что старается для нас всех. Но я - то знаю, что он старается только для себя, а на меня и на мать хотел чихать с высокой башни. Если бы в городе началась эпидемия и мы все умерли, он бы даже не заметил.
- Но как отец относится к тебе лично?
- Лично?- Света потёрлась подбородком о колено.- Не знаю. Мне кажется, что никак. Он меня и видел - то пару раз за всё время моей жизни, и ему неинтересно. Вот новая партия иранских алмазов - это его интересует, а людей нельзя огранить и поставить в оправу, поэтому он их не замечает.
- А ты сама хотела бы, чтоб он тебя заметил?
- Не знаю. Он никогда не вёл себя, как отец, так что нечего и начинать. И мать мне тоже не нужна, отлично всю жизнь обходилась без неё и сейчас обойдусь.
- Но ведь кто - то заботился о тебе в детстве?
- Нянька, Евгения Васильевна, старая грымза. Она даже не пыталась сделать вид, что любит меня, прямо как мать, зато делала вид перед отцом, и он сразу прибавлял ей жалование. Евгения вообще не терпела детей, не знаю, зачем попёрлась в няньки, и я всё время делала ей гадости. Когда была маленькая, гадости тоже были маленькими, а когда выросла, у нас началась настоящая война. Она наговаривала на меня родителям, чтоб те меня наказали, а я подставляла её. Один раз разбила жутко дорогую вазу, которую мама с боем вырвала на аукционе, и сказала, что видела, как её уронила Евгения. А она соврала, что я приводила домой парня и запиралась с ним в комнате. Потом я подстроила так, чтоб во время уборки в кабинете пропали золотые часы, и подложила их Евгении. Только она нашла их прежде, чем я успела привести в её комнату отца, и переложила мне под матрац. Отец не месяц оставил меня без карманных денег.
- Действительно, война не на жизнь, а на смерть.
- Даже хуже. А один раз... один раз я нашла возле подъезда котёнка. Котёнок был совсем маленьким, даже глазки ещё не открыл, но живой, и мне сразу стало его жалко. Я принесла его домой. Я была ещё маленькая и не знала, что его нужно спрятать от Евгении, а она увидела его и начала орать на меня. Я не хотела отдавать котёнка, но она вырвала его у меня из рук, завязала в целлофановый пакет, пошла и выбросила в мусоропровод. Не помню, чтоб после того случая я ещё раз так плакала. Евгения хотела меня запереть в комнате, но я всё равно вырвалась и хотела лезть за котёнком в трубу, только ничего не получилось.
На следующий день я не пошла в школу, спряталась в кустах и подождала, когда приедет машина, которая забирает мусор, а потом пробралась в неё и нашла пакет с котёнком, он лежал почти на самом виду. Только котёнок к этому времени уже умер. Я даже не испугалась, когда мусорщик вытащил меня из машины и пригрозил отвести в милицию. А потом я похоронила котёнка и вернулась домой, и уже в тот день я знала, что ненавижу свою няньку. Что, сейчас скажешь, что ненавидеть плохо и что я должна простить всё прошлое зло?
Света подняла голову и посмотрела на меня в упор. И опять во мне возникло ощущение, что она не нуждается в жалость и не потерпит её. Я могла понять врачей, которые говорили, что надо забыть дурное, простить и отпустить. Но я врачом не была и могла говорить не то, что правильно, а то, что честно.
- Ненавидеть плохо, но я на твоём месте всё равно бы ненавидела. И я бы сделала так, чтоб она на всю жизнь запомнила этого котёнка.
Света чуть улыбнулась.
- Она и запомнила. Я вырезала из маминой старой шубы целую кучу "котят", а потом подбрасывала то в тапочки, то на постель, то на полку с нижним бельём. Евгения орала, как ненормальная, у неё сразу поднималось давление, и она бежала пить таблетки. Она не знала, что я давно подменила эти таблетки,- Света хихикнула.
- Ловко,- согласилась я.
Неожиданно Света посерьёзнела.
- Всё, время истекло. Тебе пора уходить.
Я немедленно встала. Честно говоря, не ожидала, что разговор получится таким откровенным, но результатом была довольна.
- Знаешь, что я хочу сказать?- Я остановилась у двери и обернулась. Света всё ещё сидела на полу.
- Нет.
- На твоём месте я бы убежала из дома. Лучше вообще не иметь семьи, чем иметь формально. Странно, почему ты осталась.
Света ещё раз улыбнулась.
- А разве я сказала, что осталась?
Я вышла из палаты, не попрощавшись. Сама не могла понять, как отношусь к этой девочке. С одной стороны, она явно была несчастна, и её рассказ о семье никак нельзя назвать радостным: сплошь "уроды" и "выродки". Но с другой стороны, жалеть её тоже не хотелось, ни в глаза, ни за них. У Светы был характер, причём сильнее, чем можно было ожидать, внутренний стержень, на который нанизывались кольца переживаний и жизненного опыта. Именно поэтому мне сложно было понять, что заставило девочку начать принимать наркотики.
Макс встретил меня у самой двери. Доктора Денисова видно не было.
- Ну и что?- спросил Макс первым делом.
- Не знаю. Эта девочка не должна быть наркоманкой.
- То есть она здесь...
- Нет, она попала сюда вполне обоснованно, я уверена, что наркотики она принимала. Единственное, что я не поняла - почему. В ней достаточно сил, чтоб пережить все проблемы без помощи допинга.
Макс провёл пальцами по волосам и глубоко вздохнул.
- Мне очень жаль девочку, но как насчёт статьи? Она даст нам интервью?
- Посмотрим. Сейчас я ничего не могу обещать. Макс, у нас ещё есть время, давай не будем горячиться.
На самом деле я уже не знала, хочу ли, чтоб Света стала героиней нашей статьи.
Мы отошли не больше, чем на десять шагов, когда услышали, как за спиной хлопнула дверь. Я обернулась.
Света стояла в дверном проёме, двумя руками держась за косяки, и смотрела на меня в упор.
- Ты сказала, что придёшь, если я разрешу,- громко сказала она.- Так вот, я разрешаю. Приходи.
Я не успела ответить, как она вернулась в палату.
- Как ты это делаешь?- удивлённо спросил Макс.
Я не стала спрашивать, что именно, просто пожала плечами. Человеческая душа полна тайн.

- Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Влад размеренно, в такт словам, бил кулаком по стене, прожавшись к ней лбом. Костяшки пальцев уже разбились в кровь, но Влад, казалось, не замечал боли. Он вообще перестал что - либо видеть, и только снова и снова наносил удары по стене, как по заклятому врагу, и монотонно повторял:
- Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
- Хватит, Влад, прекрати!- Катя схватила его за плечо и развернула к себе лицом.- Что с тобой происходит?
- Это не твоё дело,- резко ответил Влад.
- Тогда чьё? В последние дни тебя словно подменили. Я тебя не узнаю!
Влад несколько раз моргнул, проясняя взгляд. Внутри всё сжималось и клокотало от безысходной злости. Если бы это имело хоть малейший смысл, он бы разнёс весь кабинет, всю школу к чертям собачьим. Но слишком хорошо знал, что легче от этого не станет.
Инга любит другого. Эта мысли прочно поселилась в голове, въелась в мозг, не отпускала ни на мгновение. Инга, ЕГО Инга, любит другого. В это невозможно было поверить, но всё на это указывало. Влад защищал её, был её Хранителем, её невидимой тенью, её самым преданным поклонником, её... Он был весь её, если бы она пожелала, он бы спал на коврике у её кровати и вылизывал за ней тарелку. Он бы всё сделал, выполнил любой её каприз.
Но вместо этого она полюбила высокого блондина - Макса. Макса! От одного воспоминания о нём сжимались кулаки, и Влад готов был кричать от ярости. Если бы Макс был сейчас здесь, если бы они встретились один на один! Влад не сомневался, что смог бы победить, потому что он любил Ингу сильнее всех в мире. Никто не смог бы любить её так, как он. Неужели она не видела этого, не понимала?
Влад её не винил. Кого угодно, только не её. Просто Макс - этот проклятый Макс - появился неожиданно, как чёрт из табакерки, и сделал всё, чтоб вскружить ей голову. Разумеется, он переманил девушку к себе и посадил у себя в кабинете, и старался проводить с ней много времени, чтоб у неё был только один выход - влюбиться в него. И Макс добился успеха. А Инга просто попалась на его удочку, потому что она доверчива и не подозревает, какую змею пригрела на груди.
Но открывать ей сейчас глаза было бессмысленно, хотя и очень хотелось. Влад каждый раз заставлял себя молчать и кусал кулаки, чтоб не сказать что - то типа: "Ты не должна видеться с Максом, он не желает тебе добра. Он тебя не любит!" Скорее всего, она вовсе не услышит этих слов, а если услышит, то обернёт против самого Хранителя. Поэтому Влад терпел и ждал.
- Ненавижу его. Просто ненавижу.
- Кого?- спросила Катя обеспокоенно. Она вытирала его разбитые пальцы своим носовым платком.
Влад вырвал руку.
- Ты его не знаешь.
- А ты пугаешь меня,- парировала Катя.- Никогда не видела, чтоб ты был таким злым, как в последние недели. Что происходит? У тебя неприятности?
Влад откинул со лба волосы. В последнее время он немного осунулся, но это могли заметить только те, кто часто с ним общался, а таких людей с каждым днём становилось всё меньше.
- У меня всё хорошо,- ответил он.
- Не похоже. Ты уже переругался с половиной школы, и, похоже, не собираешься останавливаться. Расскажи мне, что с тобой случилось? Тебе кто - то нравится?
- Что тебе от меня надо?- моментально ощетинился Влад.- Я хотел помочь тебе с уборкой, но теперь вижу, что моя помощь здесь не требуется.
Он уже не помнил, что не сам вызвался, а Катя попросила его помочь с уборкой в классной комнате. Не так давно ей не нужно было ни о чём его просить, Влад сам помогал, но сейчас всё переменилось.
- Влад!
- Не надо лезть ко мне в душу, поняла? Я сам разберусь!
Влад схватил сумку и выбежал из кабинета, громко хлопнув на прощание дверью.
Катя осталась стоять у испачканной его кровью стены, сжимая в одной руке носовой платок, в другой - губку, которой намеревалась вымыть доску. На глаза навернулись слёзы. Она достаточно долго знала Влада, чтоб беспокоиться за него, но, возможно, не настолько, чтоб сносить оскорбления и обиды.
Тем временем Влад выбежал из школы и остановился только в сквере, навалившись грудью на оградку. Дышал он быстро и часто, но не потому, что трёхминутная пробежка заставила его выдохнуться. Не поэтому и так сильно трепыхалось сердце, и руки налились свинцом, стали тяжёлыми - не поднять.
Просто он только что чуть не ударил девочку. Катю. Влад не ожидал от себя такого, просто не мог ожидать. Колотить стену - это одно, но ему и в голову не приходило, что он может поднять руку на друга, или на подругу, как в случае с Катей. Однако во время разговора что - то в нём перевернулось, и он практически увидел, как его собственная рука прокладывает траекторию и врезается девочке в скулу, как она вскрикивает и падает на пол, и на губах появляется кровь. Влад увидел это так чётко, словно уже нанёс удар, перевёл взгляд на свою правую руку и заметил, что пальцы уже сжались в кулак. Его охватила паника, чуть приправленная чувством глубокого удовлетворения, которое он испытал, пока думал, что привидевшееся ему правда. И он не нашёл ничего лучше, как просто убежать, пока не стало слишком поздно.
На улице было холодно, следовало вернуться в школу и забрать из раздевалки куртку, но Влад не мог заставить себя перешагнуть через порог. В одном Катя была безусловно права: за несколько дней он успел переругаться со всеми своими знакомыми, причём совершенно без причины. Хотя нет, просто без повода, потому что причина была, и Влад мог сформулировать её одним словом: Макс.
Влад понял, что должен видеть Ингу - немедленно. Если пробудет без неё ещё несколько минут, то просто свихнётся. Но упасть посреди улицы он не мог, кто-нибудь непременно вызвал бы неотложку, до дома надо было ещё ехать, так что выбора не оставалось: надо возвращаться в школу.
В школе было одно место, где с радостью прятались влюблённые парочки, когда хотели уединиться. Учителя, скорее всего, давно о нём знали, но делали вид, что не знают, чтоб не изменять устоявшийся порядок. Этим местом была запасная женская раздевалка рядом со спортзалом, заваленная старыми матами и сдувшимися мячами. Когда проектировали здание, планировалось устроить в этой комнате зал для игры в шахматы, потом идея лопнула, помещение отдали под раздевалку сборной школы по баскетболу, но и сборная долго не продержалась. Потом в ней девочки из старших классов переодевались на физкультуру, а потом комнату начали использовать под склад вещей, которыми уже никто не пользовался, но которые было жалко выкинуть.
Занятия почти у всех уже закончились, в это время запасная раздевалка чаще всего пустовала, и именно туда направился Влад.
Заперев дверь на щеколду, Влад включил свет и осмотрелся. Небольшая комнатка казалась настоящей помойкой: в дальнем углу стояли два гимнастических коня, рядом примостилась стопка свёрнутых транспарантов, дальше стоял ящик со сдутыми мячами и сломанными ракетками для бадминтона. Вдоль стены рядочком стояли несколько пар лыж. В углу громоздилась гора каких - то тряпок, на вершине которой кто - то оставил ярко - красный носок. Весь пол устилали маты, оставляя узенький проход в самом центре. Сильно пахло пылью, старыми тряпками и резиной.
Влад лёг на удобный мат в самом углу. По большей части ему было всё равно, где упасть, поэтому он особенно не думал. Закрыл глаза, и не требовалось больших усилий, чтоб покинуть собственное тело - эту процедуру он освоил ещё в детстве.
Немного повисев над телом, Влад убедился, что никакая опасность ему не грозит, и только тогда отправился к Инге.
Преимущество Хранителя заключалось в том, что он всегда мог найти своего подопечного, и даже если бы Инга отправилась на Северный полюс и сейчас плыла посреди Карского моря, он бы нашёл её в считанные минуты. Так что отыскать её в пробке посреди Кутузовского проспекта не составило труда.
Инга сидела на переднем пассажирском кресле, вертела головой и явно не знала, чем себя занять, но Влад быстро заметил, что большую часть времени она смотрела на своего спутника. Макс же сидел за рулём, уткнувшись в книгу, и ничего не замечал. Влада охватила холодная ярость. Рядом с его соперником сидела самая прекрасная девушка во всём мире, а он этого не замечал и предпочитал общение книге. Влад завис прямо над их головами, потом переместился на заднее сиденье и начал наблюдать за Ингой. Он мог бы смотреть на неё часами или даже днями, не отрывая взгляда, и для этого вовсе не требовалось говорить с ней. Влад бы заговорил, но знал, что она не сможет ответить в присутствии Макса. Снова Макс всё портит!
От Инги пахло мятой и миндалём. Не духами, а именно мятой и миндальными орешками. Влад закрыл глаза и принюхался, приблизив лицо к её волосам - не мог отказать себе в этом удовольствии. Он готов был замурлыкать от радости, но заставил себя сдержаться. Прямо из груди поднималось какое - то невероятно большое чувство, теснилось и не помещалось, и стремилось вылезти наружу, чтоб разлиться вокруг большим озером.
В тот момент, когда Влад открыл глаза, Инга повернулась. На секунду показалось, что сейчас она заметит нелегального пассажира, но нет, она ничего не увидела. Она смотрела на Макса, и от этого взгляда Влада передёрнула. Пусть Инга и говорила сама себе, что любовь тут не причём, но в её взгляде светилась именно это чувство. Влад отдал бы всё на свете, чтоб так она смотрела не на этого бездарного, слепого журналистишку, а на него.
- Макс, я немного подремлю,- сказала Инга и зевнула, хотя было понятно, что спать ей не хочется.
Влад отлично понял, что она задумала, и обрадовался. И ещё больше обрадовался, когда Макс кивнул и что - то пробормотал, так и не повернув голову. На лице Инги на мгновение промелькнуло разочарование, и Влад мог надеяться, что хоть это пренебрежительное отношение немного её отрезвит.
Инга устроилась в кресле, закрыла глаза и почти сразу же расслабилась. Влад понял, что она ушла в Эру.
Выждав для верности несколько минут (не хотел, чтоб она увидела его и заподозрила слежку), Влад тоже отправился в Эру. Теперь для этого ему не нужно было притворяться спящим. Он был уверен, что как только она увидит, что происходит с её миром, то моментально придёт в себя. Ведь хорошо просто чувствовать любовь, но совсем другое - её видеть.
Едва Влад появился, как мир вокруг него из розового стремительно переменился на зелёный. Такой метаморфозы даже он не ожидал, в первую секунду растерялся, как ребёнок, впервые попавший на улицу в одиночку. И всё же успел спрятаться за увитый зелёным плющом ствол осины.
Инга немного постояла посреди улицы, о чём - то подумала и исчезла - переместилась в другое место. Влад сразу понял, куда именно, знал, что до дома одной из Совета добираться не меньше двадцать минут, но у него был шанс преодолеть это расстояние гораздо быстрее. Суть состояла в том, что за Ингой во время перемещения протягивался телепортационный канал, как след от реактивного двигателя. Этот канал держался всего секунд шесть - семь - не больше, затем таял. Влад в несколько прыжков достиг того места, где стояла Инга, попал в канал и помчался над городом с совершенно сумасшедшей скоростью. Если бы он смог обернуться назад, то увидел бы, как чуть мерцающий на солнце канал прямо за ним распадается на отдельные волокна и растворяется на фоне изумрудного неба.
Однако канал всё же успел доставить его к дому Эммы, прежде чем развалился окончательно. Влад плюхнулся на короткую траву в нескольких метрах от стены её дома, ушиб левую руку, на которую пришёлся удар, но сразу вскочил и кинулся к открытому окну.
Дом у Эммы был одноэтажным, небольшим, но очень уютным, казалось, он сошёл со страницы волшебной сказки. Влад осторожно прокрался к самому окну и заглянул внутрь. Обе девушки сидели на диване к нему спиной.
- ...же как его зовут? Кто он? Вы давно знакомы?- спрашивала Эмма. Влад пропустил первую часть фразы, но хорошо понял её смысл.
Инга вздохнула.
- Его зовут Максим Игнатов, он журналист в том же...
Влад привалился к стене, чувствуя, как внутри всё оборвалось. Дальше он не хотел и не мог слушать, но того, что услышал, было вполне достаточно. Она любила Игнатова, и она признавала это. Игнатов не видел её любви, но она всё же продолжала питать к нему чувства. Владу показалось, что его сейчас стошнит собственным желудком, так вдруг стало плохо. Все нервы моментально натянулись, готовые порваться. Из гостиной журчал голос Инги, Влад не мог разобрать слов, но был почти уверен, что она рассказывает старой подруге, какой замечательный этот Макс, как они весело проводят время и как прекрасно будут жить под одной крышей.
Влад не помнил, чтоб ему когда-нибудь было так больно. Во время аварии, когда погибли родители, тоже была боль, но та убралась при помощи дозы морфия, а эту побороть было невозможно. Влад свернулся у самой стены, засунув в рот кулак, чтоб хоть так сдержать рвущийся из горла крик. Струйки крови текли из прокушенных пальцев по подбородку и капали на землю, но он их не замечал. Только слышал, как голос Инга произносит раз за разом: "Это Максим Игнатов... Это Максим Игнатов..."
Но так же нельзя! Так нельзя!!!
Когда Влад снова заглянул в окно (не хотел заглядывать, но не мог перебороть желание посмотреть на неё), Инга уже стояла возле дивана и прощалась с Эммой.
Влад зажмурился и рывком вернулся в себя. Он больше не мог терпеть.
Несколько минут или несколько десятков минут Влад лежал на жёстком, комковатом мате, свернувшись клубком, и едва мог дышать. Он не чувствовал, как по щекам текут слёзы, но даже если бы почувствовал, то не стал бы их вытирать. Какая разница, мокрые у него щёки или сухие, когда сердце рвётся на части и истекает кровью? Разве это имеет принципиальное значение?
Кто - то постучал в дверь раздевалки. Сначала Влад не отреагировал, но стук повторился во второй и третий раз, и в итоге он не выдержал и открыл, намереваясь высказать всё, что он думает по поводу такой настойчивости.
За дверью стояла Катя.
Первым побуждением Влада было захлопнуть дверь, чтоб она не видела его таким потрёпанным и зарёванным, но тут же понял, что это не имеет смысла. Она уже всё увидела.
- Как ты меня нашла?- хрипло спросил Влад. Он ни разу не закричал, но горло почему - то всё равно саднило.
- Куртка осталась в раздевалке, а без неё ты мог отправиться только сюда,- пояснила Катя.- Я пройду?
Он молча отступил в сторону. Катя прошла и села как раз у того места, где он только что лежал.
- Что случилось, рассказывай. Не уйду, пока всё не выясню.
Влад сел рядом и тяжело, длинно вздохнул. Теперь он уже не злился, по крайней мере в этот момент, да и боль чуть притупилась, уступив часть места пустому отчаянию.
- Я влюбился,- признался он.
Катя кивнула.
- Это я уже поняла. Но чтоб решить твои проблемы, одного этого признания мала. Рассказывай дальше.
Влад ещё раз вздохнул и рассказал про Ингу. Он, конечно, промолчал про то, что является её Хранителем, просто упомянул, что видит её очень часто, что они знакомы и периодически общаются, и что он уже давно в неё влюблён, но есть некий парень, которого любит она. Рассказ получился коротким и каким - то прозаическим, словно не было того нерва, который болел при каждом к нему прикосновении. Влад редко бывал хорошим рассказчиком, он сам понял, что не смог передать всей глубины своей боли, но даже порадовался, что Катя не сможет его полностью раскусить.
Однако Катя оказалась проницательнее, чем думал Влад.
- Причину страданий я поняла,- сказала она деловым тоном,- но теперь хочу выяснить ещё кое - что. Чем конкретно ты привлекал внимание Инги?
- В каком смысле?
- В прямом,- Катя поморщилась и потёрла ладонью лоб.- Что ты сделал, чтоб привлечь внимание девушки? Ты дарил ей цветы? Ты приглашал её в кино? Ты говорил ей комплименты?
- Нет...
- И на что в таком случае ты рассчитываешь? Я бы на её месте тоже тебя не заметила. Может, она не подозревает о твоих чувствах? Сделай так, чтоб она думала о тебе, и это будет уже началом решения. А потом у тебя хотя бы будет шанс понять, есть надежда или нет.
Влад смотрел на Катю широко распахнутыми глазами, словно она произнесла откровение, о котором он прежде и не догадывался. По правде сказать, он и не догадывался. Другим девушкам он мог подарить букет каких-нибудь ромашек и пригласить в кино, но Инга была совершенно особенной статьёй, и ему даже в голову не пришло, что она не только Грёза и не только его любимая, но ещё и обычная девушка, падкая на банальные знаки внимания.
Это был настоящий прорыв. Только что Влад выл от отчаяния, а теперь готов был совершать самые разные подвиги. Он вскочил и принялся бегать из угла в угол. Решение уже почти созрело в его голове.
- Ты гений, Катька, ты настоящий мозг!- Влад так широко улыбался, что Катя снова за него испугалась. Было в этой улыбке что - то безумное.- Я приглашу её на свидание, точно! Я приглашу её на прогулку по ночной Москве!
- Она не москвичка?- удивилась Катя.
Она вовсе не испытывала предубеждения против приезжих, но насторожилась.
- Недавно приехала из Лондона, но это не важно. Редкая коренная москвичка видела то, что покажу её я.
- И что же это?
- Не важно, я... я просто уверен, что она оценит. Спасибо, ты меня спасла!
Влад схватил Катю за плечи, мгновение смотрел горящими от возбуждения глазами, потом крепко поцеловал в щёку и убежал.
Катя взяла с пола сумку и встала. У неё было ощущение, словно своим советом она загнала Влада ещё дальше в угол, и это было неприятно. Но он был так счастлив...
- Сумасшедший,- покачала головой Катя.

Стук раздался, когда я поднималась к себе в комнату. День выдался утомительным, я планировала немного почитать и лечь спать, и думала, что дверь откроет мама, но когда стук повторился, пошла открывать сама. По вечерам к нам никто не приходил, знакомых было крайне мало, а потому моё удивление можно было понять.
За дверью стоял Влад. Я не успела глазом моргнуть, как оказалась обладательницей красивого букета розовых лилий.
- Влад?- только и произнесла я.
К его голосу успела привыкнуть, он часто разговаривал со мной из-под потолка, но наяву, не в Эре, я видела его лишь однажды. И тем более не ожидала, что он приедет ко мне домой, когда стрелка часов перебралась за десять вечера, а на улице совсем стемнело.
- Я,- согласился он, сияя широкой улыбкой.
- Проходи.
Я отступила в сторону. Влад вошёл и потёр замёрзшие щёки, всё ещё улыбаясь. На вид ему было не больше пятнадцати лет, и я почувствовала себя совратительницей малолетних. Но вопрос: "Зачем пришёл?"- показался мне чересчур сухим, чтоб произносить его вслух. В конце концов, Влад был моим Хранителем и в целом хорошим парнем, отношения между нами были вполне дружескими.
- Что - то в Эре?- спросила я через минуту, когда Влад так и не озвучил цель своего визита.
- В Эре? Нет, там всё нормально. Я...- он тяжело глотнул.- Я хочу пригласить тебя на прогулку.
Показалось, я ослышалась.
- Куда пригласить?
- На прогулку.
- Ночью?
Щёки Влада мгновенно вспыхнули, он на секунду отвёл глаза и кивнул.
- Но ведь сейчас не ночь.
- И куда ты меня зовёшь?- продолжала недоумевать я.
Влад всегда мне казался милым, но несколько суховатым человеком, так что это его предложение звучало особенно странно. Я и предположить не могла ничего похожего.
- Это потрясающее место, я уверен, что тебе понравится,- сразу оживился Влад.
Я кивнула.
- Мне надо приготовиться, ты застал меня врасплох,- пробормотала я неуверенно.
- Нет, это совсем не обязательно,- ответил Влад.- Ты и так красивая. ( В этом месте покраснела я.) К тому же нам не придётся выходить из дома.
- Да?- Я удивилась ещё сильнее.- Хочешь провести меня по моему собственному дому? Мило.
- Нет же, просто... Это сюрприз.
- Ну, хорошо. Снимай ботинки и куртку и проходи. Тапки на полке. Я только поставлю цветы в воду и сразу вернусь. Чаю выпьешь?
- Нет, не хочу.
Я оставила Влада разбираться с тапочками, а сама отправилась на кухню искать подходящую вазу. Розовые лилии были моими любимыми цветами, это он, очевидно, знал, но сам факт визита слегка выбил меня из колеи. Конечно, мне, как и любой другой девушке на моём месте, было бы приятно внимание, и всё же оно свалилось слишком внезапно, чтоб я смогла обрадоваться.
С другой стороны, Владу всё же удалось меня заинтриговать. Я не могла даже предположить, какое место он сочтёт красивым. Парк? Среди ночи это проблематично. Клуб? Ещё романтичнее, будем час стоять на холодной остановке, пока дождёмся автобуса, потом не пройдём фейс - контроль, а как возвращаться домой - вообще непонятно. Готов ли он оплатить такси до самого посёлка?
Вазочка стояла в шкафу. Я быстро налила воды, вытащила цветы из обёртки и аккуратно их расставила. После чего вернулась в гостиную.
Влад сидел на диване, скромно сложив руки на коленях, как пай - мальчик. Он нервничал, хотя и старался не подать вида, и мне это показалось странным. Ведь он меня знал далеко не первый день и мог бы привыкнуть. Я постаралась улыбнуться как можно жизнерадостнее и с удивлением поняла, что это мне даётся без всякого труда. Мне было приятно его видеть.
- Как у тебя дела?- спросила я, присаживаясь рядом.
- Хорошо. Как обычно. В школе сплошная учёба, дома родители изображают внимательность, так что дел хватает...- он немного помолчал и добавил.- Давай поднимемся к тебе.
Я пожала плечами и встала.
- Хорошо, давай поднимемся.
Мы быстро добежали до второго этажа, и только когда дверь закрылась, Влад улыбнулся. Мне показалось, что он опасался встретиться с моей мамой, но решила не спрашивать.
- Думаю, теперь ты должен сказать, что задумал. Жду с нетерпением.
Влад хитро прищурился.
- Я хочу показать тебе ночную Москву. Не кривись, ехать никуда не придётся.
- Мы будем смотреть фильм?
- Нет. Слушай, ты хорошо можешь перемещаться из себя в Эру и обратно, но на этом не стоит ограничиваться. Ты можешь выйти в реальность, стать как... как призрак. Понимаешь? Именно так я веду наблюдение, и если могу я, то можешь и ты.
Что - то в этой идее меня насторожило, но я не поняла, что именно. Во всяком случае, выходить из самой себя не спешила.
- Это безопасно?
- Разве я предложил бы тебе что - то опасное?- удивился Влад.
- Пожалуй, нет,- я вздохнула, чувствуя себя неуверенно и глупо. Помню, так же чувствовала себя, когда впервые попробовала поцеловаться "по - настоящему".- Что я должна делать?
- Ложись на кровать.
Странно было слушаться парнишку, однако я всё равно легла и вытянулась по струнке.
- А теперь,- продолжал Влад,- сделай так, будто собираешься попасть в Эру. Постарайся при этом не вылететь в свой мир, а остаться на месте. Поняла?
Я послушно кивнула, закрыла глаза и поняла, что вот - вот провалюсь в Эру, просто не смогу не провалиться. В этот же момент что - то сильно дёрнуло меня за правую руку. Я с негодованием вскрикнула, открыла глаза и обнаружила себя сидящей, тогда как моё тело осталось лежать на постели.
В первый момент стало страшно. Должно быть, именно этот страх испытывают все призраки, впервые оказавшиеся вне своих тел. Да, я уже покидала его, когда бывала в Эре, но не имела возможности себя видеть, а теперь стояла над собственным недвижимым телом, и оно казалось странным и чужим. В голову с трудом протиснулась мысль, что я, стоящая у кровати, и я, лежащая на покрывале, - это один и тот же человек. Мне захотелось нырнуть обратно в себя, как в глубокую воду, чтоб убедиться, что состояние раздвоенности обратимо.
- Не бойся, ты вернёшься, как только захочешь,- успокоил меня Влад.
Я повернулась к нему и слабо ахнула - Влад был прозрачным. В Эре он каким - то образом материализовался, здесь же, в реальности, казался сотканным из тончайших, прозрачных нитей, так что угадывались только основные черты. Я не сказала бы, встретив его на улице, что это ускользающее существо - человек.
Неужели я стала такой же? Я поднесла руки к лицу и поняла: да. Вместо пальцев были прозрачная взвесь чего - то, невероятным образом сложенная наподобие пальцев. Я сжала кулак, потом разжала его и снова сжала. Удивительно, но я могла видеть, как мои почти прозрачные пальцы складываются в кулак, и могла чувствовать их так же хорошо, как чувствовала настоящие.
Я снова посмотрела на Влада и увидела, что он улыбается. Это слегка успокоило.
- Попробуй пройтись,- сказал он.
Пройтись оказалось почти невозможно, потому что после каждого шага меня отрывало от земли, и приходилось делать усилие, чтоб вновь коснуться подошвами пола. Влад не стал даже пробовать, просто взлетел и завис рядом, лёжа на спине со скрещенными на груди руками. Казалось, он плывёт, его ноги чуть двигались, чтоб можно было находиться рядом со мной.
- Это... это потрясающе!- наконец выдавила я, охваченная неожиданной радостью. Тело было таким лёгким, словно потеряло весь вес. Я чуть подпрыгнула и легко перекувыркнулась через голову, снова приземлившись на ноги.- Невероятно!
- А теперь сделай вид, будто плывёшь,- наставлял Влад.- Просто ложись на воздух и направляйся ко мне.
Было ошеломительное ощущение. Я парила по своей комнате, как хотела, поднималась до самого потолка и проделывала всевозможные сальто, смеясь от души. Давно мне не было так весело. Влад предупредил, что никто не сможет видеть нас или слышать, поэтому я говорила и смеялась в полный голос, или даже громче, чем обычно.
- Теперь мы попробуем выйти из дома,- сказал Влад, когда решил, что я достаточно освоилась в воздухе.
Я согласно кивнула и снова засмеялась. Темнота, царящая за окнами, совершенно меня не пугала, даже наоборот, в ней было что - то притягательное. Влад взял меня за руку и полетел прямо на стену. И хотя я хотела посмотреть, как выглядит стена изнутри, но в последний момент зажмурилась, а когда открыла глаза, мы уже были за пределами дома.
Нас со всех сторон окружила темнота, слышался только шелест сухих листьев и тоненький свист ветра между голых ветвей. Холодный воздух коснулся кожи, но я сразу поняла, что не замёрзну. Наоборот, ветер приятно ласкал невидимую кожу, теребил волосы и старался подхватить меня.
- Вперёд!- закричал Влад, раскинул руки и свечкой взмыл высоко в небо.
- Ура!
Я тоже расставила в стороны руки и только подумала, что хочу за ним, как уже стремительно летела вверх прямо на огромное небо, прикрытое рваным одеялом из облаков, где в прорехах светили маленькие звёздочки. Воздух и простор, открывшийся перед глазами, когда я поднялась выше древесных крон, пьянили голову, как глоток шампанского. Я снова засмеялась, и всей кожей чувствовала, как мой смех полетел в разные стороны.
- Смотри, как я могу!- крикнул Влад.
Я могла видеть, как его светящийся силуэт спикировал к озеру и пролетел совсем близко над поверхностью. Одной рукой он мазнул по воде, а когда снова пошёл вверх, первый круг едва успел достичь берега. Влад подлетел ко мне, теперь я почти не различала черт его лица, не могла понять улыбается он или серьёзен, но это и не имело никакого значения. Меня полностью захватило волшебство полёта.
- К Москве?- спросил Влад, как мне показалось, немного нерешительно.
Но мне самой очень захотелось взглянуть на город с высоты птичьего полёта, и при этом не из самолёта или из корзины воздушного шага, и даже не с парашюта, а чувствуя, что полёт полностью в моей власти.
- Полетели.
Над деревьями мы летели рядом, взявшись за руки. Острые вершины мелькали под нами, едва выпрыгивая из темноты. Хоть глаза и не видели всей открывающейся нам панорамы, я знала, что вокруг просто невероятный простор, и только от одного этого осознания начинала приятно кружиться голова.
Мы не торопились, хоть ветер и бил нас в спины, как бы говоря: быстрее, ещё быстрее! И всё же минут через десять увидели раскинувшийся впереди город. Огромное, бескрайнее море золотых огней так и манило к себе. С той высоты, на которой мы находились, невозможно было как следует слышать шум улиц, зато можно было видеть цепочки уличных фонарей, и мигание фар, и огни в чужих окнах, и сверкание маячков на крышах "Скорых помощей", и ещё много - много всего. Если прежде Москва была для меня просто городом, то теперь превратилась в нарядную ёлочную игрушку, в сказочную страну света.
Мы летели над длинными проспектами, над сверкающей паутиной улиц, украшенными, словно росой, огнями. Я в жизни не видела ничего более прекрасного.
Затем мы поднялись ещё выше. Тут уже стало прохладно, я почувствовала это, но даже если было бы холоднее стократ, ни за что бы не спустилась обратно. Море огней превратилось в безбрежный океан, казалось невероятный, что я каждый день хожу, езжу по этому городу и не замечаю, до чего же он прекрасен.
- Давай на Красную площадь,- предложил Влад.
Я развела руками и сделала кульбит.
- Не знаю, где она находится. Ни разу не была.
- Ты ни разу не была на Красной площади?- недоверчиво переспросил Влад.
- А разве в ней есть что - то особенное?
- Сама увидишь!
Красная площадь не произвела на меня того впечатления, на которое, очевидно, рассчитывал Влад. Да, как архитектурное сооружение, она была довольно любопытна, сам Кремль и Храм Василия Блаженного невозможно было пролететь мимо, тем более что ночью всё выглядело ещё более таинственно, чем днём. И всё же в этом месте я не стала бы задерживаться, если бы не Влад, который непременно хотел, чтоб я взглянула на мавзолей Ленина. На Ленина мы тоже взглянули, проникнув в мавзолей сквозь стену, и, честно говоря, очень странно было видеть лежащего, как Белоснежка в хрустальном гробу, политика. Возможно, москвичи считали это весьма символичным жестом...
- Здесь много убивали,- сказала я, когда осмотр площади был закончен.- Очень много. В Лондоне Тауэр, в Москве - Кремль, но суть одна и та же: место убийства.
- Красная площадь так и названа, потому что она была красной. Кровавой. Тут совершались казни.
Я невольно скривилась.
- Действительно, куда ещё в Москве водить экскурсии? Сначала на место массовых казней, а потом в склеп поглядеть на покойничка. Отличная культурная программа!- Сдержать смешок не удалось.
- Мы чтим память предков,- важно заявил Влад.
- Я так и поняла.
Влад пролетел немного дальше, потом вернулся и протянул мне руку.
- Давай, я тебе кое-что покажу.
- Что?
- Цепляйся, не трусь.
Я послушно взяла его за руку. Страха уже не было, одно голодное ожидание нового чуда.
Некоторое время мы летели на прежней высоте, а потом вдруг понеслись вниз, к земле. Стало страшно, когда скорость падения нарастала, а Влад не делал ничего, чтоб выправить положение, и даже несмотря на то, что, я знала, разбиться мы не можем, готова была закричать. Но руку не вырвала. Если я доверяла Владу свою жизнь, то теперь тоже могла быть в нём уверена.
Когда до асфальта оставалось не больше десяти дюймов, Влад внезапно рванул вперёд, тем самым прекратив падение, а потом отпустил руку. Мы летели над шоссе, время от времени уклоняясь от автомобилей, едущих нам навстречу, я могла видеть, как золотые искры фонарей блестят в камешках асфальта, как мне в лицо несутся ослепительные фары. Чувствовала и слышала жизнь так чётко, как никогда прежде. Это был такой драйв!
Влад приблизился ко мне и снова взял за руку, и мы с громкими, пусть и никому не слышными криками понеслись к облакам...
Домой мы вернулись только утром, когда над Москвой зажглась тусклая осенняя заря. Я устала, но почти не ощущала этого, такое потрясающее было настроение. Я летала! От одной мысли об этом хотелось петь. Даже вернувшись в тело, я продолжала ощущать ты лёгкость, которая сопровождала меня в полёте.
- Ну как, тебе понравилось?- спросил Влад, как - будто не догадывался, каким будет ответ.
- Очень. Мне очень понравилось, мне так понравилось!..
Он засмеялся, и я поняла, что безумно люблю его улыбку. В этот момент я любила весь мир в лице одного моего Хранителя, который и показал мне, что в жизни большое место занимает чудо.
- Проводишь меня?- спросил Влад, когда я соизволила прервать поток восторгов.- Если обнаружат, что я не ночевал дома - будет nicsht gut.
- Конечно.
У дверей я не удержалась и обняла Влада.
- Спасибо. Это была чудесная ночь, я буду всегда помнить.
- Не последний раз,- сдавленно ответил парень.
- Зато самый первый. Влад, я тебя просто обожаю!
- Я тебя тоже.
Я отпустила его так же внезапно, как и обняла, и улыбнулась, отводя волосы за ухо. В груди горело большое и очень доброе чувство, целиком направленное на него, и совсем не хотелось, чтоб он уходил. Казалось, что как только за спиной Влада закроется дверь, сказка закончится и вернётся привычная обыденность. И придётся жить в ней только ради того, чтоб следующей ночью снова отправиться в полёт навстречу ветру и городским огням - непременно с Владом.
- Мне пора,- прошептал Влад.
- Ты можешь остаться у меня ещё немного,- вырвалось у меня.
Он вспыхнул и уставился на меня круглыми глазами, но радость затмила всё, и я не смогла прочесть его взгляд. Да не очень - то и хотелось.
- Н - нет,- протянул Влад и судорожно вдохнул, что суметь продолжить.- Родители... мне надо быть дома. Увидимся, пока.
- Увидимся,- повторила я.
Влад накинул куртку, быстро сошёл с крыльца и стремглав побежал к роще, однако у самых деревьев обернулся и помахал рукой, улыбаясь. Я помахала в ответ и стояла, прислонившись к косяку, пока его фигура не потерялась среди деревьев.

В то утро удалось поспать всего час, но я ничуть об этом не жалела. Даже если бы впереди ждала вся ночь, я едва ли смогла бы уснуть.
Когда Эмма однажды сказала, что сильные эмоции, не важно, положительные или отрицательные, делают меня слабее, я не поверила. Как может радость повредить? Однако стоило мне коснуться головой подушки, как от безмятежного покоя не осталось и тени. Это был ещё не страх, но отголосок будущего, и он не сулил мне приятных моментов. Тем не менее я свернулась калачиком, уткнулась носом в колени и, пригревшись, задремала.
В любой другой день я бы сказала, что мне просто привиделся кошмар, а через полчаса не смогла рассказать, о чём в нём шла речь, потому что в вымысле не стоит искать логику. Но в этот раз всё было так реально...
Я стояла на берегу озера, расположенного рядом с нашим домом. Была пасмурная, безветренная погода, и поверхность воды казалась застывшей плёнкой. Мне надо было уходить, я куда - то торопилась, но почему - то стояла на месте и думала: "Вот посмотрю ещё минутку, а потом пойду". Вокруг стояли голые деревья, я знала, что они все тянут ко мне длинные голые ветки, но не боялась их, а только удивлялась, что эти ветки не отражаются в воде озера. Кто - то позвал меня, но этот голос был так далёк и малозначителен, что я не обратила внимания. Все мои мысли в этот момент были скрещены на созерцании воды, словно я чего - то ждала, хотя и сама не знала, чего.
Неожиданно вода прояснилась, и сквозь серую поволоку проступила совершенно новая, ещё не виденная мною картина: огромная пустыня, обрывающаяся вдалеке грядой пологих тёмных холмов. Фиолетово - чёрное небо, похожее на предгрозовое. Точки птиц, кружащиеся в просторе, то появляющиеся, то вновь пропадающие из вида. А на переднем плане высились две странные фигуры, на первый взгляд похожие на обломки какого - то здания, но на второй - абсолютно самостоятельные. Левая фигура лишь напоминала человека, хотя окна на "теле" говорили об обратном. Зато в правой можно было рассмотреть склонённую женщину, сложившую на груди руки, словно в молитве. У ног правой фигуры росли несколько деревьев и стояли ещё одни небольшие развалины. Обе фигуры отбрасывали на землю длинные узкие тени, вроде бы не представляли собой ничего особенного, и тем не менее притягивали взгляд.
Я уже собиралась бежать к дому, когда голос позвал меня второй раз, и в этот момент чёрно - фиолетовые вихри неба переменили направление и стали складываться в человеческие лица, буравящие меня точками зрачков. С каждой секундой их становилось всё больше, они заполнили собой всё небо и казались грешниками, которые силились прорваться на волю. И в то же время было понятно, что именно сейчас они на своём месте. Фигура женщины начала двигаться, словно и не стояла обломком стены, повернулась ко мне и впилась в лицо неожиданно светлыми, почти белыми глазами.
Я сделала шаг назад, охваченная страхом, а женщина отняла от груди одну из рук и начала тянуть ко мне. Я могла рассмотреть каждый каменный палец, с которого сыпались обломки и мелкая пыль, я могла даже рассмотреть каждую трещинку на каждом пальце, и с всё возрастающим ужасом понимала, что не смогу убежать. И огромная каменная женщина непременно схватит меня и утащит в свой мир.
Нужно было что - то делать. Когда рука была всего в каких – то футах, я развернулась, чтоб бежать со всех ног к дому, но внезапно наткнулась на густое переплетение веток, что сквозь него не протиснулась бы и мышь. Мои руки, я ясно это видела, растерянно шарили по этому препятствию, надеясь найти в ней слабое место, а между тем за спиной раздался громкий всплеск. Я обернулась и увидела, как рука с ручейками текущей по ней воды тянется ко мне из самой середины озера.
Не знаю, кричала ли я, но ужас был настолько велик, что рванулась прямо в переплетение тонких древесных ветвей и проломилась сквозь них. Ветки царапали и рвали кожу на руках, которыми я пыталась защитить лицо. Я чувствовала, как течёт кровь, но никак не могла остановиться. Сердце билось так сильно, что я от каждого удара подавалась немного вперёд и чудом не теряла равновесие.
Внезапно ветки закончились, и я с размаху врезалась в сплошную кирпичную стену, тянущуюся направо, налево и вверх так далеко, что края не было видно. Я прижалась к этой стене спиной, а рука женщины ломилась следом, с громким хрустом ломая сухие прутья, но они и сами съёживались и рассыпались пылью, стоило каменным пальцам к ним приблизиться.
Что - то схватило меня за плечо. Я немедленно опустила глаза и поняла, что из стены высунулась такая же рука, только поменьше, и сжала моё плечо. Я рванулась от стены, но в этот же момент, словно по сигналу, десятки, если не сотни рук вылетели из стены и обвили меня, прочно прикрутив к стене. Прижатая к ней щекой, я чувствовала, какой шершавый кирпич, но ничего не могла предпринять, чтоб вырваться.
Рука женщины остановилась совсем рядом от меня, сжалась в кулак так сильно, что сквозь пальцы посыпался песок, а потом рухнула на землю каскадом бесформенных обломков.
Держащие меня руки рванулись во все стороны, но не разжали пальцев, и я скорее поняла, чем почувствовала, как они раздирают меня на части. Взгляд смотрел только вниз, и я видела, как по моим почему - то голым ногам текут тёмно - вишнёвые струи крови.
Паника ударила в голову с такой силой, что я почти перестала соображать и уже не могла знать, что делаю...
Громкий, просто оглушительный крик ударил по ушам, как тяжёлый молот. Темнота перед глазами сменилась ярким светом с тёмным пятном посередине и только через несколько секунд я смогла понять, что пятно - это всего лишь мамино лицо. Спустя ещё секунду поняла, то стою в коридоре в одной ночной рубашке, прижавшись спиной к стене и раскинув руки, точно распятая. Я опустила их, чувствуя напряжённую дрожь. Тело было мокрым от пота, и ветерок, который имел привычку прогуливаться по коридору, нёс холод.
- Инга, ты слышишь меня? Инга, отвечай мне! Отвечай мне, слышишь?- орала мне в лицо мама, хотела, видимо, схватить за плечи, но не решилась.
Я сползла по стене и села на пол, обхватив руками колени. Страх ослабил хватку, но ещё не отпустил, и с каждой секундой меня трясло всё сильнее. Это был сон, говорила я себе, это только сон. Но почему - то не верилось, что от сна может веять такой жуткой реальностью.
- Инга, милая, поговори со мной,- попросила мама со слезами в голосе.
Я с трудом подняла тяжёлую голову.
- Что ты хочешь услышать? Мне просто приснился плохой сон.
- Но... это же... ты ходила во сне и кричала! Инга, ты бы слышала, как ты кричала. Я думала, сердце остановится!
- Не остановилось,- констатировала я, поднимаясь. Колени дрожали.- Это был просто сон, ничего больше. Пойду, вымоюсь.
Мама смотрела на меня испуганными глазами и медленно кивала, словно сама не совсем верила в происходящее. Я улыбнулась, пожала ей руку и отправилась к себе, удивляясь, как умудрилась во сне, с закрытыми глазами, пробежать так далеко.
В комнате всё осталось на тех же местах, что и час назад, когда я засыпала, только одеяло оказалось смято и комом валялось на полу. Я сразу прошла в ванную, включила набираться воду и села на постель перевести дыхание. Почему - то эти несложные манипуляции выбили меня из сил.
Снова вспомнился сон, и всё так же ясно, словно я продолжала его видеть. Как ни странно, увиденное мной в самом начале не навевало ужас, хотя выглядело довольно мрачно, и по сравнению с местом, где стояла виселица отца, пустыня с холмами явно выигрывала. В ней было что - то притягательное и завораживающее, и даже две фигуры казались удивительными. Вот только одна из них была явно настроена против меня, и этот факт оставался непонятным. Чем я могла ей не понравиться? Ведь прежде ничего подобного не снилось, и она не могла видеть меня...
Я с усмешкой покачала головой. Совсем рехнулась: пытаюсь понять, чем не угодила каменной леди из кошмарного сна.
Вода уже набралась. Я с удовольствием села в ванну с тёплой водой и только теперь смогла вздохнуть легко. Тепло вымывало из тела усталость, а из головы - неприятные мысли. Правда, я нашла на руках несколько синяков и ссадин, но отнесла это на счёт падений в коридоре. Ведь могла же я удариться о стену или упасть, когда неслась из одного конца дома в другой.
Зазвонил телефон. Я выскочила из ванной и побежала к аппарату, пока абоненту не надоело слушать однотонные гудки и он не повесил трубку.
- Слушаю внимательно.
- Здравствуйте,- голос в трубке был мне знаком, но потребовалось несколько секунд, чтоб вспомнить его хозяина.- Вы меня помните? Доктор Денисов из больницы для...
- Да, доктор, я вас хорошо помню.- Нахмурилась.- Разве я оставляла вам свой домашний номер телефона?
- Нет, но узнать его было просто. Я хочу поговорить не об этом. Вы, конечно, помните девочку, с которой разговаривали? Светлану.
- Помню.- Я всё ещё не могла понять, куда клонит врач.
- Так вот, случилась одна неприятность, и мне хотелось бы, чтоб вы подъехали.
Случилась неприятность? О чём это он? Я моментально напряглась, история с Александром жила в памяти, что несложно было придумать самые страшные события.
- В чём дело?
- Это не телефонный разговор. Просто я прошу вас приехать.
Света мне понравилась; несмотря на внешнюю грубоватость, она была ранима, как и все подростки. И заслуживала того, чтоб с ней обращались осторожно и бережно, как с большой ценностью, а не как с больной наркоманкой.
- Хорошо, я поговорю со своим напарником и постараюсь приехать.
- Большое спасибо.
- Не за что, я ещё не приехала.
- Пожалуйста, поторопитесь.
Если он хотел этой фразой зацепить меня, то это хорошо ему удалось.
Денисов отключился. С меня моментально слетела вся хандра, а от кошмара остался только дымок. Какой там сон, если неизвестно, что будет в реальности! Я быстро вытерлась, за пять минут высушила голову феном, ещё три минуты потратила на одевание и спустя десять минут уже бежала по лестнице вниз, размахивая, как гранатой, кофром с фотоаппаратом. Мама крикнула что - то мне в спину, но я даже не обернулась, чтоб не отвечать на очередной поток вопросов, на который у меня всё равно не было ответов.
На улице было прохладно и пасмурно, ветер гнал по небу плотные серые облака, так хорошо закрывшие солнце, что не осталось даже намёка. Я намеревалась сразу же пойти на остановку, но вместо этого сначала отправилась к пруду, просто затем, чтоб ещё раз доказать себе: во сне нет даже намёка на реальность. Остановилась у самой воды, как и во сне, и пристально вгляделась в глубину. Не нужно было прилагать усилий, чтоб рассмотреть, как отражённые облака плывут по матовой поверхности озера, и одно это меня успокоило. Всё было настолько мирно и тихо, что невозможно поверить в затаившуюся угрозу.
"Разве ты не знаешь, что ни одно видение не может быть случайным?!"- спросил голос отца в моей голове.
Я совершенно не удивилась, услышав отца, словно ждала, когда же он наконец снова заговорит. Последний раз я слышала его в тот день, когда чуть не убила Влада, но это успело забыться, зато тепло родного голоса осталось в памяти.
- Я этого не знаю и совсем не уверена, что здесь мы имеем дело именно с видением. Просто кошмарный сон, без всякого загадочного подтекста.
"Почему ты так говоришь?"
- Это совершенно обычное озеро, в нём не может ничего скрываться. Смотри.- Я подобрала камешек и кинула в воду. Камешек с тихим хлюпом пропал из вида, по воде пошли круги - всё как надо. И никаких холмов, никаких гигантов - их и не могло быть.- Вот видишь, всё нормально, так что не забивай мне голову глупостями.
"Хорошо,- послушно согласился голос,- если тебе удобнее думать так, я не стану возражать. Только в следующий раз не говори, что я тебя не предупреждал".
- Предупреждал о чём? Ты не сказал ничего по - существу.
"Я сказал, чтоб ты хотя бы попробовала проанализировать свой сон, а уже потом отмахивалась и говорила, что тебе забивают голову,- голос отца был неумолим.- Всё явное может прятаться в самой глубине, тогда как самое тайное - плавать на поверхности. Вопрос внимательности: сможешь ли ты увидеть то, что уже поймали твои глаза?"
Я нахмурилась.
- Это попахивает китайской философией, тогда как мне нужен практичный совет. Сейчас я вижу, что по поверхности плавают листья и пара дохлых мух, и если это тайная истина, то я буду рада к ней не приобщаться.
"Наивная, как дитя,- вздохнул голос, как мне показалось, с грустью.- Но я надеюсь, что ты сможешь разобраться в ситуации раньше, чем станет поздно".
- А знаешь, на что я надеюсь? Что ты не рассчитываешь на моё полное доверие. Однажды я чуть не убила Влада, потому что ты так посоветовал, так что твои слова - небольшая ценность. И если я хоть краем разума заподозрю, что ты меня топишь, то...
"Что? Мы меня отругаешь? Не смеши, ты никак не сможешь покарать меня, даже если очень того захочешь, потому что мы с тобой неразделимы. Я - это лишь часть тебя".
Я сердито тряхнула головой. Вот ещё не хватало - отдавать часть себя какому - то непонятному существу, ловко имитирующему голос моего отца.
- Ты говоришь, как отец,- сказала я.- Почему? Откуда ты знаешь его голос?
"Потому что его знаешь ты,- без промедления ответил голос.- И потому что ты хочешь его слышать".
По озеру снова пошли круги, хотя ветра не было, и я на этот раз ничего не бросала. Скорее всего, это совершенно ничего не значило, но я повернулась и быстро пошла к остановке, с трудом удерживаясь от того, чтоб обернуться и посмотреть: не полезет ли за мной из воды каменная рука правой фигуры. Голос тоже замолчал, будто удовлетворившись нашей беседой, и, признаться, я была этому рада.

Макс, когда я пришла на работу, как раз выходил из кабинета Мыслова. Я сама не ожидала, что буду так рада его видеть, старалась вести себя естественно, но предательские губы расползались в широченной улыбке. Мы очень тепло поздоровались, Макс чмокнул меня в щёку, как сестру, и мне стоило больших трудом не сделать обиженную гримасу. Вы ведь не виделись целых двенадцать часов, а он, казалось, этого даже не заметил. Тем не менее, я сделала вид, что нисколечко не задета его братским отношением и никак не показала своего.
- Что случилось?- спросила я.- Что сказал Денисов?
- С Денисовым мы разберёмся чуть позже, а пока тебя зовёт Мыслов, и он в поганом настроении.
- Чем я могла ему не угодить?- удивилась я.- Мне казалось, он доволен снимками.
Макс пожал плечами.
- А вот это лучше узнать из первых рук. Я в кабинете, как закончишь - приходи. Ни пуха, ни пера.
- Хорошо.
- Нет, Инга, не "хорошо", а "к чёрту". Надо говорить "к чёрту", поняла?
Мне было совершенно всё равно, куда его посылать, поэтому я пожала плечами и повторила со старанием только что научившегося говорить ребёнка:
- К чёрту.
Макс удовлетворённо кивнул и отправился прочь.
Я робко поскреблась в дверь к Мыслову и не заходила, пока не услышала громогласное "Войдите". Судя по тону, Макс несколько приуменьшил, когда заявил, что у него просто поганое настроение. На деле оно оказалось ещё хуже.
Однако спастись позорным бегством я не могла, а потому затаила дыхание и вошла.
Мыслов прохаживался возле окна, опустив голову и заложив руки за спину, и со стороны напоминал полководца, обдумывающего план завтрашней баталии. Сосредоточенный взгляд был упёрт в пол, зато хохолок на затылке топорщился очень воинственно.
- Где снимки?!- рявкнул Мыслов без всякого предисловия.
От неожиданности я подалась назад.
- Какие снимки? Я только начала над ними работать.
Мой ответ привёл главного редактора в ещё большее негодование. Видимо, он рассчитывал, что я сразу рухну к его ногам и примусь молить о прощении, однако прошло уже полторы минуты, а я по-прежнему крепко стояла на месте.
- Только начала?! Сколько же можно над ними работать?!!
- Но я не успела...
- Не успела? А что ты делала до этого целую неделю?! Почему я должен краснеть за тебя перед журналистами и объяснять, что не могу уследить за передвижениями собственной сотрудницы? В какие это ворота, я спрашиваю?!!
Я отступила ещё на шаг и упёрлась спиной в дверь, и не потому, что Мыслов нагнал на меня такого смертельного ужаса (хотя некоторая неловкость имела место быть). Но он пёр на меня всеми своими килограммами живого веса, так что я не выдержала конкуренции.
- Не понимаю...
- Чего же тут непонятного? Или я должен объяснить, как пользоваться фотоаппаратом?- продолжал глумиться Мыслов.- За что я тебе деньги плачу?
- Наверное, за возможность безнаказанно на меня орать,- ответила я, решив, наконец, дать отпор.- И ещё, неделю назад я лежала в больнице, так что никакой работы вы мне не могли поручить. Или вы, как Гарри Поттер, обходитесь совиной почтой? Тогда, увы, но до меня ваше послание не долетело!
- Да как ты!..
- Если вы не можете запомнить, кому и какие поручения даёте, то это уже говорит о...
- Вон!!! Вон отсюда!!! Чтоб ноги твоей здесь не было!!!
Вопль разлетелся по всей редакции мощной звуковой волной. Мыслов побагровел, на шее надулись вены, а глаза полезли из орбит. Я, правда, выскочила из кабинета прежде, чем успела в полной мере насладиться этим зрелищем, но и увиденного оказалось вполне достаточно для острого приступа мысловофобии.
В коридоре налетела на Макса, который, очевидно, спешил к эпицентру катастрофы вытаскивать моё бездыханное тело из-под руин редакторского кабинета. В зале сотрудники смотрели на меня с любопытством, с ещё большим любопытством смотрели те, кто выглядывал из кабинетов и в силу определённой удалённости мог прослушать лишь часть моего разговора с Мысловым.
- Что случилось?- спросил Макс, взяв меня за трясущиеся плечи. Сама не могла понять толком, смеюсь я или плачу.
- Ничего особенного,- ответили мои дрожащие губы.- Просто меня, наверное, уволили.
- Не понял,- Макс нахмурился.
- Вот и я почему - то не поняла,- всхлипнула я.
Макс посмотрел поверх моей головы на дверь Мысловской резиденции. Я никогда не видела, чтоб его лицо стало таким жёстким, а в глазах появилась такая сталь, и это вызвало оглушительный прилив нежности. Я едва удержалась, чтоб не провести пальцами по его волосам.
- Иди в кабинет,- приказал Макс.- Я сам со всем разберусь.
- Макс, не надо...
- Иди в кабинет, Инга,- повторил он и подтолкнул меня в правильном направлении.
У самой двери я обернулась и видела, как он вошёл к Мыслову.
Следующие пятнадцать минут тянулись для меня, как пять часов. Я не могла сидеть и нервно ходила из угла в угол, ломая пальцы. Страшно было подумать, что Макс вернётся и скажет: "Ничего не смог поделать, тебе придётся уйти". А я ведь только - только начала делать какие - то успехи! Но Мыслов так орал! Он никогда так не орал на меня, и стоит ли это терпеть и прощать?
Только конструктивная критика, вертелось у меня в мыслях. Только конструктивная критика. Эти слова принадлежали маме, когда она говорила, как надо вести себя с начальством. Никогда не ставить своё мнение выше мнения шефа и допускать только конструктивную критику. По-моему, у нас с Мысловым получилось не слишком конструктивно.
Но если меня выгонят, куда я пойду? Образования нет, как, собственно, и полного багажа знаний, необходимых для поступления в ВУЗ. Интересно, сложно ли будет открыть частную фотостудию? Пройду курсы фотографии, чтоб иметь корочку, и как-нибудь не пропаду...
Всё это было не то. Курсы, студия, своё дело - не то! Мне нравилось работать в журнале, ещё больше нравилось работать с Максом, так что уходить совсем не хотелось. Я уже привыкла каждое утро приезжать на работу и видеть знакомые лица, потом узнавать у вездесущей Маши последние сплетни, идти в столовую, чтоб выпить чашку кофе, принимать участие в утреннем совещании и получать свою порцию назиданий и советов, а потом уже приступать к свои обязанностям. Всё было привычно, так, как должно быть, и если прежде я не совсем понимала людей, которые никак не могли поменять насиженное место работы, то теперь всё стало гораздо прозрачнее. Дело вовсе не в страхе перед новым и неизведанным, дело в том, что старое и, казалось бы, приевшееся, на самом деле уже успело составить ось каждодневного времяпрепровождения, и от этой оси никуда не деться.
Наконец, Макс вернулся, молча сел за стол и положил перед собой пухлую папку, которую держал в руках.
- Ну что?- не выдержала я.- Что сказал Мыслов?
- Мы с ним поговорили,- ответил Макс, выдержав театральную паузу.- Он не станет тебя увольнять.
- Правда?
- Чистая. Он признал, что слегка погорячился.
Ничего себе "слегка погорячился"! Но я не стала придираться к формулировкам, потому что в этот момент поняла, что остаюсь, и не смогла сдержать радостного вопля. Макс вздрогнул и посмотрел на меня так удивлённо, словно впервые видел, но в этот момент я уже висела у него на шее.
- Какой ты молодец. Просто гений. Я знала, что ты всё сможешь!
Макс засмеялся и поднял голову, чтоб было удобнее на меня смотреть.
- Говоришь, что знала? Что - то было непохоже.
- Да ладно, не придирайся. Просто я...
Мою речь прервал громкий телефонный звонок. Макс взял трубку, прижал к уху и несколько минут внимательно слушал, мрачнея с каждой минутой. Я поняла, что праздник по поводу моего НЕ УВОЛЬНЕНИЯ откладывается на неопределённое время.
- И чем мы можем помочь в этой ситуации?- спросил Макс, потом немного помолчал и добавил уже более раздражённым тоном.- Да, не понимаю. Я вообще исключительно тупой человек. Ещё утром сказал, что... Нет, это вы меня послушайте: не надо прикрывать нами свою задницу. Ни я, ни тем более... ладно. Ладно. Ничего не обещаю, но постараюсь…- Макс поморщился.- Всего доброго. И вам того же.
Макс повесил трубку и посмотрел на меня с удивлением.
- Ты согласилась поехать в клинику?
- Когда?- удивилась я, потом вспомнила утренний звонок.- Денисов звонил мне домой сегодня утром и настаивал, чтоб я приехала. Что - то с девочкой, с которой я говорила. Я сказала, что должна посоветоваться с тобой и что возможно... А в чём дело?
- Ты, конечно, не поинтересовалась, что случилось с девочкой?
- Поинтересовалась, но он сказал, что это не телефонный разговор. Странный тип.
Макс на секунду закрыл глаза и помассировал виски.
- Так вот, этот доктор Денисов утром звонил и мне, и рассказал, что вчера вскоре после нашего ухода Света в своей палате приняла дозу наркотиков. Сейчас она в порядке, не вздрагивай, но остаётся открытым вопрос: откуда она их взяла. Я сразу ответил, что это не наши проблемы, мы не полиция, чтоб заниматься такими делами, а в частной клинике должны лучше следить за своими пациентами. В ответ мне напомнили, что Свету в тот день посещала только ты, причём пробыла в её палате втрое больше времени, чем все другие визитёры, которые когда - либо приходили.
Я почувствовала, как меня начало познабливать.
- И они хотят сказать, что это я... принесла девочке наркотик?
- Основной аргумент - ты сама выбрала Светлану вопреки советам врача, и сама пришла к нужной палате. Считают, что ты заранее всё знала.
- Но это неправда!- Меня начало колотить сильнее. Во рту пересохло, будто я сутки шла по пустыне.- Это всё неправда! Ты же мне веришь?
- Разумеется. Хорошо, что ты не рванула в клинику по первому требованию, иначе бы попала в центр большой разборки. В любом случае эта Света крупно тебя подставляет, не говоря, откуда взяла дозу кокаина.
- Значит, она не говорит, что его принесла я?- уточнила я с облегчением.
- Нет. Значит, она не говорит, что его принесла не ты. Инга, я ни в чём тебя не обвиняю и знаю, что наркотики ей дала не ты, но объясни мне, почему ты остановила свой выбор именно на ней?
Я нахмурилась, раздумывая. Честно говоря, не думала, что придётся давать объяснения, и хорошо, что Максу, а не суду присяжных.
- Помнишь, перед пожаром мы спрятались в курилке и я сказала, что сошла с ума?- спросила я, осторожно подбирая слова.- Так вот, это правда, что бы ты не подумал на сей счёт. Но есть ещё одно обстоятельство, и оно позволяет мне отличаться от прочих психов. И поэтому я могу чувствовать людей, понимать их состояние. Не всех подряд, только страдающих тем или иным психическим расстройством. Это похоже на эмпатию, хотя немного другое. Я не чувствую то же самое, что и они, но могу прочитать, что твориться в их душе. Если постараюсь. И если получится. В тот раз всё получилось, я нашла Свету, потому что она одна из немногих могла бы трезво с нами поговорить. Вот, собственно, и всё. Могу только добавить, что никогда прежде я Свету не видела, с её родителями не знакома, наркотики никогда не принимала.
Макс побарабанил пальцами по столу с задумчивым видом. Я сидела напротив на крышке своего стола и молча ждала вердикта. Ясно, что поверить в моё объяснение было сложно, я сама не была уверена, что так вот сразу всё проглотила бы, но, к большому сожалению, другого у меня не нашлось. К тому же врать Максу мне совсем не хотелось.
- Мда, не самое лучшее оправдание,- протянул Макс после некоторого раздумья.
- Ты мне не веришь?
- Мне хотелось бы верить, Инга, честно, но всё это слишком сильно напоминает дешёвую фантастику. Ты совершенно уверена, что хочешь остановиться именно на этой версии произошедшего?
Я мотнула головой.
- Не хочу. И я готова выслушать любое твоё предложение. Сейчас я рассказала тебе правду, но в неё не обязательно посвящать всю Москву. Макс... я говорю правду. Ты же помнишь историю с Антоном, или с Александром... Я понимаю, трудно поверить в то, чего не понимаешь, только всё так и есть.
Макс кивнул.
- Допустим, что ты права и на самом деле чувствуешь, что происходит с незнакомыми людьми,- сказал он.- Допустим. Только в этой конкретной ситуации нам от этого не легче. Способности не оградят тебя от уголовного преследования, если не будет доказано, что ты не при чём.
- Но я действительно не при чём!
Я вскочила со стола и принялась ходить по кабинету, как делала это полчаса назад, когда не знала, оставят ли меня на работе. Никогда бы не подумала, что такая чудесная ночь, проведённая с Владом, обернётся таким поганым днём. Лучше бы и не возвращалась, парила себе в небесах, как птичка. На земле сплошные подлости и неприятности.
- Я знаю.
- Думаешь, дело дойдёт до суда?- от одной мысли об этом становилось не по себе.
- Не знаю, не хотелось бы. Я надеюсь, что клинике не нужна огласка этого инцидента, так что его попытаются замять. С другой стороны, у этой Светы достаточно влиятельный папа, который может решить покарать обидчика, то есть тебя, и в таком случае всё станет не очень хорошо.
Я прекратила бегать, села на место и закрыла лицо руками. Нужно было что - то придумать, найти выход, но в голове, как назло, совсем не осталось мыслей. Единственное, чему я радовалась, что не поехала в клинику одна перед работой (а у меня была такая мысль), иначе, Макс прав, получилось бы очень скверно. Правда, сейчас было не намного лучше, и я со страхом понимала, что кроме невнятного "я ни в чём не виновата", оправдаться мне нечем. Почему сама нашла Светлану? Почему говорила с ней так долго? Простые вопросы, а ответы найти ох как непросто!
Не помню, чтоб я когда-нибудь прежде попадала в похожую ситуацию. Мама, если узнает, будет в шоке.
Подумав о маме, я совсем расстроилась. Она так оберегала меня всю жизнь от психушки, а в итоге я загремлю в тюремную камеру. Хороший обмен, почти равноценный.
- А что, если мне поговорить со Светой?- спросила я.- Вдруг она всё же скажет, что я не виновата?
- Ты уже поговорила,- ответил Макс.
- Нет, я серьёзно. Должны же быть объяснения, почему она поступила так... так... Словом, я должна лично увидеть.
- А ты не думаешь, что это зачтётся как давление на свидетеля? Или, может, ты умеешь так задавать вопросы, чтоб никто не смог придраться? Поверь, если рассматривать худший сценарий, то каждое твоё слово рассмотрят под микроскопом.
- И что ты предлагаешь? Просто сидеть и гадать, хотят они утопить меня или нет?
Макс встал и принялся натягивать куртку. Я тоже вскочила, но он покачал головой.
- Делаем следующим образом: я сейчас отправляюсь в клинику и попробую уладить дело миром, а ты сидишь здесь и ждёшь моего возвращения. Понятно? Если возникнет необходимость, я тебе позвоню на сотовый. В любом случае, тебе пока стоит уйти и не мутить лишний раз воду.
- Но это касается меня!
- Вот поэтому ты и остаёшься здесь.
Макс взял папку и улыбнулся мне у двери.
- Всё будет хорошо. Кстати, ты сегодня осмелилась в кои-то веки возразить Мыслову. Поздравляю, это прорыв.
- Удачи,- ответила я, пропустив последние слова Макса мимо ушей – не до похвалы сейчас.
Макс подмигнул мне и быстро закрыл за собой дверь.

Первые полчаса я посвятила тому, что бессмысленно просматривала старые снимки. Дело абсолютно пустое, скучное, но мне просто необходимо было чем - то заняться, чтоб хоть немного отвлечься от мыслей.
Хоть Макс и не согласился, мне казалось, что разговор со Светой поставит все недостающие точки над "и". Ведь у неё нет ни одной причины желать мне зла, и не верилось, что она специально решила меня подставить. Просто так совпало, или она испугалась, или что - то ещё... Но Света не хотела, чтоб так вышло, я не сомневалась. А потому откровенный разговор мог бы помочь прояснить ситуацию. Если бы только я могла незаметно проникнуть в клинику и увидеться с ней! Но едва ли какая - то медсестра согласится меня туда провести.
Хотя... А разве только так можно проникнуть за закрытую дверь? Ведь в моём потенциале имелась очень полезная способность.
Я вспомнила, что говорил прошлым вечером Влад, откинулась в кресле и закрыла глаза. Едва ли выйти из себя в одну сторону, то есть в реальность, гораздо труднее, чем в другую сторону - в Эру. Значит, я должна справиться. Правда, в прошлый раз мне сильно помог Влад, но это вовсе не означает, что сама не смогу.
Закрыть глаза и сделать так, словно вот - вот готова попасть в Эру, а на самом деле выскочить наружу. В мыслях это казалось плёвым делом, не сложнее, чем высморкаться. Но на практике первый раз я открыла глаза и поняла, что по-прежнему сижу в кресле. Вторая, третья, четвёртая, пятая и шестая попытки не продвинули результат ни на четверть дюйма. Я, как дура, сидела с закрытыми глазами, потом вдруг вскакивала и начинала озираться по сторонам, проверяя, в теле я или уже нет. И всякий раз меня ожидало разочарование: в теле. Я уже не знала, как сделать, чтоб всё получилось, и всё больше удивлялась Владу, который и сам вышел, и ещё меня, недотёпу, вытащил.
Вторые полчаса прошли в бесплодных попытках потерять плоть. Я не хотела отчаиваться и оставлять попытки, хотя почти поверила, что ничего у меня не получится. Очевидно, это высший пилотаж, до которого мне расти и расти. И совершенно случайно сделала что - то, отчего меня со щелчком выкинуло вон. Я не поняла, что конкретно привело к такому результату, может, просто очень сильное желание, однако с хорошим ускорением вылетела из самой себя и взмыла к потолку. В любом другом случае я бы крепко к нему приложилась, но прикладываться было особо нечем, поэтому я просто по плечи ушла в потолок, а потом плавно, как носовой платок, опустилась на пол.
- Получилось!
Я радостно взвизгнула и сделала в воздухе кульбит, не боясь перевернуть стол или разбить компьютер. Потом вспомнила, что я не ради прихоти потратила столько времени, собралась с духом и вылетела в окно.
Лететь одной над городом, которого я фактически не знала, было страшно. С Владом я просто наслаждалась полётом, а теперь следовало найти одно конкретное место, и вот с этим возникли заметные проблемы. Понимая, что надо торопиться, я тем не менее кружила над центром, не представляя, в какую сторону двигаться. Когда мы ехали в прошлый раз? Я не подумала спросить Макса, в каком районе стоит клиника, и теперь горько об этом жалела. А самое обидное было то, что вокруг толпилось много народа, но никто из них не видел меня, не слышал и соответственно не мог указать дорогу.
Постепенно становилось всё прохладнее, скорее всего потому, что я болталась на одном месте. Один раз заметила туристов, рассматривающих карту, подлетела так близко, чтоб можно было заглянуть через плечо, но, к сожалению, на этой карте наркологическая клиника указана не была. Потом попробовала всё же заговорить с одним из прохожих, но с нулевым результатом. Следовало срочно найти личную Оду Мэй.
Но потом меня осенило, и я даже удивилась, что не додумалась до такого простого решения раньше. Я искала клинику, а следовало - Светлану. Если я, ещё не зная её, смогла прийти к палате, то теперь, имея в памяти портрет девочки, тем более имела все шансы прилететь в нужное место. Надо только лишь как следует сосредоточиться, сконцентрироваться и...
И тут меня отнесло ветром в сторону. Я несколько раз перекувыркнулась через себя, потом расставила руки и ноги и смогла немного выровнять полёт. Вот только ветер не утихал и гнал меня вперёд, совершенно не заботясь о том, надо мне в ту сторону или нет.
Я в очередной раз пожалела, что рядом нет Влада.
Наконец, я спустилась к самой земле. Здесь, между домами, ветер был не такой сильный, поэтому лететь оказалось гораздо удобнее, хотя количество прохожих могло бы быть и поменьше. Мне приходилось постоянно лавировать, чтоб не пролететь кого-нибудь насквозь: почему - то казалось, что ощущения при этом будут не самые приятные. Одновременно с этим я пыталась сосредоточиться на образе Светы, что оказалось довольно сложно, и узнать, в какой стороне её надо искать.
Внезапно меня что - то дёрнуло в сторону. Я обернулась, чтоб сказать человеку, дёрнувшему меня, всё, что я думаю о нём, но оказалось, что там никого нет. Однако меня по-прежнему тянуло куда - то вправо. Я поднялась над крышами и полетела на юго-восток, с трудом справляясь с потоком встречного ветра, и уже минут через десять увидела крышу знакомой клиники.
Машина Макса была припаркована на больничной стоянке. Я поняла, что внутри никого нет, не стала тратить время на её осмотр и прямо через крышу проникла в здание. Найти палату, в которой находилась Света, было ещё проще.
То, что палата, в которой обитала девочка, была шикарной, я увидела ещё в прошлый раз, но тогда мне было всё равно, а сейчас эта несвойственная больницам роскошь разозлила. Очевидно, что родители делали всё, чтоб их дочке было комфортно в незнакомом месте, а она в ответ продолжала принимать наркотики, и плевать ей было на то, что все вокруг суетятся только с одной целью: помочь ей избавиться от зависимости. В нашем разговоре мы совсем не касались наркотиков, и теперь я начинала думать, что напрасно. Расспроси я её подробнее, возможно, сейчас могла бы предположить, случайно она подставила меня или специально.
В то, что специально, верить не хотелось. Света произвела впечатление несчастной и обиженной, но в целом неплохой девочки.
Когда я влетела в палату, Света лежала на кровати, свернувшись комочком, и смотрела на экран телевизора. Она была бледна, растрёпана, но не производила впечатления несчастной жертвы. Тёмные глаза смотрели немного растерянно, но эта растерянность никак не уменьшала их жёсткости. Мне даже показалось, что я ошиблась палатой, так Светка отличалась от вчерашней себя. Те же русые волосы, то же прозрачное личико, и всё же совершенно другой человек.
- Света, я пришла поговорить с тобой,- сказала я, подойдя к ней совсем близко.
Света не пошевелилась, даже не повернула голову - она меня не слышала. По правде сказать, я совсем забыла, что недавно точно так же не слышала Влада.
- Повернись, нам надо поговорить,- повторила я громче.
Снова без результата. И было понятно, что даже если я сорву в крике голос, она всё равно меня не заметит.
То, что несколько минут назад было преимуществом, мгновенно превратилось в недостаток. Да, меня не видели и не слышали, но жаль, что не было такой кнопочки, делающей меня видимой и слышимой.
- Светлана, немедленно посмотри в мою сторону,- приказала я твёрдо.
Света села на постели, и я уже успела обрадоваться, но оказалось, что она просто решила дотянуться до пульта на тумбочке и выключить телевизор. Затем взяла из вазочки яблоко и вернулась на постель.
Я не знала, как до неё достучаться, и пока девочка грызла яблоко, применила все доступные способы: говорила, кричала, прикасалась к ней, пыталась залезть в мысли - всё напрасно. Мы с ней существовали в разных, по большей части не соприкасающихся друг с другом плоскостях.
Минут через десять Света выглянула в дверь, убедилась, что в коридоре никого нет, потом вернулась в палату, открыла окно и пошарила под карнизом. Вскоре она достала откуда - то снизу малюсенький прозрачный пакетик с белым порошком. Мне не надо было особо напрягаться, чтоб понять что это такое. Кокаин. Тот самый наркотик, который, как утверждалось, я ей передала.
Света настороженно осмотрелась, и мне стало жаль, что не было возможности снять всё действо на камеру. Такие улики мне бы пригодились. Тем временем девочка высыпала порошок на стол ровной полоской и за раз внюхнула его в себя. Откинула голову назад, массируя переносицу.
- Это всё, что тебе нужно?- зло спросила я её.- Всё, ради чего ты готова жить?
Света не ответила, молча скомкала пакетик, сунула в карман и легла на постель, глядя в одну точку перед собой.
Мой взгляд упал на телевизор, и в голову пришла интересная мысль. Кажется, в каком - то кино это сработало, и хотя я ни в чём не могла быть уверена, попробовать стоило.
Я подошла к телевизору, глубоко вздохнула и втиснулась внутрь. И попала в совершенно непонятное переплетение микросхем и проводов. Каким образом это всё могло мне пригодиться, я бы не ответила, поэтому принялась хвататься за всё подряд, надеясь, что хоть что - то сработает. Мои руки пронзали всё насквозь, ни на чём не задерживаясь даже мельком, и сколько я ни старалась, всё было напрасно.
И в этот момент я услышала тонкий, почти мышиный писк.
- Ногииии!..
Ноги? Что ещё за ноги?
Я растерянно вылезла из коробки телевизора. Света сидела на постели и пристально таращилась на мои ноги, при этом её лицо выражало такой ужас, словно она увидела призрака. Пока я соображала, что к чему, её взгляд переместился выше и замер у меня на лице. Не осталось ни малейших сомнений: она меня видит. Вот уж никогда не подумала бы, что наркотики способны оказывать столь благоприятное воздействие на зрение.
- Что ты тут делаешь?!!- заорала Света не своим голосом и отодвинулась от меня так далеко, как только было возможно.
- Ломаю тебе телевизор,- ответила я спокойно.- А то слишком весело живёшь. Непорядок.
- Но... но...
- Что, удивлена? Да, по твоей милости я стала привидением, так что прошу любить и жаловать. Не ожидала увидеть?
Света побледнела и прижалась к стене.
- Тебя не может тут быть! Тебя нет!- Она с размаху ударила себя по щеке, и потом била каждый раз, когда заканчивала предложение.- Тебя нет! Тебя нет! Тебя нет! Тебя нет!
- Я есть,- отвечала я. Мне было не жалко, да я и не смогла бы остановить поток пощёчин.- Я есть. Я есть.
Наконец, она угомонилась и перестала себя лупить. Обе щеки горели, на правой виднелась тонкая царапина, оставленная ногтем. Света тяжело дышала и смотрела на меня круглыми глазами. Я подошла и села, скрестив ноги, на кровать. Думала, что провалюсь сквозь неё, но почему - то не провалилась. Теперь мне уже не хотелось прекращать начатую игру, а потому я сделала скорбное лицо и проговорила:
- Да, вот в такую неприятную историю я попала. И я могла бы уйти с миром, но мне просто очень интересно: почему ты никому не сказала, что я не приносила тебе наркотики?
Света выпрямилась, её глаза, такие испуганные всего несколько секунд назад, снова сделались колючими.
- Я специально это сделала. Специально дождалась, когда кто - то наподобие тебя придёт ко мне, чтоб не догадались, кто на самом деле дал мне наркоту. Ты просто случайно попала, на твоём месте мог оказаться любой другой невезучий идиот. Сначала мне даже стало немного стыдно подводить такую святую наивность, как ты, но потом оказалось, что я на самом деле тебя не интересую, просто нужен кто - то, кто смог бы связно рассказать историю для вашей статейки. Конечно, бедная девочка, наркоманка, папа не любит, мама не замечает, няня угнетает. Давайте сделаем из девочки жертву семейного плагиата, несчастную Золушку. Только я не позволю вам прикрыться моей жизнью и перевернуть всё с ног на голову. Я принимаю наркотики, потому что я ХОЧУ ПРИНИМАТЬ НАРКОТИКИ. Только поэтому. Это вы будете жить день за днём, как сорняки на обочине, никем не замечаемые, и думаете, что вокруг каждого из вас вертится мир. Не вертится, не ждите! Вы так и останетесь никем и ничем, сплошными дутыми героями.
- Разве ты чем - то отличаешься от этих дутых героев? По-моему, ты уже раздула себя, дальше некуда, хотя на самом деле ты - обычная наркоманка с манией величия. И таких, как ты, сотни в нашей стране и тысячи в мире.
- Это ничего не меняет. Главное в том, что я сгорю быстро и ярко, а вы будете дотлевать до самой старости и удивляться, что годы летят так быстро и так незаметно. Но на самом деле это не годы будут лететь незаметно, а вам самим нечем будет их заполнить. Жить ради того, чтобы жить? Это самое глупое, что могло придумать человечество. А я каждый раз улетаю и каждый раз переживаю столько эмоций, сколько тебе не пережить за все годы.
- Как видишь, уже не пережить.
- Да, я вижу, но не думаю, что это плохо. По крайней мере ты теперь сама по себе, а не часть общего стада.
- Чем тебе не нравится быть частью стада?- спросила я, хотя, по правде сказать, мне было уже не так интересно.
Света яростно блеснула глазами.
- Чем не нравится? Ничем! Почему никто не может понять, что я хочу прожить свою жизнь так, как меня устраивает? С помощью наркотиков я могу рвать рамки, в которые меня загнали, и быть только самой собой.
- Значит, без наркотиков ты собой быть не можешь?
Девочка склонила голову на бок и посмотрела на меня с интересом.
- Сейчас, когда у тебя нет тела, что ты ощущаешь?
- Много всего. В первую очередь, наверное, огромную свободу. Я могу подняться над крышами города и посмотреть на всё сверху, я могу лететь с ветром туда, куда ляжет сердце. Я знаю, что никто и никогда не скажет мне, что я должна делать, и сама принимаю все решения, правильные они или нет.
- То же самое я чувствую, когда принимаю наркотики. Я свободна, и никто мне не указ.
- Но после полётов я возвращаюсь в своё тело, потому что только так я могу общаться с дорогими мне людьми, могу заниматься любимыми делами и быть уверенной, что меня увидят и услышат. И если бы у меня был выбор: вечный полёт или жизнь на земле, я бы предпочла второе. Самое ценное не ощущение свободы, а возможность быть настоящей. Ты, может быть, и свободна, но ты протечёшь мимо, как вода, и через два дня после смерти никто не вспомнит, что жила на свете такая девочка Света, презирающая весь мир. Суть в том, что тебя не было, нет и не будет, что бы не думала ты сама. Один дым.
Я старалась сидеть спокойно, однако внутри бурлило негодование. Эта девчонка осуждала весь мир за то, что он мешал быть ей наркоманкой, осуждала своих родителей за то, что те хотели вернуть её к нормальной жизни и презирала врачей, лечивших её. Она решила подставить меня, чтоб только не открывать имя настоящего поставщика, иначе поток порошка пришлось бы прервать, и не испытывала ни малейших угрызений совести, глядя сейчас мне в глаза. При этом нельзя сказать, что Света была по - настоящему жестокой или кровожадной, просто одиночество ребёнка, выросшего в семье людей, для которых бизнес стоит на первом месте, приложенный к пубертатному максимализму, в итоге дал такой сбивающий с толку результат. Свету не хотелось жалеть, так же как не хотелось понимать, но я для себя решила, что мысли, который она с таким жаром мне доказывала, всё же были не совсем её. Скорее всего подобранные в Интернете или среди философов - наркоманов, отшлифованные детской обидой, приправленные подростковой бескомпромиссностью и применённые по всем правилам установления жизненной позиции.
- Меня интересует ещё только одно,- сказала я.- Хочется узнать напоследок, кто же всё-таки приносит тебе наркотики.
- Есть добрые люди на свете.
- И всё же? Ты ведь понимаешь, я никому этого не смогу рассказать.
Света хихикнула.
- Это точно. Если так интересно, я скажу. Я всё продумала. Мой отец отваливает каждый месяц очень кругленькую сумму за моё лечение, гораздо более кругленькую, чем требуется. Он так проявляет свою любовь ко мне - в денежном эквиваленте. И чем дольше я тут пробуду, тем выгоднее больнице, вот доктор Денисов и старается, чтоб поток наличности не иссякал. Неплохо?
Новость была неожиданная. Врач Денисов снабжает свою малолетнюю пациентку наркотиками, чтоб её отец перечислял средства на счёт клиники? Я предполагала, что это кто - то из персонала: медсестра или санитарка, или ещё какой - то малооплачиваемый работник. Но чтоб лечащий врач!
- Вы вместе придумали меня подставить?
- Я сама. Этот придурок всегда слишком медленно шевелил мозгами,- гордо заявила Света.
Я встала.
- Ну что же, Светлана, до свидания. И я бы на твоём месте пересмотрела некоторые постулаты, пока это ещё возможно.
В ответ Света только усмехнулась.
Я покидала клинику с тяжёлым сердцем, но ясной головой и намерением разоблачить двуличного эскулапа.

Болела голова. Не припомню, чтоб она болела так сильно, а сейчас казалось, что какой - то мясник препарирует череп без анестезии. Я закрыла шторы на окне, погрузив кабинет с некое подобие сумрака, села в кресло, откинулась на спинку, закрыла глаза и попробовала расслабиться. Расслабиться не получалось. Порой я в самом деле почти успокаивалась, но почти сразу накатывала волна напряжения, такого сильного, что выламывались пальцы и плечи сковывались до ломоты, и тогда голова начинала трещать от переполнявшей её боли.
Это мигрень, просто мигрень, так старалась я себя успокоить. Для всех остальных это и в самом деле была бы мигрень. Только я знала, что убеждаю себя напрасно, причина головной боли и этой странной судорожной готовности заключалась вовсе не в сбоях здоровья. Или не только в них...
Когда вернулась, тело встретило меня не столь радушно, как в прошлый раз, словно я так долго отсутствовала, что оно забыло меня и приняло за чужака. Но с этим можно было бы примириться, лёгкий дискомфорт оказался даже кстати, чтоб собраться с мыслями. И когда я впервые за последние два часа пошевелилась в кресле, беспокоили только лёгкое головокружение и ватность онемевшего тела.
Однако было то, с чем я не могла примириться при всём своём желании. Необъяснимая, всё нарастающая тревога, грозящая превратиться в настоящую панику. Я дотянулась до стола, достала из ящика открытую бутылку "Аква минерале" и сделала несколько больших глотков - холодная вода немного отрезвила. Теперь оставалось только одно: понять, откуда во мне взялась тревога.
Я вернулась в кресло. Часы показывали начало одиннадцатого утра. Макс ещё не вернулся, и у меня было достаточно времени до его приезда, чтоб во всём разобраться. Этой возможностью пренебрегать не стоило. Я снова закрыла глаза, на этот раз для того, чтоб открыть их в Эре...
На несколько мгновений меня охватил плотный и очень сильный вихрь. Показалось даже, что попала в центр торнадо, в самую воронку. От неожиданности я даже не вскрикнула, хотя в прошлом имела привычку вскрикивать, и не важно, пугала меня эта неожиданность или нет. На сей раз всё прошло тихо, и спустя те несколько мгновений я снова стояла на твёрдой земле, растерянная, всклокоченная, но не потерявшая присутствия духа.
Ко мне бросилось сразу несколько бликов, они что - то кричала, но хором, а потому я никак не могла разобрать слов. Одно было ясно: они напуганы. Но кто в Эре мог навести на них такой страх?
Ответ на этот вопрос пришёл почти сразу. Раздался низкий, яростный гул, который я уже здесь слышала, но на сей раз он был ещё громче и ещё яростнее, чем в день моего первого визита в этот мир. Заслон, расположенный так недалеко от того места, где я сейчас стояла, выгибался, словно с той стороны кто - то громадный пытался его прорвать, содрогался и вибрировал, распространяя страшный шум. Можно было рассмотреть, как громадное багровое полотно с каждой секундой, с каждым рывком становится всё больше и сильнее, пуская рваные края в ясное зелёное небо; и как от него отделяются вихри, со стороны действительно похожие на небольшие торнадо; и как оно сжимается, слегка расслабляется и сжимается снова, уже сильнее, словно большое, вывернутое наружу сердце.
Если Заслон в спокойном виде был способен меня напугать, то такой бушующий, готовый в любую секунду разлететься на мелкие клочки, он меня просто парализовал. Не знаю, сколько минут я простояла неподвижно, не в силах отвести от него взгляд, и сколько бы простояла ещё, если бы один из бликов не решился коснуться моего плеча. Прикосновение было неприятным, я поморщилась и медленно обернулась. Блики стояли на месте, и хотя я не могла видеть их глаз, готова была поклясться, что в них застыли мольба и надежда. По заведённой не ими и не при мне традиции они были уверены, что Грёза способна всех спасти. Именно поэтому, должно быть, мне так хотелось схватить ближайшего из них, как следует тряхнуть и рявкнуть в размытое лицо: "Какая я вам Грёза? Чего вы от меня ждёте?!!"
- Идите отсюда,- сказала я непослушным голосом, словно он всё ещё пребывал под властью Заслона.- Вы слышите меня? Бегите отсюда, немедленно!
Блики неуверенно переглянулись, а потом повернулись и помчались по улице, вопя:
- Бегите! Бегите! Скорее бегите! Слово Грёзы!
Как жаль, что как раз Грёзой я себя в этот момент ощущала меньше всего и с трудом удержалась, чтоб не броситься за бликами следом.
Но что позволено безликой толпе - не разрешается хозяйке мира, то есть мне. А я - то думала, что мои обязанности ограничатся разговорами с вновь прибывшими в Эру и завсегдатаями, попавшими в кризисную ситуацию. Слова Влада о том, что придётся хранить Заслон, почему - то не воспринялись всерьёз.
И вот теперь растерялась. Я даже не помнила, что делала в прошлый раз, чтоб успокоить завесу. Пришло время столкнуться с необдуманными, пусть и правильными поступками. Кто - то не запомнившийся мне, но очень мудрый однажды сказал: "Лучше подумать и поступить неправильно, чем случайно, но верно". Этот мудрец был прав, лучше бы я в тот раз совершила ошибку и растерянно озиралась по сторонам, чем теперь, когда в арсенале уже есть подобная победа.
Я увидела бегущих по тротуару в мою сторону людей, и хотя эти люди ничем особенным не отличались, я сразу их узнала. Это были члены Совета Эры, двое мужчин и две девушки, в том числе моя подруга Эмма. Имена остальных я не помнила, но это и не имело ни малейшего значения. Я пискнула, как придавленная велосипедным колесом мышь, и бросилась им навстречу.
Земля вздрогнула, не сильно, но вполне ощутимо. Очередной смерчик промчался совсем близко, задел стену одного из зданий – и стену срезало. Меня окатила дождём мелких обломков. На несколько секунд гул стал таким громким, что я испугалась оглохнуть. Но уже через секунду оказалась в тесном окружении Совета. Из памяти повыскакивали их имена: Карл Мюллер, Томас Ванскрафт и Виктория Виллен. Память с удовольствием помогла бы мне и в остальном, но, к сожалению, её возможности на этом почти исчерпывались.
- Как я вам рада!- закричала я и поняла, что готова расплакаться - позорно, прилюдно, посреди улицы.
Однако окружающие моей радости не разделяли.
- Надо стабилизировать Заслон,- жёстко заявил Мюллер.- Немедленно! Он разрушит половину города!
- Но я не знаю, как,- расстроилась я.
Эмма округлила глаза, переглянулась с остальными, такими же растерянными.
- Но ведь ты уже это делала!
- Случайно!- Мною уже начало овладевать отчаяние.- Я всё делаю только случайно!
Я снова почувствовала готовность разреветься, но на сей раз совсем не от радости.
Земля снова задрожала, и только схватившись друг за друга, мы смогли удержаться на ногах. Отовсюду неслись крики напуганных, ничего не понимающих жителей Эры, которых я должна была защитить и которые верили в мою силу. Как жаль, что этой силы во мне не было!
- Думай!- крикнул Мюллер.- Думай скорее, Грёза!
- Мы поможем,- добавил Ванскрафт немного мягче.- Только скажи, что от нас требуется.
- Ты справишься,- голос Эммы прозвучал уверенно, а вот улыбка вышла очень кислая.
Где - то недалеко рухнул очередной дом, мы все это почувствовали. Я стиснула гудящую голову ладонями, закрыла глаза и попробовала вспомнить, испытывая при этом невероятно сильное желание просто закричать. Если кто знает ощущение, когда срочно надо вспомнить то, что никогда не знал, тот меня поймёт. Я не знала, что делать, но я ДОЛЖНА была это знать.
В этот раз толчок был такой силы, что мы попадали на землю. Смерчик пронёсся над самой головой, слегка взъерошив волосы, но и этого оказалось достаточно, чтоб меня накрыло волной паники.
- Я не знаю, что делать!- заорала я.- Как вы не понимаете? Я просто не знаю!!! Почему вы так на меня надеетесь?!!
Хлоп!
Виктория Виллен залепила мне такую оплеуху, после которой я бы в другой ситуации приходила в себя не меньше часа. В этот раз всё было немного иначе. Хотя я рухнула, как подкошенная и почувствовала на языке привкус тёплой крови, сознание не потеряла, и мысли загадочным образом очистились от поволоки паники.
- Я не справлюсь сама,- заявила я уверенно.- Моих сил не хватит.
- Мы поможем,- повторил Ванскрафт.
- Хорошо. Встаньте вокруг меня, быстро. Возьмитесь за руки. Я хочу, чтоб вы образовали круг.
Все они послушно окружили меня. Я оказалась не в круге, скорее в квадрате, но точности геометрии меня не волновала. Я знала, что делать, хоть и не была уверена в эффективности. Прижав руки к груди, я глубоко вздохнула и почувствовала, как в меня льётся тёплый поток чужой силы. Новое, удивительное ощущение заполнило меня целиком, уже через секунду я не смогла бы ответить, где заканчиваюсь я и начинаются они.
Прямо на нас летел смерчик, но приблизившись, растаял без следа.
Скоро энергии стало так много, что она перестала греть и теперь жгла изнутри, словно я глотнула раскалённого металла. Эмма посерела и упала бы, если бы её с двух сторон не держали Виктория и Карл Мюллер. Они тоже было бледны, но пока держались.
- В стороны!- крикнула я наконец, когда почувствовала, что ещё немного – и разорвусь сама.
Члены совета рухнули на землю, словно все разом потеряли сознание.
На сей раз невозможно было провести силу сквозь землю, я подняла руки и направила ладони прямо на стену Заслона. И хотя ничего не видела, однако чувствовала, как нечто горячее вырвалось из каждого миллиметра ладоней и устремилось вперёд. Только теперь я разрешила себе закричать.
Прозрачные лучи врезались поверхности Заслона, как два камня в гладкую поверхность озера, по нему прокатились широкие круги. Заслон сжался, потом стал угольно - чёрным. Торнадо пропали, и небо прояснилось.
Я уже едва стояла на ногах, а сила всё текла и текла, и не знала, что ей надо остановиться.
Наконец, Заслон успокоился, снова стал багровым, лениво колышущимся занавесом. Я отвела одну руку в сторону, восстанавливая разрушенные дома и провалы асфальта с видимой лёгкостью, а второй продолжала его держать. Даже очень захотев, я уже не смогла бы опустить руки. Я потеряла контроль над своей силой.
- Хватит, Инга! Довольно!- крикнула Эмма в наступившей вокруг тишине. Но это для них было тихо, я же продолжала слышать низкий, заметно уступивший, но ещё не смирившийся гул Заслона. Он готов был пойти в новую атаку - дайте только возможность. А я не могла этого ему позволить.
- Достаточно,- подал голос кто - то из мужчин. Я не поняла, кто именно.
Попробовала сжать кулаки и потерпела полную неудачу. Пальцы при малейшем движении вспыхнули болью.
- Грёза, хватит!- голос Эммы я не могла перепутать ни с чьим.- Пожалуйста!
Если бы я могла! Перед глазами всё поплыло, я удерживалась на ногах, как недавно Эмма, только потому, что меня держали лучи, и понимала всё яснее, что если это немедленно не прекратиться, вылью сама себя, опустошу без остатка.
Кто - то прыгнул на меня, свалил с ног и заставил прижаться к асфальту. Я резко вскрикнула, когда лучи вырывались из ладоней, казалось, вместе с кожей, и затихла. Дыхание сбилось настолько, что я никак не могла вздохнуть.
- Инга? Инга, ты жива? Ты слышишь меня?- голос Эммы становился всё испуганнее и выше.
Карл Мюллер, сбивший меня, помог сесть и сам присел, что можно было опереться на него спиной. Я устала так, что едва могла двигаться, но улыбнулась Эмме.
- Всё хорошо,- прошептала странно севшим голосом.
- Мы справились!- Эмма улыбалась сквозь слёзы.- Мы справились, понимаешь? Ты справилась! Как же я горжусь тобой!
Гордиться было особо нечем, и тем не менее было приятно. В самом деле, я справилась.
- Спасибо вам всем,- прошептала я ещё тише.- Если бы не вы... я бы не смогла.
Все улыбались мне, даже строгий Карл Мюллер.
Постепенно улица начала наводняться людьми и бликами, все посматривали на нас с интересом, но подходить близко не осмеливались.
- Тебе надо отдохнуть,- сказала Виктория.- Вернуться в тело и поспать.
Однако одно дело было не сделано, и я покачала головой.
- Нет, сначала я должна поговорить с жителями и гостями города. Объяснить им. Иначе каждый раз, когда Заслон взбунтуется, мы будем получать массовую панику.
- Это можно отложить,- возразила Эмма.
- К сожалению, нельзя,- поддержал меня Мюллер, помогая встать.- Ты готова? Справишься?
- Постараюсь. Я хочу, чтоб через полчаса все, кто может, собрались у Купола Совета. Мне есть что сказать им. Так и передайте: это приглашение Грёзы.
Назначив срок до собрания, я напряглась, вернула себя в кабинет, едва дошла да двери и высунулась в коридор:
- Маша! Маша, подойди ко мне!
Девушка появилась почти моментально и уставилась на меня с любопытством. В последнее время мы совсем перестали общаться, я реже стала заказывать кофе и гонять её по мелким поручениям. И сейчас не погнала бы, если бы могла справиться сама.
- Тебе нездоровится, Инга?- спросила Маша, но не очень участливо, для проформы.
- Всё хорошо. Принеси мне, пожалуйста, горячего сладкого кофе, и побыстрее,- попросила я, едва сдерживая дрожь. Кофе захотелось так сильно, что слюна готова была потечь по подбородку.
- Сладкого?- переспросила Маша.
Я всегда пила кофе без сахара, но сейчас нужна была глюкоза.
- Очень сладкого. Вот,- я достала из кармана две десятки и протянула девушке,- этого должно хватить.
- А пирожок? Сегодня вкусные с рыбкой.
- Только кофе, и как можно быстрее.
Маша пожала плечами и вышла.
А Макса всё не было.
Очень захотелось спать, но вместо этого я выпила ещё немного минералки, потом причесалась, немного припудрилась, чтоб скрыть сероватую бледность, и даже намазала ресницы чёрной тушью. Правда, я не была уверена, что в Эре заметят мои старания, но нужно было занять себя, чтоб не отключиться.
Маша пришла минут через десять, но кофе, надо отдать ей должное, был свежим, горячим и очень сладким. Таким сладким, что у меня заныли дёсны. Пролив немного на стол, я двумя глотками опустошила стаканчик, выдохнула клуб пара и откинулась на спинку. Да, горло немного обожгла, зато из тела уходила противная дрожь, стало тепло и появилась возможность собраться с мыслями. Честно говоря, я не представляла, что скажу жителям, и решила собрать их, только понимая, что в неведении и им, и мне будет ещё хуже. Но какими словами успокоить их? Как признать, что предотвратить разрушения в будущем я не в силах, и как прилюдно признаться, что из меня никуда не годная Грёза?
Конечно, сказать, что я ни на что не способна и отойти в сторонку - это самое лёгкое, что вообще можно сделать. Вернее, это означает, что я вообще ничего не намерена делать, справляйтесь, мол, сами. Но я уже приняла ответственность, и хотя, принимая, не знала, что на меня свалится, это не оправдывала и одного поступка. К тому же хоть по - природе своей я и не была борцом, проигрывать тоже очень не любила, а поведение Завесы могла рассматривать как вызов. И если разумная моя часть говорила, что глупо ввязываться в заведомо проигранную войну, то менее разумная и более рисковая была уверена, что отступать ещё хуже.
"А чего хочешь ты сама?"- спросил меня голос отца.
Я пожала плечами и ответила:
- Не знаю. Раньше думала, что справлюсь со всем, но теперь уже не уверена. Я совсем не знаю, на что способна, и тем более не могу контролировать свои способности. Всё вроде бы шло хорошо, но этот Заслон...
Говоря это, я взяла телефон и нашла в записной книжке номер Влада.
"Но ведь люди, живущие в Эре, надеются на тебя",- возразил голос.
- В том - то всё дело. Я не хочу, чтоб они питали слишком большие надежды, но не знаю, как это объяснить.
"Чтоб они не подумали, что ты слишком слаба, чтоб быть Грёзой? Чтоб они сами не отказались от тебя?"
- Если всё знаешь, то зачем спрашиваешь?- В этот момент Влад поднял трубку.- Привет, Влад. Я объявила собрание в Эре у Купола уже через десять минут. Очень хотелось бы, чтоб ты присутствовал.
- Хорошо,- сразу согласился Влад.- Что я должен буду делать?
- Защищать, если меня станут забрасывать тухлыми помидорами. На то ты и Хранитель, правда?
Шутка не прошла, по голосу чувствовалось, что Влад насторожился.
- Что произошло?
- Долгий разговор. Ты, главное, будь на собрании, и тогда сам всё узнаешь.
- Можешь на меня положиться.
- Спасибо.
"Ты действительно веришь ему?"- спросил голос.
- Разумеется. И не надо мне говорить, что он не тот, кому мне стоит доверять, твои слова ничего не изменят.
"А это не мои слова,- насмешливо проговорил голос.- Они твои".
- Что ты хочешь этим сказать?
"Ничего. Ровным счётом ничего. Никаких намёков".

На самом ли деле я намеревалась покаяться во всех своих просчётах и, глядя в глаза жителям Эры, заявить о себе как о неспособной обеспечить их безопасность? Не знаю. Может быть. Однако даже если так, то на деле оказалось, что я трусливее (или смелее?), чем сама предполагала.
Когда ровно в назначенное время я явилась на пустошь перед Куполом, которую занимал Старый город, пустоши уже не было. Передо мной колебалось если не море, то большое озеро тел. Примерно половину массы составляли блики, но можно было встретить и обычные человеческие лица, как знакомые, так и не очень, но практически все молодые. Эра была городом одного запечатлённого мгновения, городом молодых. И все они: молодые и не очень, люди и блики, и члены Совета во Главе со Старейшим,- стояли и смотрели на меня. Ждали моего слова.
Вынесли из Купола одно место, я поднялась на него и теперь пусть не на много, но всё же возвышалась над прочей толпой. Стояла, вытянув руки по швам, как хороший солдат перед генералом, и молчала, оробев. Все слова, какие предполагала сказать в самом начале, вылетели из головы.
Я заметила в толпе Влада, он пытался подойти ближе, но пока не очень успешно. Одно его присутствие уже придало мне уверенности. Он поднял руку и показал большой палец, подбадривая, и я благодарно улыбнулась в ответ.
И всё же начать было трудно. Я тихонько откашлялась и выпрямилась.
- Здравствуйте...- голос был не громким, но слышным даже в самом отдалённом конце.- Здравствуйте. Спасибо, что нашли время и пришли сюда. Я надолго не задержу, но было бы неправильно кое - что вам не сказать.
Сегодня Заслон вышел из-под нашего повиновения и причинил городу немалый вред. Это уже не первый случай, но один из самых сильных. Я знаю, что многие из вас очень испугались. Так вот, хочу сказать, что пока мы... я пока не могу гарантировать, что не возникнет новых вспышек. Мы все находимся в непосредственной близости от Заслона, с этим ничего нельзя поделать. Это есть. Но раз так, то не обязательно с ужасом ждать, когда земля снова начнёт содрогаться, а по воздуху полетят смерчи. Я хочу создать чрезвычайную комиссию, чтоб были проведены учения, чтоб все вы знали, как следует поступать в той или иной ситуации. Это не будет отнимать много времени и сил, но вполне может спасти жизнь вам или вашим близким. В комиссию будут приняты все добровольцы, которые хотят помочь себе и обучить остальных мерам предосторожности. Главой комиссии я хочу, чтоб был Карл Мюллер.
Так же будет чёткое разделение города на круги, и каждый назначенный мной человек будет отвечать за свой круг. В случае неприятностей вы сможете обратиться к главе своего круга и получить должную помощь. Но ещё раз повторяю, в первую очередь вы сами должны уметь помочь себе и тем, кто будет находиться рядом.
Со своей стороны я даю слово, что буду стараться предотвращать подобные инциденты или же сводить причинённый ущерб к минимуму. И я, и весь Совет будет делать всё возможное для обеспечения вашей безопасности.
- А как же Сергей?- крикнули из толпы.- От него так и не пришло ни одного известия?
Я растерянно посмотрела на Старейшего. Какой ещё Сергей? Почему я ничего о нём не знаю?
- Ни одного известия,- подтвердил Старейший, тоже посмотрел на меня и слегка кивнул.- Он не вернулся и не дал о себе знать, и мы склонны предполагать самое худшее.
Тот же голос из толпы громко ахнул.
В большинстве своём люди стояли и слушали меня очень внимательно, и все мои желания становились их желаниями. Так же, как и семья моих соседей по Ньюпорту, они готовы были согласиться с каждым словом и сделать точно так, как приказано. С бликами было немного иначе, они в моём присутствии не теряли разума, но тоже молчали. Возможно, были против, но не решались перечить Грёзе, а может быть, во всём со мной соглашались.
- Задавайте все интересующие вас вопросы,- сказала я.
Меня волновало их мнение.
Поднялась одна рука. Это был человек, видимо, из тех, кто нашёл в Эре приют.
- Значит, Эра теперь не безопасна?- прямо спросил он.
- Смотря что вы имеете в виду,- ответила я, сохраняя видимое спокойствие.- Если покой и утешение для души, защиту от безумия, то вы получите это в той же мере, что прежде. Что касается угрозы прорыва Заслона, то это началось не сегодня и не два дня назад. Такая опасность существовала в той или иной мере с самого создания Заслона, и мы лишь будем делать всё возможное, чтоб держать его в определённых рамках. Это то же самое, что жить на склоне вулкана: можно сколько угодно наблюдать за ним и пытаться контролировать, но рано или поздно возникнет угроза извержения, и это время потребует экстренных мер. Я ни в коем случае не хочу вас пугать, но надо, чтоб вы правильно ориентировались в создавшейся ситуации.
- В Эре опасно,- теперь в голосе выступившего сомнений не осталось.
- Не более, чем обычно.
- А мне кажется, что более. Прежде нас так не трясло. И прежде Старый город стоял на месте, а теперь тут пустырь.
Я почувствовала горячую волну раздражения и сделала глубокий, медленный вздох, стараясь успокоиться. Ничего не получилось. Это тип забрался в чужой внутренний мир, ища защиты, а теперь ему, видите ли, стало недостаточно безопасно! Вот и сидел бы в себе, раз такое положение вещей не устраивает! "Нас прежде не трясло"?! Это, с позволения сказать, не вас трясёт, а меня - в первую очередь! Это у меня внутри перекатываются торнадо, это у меня внутри всё до отказа забито трусливыми психами, качающими свои права!
- Эра - свободный город,- сказала я ледяным тоном, чтоб вдруг не дыхнуть огнём.- В нём найдёт убежище всякий, кто в этом нуждается.
Человек немного постоял на месте, а потом принялся протискиваться через толпу, стремясь из неё выбраться. Вслед за ним увязались ещё пять или шесть единомышленников. Не нужно было слов, чтоб понять: люди бегут из Эры.
Прости, отец. Клянусь, я не хотела, чтоб так случилось...
На глаза навернулись слёзы. Это был не стыд, я не считала, что были реальные причины стыдиться своих поступков. Я делала всё, что в моих силах, не больше, но и не меньше. Это была обида. Вместо того, чтоб поддержать меня, как я поддерживала их, они развернулись и ушли. Струсили, когда запахло жареным.
- Не расстраивайся, они того не стоят,- прошептал на ухо Влад. Я не заметила, как он подошёл.
- Не буду,- прошептала я.- Чуть - чуть порасстраиваюсь и больше не буду.
Между тем слово взял Старейший, поняв, что я не смогу немедленно вести дискуссию. Вопросов было немного, по большей части касались помощи в ремонте повреждённого имущества, и он обещал, что вся помощь будет предоставлена. Пожалуй, было даже лучше, что это говорил именно Старейший, за многие годы жизни рядом с ним люди привыкли ему доверять. А меня многие ни разу до сегодняшнего дня не видели.
Собрание завершилось минут через десять. Все начали разбредаться по домам, выслушав на прощание мои слова. Может, кто - то предпочёл бы, чтоб я промолчала, но это меня не остановило.
- Мне очень жаль, если некоторые из вас считают, что Эра небезопасна и лучше её покинуть. И мне очень жаль, что те, кто так считает, не покинули Эру вслед за теми, кто уже ушёл. Это город, не тюрьма, и я никого не стану привязывать верёвками к столбам, чтоб оставить на месте. Кто хочет уйти - уйдёт. Это всё, что я хотела сказать. Удачного дня.
В сопровождении Совета я прошла в Купол, чтоб не видеть, как пустеет пространство, только что заполненное толпой. Собрание прошло немного не так, как я планировала, я сказала не так много и не так подробно, как следовало бы, и тем не менее чувствовала, что сделала всё, что было в моих силах. Не тратила времени зря, говорила конструктивно и по - делу. А если они думали, что я созываю весь город, чтоб устроить массовый плачь - это не мои проблемы. Гладить каждого по головке, убаюкивать и нашёптывать на ушко ласковые утешения я не намеревалась. Мы жили на вулкане, и лава подошла уже слишком близко к поверхности.
- Не кори себя,- сказал Старейший.- Ты ни в чём не виновата. Всегда находятся те, кто хочет жить в полном покое, созданном не его руками.
- Не корю,- ответила я.- Просто думаю, что отец был бы разочарован. Он положил жизнь, чтоб Эра процветала, а я готова всех разогнать по домам.
- Все никогда не уйду,- сказала Эмма.- В любом месте есть те, кто сбежит, и те, кто останется до конца. И вторых гораздо больше, по крайней мере здесь. Ты Грёза, ты Бог этого мира, и они это понимают. Просто...
- Что?
- Просто прежде Грёза никогда не выносила свои решения на суд общественности,- подсказал Гарольд Дикстон.- И Аркадий, и все, кто были до него, воспринимались как самодержавные правители, они приняли ответственность и только они отвечали за принятые решения. Совет помогал, если помощь требовалась, мы имели право голоса, но последнее слова всегда говорила Грёза. Твой поступок - это Собрание - слегка всех шокировало. Они не привыкли принимать за себя решения.
- Значит, я все испортила?- мрачно спросила я.
- Нельзя сказать, что испортила, просто внесла в их жизнь непривычный диссонанс. Уверена, что они скоро привыкнут,- сказала Виктория Виллен.
- К тому же они привыкли во всём доверять Грёзе, не задавая вопросов.
Я нахмурилась. Возможно, для Грёзы я была и слабовата, и глуповата, и вообще не совсем подходила на эту роль, однако управлять стадом безвольных существ, которых трудно назвать людьми - это меня тоже не устраивало. Особенно злило то, что это полностью устраивало Совет Эры, и они всем скопом поддерживали массовое ничегонеделание. Я же хотела, чтоб жители хоть в какой - то мере были самостоятельны и чётко знали, чего они хотят. Правда, это всё напоминало политику, которой в Эре никогда не было. Нет, я совсем не собиралась организовывать партии и приветствовать разделение властей, меня с Советом было вполне достаточно, и тем не менее хотелось, чтоб люди не смотрели на меня, как коровы на пастуха. Они тоже должны были нести пусть небольшую, но часть ответственности за тот мир, в котором они с таким комфортом расположились.
- Сколько кругов в Эре?- спросила я серьёзно.
Старейший почесал бороду и ответил:
- Семь. Вена твоего прадеда Филимона, предвоенная Вена Тимофея, Вена Второй мировой, послевоенная Вена, Ньюпорт и Лондон Аркадия, твой Лондон и Москва - в одном. Был ещё Старый город, но ты сама знаешь его участь.
- Знаю. Итак, вот, что мы сделаем. Эмма, ты будешь нести ответственность за последний, седьмой круг. За шестой будут отвечать Виктория и Александр, за пятый - Томас, за четвёртый - Анастасия и Штеффи, за третий - Герхард, за второй - Дмитрий, за первый - Гарольд и Уильям. В том, где расположить штабы, я полностью надеюсь на ваше здравомыслие, единственное пожелание - чтоб до этого здания можно было легко добраться. Вы должны знать, сколько людей и бликов проживают на вашем кольце, сколько из них детей, должны составить подробные планы местности и организовать убежища, в которых все смогут укрыться, пока мы не справимся с бурей. Карл возглавит чрезвычайную комиссию, в случае ЧП, если меня не окажется на месте, последнее слово будет оставаться за ним. Так же, Карл, мне нужно, чтоб вы выяснили, что предшествует активности Заслона. Нужно поговорить с жителями, возможно, они что - то замечали. Старейший, я надеюсь, станет моим советником.
Совет молчал. Очевидно, никогда прежде они не получали столь прямых указаний и не были готовы выполнять чётко означенные приказы. Я же не собиралась давать кому - то послаблений и про себя усмехалась: теперь они поймут, что не всегда будут кататься в масле.
- А теперь,- произнесла я,- хотелось бы узнать, кто такой Сергей. Мне кажется, этого имени никто не упоминал.
Снова взял слово Старейший. Если он и оскорбился тем, что теперь был не главой Совета, а моим советником, то вида не подал.
- Это произошло не так давно, и мне не хотелось до времени говорить об этом. Сергей был...
- Я сам расскажу,- перебил Старейшего Влад.- Я сам. Только не здесь и не сейчас. Инга,- теперь он обращался только ко мне,- давай встретимся у тебя вечером, или в каком-нибудь кафе, если не устраивает дома, и в спокойной обстановке обо всём поговорим. Это не та тема, которую стоит обсуждать второпях.
Я улыбнулась. Влад использовал очень хорошее и очень уместное слово: второпях. На самом деле, последние полчаса всё прибавило хода, я перестала думать и только что - то говорила, принимала какие - то решения, подчиняясь сиюминутным порывам. Всё было второпях, я спешила поскорее закончить здесь всякие дела и вернуться, и хотя бы на несколько минут забыть, что существовало такое место, как Эра.
- Плохая из меня Грёза, верно? Никуда не годная.
- Нет, это не так,- возразил Старейший.- Не обижайся на нас, причина не в тебе. Но даже когда в большом мире царили хаос и разруха, когда гибли люди, Эра оставалась уголком спокойствия и доброты. Люди, жившие здесь, не знали бед. Поэтому Эру и называли убежищем, что тут можно было спрятаться ото всего страха и боли, и недоверия, которое преследовало в реальности. Но самому городу никогда не угрожала реальная опасность. Да, ты права, когда говоришь, что мы жили на вулкане, который рано или поздно должен был проснуться, но прежде Заслон воспринимался как часть пейзажа, а вовсе не как угроза. Прежние Грёзы, как считалось, сдерживали Заслон, но, по - сути, этого не требовалось. А теперь вдруг оказалось, что и наш мир под угрозой. Ты принимаешь какие - то решения, чего - то требуешь, но мы плохо понимаем, как это осуществить в нашем городе. Мы всегда жили в мире, нам трудно.
Раздражение быстро сошло на нет. Мне, может, и хотелось бы злиться подольше, однако это ничего не меняло. Я должна была не просто раздать указания: ты будешь главой штаба, а ты начинай забивать гвозди,- но и показать, как именно эти гвозди забиваются и в какой руке следует держать молоток. Они не знали опасности, они прятались от опасностей мира в Эре, и теперь можно было считать, что Эра сыграла в их судьбах не самую благоприятную роль. Живя в покое, они отвыкли от преодоления, от необходимости защищаться.
Но разве их можно было в этом винить?
Я повернулась к Владу и Эмме, они были единственными в этой компании, с кем я могла говорить на понятном языке и не получать в ответ недоумённые взгляды.
- Ребята, я хочу, чтоб вы вдвоём объяснили остальным, с чего стоит начинать. Эмма, помнишь, мы в школе проходили гражданскую оборону? Нужно создать штабы, подобные тем, что были у нас в Англии, но с небольшой поправкой на характер местного населения. Попробуй объяснить, для чего они требуются. Хорошо?
Эмма решительно кивнула. Я не сомневалась, что она помнит долгие школьные занятия.
- Хорошо, Грёза, я справлюсь.
- Тебе тоже придётся задержаться, Влад. Было бы просто здорово, если бы ты смог помочь наладить круглосуточное наблюдение за Заслоном.
- Думаю, это мне по силам.
- Вот и хорошо. Влад, приходи ко мне в восемь вечера, и мы поговорим. Всё, всем спасибо за внимание.
Я помахала рукой, вышла из Купола и переместилась в себя.
И вот теперь у меня раскалывалась голова. Что стало причиной? Мигрень? Возможно. Но не только она, ещё множество проблем, которые вдруг свалились мне на плечи и которые надо было решать. Эра требовала с каждым днём всё больше времени, чтоб всё успеть, я должна была пропадать в ней часами и днями, но как раз этого я и не могла себе позволить.
Мой отец когда - то не смог совмещать обычную жизнь и правление Эрой. Я ещё надеялась смочь.

Макс появился к ближе обеду. Я как раз уснула в кресле, и когда он хлопнул дверью, с трудом приоткрыла глаза. Меня уже мало волновали обвинения в распространении наркотиков, наверное, потому, что узнала имя настоящего преступника. Сейчас возникли другие проблемы, к которым я относилась куда как серьёзнее.
- Уроды,- прорычал Макс и принялся срывать с себя куртку.
Я непонимающе моргнула.
- Кто?
- Врачи. Знаешь, что они говорят? Что кроме тебя в палате никого не было, принести порошок было некому, и что ты сама решила, что должна говорить именно с этой девочкой. Не мог же я сказать, что в тебе обострено шестое чувство. Кстати, присутствовал сам отец, Виктор Троеполов - серьёзный дядечка. Он не спустит дело на тормозах, очень хочет знать, кто и зачем подсаживает его дочь на иглу.
- Она не колется,- сказала и потянулась.- Она нюхает.
- Да хоть в задницу запихивает! Факт есть факт: наркотики у девчонки, ты единственная из посторонних, кто входил в палату, и сама Света ни одного обвинения в твой адрес не опровергла. Правда, когда мы заходили в палату, она почему - то сказала, что ты мертва. Либо свихнулась, либо угрожает.
Я едва подавила улыбку. Она просто констатировала известный ей факт, но кто поверит?
- Привлекают к делу Мыслова?- спросила я.
- Ещё нет, но дело не за горами. Нам надо доказать, что ты тут не при чём.
- А для этого нам надо найти настоящего преступника. Кстати, в этом нет никакого секрета, наркотики своим пациентам поставляет Денисов.
- Лечащий врач?- оторопел Макс и застыл в странной позе, в полуприседании около стула.- Не может быть.
Я пожала плечами.
- Не хочешь – не верь, но я наверняка знаю, что это доктор Денисов, и не спрашивай меня, откуда. Чтоб снять с меня все обвинения, нужно просто найти доказательства, что это он. Сомневаюсь, что сам он принимает наркотики, но это и не важно. Надо попробовать снять на камеру момент, когда он передаёт очередную дозу "лекарства". Правда, я ещё не знаю точно, как это провернуть.
Макс всё же сел, отошёл от первого шока, и теперь смотрел на меня со смесью подозрительности и удивления. Я бы на его месте смотрела на меня точно так же. Показалось, что он даже не слышит меня, а просто слушает, как можно слушать невесть что бормочущее радио.
- Ты точно знаешь, что это врач?- спросил он после раздумья.
- Точно, я же сказала.
- Но зачем ему это?
- Чтоб не терять выгодных, денежных пациентов. Взять хотя бы Свету: она хочет принимать наркотики, и он делает так, чтоб она их принимала; её отец хочет, чтоб дочь избавилась от зависимости, и они вместе делают вид, что занимаются лечением, а попутно высасывают из доброго папочки денежки. Это бизнес.
Макс покачал головой. Он успел, наверное, уже составить свою картину произошедшего, но теперь начал понимать, что моя версия гораздо больше похожа на правду, несмотря на все её минусы. Врач, наплевавший на всякие клятвы ради банального набивания карманов - разве это такая уж редкая птица? Очень мало в мире людей, про которых можно сказать, что они никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не обманут ради прибыли. И врачи, и политики, и менты, и чиновники, и продавцы, и слесари, и бизнесмены, и священнослужители,- словом, все, у кого появляется такая возможность. Это называется просто: выгода. Как говорится, кушать всем хочется.
И все это знают, и все в этом варятся, и, тем не менее, столкнувшись лицом к лицу, начинают удивляться и негодовать, и требовать самой жестокой меры пресечения, как - будто сами не такие. При всём сказанном, такая реакция вовсе не лицемерие, просто для своих поступков всегда находится удобное объяснение. Но кто его ищет, когда надо осудить соседа?
- Просто бизнес,- повторил Макс.- Всё понятно. В таком случае у нас одно дело: найти доказательства его виновности. Не думаю, что он сам во всём признается. Как ты собираешься его снять? Ходить по пятам с камерой наперевес?
- Ещё не знаю, но придумаю,- ответила я, встала и подошла к окну.- Хочешь, я расскажу тебе, что мне говорила Света? Из этого выйдет неплохая статья, если не целиковая, то половина. А потом я ещё раз с ней побеседую, и она будет откровенна, не сомневаюсь.
Макс кивнул.
- Хорошо, давай поработаем. Для этого мы и ходим на работу.
Я улыбнулась, присела на край его рабочего стола и принялась излагать.

Закончили работу, когда было почти восьми вечера. Макс предложил переночевать у него, просто так, по-дружески, но я отказалась, пообещав "как-нибудь в другой раз". Мы с Владом договорились к восьми, но когда стало понятно, что я не успею, позвонила и перенесла встречу на девять. Я была уверена, что он не прекращал наблюдать за мной, но решила не проверять. Охранять - это его работа, и не стоит осуждать за выполнение своих обязанностей. Тем более что его присутствие никак не ощущалось и не мешало.
К вечеру подморозило, ледяной ветер сильными порывами старался сорвать с головы шапку. Я зашла в супермаркет, купила продуктов, несколько журналов, потом пошла на остановку. Теперь, когда я видела город с высоты птичьего полёта и поняла, каким он может быть красивым, мелкие детальки типа застывших в лужах окурков и фантиков, надписей на стенах или автомобильных выхлопов бросались в глаза и портили картину. Я старалась по мере возможности не обращать на них внимания, достала из пакета грушу и принялась задумчиво жевать.
Передо мной стояла рослая женщина в длинном, почти до земли, кожаном пальто, шляпке с пушистой оторочкой, в обтянутой перчаткой руке она держала небольшую сумочку. Женщина стояла ко мне спиной, но я моментально представила молодящееся холёное лицо с умело нанесённым макияжем.
В этот момент женщина обернулась.
На меня смотрели чёрные пустые глазницы с обтянутого коричневой пергаментной кожей черепа. Нос ввалился треугольником, серо - жёлтые зубы вылезли наружу, под подбородком свисают складки, а глазницы смотрят на меня, и в самой их глубине поблёскивают чёрные стёклышки.
- Что?- спросил череп.
Я шарахнулась назад, выронив пакет с продуктами, проглотила вставший в горле ком и пронзительно закричала. Потом споткнулась обо что - то и неловко упала на асфальт, проехавшись по нему голыми ладонями, но ничего не почувствовав. А скелет уже тянулся ко мне перчаткой, подходил всё ближе и ближе. Шустро перебирая руками и ногами, я отползла в самый угол остановки.
Почему же никто мне не помогает?!
- Помогите!- Я в отчаянии огляделась.
Но никто не спешил мне на помощь, даже наоборот, отходили подальше.
Всё ясно, они решили отдать меня, чтоб спастись самим.
Меня обдало ледяным холодом. Ждать помощи не откуда, значит, я должна справиться сама. Ни один убогий скелет не сможет ко мне прикоснуться!
Я осмотрелась по сторонам, и хотя уже стемнело, фонари светили достаточно ярко, и смогла увидеть торчащий из-под остановки металлический стержень. Не раздумывая, я схватила его, чувствуя, как холодный, тяжёлый металл трётся об уже ободранные ладони, и приподняла. Пусть я боялась - пусть!- но сдаваться без боя не намеревалась.
- Что с вами?- удивленно спросил скелет, приближаясь.
- Не подходи!- Я подняла тяжёлый стержень на уровень плеч и замахнулась.- Не подходи, иначе пожалеешь!
Он остановился, замер в нерешительности. Я едва могла дышать, руки налились болью. Было ясно, что долго я не смогу удерживать стержень, и как только опущу его, скелет нападёт. Я сцепила зубы и подняла своё оружие повыше: пусть знает, что измором меня не взять!
Где же Влад? Почему его нет, когда мне так нужна помощь?!

В первый момент я даже не понял, что произошло. Инга ждала автобус, ела грушу и казалась вполне нормальной, а когда стоящая перед Ней женщина обернулась, почему - то закричала, прыгнула в сторону и упала. На лице был написан такой ужас, словно Она увидела монстра. В ту же секунду я понял, что Она действительно что - то увидела. При этом Захватчик не приходил в движение, как это было раньше, а значит, дело было не в нём.
Я заговорил с Ней, терпеливо и ласково, и с ужасом понял, что Она меня не слышит. Снова не слышит! Всеми нервами я ощущал её страх, но не мог даже дать понять, что рядом! Я сам едва не закричал.
- Инга, прислушайся, всё хорошо. Послушай меня, милая, ты должна взять себя в руки. Ничего нет, ты понимаешь? Ничего нет. Это мираж. Инга, всё будет хорошо, ты только...
Она отползла в самый угол под недоумёнными взглядами прохожих, потом вдруг метнулась в сторону и что - то схватила с земли. Сначала я подумал, что просто не рассмотрел, но потом понял, что у Неё в руках ничего нет. Она держалась за воздух, и только Ей было ведомо, вокруг чего сомкнулись пальцы. При этом самой Инге казалось, что Она вооружена, и Она угрожала женщине в кожаном пальто.
- Инга, пожалуйста, услышь меня. Я очень прошу тебя, солнышко, ну давай же! Я знаю, ты можешь справиться, Инга. Пожалуйста! Я же так тебя люблю. Ты можешь, ты должна постараться. Соберись, Инга, я прошу тебя!
Нет, она не слышала.
Я готов был схватить Её и прижать к себе, закрыть от всего страшного, что родило её сознание, однако это было невозможно. Летая вокруг Неё, я снова и снова пытался быть услышанным, и во мне самом нарастала паника. Что же мне делать? Что делать?!!

- Влад!- выкрикнула я.- Где ты, чёрт побери?

- Я здесь, Инга, я всё время здесь! Почему ты не слышишь? Ничего нет, не бойся. Я не дам тебя в обиду.
Но что я мог сделать? Если с Захватчиком я ещё мог бы рискнуть и побороться, воззвать к памяти или к Эре, то с Её собственными демонами я справиться никак не мог. Тут Она должна была сражаться самостоятельно. Вот только не знаю, кому было страшнее: ей, которая видела, или мне, который понимал, но ничем не мог помочь. Она звала меня, а я... я не отзывался.

Кто - то попробовал подойти сбоку, и я не глядя ткнула туда стержнем. За биением сердца я не слышала шума машин, все мысли сосредоточились на одной мысли: никого к себе не подпустить. Каждый может представлять опасность.
- Инга, я здесь!- Крик Влада застал меня врасплох.- Послушай меня, прошу! Всё в порядке!
- Помоги, Влад!- Я чувствовала, что руки невольно опускаются.
- Слушай меня, Инга, слушай очень внимательно. Этого нет. Того, что ты видишь, что бы ты ни видела - нет. Помнишь, мы говорили про галлюцинации? Помнишь, я говорил, что наступит такой момент, когда ты не сможешь отличить реальность от наваждения и наваждение от галлюцинации? Это галлюцинация, Инга. Просто зажмурься и попробуй успокоиться, договорились?
Я растерялась. Не помнила никакого разговора, хотя не исключала, что он был. Но это было настолько реально! Разве могут быть галлюцинации такими настоящими?
И почему я непременно должна верить этому голосу, именующему себя Владом? Может, это часть трюка.
Пальцы сильнее вцепились в стержень.
- Докажи! Докажи, что это на самом деле ты!
- Что?- растерялся Влад. Но Влад ли?
- Докажи, что это не обман и не ловушка! Докажи, что если я опущу руки, они не убьют меня!
- Даю тебе слово. Клянусь, что это я! Инга, вспомни, как мы с тобой летали - это был я!
Летали. Да, мы летали вдвоем... Я вспоминала это так, словно с тех пор прошло не меньше года, но вспоминала. И медленно, неуверенно опустила руки. Конец стержня чиркнул по асфальту, выбив несколько искорок. Было страшно, но мне хотелось верить.
- Что я должна сделать?
- Закрой глаза,- сказал Влад.- Просто закрой глаза и постарайся выкинуть из головы всё увиденное. Это неправда. Ты не веришь в неправду. Закрой глаза и представь, что рядом никого нет.
Я послушно закрыла глаза. Веки дрожали, готовые в любой момент подняться, пальцы всё так же сжимали стержень, но мне так хотелось верить Владу. Что - то шуршало и шумело вокруг, то приближаясь, то немного удаляясь, каждый нерв натянулся тетивой. Я зажмурилась, чтоб наверняка не подсмотреть, присела на корточки и зажала руками уши. И твердила только одно: этого нет, этого нет, этого нет, этого нет. Сама себе не верила, но остановиться не могла. Страх не отпускал, не верилось, что это поможет, однако предпринимать что - то было поздно.
Ну давайте же, нападайте! Я жду!
В горле начал биться, першить крик. Я стиснула зубы и ещё крепче сжала голову между ладоней, как будто это могло меня спасти.
Никто не нападал.
Что-то прикоснулось к моему плечу. Вот оно, начинается! Я машинально вскрикнула и подняла голову. На меня смотрело мужское лицо, не слишком красивое, но и не уродливое. Лицо живого человека.
- С вами всё в порядке?- спросил он осторожно.
Я кивнула.
- Д - да... кажется. Спасибо.
Он кивнул и пошел дальше - обычный случайный прохожий.
Я осмотрелась. Некоторые косились на меня с подозрением, но в целом никто не обращая внимания. Ни одного скелета я не видела. Никто не стремился воспользоваться моей доверчивостью и вышибить мне мозги. На этой остановке я никого не интересовала.
Глубоко вздохнув и почувствовав, как лёгкие обожглись холодным воздухом, я с некоторым трудом встала на ноги. Страх отпустил, меня слегка колотило, но с этим можно было жить.
- Как ты?- спросил Влад осторожно.
Я пожала плечами.
- Кажется, прошло. Не знаю, как надолго, но сейчас ничего нет.
- А что было?
- Этого тебе лучше не знать. И знаешь что?
- Что?
- Ты мне очень помог. Спасибо.
Я представила себе, как Влад улыбнулся, принимая заслуженную благодарность. Однако сама улыбнуться не смогла.
Теперь я понимала, что говорил Влад. Галлюцинации - это не просто длинное слово, в них веришь, их понимаешь и чувствуешь. Их невозможно отличить от реальности, какой бы нелепой эта реальность не казалось. Скелет в женском кожаном пальто и шляпке с меховой оторочкой - это надо же такое придумать! А я придумала, и поверила, и испугалась. И не возникло даже тени мысли, что такого быть не может, потому что в этот момент возможно всё.
Тихо шурша шинами, подкатился автобус, я встала в очередь в первую дверцу, доставая из сумки билет.
Где - то надо мной вздохнул Влад.
- Я буду у тебя в девять, как договорились,- сказал он.
Я кивнула. Говорить не стала, но он и так, я уверена, всё понял.

- Когда ты родилась,- начал Влад,- Аркадий, твой отец, уже знал, что больше детей у него не будет. Он понимал, что ты, вопреки традиции, станешь первой девушкой - Грёзой. Это было непростое время, как мне рассказывали. Не такое сложное, как теперь, но он вынужден был разрываться между Эрой и семьёй. До твоего рождения это было делать проще, а когда появился ребёнок, которому требовалось уделять внимание, он растерялся.
И решил, что время, проведённое с тобой, дороже, чем время в Эре. Отец очень любил тебя, Инга. Думаю, он знал, что только благодаря городу сохраняет некоторое здравомыслие, но решил рискнуть. Ещё думаю, что он понимал, как мало вы сможете быть вместе, и именно поэтому старался проводить с тобой много времени. Это он, а вовсе не твоя мама, вставал среди ночи, когда ты начинала плакать, это он играл с тобой и читал на ночь. Неминуемая разлука обостряет все чувства, твой отец знал это, как никто другой. Он настоял, чтоб не нанимали няньку, потому что не хотел доверять тебя незнакомому человеку. Он выполнял каждый твой каприз, подчинялся каждому слову. Он очень сильно любил тебя.
Это и сыграло решающую роль. Твой отец был хорошей Грёзой, это правда, однако в какой - то период полностью отошёл от дел, поручив их Совету. Всё вместе: удаление от Эры плюс любовь сделали его беззащитным перед собственным рассудком. Когда тебе исполнилось три года, он уже был одержимым. Ты, сама того не зная, стала центром его мира. Аркадий думал только о тебе, все его поступки были продиктованы тобой, он не мог выйти из дома, чтоб через несколько минут не вернуться, чтоб посмотреть, всё ли с тобой в порядке. Сначала он всё же ходил на работу; звонил через каждые пять минут, но ходил. Но скоро был уже не в состоянии отпускать тебя от себя. Он сидел дома, смотрел на тебя - и этого было достаточно. Перестал подпускать к тебе мать, не говоря уже о посторонних людях, во всех видел твоих врагов, и готов был защищать ото всех. Даже от тебя самой.
Аркадий стал заложником своей любви, и ты тоже стала заложницей его любви.
Вы переехали с Лондон, где твоя мать надеялась получить для него соответствующую помощь, однако всё было тщетно. Не удивительно, что она сочла его опасным для всех, и в первую очередь для тебя. Возможно, это на самом деле было так, а может быть, нет - этого теперь не выяснить.
У твоего отца был Хранитель - Уильям Роуэлл. Теперь он один из Совета. Он уговорил Аркадия вернуться в Эру, всего на несколько минут, обещая, что присмотрит за тобой. Это оказало благотворное действие, хотя и не такое сильное, как надеялись многие. Твой отец стал спокойнее, но стать нормальным или хотя бы уметь сохранять видимость нормальности, было ему не по силам. Он разрешил маме общаться с тобой, однако в его присутствии, ты по-прежнему ночевала в его комнате, ела только приготовленную им еду и гуляла только с ним. С этим уже ничего нельзя было сделать, он просто перестал понимать, где заканчивается забота и начинается одержимость. Он физически не мог быть долго вдали от тебя.
И тогда Уильям предложил назначить тебе Хранителя. Совет надеялся, что если твой отец сам назначит человека, которому доверяет, то станет спокойнее, и дело не закончится лечебницей для душевнобольных. Он и назначил - Сергея. Только это уже не помогло.
В итоге твоя мама добилась госпитализации в судебном порядке.
Обернись назад и вспомни,
Как рождается заря,
Солнца лучик жизнь наполнит,
И в луче том буду я.
Сергей был хорошим Хранителем. Когда твоего отца положили в клинику, он вернулся в Эру, только так мог следить за твоей судьбой. Ещё он часто прилетал к тебе, но ты не могла его видеть, а он не мог ничего сделать. С возвращением в город он начал постепенно поправляться, через некоторое время уже готов был отпустить тебя из-под опеки, и Сергей стал его приемником в оберегании тебя.
А когда твой отец умер, Сергей стал единственным твоим Хранителем. В это время тебе уже исполнилось десять лет, и никто не сомневался, что ты - будущая Грёза.
Это было время без Грёзы. Трудное время. Аркадий уже умер, ты ещё была не готова принять на себя командование Эрой, и Совету приходилось решать всё самому. А Сергей был одним из сильнейших Хранителей, он помог тебе избежать подростковой растерянности, незаметно оградил от неприятностей, не позволил совершить больших ошибок. Он по - настоящему тебя хранил. Если бы ты познакомилась с ним, то непременно бы подружилась. Сергей, как мне порой казалось, думал так же, как ты, был твой тенью и совестью.
Всё началось ещё два года назад, когда ты училась в школе. Заслон несколько раз сильно волновался, не было никакой возможности его успокоить, и город сильно пострадал. Совет принял решение сделать тебя Грёзой раньше назначенного Аркадием срока, однако Сергей был категорически против. Он запретил связываться с тобой без его согласия, и слово Хранителя сыграло решающую роль. Было решено отправить его в разведку на ту сторону - в Аннор. Сергей был уверен, что если выяснить причину, то Совет сам справиться, и ты сможешь ещё несколько лет вести нормальный образ жизни.
Он ушел - и пропал. Спустя некоторое время возникла необходимость в другом Хранителе, который мог бы временно заменить Сергея. Вызвался я, лучший выпускник. Кандидатуру одобрили, я приступил к работе. Это случилось где - то около четырёх месяцев назад.
Влад вздохнул и замолчал.
Я тоже молчала, невидящими глазами глядя на чашку с недопитым, давно остывшим кофе. За последние десять минут я узнала об отце больше, чем за все годы. Мама не рассказывала о нём, не говорила, как выражалась его болезнь и почему в итоге его забрали. Оказалось, от большой, неконтролируемой любви, которая не многим лучше ненависти. Но ведь не это важно, а то, что отец любил меня. Все годы до самой смерти он меня любил.
И Сергей тоже любил меня, и хранил, и берёг, и в итоге я даже не увидела его лица. Не слишком ли много жертв на одну меня? Уж лучше бы он позволил мне стать Грёзой на два года раньше (хотя те два года были не самыми простыми в моей жизни, я как раз переживала безответную влюблённость и впервые пробовала на вкус такую взрослую забаву, как секс), чем вызвался идти за Заслон и... погиб? Из-за меня? Очередная моя жертва?
- В этом нет твоей вины,- сказал Влад.- Просто так сложилась жизнь, и я думаю, что если бы у твоего отца был шанс всё переиграть, он снова поступил бы так же.
- Но ведь... ведь это же...- Я не знала, что подумать. Всё казалось простым, но осознать, что это ради меня отец пожертвовал и рассудком, и семьёй, и в итоге всё потерял, оказалось гораздо сложнее.- Если бы я не появилась...
- Твой отец хотел, чтоб ты родилась, и он сознательно сделал выбор,- ответил Влад.- Разве ты можешь отказать отцу в праве на собственное решение? Он не хотел бы, чтоб ты винила себя за него.
- Откуда ты знаешь? Ты видел его?
- Нет, но я уверен. Я тоже винил себя в гибели родителей, пока Старейший не убедил меня, что каждый родитель готов пожертвовать своей жизнью, чтоб спасти ребёнка. Вот мои и пожертвовали, и твой отец тоже. И это было их желание в тот момент, самое сильное из всех желаний.
Только в этот момент я вспомнила, что Влад сирота, воспитывался у приёмных родителей после недолгого пребывания в детском доме. Он упоминал об этом, не вдаваясь в подробности, а я не спрашивала. Сейчас спрашивать тоже не очень хотелось, но я подумала, что лучше буду слушать, чем придаваться невесёлым мыслям об отце, сошедшем с ума от любви - в прямом смысле.
- Что случилось?- спросила я.- Как они погибли?
- Мы разбились на машине,- просто ответил Влад.- Ехали в Москву из гостей, отец не справился с управлением на мокрой дороге, и мы свалились в кювет. Родители погибли сразу, меня спасло то, что я был в детском кресле. Мне часто снится сон про это падение, снится отец, каким я видел его последний раз, и ещё мамин голос. Я помню, как выбрался из машины и теребил отца, чтоб он открыл глаза. Всё так ясно, будто произошло совсем недавно, хотя в то время мне едва исполнилось три года.
Голос Влада стал хрипловатым. Он до сих пор переживал смерть близких, хоть и делал вид, что для него это обычное дело, ничего особенного. Просто он научился не думать об этом, не вспоминать, жить так, словно это его не касается. Его приёмные родители были чудесными людьми, они любили его, он любил их, только... только они не смогли заменить ему настоящих папу и маму, как ни пытались.
- И ты попал в Эру?- спросила я, отвлекая его от воспоминаний.
Влад чуть улыбнулся и покачал головой.
- Нет, не сразу, после аварии прошло около года. Меня стали преследовать кошмары, один страшнее другого, я почти перестал спать. Виктор - это мой новый отец, в лицо я зову его папой, но за глаза по - имени - водил меня к детскому психоаналитику, думал, что проблему можно вылечить таблетками. Смешной. Но я каждую ночь будил их криками, боялся закрывать глаза, не выключал в спальне свет, совсем перестал есть и ходил, как сомнамбула, поэтому у них не было иного выхода, как обратиться к специалисту. Врач прописал какие - то таблетки, успокоительное, они должны были уравновесить мои расшатавшиеся нервы. Я на самом деле больше не просыпался по ночам, но кошмары не прекратились, и я не мог, как прежде, вырваться из них, проснувшись. И вот в одну ночь Старейший, уж не знаю, как ему это удалось, перетащил меня из кошмара в Эру.
Вообще - то только Грёза имеет право перетаскивать кого - то в Эру против его воли. Имеются в виду не те, кто попадает самостоятельно, а именно те, кто без помощи ни за что не перенесётся. Я бы не перенёсся, если бы мне не помогли. Но Совет принял решение разрешить мне остаться, ведь тебя не было и спрашивать было не у кого. А потом я выучился на Хранителя. Думаю, что тогда, в детстве, едва не сошёл с ума, и только вмешательство Старейшего помешало этому случиться. Вот и всё.
Я усмехнулась:
- Да, весёлая у нас жизнь. Я псих по призванию, ты - потенциально сумасшедший.
Несколько секунд Влад молчал, а потом разразился громким хохотом. Мне смешно не было, однако я несколькими смешками поддержала его. Зато Хранитель хохотал во всю силу лёгких, до слёз, до падения на пол с кресла, и никак не мог остановиться. Звонкий, заразительный смех пробирал до костей, казался неуместным в свете разговора, но я не сделала ни одного движения, чтоб его успокоить. Понимала, что смех - это не веселье, а способ сбросить напряжение. Причём не самый худший из возможных.
В дверь постучались, и раздался голос мамы:
- Инга, у тебя кто - то в гостях?
Разумеется, мама услышала чужой голос и прибежала на звук. И глупо было говорить, что ей померещилось, она всё равно бы не поверила, зато начала следить с повышенным вниманием, вооружённая мыслью, что дочь что - то скрывает.
Поэтому я встала и открыла дверь.
- Входи, мам. Познакомься, это Влад, он студент журфака, в нашей редакции подрабатывает курьером. А это моя мама, Наталия Денисовна.
Влад вытянулся в струнку, как перед генералом, и широко улыбнулся.
- Очень приятно познакомиться.
- Мне тоже,- мама глядела на него с подозрением, чуть прищурив левый глаз.- Как мило, что ты заглянул. А родители не будут переживать, что тебя так поздно нет дома?
Влад посмотрел на часы и картинно ахнул. Если бы он так ахнул для меня, ни за что бы не поверила.
- Как уже поздно! Мне в самом деле пора!
- Я провожу тебя,- сказала я, снимая с вешалки кардиган.
Мама пристально следила, пока мы не спустились на первый этаж и не исчезли в прихожей. Потом, я уверена, она переместилась к окну, чтоб видеть, чем мы будем заниматься на крыльце. Интересно, чтобы она сказала, задумай я поцеловаться с Владом?
Между тем Влад обулся, и мы вместе вышли на крыльцо. Было холодно, я плотнее закуталась в длинный кардиган, и облокотилась на периллу. Влад встал рядом, кончик его носа моментально покраснел от холода.
- И со мной так будет всегда?- спросила я после непродолжительного молчания.
- Что?
- То, что случилось на остановке.
Он пожал плечами.
- Не знаю, по-всякому бывает. Но тебя будет защищать Эра, чем больше времени ты в ней проведёшь, тем более лёгкими и непродолжительными станут приступы. Окончательно, правда, ты от них не избавишься.
- Но я была сегодня в Эре, а в результате получила кошмар на свою голову.
- У тебя сегодня тяжёлый день, а каждое потрясение делает тебя уязвимее,- сказал Влад.- Это нормально. Просто в следующий раз надо это предусмотреть и попробовать блокировать.
- Сергей это умел?
- Наверное,- Влад пожал плечами.- Сергей был природным Хранителем, он многое умел.
- А почему ты захотел стать моим Хранителем?
Влад повернулся, посмотрел на меня и улыбнулся.
- Ты совсем замёрзла, иди в дом. А мне пора на автобус.
- Ты не хочешь отвечать?
- Мы поговорим об этом в другой раз, хорошо? Когда выкроим время.
Влад поцеловал меня в щёку, спустился с крыльца и пошёл к роще, чтоб успеть на последний автобус. Я немного постояла, убедилась, что всё в порядке, и только после этого пошла в дом. И тут же выскочила обратно на улицу, и бросилась за Владом, успевшим скрыться за деревьями.
- Влад, постой! Влад!
Один тапок потерялся, пришлось остановиться, чтоб отыскать его. Мне очень важно было задать ему этот вопрос, хотя бы для того, чтоб понять, насколько точно Влад всё рассказал.
Он выбежал из рощи мне навстречу, был таким взволнованным, что я удивилась.
- Откуда ты узнал про моего отца, Влад?- спросила я, чуть задыхаясь от быстрого бега.
Влад переменился в лице. Не знаю, чего он ждал, но точно не этого вопроса.
- Это настолько сильно тебя волнует?
- Да.
- Я Хранитель, Инга. Я должен это знать. Это моя работа. Спокойной ночи.
Влад повернулся и побежал по дорожке прочь, а я побрела к дому. Наверное, он был прав. Это его работа - знать.
Дома я немного посмотрела телевизор - скучный фильм с претензией на комедию, потом сказала маме, что устала, и поднялась к себе. Мысли бурлили в голове, начисто лишая покоя.
Может быть, Сергей на самом деле был замечательным Хранителем, он лично знал отца и многое мог о нём рассказать. Возможно, он бы даже защитил меня от Захватчика гораздо успешнее, чем это получилось у Влада. Всё это были вероятности, недоступные опровержению. Вот только, подумав, я решила, что мне не нужен никакой другой Хранитель, кроме Влада. Он был молодым, неопытным и моим другом, и мы вместе постигали каждый свою истину. Ведь так скучно - знать всё...

В ту ночь я спала совсем без сновидений.

Следующие четыре дня ничем не отличались от обычных дней, проводимых мной на протяжении большей части жизни. На работе всё складывалось неплохо. Мыслов, казалось, напрочь забыл о нашем последнем скандале, и дал мне задание сделать снимки для статьи Оксаны Латышевой, работающей в соавторстве с профессором биологии. Статья, на мой взгляд, была скучновата, для медицинского издания, но Мыслов одобрил, так что работа шла полным ходом. Я старательно снимала мельчайших насекомых, которые в увеличении оказывались мерзкими членистоногими созданиями, и не роптала, когда заносчивая Латышева забраковывала снимки и заставляла всё переделывать. У меня вообще не было желания ввязываться в какие бы то ни было конфликты, и без того положение складывалось довольно прискорбное.
И всё же я скорее всего не обращала бы внимания на поведение Латышевой, если бы работала с ней с самого начала, и воспринимала место на втором плане как нечто само собой разумеющееся. Однако я успела поработать и с Антоном, и с Максом, и с некоторыми другими журналистами, знала, что фотографом вовсе не обязательно командовать, как личной марионеткой, и отношения новой напарницы не понимала. Продолжалось непонимание почти двое суток, пока я наконец не сообразила, что бедная девочка боится, что я займу её тёплое местечко при Мыслове. Она, наверное, искренне полагала, что каждая особь женского пола, обитающая в редакции, ежеминутно мечтает затащить Мыслова в кровать. Я тихо посмеивалась, ещё более тихо жалела Оксану, и прикусывала язык, когда с него просилось очередное возражение. Я и без того была у редактора не на лучшем счету, чтоб иметь возможность портить отношения с его протеже.
С Максом я совсем перестала видеться, исключения составляли только короткие переглядки на летучках, да и на них он периодически опаздывал. Оставались только телефонные звонки, и хотя я старалась призвать гордость к порядку, всё равно звонила ему по пять раз на дню. Порой мне просто необходимо было услышать его голос или смех. Мы столько времени успели провести вместе, я настолько привыкла к его обществу, что теперь казалось, будто из моей жизни вырвали какой - то очень важный кусок. Или это не я привыкла, а он меня приучил... Не знаю. Однако ощущение пустоты не проходило, я считала минуты от звонка до звонка, чтоб сохранять интервалы хотя бы в несколько часов, и эти часы казались сутками. При всём при этом я продолжала убеждать себя, что это не любовь, а пустая влюблённость, и даже преуспела в самообмане. Чем ещё, как не обманом, я могла защитить хрупкие проводочки моих нервов от настоящей, грозной, всепожирающей любви, которая уже сгустилась над моей головой, и от всего - лишь - дружбы с его стороны? Правда, у него почти не было шансов оценить размах моих чувств.
И вот спустя четыре дня я сидела за компьютером и перелистывала свежие снимки, когда подошла Латышева. К слову, я переместилась за стол в общий зал, что было опротестовано Максом (не слишком успешно) и встречено злорадными смешками кое - кого в редакционном семействе. И если раньше была зависть, то теперь меня спустили с небес на самую землю, а на земле были только рады моему низвержению. Я не говорю обо всех, нет, имелись у нас и очень замечательные люди, только плохое и гадкое почему - то сильнее бросается в глаза, чем доброе, и обиды запоминаются крепче, и косые взгляды видны лучше, и громче шушуканье за спиной, чем слова в глаза.
Отвлеклась. Так вот, я сидела за компьютером, когда подошла Латышева. Выражения её острого, голубоглазого личика я распознать так и не смогла, хотя честно присматривалась, да и сама Оксана дала мне такую возможность, выдержав паузу, долгую даже для театральной. Потом откинула за спину красиво изгибающийся локон и проговорила:
- Пётр Сергеевич просил тебя срочно к нему зайти.
- Зачем?- удивилась я, а сама подумала: "Что я ещё натворила?"
Латышева усмехнулась как - то особенно ехидно. Она всегда, на мой взгляд, усмехалась ехидно, но в этот момент переплюнула сама себя.
- Не знаю. Но на твоём месте я бы поторопилась, тон у Сергея Петровича был очень серьёзным.
Я встала, выровнявшись с ней в росте, и ответила:
- Твоё счастье, что ты не на моём месте.
- Не сомневаюсь,- съязвила Латышева мне в спину.
Очень захотелось продолжить пикировку, но я себе этого не позволила. Пусть думает, что победила.
Мыслов встретил меня необычайно серьёзным взглядом. Таким взглядом он не смотрел на меня, даже когда принимал на работу. Я успела привыкнуть, что в моменты гнева главный редактор начинает рвать и метать, и кричать на всё здание. Это было его обычной реакцией и частым состоянием. Однако сейчас он просто стоял и смотрел на меня. Я почувствовала себя крайне неуютно.
- Оксана сказала, вы хотели меня видеть,- сказала я, невольно понизив голос.
Мыслов кивнул.
- Хотел. Проходи, садись.
Я прошла и присела на краешек стула. Никак не могла понять, зачем понадобилась и почему у Мыслова такое похоронное лицо.
И тут же подумала о Максе, которого в этот момент в редакции не было. Его поддержка пришлась бы сейчас весьма кстати.
- Что случилось?
Мыслов сел на своё место, сложил руки на столе и снова пристально поглядел на меня. Причём если прежде его взгляд вечно давил и чего - то требовал, то теперь оставался спокойным, серьёзным и слегка грустным. Я занервничала сильнее.
- Не стану ходить вокруг да около,- сказал он.- Редакцию известили, что тебя обвиняют в распространении наркотиков среди пациентов наркологической клиники. Выдвинуто требование о твоём увольнении, иначе делу дадут ход. Причём человек, который это обвинение выдвигает, говорит, что доказательства неоспоримы, и девочка, которой ты передала наркотики, подтверждает твою вину. Ты ничего не хочешь мне объяснить? Речь идёт о девочке - героине вашей с Игнатовым статьи?
Я остолбенела, все мысли в голове перемешались. Почему - то мне казалось, что времени ещё много и что доктор Денисов сорок раз подумает, прежде чем допустит, чтоб делу дали ход. Ведь он потеряет доступ к богатой кормушке! Очевидно, он ничего не смог противопоставить отцу Светы, охваченному жаждой справедливого возмездия.
Но мне - то от этого было ничуть не легче!
Меня никогда не обвиняли в большем преступлении, чем списывание домашней работы в школе, я попросту не знала, как себя вести и как доказать Мыслову, что к наркотикам не имею ни малейшего отношения. Скорее всего он не поверит, скорее всего он меня уволит, причём немедленно, и тогда... И тогда я стану безработной. И больше не увижу Макса...
- Да, видимо,- сипло прошептала я.- Вы меня уволите.
Я не спросила, просто констатировала факт. Ни один журнал не станет марать репутацию из-за проштрафившегося фотографа - себе дороже.
- Ты имеешь к этому отношение?- спросил Мыслов всё так же серьёзно, пропустив мимо ушей последнюю реплику.
- Нет. Я просто зашла поговорить с ней, Света рассказала мне про свою семью, и мне никогда бы в голову не пришло снабжать ребёнка наркотиками. Более того, я ни одного наркотика сильнее марихуаны в жизни не видела. Не знаю, почему девочка сказала, что ей помогла я, всё это неправда.
- Так - так,- Мыслов взял карандашик и постучал по столу.- Очень интересно. Так о чём вы говорили с девочкой?
- О её семье. Она сказала, что родители уделяли ей мало внимания, что у неё не сложились отношения с нянькой - в общем, обычная подростковая конфликтность. Я не придала этому большого значения. Мы расстались довольно дружелюбно, она даже сказала, что я могу приходить, когда захочу... Не могу поверить, что всё зашло так далеко.
На глаза навернулись слёзы. Света оговорила меня. Но почему? За что? Просто из-за того, что я первая попалась на её пути? Особенно обидно было даже не гнусное обвинение, а то, что я на самом деле прониклась и пожалела её, хотела как - то помочь. Показалось, я вижу перед собой несчастного, обделенного вниманием ребёнка, который стал наркоманом от безысходности. Даже её последние слова о людях и о своей к ним ненависти не смогли пробить скорлупу моей жалости.
А теперь Света доказала, что она действительно та, за которую выдавала себя.
- Ты знала об обвинениях?- спросил Мыслов.
Я кивнула.
- Как давно?
- Четыре дня. Мне казалось, они смогут разобраться и поймут, что я не при чём. Я никогда... Клянусь, я не приносила в больницу наркотики.
- Почему ты не рассказала мне?
- Не подумала, что это необходимо. Когда мне позвонили... Словом, Светлана тогда ещё не обвиняла меня, просто молчала, и дальше подозрений речь не шла. Я надеялась, что она скажет правду. К тому же в больницу ездил Макс, пытался разобраться в ситуации.
- И?
- Подробностей разговора я не знаю, это вы должны спросить у него. Но тогда Светлана хоть и не опровергала обвинений, но и не подтверждала их. Правда, её отец был настроен решительно. Только не понимаю, зачем им нужно моё увольнение.
- Думаешь, если тебя уволят, на этом всё закончится?- усмехнулся Мыслов.- Они насядут на тебя так, что мало не покажется. Распространение наркотиков, продажа шестнадцатилетней девочке - это статья, понимаешь?
Я тяжело вздохнула.
- Понимаю.
- Мало понимаешь, раз думала, что всё спустится на тормозах.
- Но я...
- Помолчи, и без того немало натворила. Почему ты сразу ко мне не обратилась? Что за художественная самодеятельность? Вы с Игнатовым перепутали себя с агентами 007?
Я опустила глаза. А что могла сказать? Всё правильно, мы на самом деле решили, что сможем справиться своими силами, промедлили непозволительно долго, и в итоге я получила то, что получила. Глупо теперь было и просить прощения, однако я была уже на грани того, чтоб извиниться. Как - будто извинения могли что - то исправить!
- Ситуация сложная,- на выдохе произнёс Мыслов.
Я согласилась.
- Сложная. Вы меня уволите?
- Разве я это сказал? Если бы намеревался уволить, не стал бы попусту тратить слова и прямо заявил: ты уволена. Я заявил?
- Нет.
- Ну и зачем ты тогда говоришь глупости? Я просто стараюсь разобраться в ситуации, а она, между прочим, не рядовая. Ты не прикасалась к этим наркотикам?
- Нет, не прикасалась, не видела и вообще не имела о них никакого понятия,- в который раз повторила я.
- Значит, кроме слов этой девочки - наркоманки и домыслов, других доказательств у них нет,- кивнул Мыслов.- Ну что же, это очень хорошо. Слушай меня, Инга и запоминай. Если позвонят и потребуют тебе явиться в клинику, ни в коем случае не отправляйся одна, возьми кого-нибудь, и непременно сообщи об этом мне. На месте не смей ничего подписывать, думай над каждым произнесённым словом, и вообще веди себя очень осторожно. Я возьму дело под своё ведение, и если они намерены подавать в суд - отлично. Но им нужно будет очень постараться, чтоб доказать твою причастность.
Я слегка улыбнулась, хотя само слово "суд" вызывало нервную дрожь. Мыслов был намерен принять бой, он не хотел меня увольнять и не собирался поддаваться на шантаж. Если прежде я недолюбливала главного редактора, то сейчас вдруг прониклась искренней симпатией. Кто бы мог подумать, что он будет так стоять за своих сотрудников? Я - точно нет.
- Спасибо.
Он удивлённо поднял брови.
- За что?
- За такое отношение. За то, что поверили мне.
Мыслов усмехнулся и потёр подбородок.
- Я это делаю не для тебя.
- А для кого?
Он посмотрел на потолок, и мне показалось, что улыбка приобрела оттенок тоски.
- Он знает.
Спросить, кто, я не решилась.
- Что мне теперь делать?- спросила я.
- Заниматься своими прямыми обязанностями. Я постараюсь во всём разобраться, а когда будут результаты, мы поговорим. Никаких поспешных обещаний не даю, но меня трудно поймать на крючок одними угрозами. Всё, ступай.
Я встала и уже направлялась к двери, когда остановилась и обернулась, вспомнив важную деталь, на которую мои обвинители делали упор.
- Если спросят, почему я сама пришла в палату Светланы, вы можете ответить, что это сработала моя интуиция,- сказала я.- Тем более что так оно и было.
Мыслов серьёзно кивнул.
- Хорошо, я это учту. Работай.
Я вышла и в дверях столкнулась с Максом. Он так и замер с поднятой рукой, словно собирался меня ударить. Я едва сдержалась, чтоб не броситься к нему на шею и не обнять. Не слишком подходящее место для таких жестов. И всё же одно то, что он вернулся и был в здании, совсем рядом, заметно меня приободрило.
- Максим, зайди ко мне,- проговорил увидевший его Мыслов прежде, чем я успела хотя бы поздороваться.
Макс обошёл меня и закрыл за собой дверь, но так улыбнулся при этом, что у меня едва не подкосились ноги.
Влюбилась, как кошка. Вот дура!
Латышева бросила на меня подозрительный взгляд, но от комментариев воздержалась, возможно потому, что в этот момент говорила с журналистом Воробьёвым, своим наставником. Вернее, своим бывшим наставником, которого у нас в журнале давали каждому новому журналисту (кроме Макса, он обошёлся своими силами). Оксана уже год как вышла из-под покровительства Воробьёва, но тот не упускал случая прокомментировать написанные ею работы, и, насколько я слышала, периодически доводил своей критикой до слёз. Правда, я такого не видела ни разу.
Я не стала торчать в рабочем зале, где все уже знали, что меня вызывал Мыслов по какому-то срочному и конфиденциальному делу, и их головы полнились самыми бредовыми предположениями, и отправилась в наш с Максом кабинет. По пути уговорила себя перестать изображать влюблённую школьницу и подумать о деле.
Следующие полчаса я провела, сидя в кресле и напряжённо размышляя над одной - единственной проблемой: как заставить доктора Денисова дать мне признание в распространении наркотиков, и при этом всё это записать на плёнку. Едва ли можно было поставить в его кабинет "жучок", а просто так прийти и потребовать ответов просто неразумно. Можно было ещё явиться к нему в виде призрака, со Светланой это отлично сработало, но тут было две загвоздки, и обе, на мой взгляд, непреодолимые: во - первых, девочка услышала меня, лишь приняв дозу, а сам Денисов вряд ли был наркоманом; а во - вторых, я не могла взять с собой ни камеру, ни магнитофон, ни прочие предметы.
Мне очень хотелось придумать неожиданный, но умный манёвр, а в голову ничего не приходило.
Был ещё вариант: посоветоваться с Советом Эры. Эти люди прожили достаточно длинную жизнь, чтоб приобрести некоторый опыт, так что их мысли могли оказаться интересными. Но так не хотелось, чтоб в Эре ломали голову над проблемами реальности. У них и своих дел было вполне достаточно.
Снова разболелась голова, слабо, но даже такая боль обращала на себя внимание. Я закрыла глаза, несколько раз глубоко вздохнула, помассировала виски. Пугала не сама боль, а то, что очередная неожиданность могла дать пищу моему прогрессирующему заболеванию. В прошлый раз дело закончилось галлюцинациями. Самое ужасное заключалось в том, что я знала: всё повториться. Не обязательно именно в таком виде, но непременно, и оставался только один вопрос: когда?
Как же мне разоблачить чёрного доктора?
Возникла мысль выйти из себя, пробраться в кабинет Мыслова и подслушать, о чём они будут говорить, но от этого ребячества я удержалась. Если будет нужно, Макс сам всё мне расскажет, а если промолчит, значит, знать мне это не обязательно. В любом случае я была уверена, что он не сделает ничего, способного навредить мне.
Невозможно любить и при этом не доверять человеку, и я верила Максу, как себе. Любой разумный человек непременно сказал бы, что так доверять мужчине, с котором знакома месяц, нельзя. Но разве влюблённую девушку можно назвать разумной?
Макс вошёл в кабинет по истечению получаса и снова улыбнулся, но на этот раз мне показалось, что не так жизнерадостно.
- Как ты?- спросил он.
Я неопределённо пожала плечами.
- Нормально. Неприятно, что меня обвиняют в распространении наркотиков, но это не смертельно.
Макс кивнул, удовлетворившись таким ответом. Мне показалось, что слегка расслабился. Сел за стол.
- Мы с редактором посоветовались,- сказал он.- Завтра поедем вместе в клинику и попробуем выяснить, что конкретно у них на тебя есть. Если ничего, то предложим компромисс: они забывают свои претензии, а мы не подаём в суд за клевету. Если что - то есть, тогда поступим по ситуации.
- Светлана заявила, что наркотики принесла я,- напомнила я на удивление спокойным голосом.
- Заявила, но не просто Светлана, а наркоманка со стажем, несмотря на юный возраст. Хороший адвокат разобьет такую свидетельницу в пух и прах, и Троеполов должен это понимать. Либо они опираются в своих обвинениях на более веские доказательства, либо просто прессингуют тебя, и второе гораздо вероятнее.
Я кивнула.
- Не переживай, мы так просто тебя не отдадим,- сказал Макс.- Будем стоять до последнего. Мыслов настроен очень серьёзно.
Внезапно меня осенило. Зачем делать запись нашего разговора с доктором Денисовым? Тот, для кого это действительно имеет принципиальное значение, может лично всё услышать. И почему признаваться должен обязательно сам Денисов, когда его пациентка отлично справиться сама. Разве кто - то удивится, что наркоманка к тому же говорит сама с собой? Надо только придумать, как всё это провернуть...
Макс что - то говорил, но я совершенно его не слушала. Меня начало слегка лихорадить. Точно, вот оно, долгожданное решение! Пусть не слишком оригинальное, но действенное, если всё предусмотреть. На чём попадаются преступники, даже самые умные? На том, что большинству хочется, чтоб все знали, какие они умные и сообразительные.
Я предоставлю Светлане очень благодарного слушателя, обещаю.
В этот момент зазвонил телефон, вырвав меня из раздумий. Макс снял трубку, немного послушал, сказал: "Хорошо",- и положил на рычаги.
- Звонил Мыслов,- доложил он мне.- Встреча состоится завтра в одиннадцать утра в клинике. Троеполов настаивал на своём офисе, но мы решили сражаться на относительно нейтральной территории. Чему ты так улыбаешься?
- В самом деле?
Я постаралась сложить губы, но почти ничего не получилось. Только что всё было почти безнадёжно, и вдруг я поняла, что смогу вытащить себя из этой неприятной истории. Возможно, для этого придётся попотеть, но результат того стоит.
- В самом деле. Что в моих словах показалось тебе смешным?
- Это очень хорошо, что вы встречаетесь в больнице. И Троеполов тоже будет присутствовать?
- Будет. Для тебя это важно? Хочешь поехать с нами?
- Думаю, вы справитесь сами,- ответила я.
Если всё получится, вам не придётся особо напрягаться.
- Прости, мне надо позвонить.
Я схватила телефон, выскочила в коридор, добежала до дальнего окна, зная, что в соседнем кабинете никого нет, коридор отлично просматривается, так что подслушать меня нет никакой возможности, села на подоконник и позвонила домой. Мама очень удивилась, когда я попросила найти в телефонном справочнике (новеньком, два дня как из магазина) номер телефона Троеполова Виктора, но продиктовала в точности.
Звонить ему было немного боязно, но осознание того, что я не виновата, подталкивало восстановить справедливость. Я промедлила всего минутку, а потом решилась.
Мне ответили на пятом гудке, женский голос:
- Слушаю.
- Я хотела бы поговорить с господином Троеполовым,- сказала я. Горло перехватило от волнения, но лишь на несколько секунд.
- Кто его спрашивает?- допрашивала меня женщина.
- Знакомая.
- По какому поводу?
- Это очень важное дело.
- Я должна знать, как доложить.
Ах, вон оно что! Секретарша!
- Это касается его дочери. Не сомневаюсь, господин Троеполов заинтересуется.
- Подождите секундочку.
Ждать пришлось действительно недолго. Затем женский голос сменился на приятный мужской баритон.
- Троеполов слушает.
Я сделала глубокой вздох и ответила:
- Здравствуйте. Вы меня не видели, но наверняка знаете. Меня зовут Инга Крижитская.
- Да, знаю. И зачем вы звоните мне на работу? Чего хотите?- голос стал холодным, как лёд.- Не знаю, как у вас хватило наглости набрать номер.
- Наверное, потому хватило, что я не виновата,- веско ответила я.- Я плохо знаю вашу дочь, виделась с ней лишь однажды, но у меня нет никакого желания причинять ей вред. И я уверяю, что никогда не приносила ей в палату наркотики.
- Оставьте этот жалостливый тон. Я не успокоюсь, пока не доберусь до правды, и ваши заверения не помогут.
- В таком случае могу сообщить, что мне известно имя настоящего преступника. Называть его я пока не стану, однако...
- Моя дочь назвала вас, и для меня это уже достаточное основание для подозрений.
- Завтра ваша дочь назовёт другое имя, уверяю вас.
- Не знаю, что вы хотите сказать мне, но это и не очень интересно. Завтра состоится встреча, на неё всё проясниться.
- Что же, спасибо за беседу. Всего доброго,- ответила я и быстро отключилась.
Следующим я позвонила Владу и договорилась, что сразу после занятий он направляется ко мне. Есть срочный разговор. Влад - я в этом не сомневалась - с радостью согласился.
После этого я с чистой совестью вернулась к Максу в кабинет. Для него тоже имелось место в моём плане, но говорить об этом было пока рано.

Влад удивился и обрадовался, когда ему позвонила Инга и попросила прибыть, как только появится такая возможность. В последние дни они мало общались, он наблюдал за ней, как обычно, но не делал попыток заговорить. Мучился, но терпел. Он бы поторопил её, сил ждать не было, но разумная Катя - его верная советчица, рекомендовала не делать резких движений.
- Если не хочешь её отпугнуть, не дави,- авторитетно говорила она.- Девушки не любят, когда их загоняют в угол. Если она полюбит тебя, то не потому, что ты её заставил. Должно казаться, что это её решение, а не твоё.
- Очень по-женски,- ответил Влад.- Вы всегда заставляете мужчин думать, что подарить бриллиантовое колье на восьмое марта - это не ваша идея.
Катя засмеялась.
- Так поступают не все женщины, а только умные. И мужчинам, особенно таким тормозам, как ты, есть чему поучиться.
- Это я тормоз?
- Но ведь это ты не додумался подарить любимой девушке коробку конфет и плюшевого зайца. Девушки - это те же цветы, и их время от времени надо поливать и подкармливать. Понял?
Влад понял, но всё никак не решался прийти к ней домой с конфетами. Ему казалось, что она воспримет это как шутку и рассмеётся. Влад не был уверен, что в таком случае сможет отреагировать адекватно и не обидеть Ингу.
И вот теперь она сама ему позвонила, и сказала, что хочет увидеться. Значит, скучает. Значит, Катька была права, и требовалась передышка, чтоб Инга поняла, как ей трудно без его общества. Влад готов был петь от радости.
Конечно, он не стал ждать конца занятий и сбежал с двух последних уроков - всё равно ничего интересного. Пусть у него будет тройка по физике за четверть, оценка ничего не значит, а тот, кто думает иначе - дурак. Пусть отец не купит ноутбук в подарок на Новый год (а купил бы, если бы уговор не получать оценок ниже четвёрок и не пропускать занятия не был нарушен в самом начале сентября). Если позвала Инга, всё остальное не имеет ровно никакого значения.
На метро Влад доехал до здания редакции, в которой работала Грёза. Охранник позвонил наверх, убедился, что парня ждут, и пропустил, хотя выглядит при этом таким недовольным, будто впускал незваного гостя в собственную квартиру.
Влад едва не дрожал в предвкушении встречи. Он представлял, как Инга скромно опустит глаза, улыбнётся своей милой улыбкой и признает, что в её жизни нет никого ближе Влада, что она соскучилась и если он не против, то хотела бы, чтоб он стал её парнем. Ведь на самом деле, ближе Хранителя к ней никто и никогда не будет, и тем более таким человеком не станет этот Макс, противный тип, выезжающий на своей модельной внешности. И как девушки не видят, что под белокурыми волосами царит самодовольная пустота?
Но Инга не такая, она рассмотрит правду.
Инга стояла на лестнице - ждала. Когда Влад вышел, она улыбнулась ему и кивнула.
- Привет. Спасибо, что так быстро, но торопиться было совершенно не необходимо. У меня есть время до завтра.
Влад опешил, и его радостно скакавшее сердце притихло. Он ожидал другого.
- Привет. Ты сказала, что разговор срочный, вот я и прискакал. Что - то не так?
Наверное, именно потому, что Инга сказала не то, что он ожидал услышать, Влад переменил тон на гораздо более резкий. Девушка, стоящая перед ним, на перемену никак не отреагировала, попросту не заметила, и кивнула.
- Не так. Возникли определённые сложности, мне нужно посоветоваться с тобой.
- Так советуйся.
- Идём, здесь слишком людно.
Инга повела его в курилку, однако Влад догадался об этом не сразу, а лишь когда заметил горки пепла и окурки в пожелтевших жестяных банках из-под кофе. Последовав примеру своей подопечной, он сел на продавленный, пропахший сигаретным дымом диван. Настроение безнадёжно испортилось. Для чего бы Инга его не позвала, к их отношениям это не имело ни малейшего отношения. Она и не вспомнила такого парня, как Влад, если бы не возникла необходимость посоветоваться, и совсем не скучала. А он - то мчался, как влюблённый щенок!
- Ты чем - то недоволен?- спросила Инга. Она откинулась на спинку дивана и чувствовала себя превосходно.- У тебя неприятности?
- Не говори глупостей,- отрезал Влад, задетый её участливым тоном. Вот только не хватало, чтоб она начала его жалеть.- Выкладывай, что у тебя.
Инга быстро, без подробностей изложила ситуацию, в которую попала. Влад немного успокоился, хотя разочарование не прошло, слушал внимательно, и всё понял. И даже удивился, как сухо она пересказывала свершившиеся факты. Как - будто они её не касались. Несмотря на злость, Влад понял, что не может смотреть на неё и не восхищаться. Она была такой... такой... Словом, просто невероятной. Сложно представить, что эти глаза посмотрят на него с любовью, но несколько раз Владу показалось, что в них промелькнуло что - то очень похожее, и это согрело.
- И что ты хочешь сделать?- спросил Влад, когда Инга закончила повествование.
- Хочу узнать, можно ли заставить человека делать то, что мне нужно?
Он посмотрел на неё с удивлением.
- Зачем?
- Так возможно или нет?
- Понимать людей - это одно, а управлять ими - это совсем другое. Это трудно, опасно, и я бы не рекомендовал тебе практиковаться. Всё не просто так, надо перепрыгнуть через личность самого человека и принудить к чему - то. Без очень веского повода лучше сделать проще: попросить.
- По-твоему, угроза тюремного заключения - это не достаточно веский повод?
Инга выглядела разочарованной.
Она так посмотрела на Влада, что тот чуть было не согласился с её словами, но вовремя спохватился, что он не просто человек, но ещё и её Хранитель. И если разум кого - то неизвестного, на ком девушка собралась испытывать силы, его не сильно волновал, то последствия для самой Инги могли оказаться не самыми лучшими. Вплоть до полной потери контроля над собой. Влад сжал кулаки.
- Должен быть другой выход. Расскажи, зачем тебе это потребовалось?
Инга вздохнула.
- Хочу заставить Свету принять наркотик, ведь только в таком случае она сможет меня услышать. Или так, или мне её не разговорить, а это единственный шанс. Я не имею права его упускать.
- Это не такая проблема, чтоб быть неразрешимой.
Влад выдохнул и тоже откинулся на спинку. И пожалел об этом, потому что в таком положении она оказалась слишком близко. По коже сразу побежали мурашки. Её лицо было так близко, что он мог рассмотреть каждую чёрточку её губ и каждую в отдельности ресничку, и даже едва заметные веснушки на носу. Безумно захотелось поцеловать её, так сильно, что губы начало ломить, а по животу разлился невыносимый жар. Владу показалось, что и она в этот момент захотела его поцеловать, он был уверен в этом и подался вперёд, ей навстречу...
- И какое решение?- спросила Инга заинтересованно.
Влада словно обожгло. Нет, она вовсе не хотела его поцеловать. Она думала только о своих проблемах.
И что теперь делать, когда пальцы уже сводит от желания к ней прикоснуться? Когда низ живота болит так, что хочется кричать?
Влад отодвинулся от неё на максимально позволенное размерами дивана расстояние, надеясь, что она не почувствует его состояния. А она смотрела на него огромными глазами, как будто уже почувствовала. И начала дышать глубже, обрисовывая грудь под тонким свитером. И зажала ладони между коленями. И прикусила нижнюю губу маленькими белыми зубками. Чёрт, зачем ей потребовалось что - то прикусывать?!
Влад закрыл глаза и тихо откашлялся, прочищая забитое горло. Стало жарко, как в парной.
- Ну... в общем...
- Что?
- Если однажды ты говорила с человеком, не важно, находился он при этом в наркотическом опьянении или нет, в другой раз ты сможешь говорить с ним без труда. Дорожка уже протоптана. Не нужно забивать голову ненужными мыслями, если ты захочешь быть услышанной, она тебя услышит.
Инга поняла и кивнула.
- Значит, я смогу говорить со Светой без всякого постороннего вмешательства?
- Именно.
- Но это же замечательно! Я даже подумать не могла, что всё устроится так гладко. Влад...
- Что?
- Спасибо, ты мне очень помог. Мне жаль, что ради этого пришлось оторвать тебя от занятий.
Влад усмехнулся. Ощущение, что если сейчас не коснётся её, то свихнётся, медленно проходило.
- Ничего страшного. Ты же знаешь, я всегда к твоим услугам.
- Хорошо,- Инга немного помолчала, а потом вдруг произнесла.- Знаешь, Влад, а я, кажется, серьёзно влюбилась.
Голос снова отказался слушаться, парню пришлось постараться, чтоб прошептать:
- В кого?
- В Макса. Я сама не ожидала, что так получится, и... Я рада, что хоть тебе, своему другу, могу в этом признаться. Всё так неожиданно. Ещё недавно я считала его самовлюблённым типом, а теперь влюбилась. Причём я никак не могу понять, как он сам ко мне относится, иногда делает комплименты, целует и вообще оказывает знаки внимания, а порой в упор не замечает. Я хочу быть с ним, но мне кажется, что он этого совсем не хочет... Вот я и подумала, что ты посмотришь на всё с мужской точки зрения и подскажешь, как мне с ним себя вести. Ведь вы оба...
Голос Инги становился всё глуше и глуше, пока совсем не пропал в заполнившем уши грохоте. Влад смотрел на неё, видел, как двигаются её губы, но не разбирал ни слова. Той боли, что была, когда он впервые услышал эти слова, сказанные Эмме, уже не было. Кинжал, который она тогда, сама того не зная, вогнала в его сердце, остался на месте, просто сейчас он проник ещё глубже. Влад сидел и никак не мог пошевелиться или осознать, что в этот момент произошло. Имя Макса похоронным набатом стучало в голове, чёрная ненависть топила сознание, а он смотрел на красивое лицо Инги и не мог оторвать глаз. В этот момент она казалась невероятно далёкой, невероятно чужой, как картинка в дамском журнале - просто картинка, на которую можно смотреть, но если прикоснуться, то под пальцами окажется глянцевый лист бумаги.
Инга любит Макса.
Влад любит Ингу.
Даже любовный треугольник не получается.
Влад не заметил, как стиснул кулаки, и короткие ногти впились в подушечки пальцев. Нет, боли почти не было, осталась только большая пустота внутри. Пустота, вставшая на место только что живой надежды. Влад не мог понять, как всё вышло. Только что они разговаривали, и в один миг мир рухнул, и его накрыло тяжёлыми обломками.
Только не плакать!
Но слёзы не появились, глаза остались сухими. Влад просто сидел на месте, просто смотрел на свою любимую девушку, и никак не мог осознать, что она только что лёгким движением слова перечеркнула все его чувства. И не заметила этого.
Она хотела, чтоб друг Влад помог ей завоевать сердце другого мужчины. Она не понимала, что сердце её друга Влада в этот момент хрустнуло и раскололось...
- Мне пора идти,- прохрипел Влад и медленно встал с дивана.
Инга подняла на него удивлённые глаза. Она слишком погрузилась в свои переживания, чтоб заметить реакцию Влада на свои слова. И совсем не поняла, почему он вдруг засобирался домой.
- Что случилось, Влад?- её голос из мечтательно - задумчивого стал серьёзным.
- Ничего.
Инга посмотрела на Влада пристальнее, чуть прищурившись. Он знал этот взгляд, это означало, что она пытается сканировать его эмоции. Стало не по себе, но это ощущение быстро перешло в злость, именно ту спасительную злость, которая не позволяет копаться в чувствах ни тебе самому, ни кому бы то ни было другому.
- Я не понимаю,- наконец произнесла она.- Что с тобой происходит?
- Я же сказал: ничего.
- И ждёшь, чтоб я поверила?
Она не при чём. Только Макс во всём виноват.
Мысль утешения не принесла. С Максом он сможет рассчитаться, но оставалась сама Инга, поддавшаяся, влюблённая, неразумная в своих решениях. И каждое его слово против Макса воспринялось бы сейчас ею как личное оскорбление.
Это мужские проблемы, и решать их будут только двое. Не стоит ей вмешиваться.
- Тебе лучше побывать в Эре,- сказал Влад вместо ответа.- Тебя там давно не видели. А твоя обязанность заключается в том, чтоб держать Заслон, и одного твоего присутствия может оказаться для этого достаточно.
Инга нахмурилась.
- Ты считаешь, что я халатно отношусь к своим обязанностям?
- Тебе стоило бы уделять им больше внимания, особенно в такое сложное время. Совет не справится без тебя, людям нужна Грёза. А Грёза занята тем, что налаживает личную жизнь. Так ведь?
Влад почти сразу пожалел о сказанном, но было уже поздно. Он сжал губы в тонкую полоску.
Инга тоже встала. Она была заметно бледна, удар пришёлся по самому больному. Прежде считала, что неплохо совмещает обычную жизнь и правление Эрой. Судя по словам Влада, это было не так.
- Что же, я не идеальная Грёза,- произнесла она с горечью.- Я не отрицаю. Спасибо, что мне на это указал.
Она повернулась и вышла из курилки.
Влад остался один и ещё несколько минут стоял неподвижно, вспоминая все свои и её слова. Они обменялись ударами, счёт стал один - один, только легче от этого не было. Теперь было глупо задаваться вопросами: зачем она сказала, зачем он ответил?.. Всё случилось именно так, и с этим предстояло жить. Влад жалел о последних словах, и ещё больше жалел, что она не ответила тем же, хотя могла много чего припомнить: и Захватчика, и галлюцинации, и даже неприятности с девочкой - наркоманкой. Хранитель должен хранить - ото всего, и в том, что происходило, была немалая доля вины Влада. Она могла это напомнить, но вместо этого поблагодарила.
Уж лучше бы ударила.
Трудно было понять, чего во Владе было больше: любви к Инге или ненависти к Максу. Он сам не смог этого оценить, если бы задумался. Но он не думал; просто знал, что с Максом у него будет короткий разговор.
Послышались голоса, и в курилку вошли двое мужчин. Они остановились в дверях, выпустив Влада из комнатки. И парень побежал по лестнице вниз, на улицу. Куда угодно, лишь бы подальше.

После беседы с Владом у меня осталось очень странное, неприятное ощущение. Он с самого начала показался напряжённым, но я постаралась не обращать на это внимания: мало ли какие причины плохого настроения могут быть у человека. Может быть, ему поставили двойку по контрольной, или нахамили в метро, или украли кошелёк, или просто напала осенняя хандра. В любом случае, я посчитала это не своим делом. Затем ещё одна странность: во время разговора я вдруг поняла, что безумно хочу его поцеловать, и более того, заняться любовью прямо на этом диване, который знал уже меня и Макса. Чувство было таким сильным и неожиданным, что я едва смогла взять себя в руки, да и то лишь после того, как вспомнила, что люблю Макса. Если бы не воспоминание, я бы не удержалась и поцеловала Влада - для начала, а потом... не факт, что смогла бы остановиться, и, слава Богу, что ничего не произошло.
Да и вспышка его гнева меня удивила. И обидела. Возможно, он нагрубил, потому что почувствовал себя неловко, но... было что - то ещё. Нечто, чему я пока не нашла объяснения, странное чувство, считанное с мальчика. Целый калейдоскоп разных оттенков эмоций, смешанный в одной душе. Прежде я не сталкивалась с такими сильными и разнообразными эмоциями в одном человеке, обычно доминировало что - то одно: радость, грусть, страх или иное. Влад же вывалил на меня всё сразу, и разобраться в этом было не так просто. Да и нужно ли? Это был только его мир, и я не имела никакого права влезать в него без разрешения.
Но подумать было о чём. Я могла с лёгкостью допустить, что Влад прав, я на самом деле слишком мало времени уделяла Эре. Сначала она мне нравилась, как может нравиться новое, удивительное место, но теперь новизна пропала, а задатков правительницы во мне не было никогда. Возможно, я в самом деле переложила на плечи Совета слишком большую ношу, а сама даже не побеспокоилась узнать, по силам ли она. Мысли были нерадостные, но самобичевание - это не худшее занятие для молодой девушки, верно?
Макс оторвал взгляд от статьи и посмотрел на меня поверх монитора.
- Не переживай, всё устроится,- сказал он, не зная истинной причины моего переживания.- Я не позволю всяким наркоманам тебя обижать.
Я слабо улыбнулась.
- Ты всегда уверен в себе?
- Всегда.
- Это хорошо.
Сейчас мне нужен был именно такой человек, который никогда и ни в чём не сомневался. Двое сомневающихся - это слишком много.

Остаток дня показался мне длинным, как целая жизнь, или даже ещё капельку длиннее. Работа совершенно не шла в голову: я перепортила не меньше сотни кадров, который в любом другом случае могли получиться удачными, поругалась с Лемешевой (наконец - то!), обидела любопытную Машу, нагрубила всем, кто встречался на пути. Нервы вибрировали от напряжения. Я уже жалела, что встреча состоится только на следующий день, потому что уже была готова к битве. И пусть хоть кто-нибудь попробует встать у меня на пути!
К счастью, Макс не обращал внимания на мои выкрики, даже наоборот, когда выпадало счастье пообщаться, держался подчёркнуто спокойно. Он не старался настроить меня на мирный лад, понимая, что это практически невозможно, зато и сам не раздражался. Со стороны могло показаться, что так бывает всегда: я ору, а он смотрит и улыбается... Если бы я не любила его, то убила уже к обеду.
Ночь прошла не намного лучше. Кошмары не мучили, я вообще практически не спала. Зато побывала в Эре, посмотрела, как идут дела, поговорила с несколькими новоприбывшими. Совет тщательно старался выполнить мои поручения, и хотя получалось не всё, старалась на них не давить. Наоборот, помогла составлять списки жителей. Потом наведалась к Заслону, посмотрела, всё ли с ним в порядке. Заслон был спокоен и казался огромным занавешенным окном, но это могло измениться в любую секунду, и я это понимала. Я послала в него небольшой заряд энергии - профилактика бунта, и ещё раз повторила, что очень важно, чтоб в случае необходимости население не впадало в панику, а сразу направлялось в укрытия. Такие укрытия - я проинспектировала - были организованы в каждом из кругов, под них переделали обширные подвалы, и теперь шла работа по их усовершенствованию: красились стены, готовились матрацы и запас провизии. Оказалось, что в Эре мало кто знал, откуда в магазинах берётся колбаса или сыр, но это было такой же неотъемлемой частью, как асфальт на дорогах. Мои предки никогда не бывали на фермах или в полях, воспринимали только готовую продукцию, и в город она поступала в том же виде.
Как всегда, Эра подействовала на меня успокаивающе. Несмотря на все неприятности, город жил и трудился, и казался более настоящим, чем во время моего первого визита. По крайней мере, люди не просто жили в нём, росли, как трава, а занимались полезными, важными делами, и, как мне показалось, были этим очень довольны. Они давно не чувствовали себя настолько нужными.
Пару раз я видела Влада, но он так и не подошёл. Я не совсем понимала причину обиды, хотя знала, что он именно обиделся, не чувствовала за собой никакой вины, и твёрдо решила не делать первого шага к примирению. Сначала он сам должен в себе разобраться.
Вернулась я под утро, совсем не отдохнувшая, зато успокоенная. В Эре всё двигалось хорошими темпами, так что стоило беспокоиться не о внутреннем мире, а о наружном. Именно тут меня ждали неприятности.
Как только я открыла глаза, зазвонил будильник. Я лениво потянулась. Идти на работу совсем не хотелось, равно как и вылезать из-под одеяла. Несколько минут я просто лежала, глядя в потолок, и проматывала в голове примерный сценарий сегодняшнего дня. Очень хотелось верить, что всё получится, что я сумею найти нужные слова и выбить признание из юной интриганки. Хотелось, но... А вдруг не получится? Эта мысли предательски лезла в голову. Думать об этом было нельзя, и я старалась не думать, но как только немного ослабляла контроль, сразу выскакивало на поверхность хитрое «а вдруг»...
Когда я спустилась вниз, мама сидела перед телевизором и маленькими глотками пила кофе. Она была уже одета в брючный костюм, причёсана и при макияже. Я даже протёрла глаза, убеждаясь, что это не очередная моя галлюцинация.
- Мама, ты что вскочила в такую рань?- удивилась я.
Мама посмотрела на меня поверх миниатюрной кофейной чашечки и вздохнула:
- Инга, я же тебе говорила.
- Что говорила? - продолжала недоумевать я.
- Что я устраиваюсь на работу. Или ты думала, что я так и буду сидеть дома? Мои сбережения не бездонны.
Я налила себе кофе и присела рядом с ней. Мама периодически работала, мне это было хорошо известно, но чаще на дому, принимая только те заказы, какие устраивали её саму. Она была популярным в Лондоне дизайнером, чтоб позволить себе быть разборчивой. К сожалению, в Москве её имя знали столь немногие, что это не играло никакой роли.
- И куда ты устраиваешься?
- Сегодня собеседование в "Кредо Дизайн", очень надеюсь его пройти. В конце концов, у меня достаточный список заслуг, правда?
Я согласно кивнула. Да, мама могла сделать из любой трущобы копию Версаля, при условии соответствующего финансирования, разумеется. Правда, у себя дома она предпочитала не экспериментировать, делала так, чтоб было уютно. Я уже давно поняла, что уют и стиль далеко не всегда идут рука об руку.
- А как дела у тебя в редакции?- спросила мама неожиданно.
Я едва не поперхнулась кофе, сделала радостную мину и ответила:
- Всё хорошо. Непременно надо купить следующий номер журнала, там очень интересные статьи.
- Как Максим? Он давно не заглядывал.
- С ним тоже всё хорошо, просто много работы. Я скажу, что ты соскучилась.
Мама хмыкнула в чашку.
- Не стоит. Но он гораздо лучшая для тебя пара, чем тот мальчишка - посыльный.
- Какой...- в этот момент я вспомнила, как представила Влада и осеклась.- А, ну так с Владом у меня ничего нет. Нет, и быть не может. Он просто хороший друг.
- Да, да, конечно. Он на тебя смотрит, именно как на подружку.
Я нахмурилась.
- Не поняла?
- А я ничего и не сказала,- ответила мама, вставая.- Всё, я побежала, иначе опоздаю на собеседование.
- Мама!
- Всё, я уже опаздываю,- мама сунула чашку в раковину, не подумав её вымыть.- Пока, девочка моя, увидимся вечером.
И мама шустро выскочила в прихожую.
Я неторопливо допила кофе и пошла мыть посуду. Мамины слова беспокоили меня минуты три, не больше, а потом были вытеснены из головы совсем другими мыслями. Видит Бог, мне было о чём думать этим утром.
Зазвонил телефон. Сердце испуганно подпрыгнуло к самому горлу и принялось трепыхаться где - то в районе щитовидной железы. Я вытерла мокрые руки, дотянулась до трубки и прижала к уху.
- Слушаю.
- Доброе утро,- поздоровался Макс.- Как спала?
Я выдохнула.
- Нормально. Ты по какому поводу звонишь?
- А ты недовольна?
- Очень довольна. Только ты без причин всё равно не звонишь. Или я не права?
Макс усмехнулся, и я поймала себя на том, что тоже широко улыбаюсь.
- Сегодня исключение, я просто решил пожелать тебе доброго утра.
- Спасибо.
- Не волнуйся, всё будет хорошо.
- Можно подумать, я смогу не волноваться,- ответила я.- Только, Макс, вы не уезжайте, пока я не приду в редакцию. Мне надо кое - что тебе сказать.
- Говори сейчас.
- Нет, только в глаза. Я не опоздаю, будь уверен.
- Ладно,- в голосе Макса слышалось сомнение.- Тогда до скорой встречи.
- Именно, до скорой,- ответила я и положила трубку, чтоб не иметь возможность услышать в трубке гудки. Ненавижу этот звук.
На то, чтоб немного подкраситься и одеться, ушло двадцать минут, а спустя полчаса я уже стояла на остановке. Было холодно, дыхание паром вырывалось изо рта. Я пожалела, что не оделась теплее.
Как жаль, что Влад на меня обиделся. Его поддержки очень недоставало.
Я достала телефон, приложила к уху, делая вид, что звоню, и спросила:
- Влад, ты меня слышишь? Ты здесь?
Никто не ответил. Даже если он и был рядом, то предпочёл промолчать. Я разочарованно сунула телефон обратно в сумку.
Порыв ледяного ветра заставил съёжиться. К счастью, автобус уже приближался к остановке, и мёрзнуть мне оставалось совсем недолго.
Почему же ты не хочешь говорить со мной, Влад? Что я сделала?
Я забралась в автобус и села у окна. Ехать предстояло долго.
В офисе меня ждали. Я на минутку заглянула к Мыслову, перемолвилась с ним парой слов, и направилась в угловой кабинет. Макс встретил меня так, словно не видел пару лет.
- Всё будет хорошо,- сказал он в очередной раз.
- Будет,- согласилась я.- Макс, я хочу поручить тебе дело исключительной важности. Если ты справишься, то точно всё будет хорошо.
Он внимательно посмотрел на меня и кивнул.
- Что я должен сделать?
- Ровно в одиннадцать десять скажи, что вам надо пойти и посмотреть на Светлану. Придумай какой-нибудь предлог, скажи, что хочешь убедиться, что она не изменила решения, или что она вообще существует - не важно. Главное, чтоб через пять минут, то есть в пятнадцать минут двенадцатого, вы все пришли в палату. Ты сможешь это сделать?
Макс недоумённо пожал плечами.
- Смогу, но не понимаю, зачем тебе это потребовалось. Думаешь, девочка передумает и скажет, что ты не приносила ничего в клинику?
- Может, и передумает,- улыбнулась я.- Ты не должен об этом думать, твоя задача - быть в палате в четверть двенадцатого. И ещё, захвати диктофон - мало ли что придётся сохранить.
- Почему - то мне кажется, что ты знаешь больше, чем говоришь.
- Я? Что я могу знать? Меня и в больнице - то не будет, так что я не смогу повлиять на разговор, даже если очень захочу,- я пожала плечами с самым невинным видом.- Так что, пожалуйста, порвите их там за меня.
Макс улыбнулся.
- Порвём, не сомневайся.
В девять Макс и Мыслов ещё раз посоветовали мне не терять присутствия духа и стартовали в направлении клиники.
До встречи оставалось два часа.
Примерно час я металась по офису, не в силах найти себе места. Мне казалось, что час, который я решила выждать перед тем, как самостоятельно отправиться в клинику, пролетит в одно мгновение, однако он тянулся и тянулся, и никак не хотел заканчиваться. Чтоб снова со всеми не переругаться, я села за компьютер в общем зале, достала диск с копиями фотографий и принялась их уродовать, прорисовывая лицам окровавленные клыки, усы, бороды, кустистые брови, ветвистые оленьи рога и торчащие уши. А потом положила голову прямо на клавиатуру (пусть все видят, что я сплю на рабочем месте), вышла из себя и отправилась по делам.
Лётная подготовка у меня оставляла желать лучшего, но ветер в этот раз дул в нужную сторону, поэтому особенным проблем я не испытывала. Правда, несколько секунд казалось, что я сбилась с пути, однако потом выяснилось, что не сбилась, а всего лишь чуть отклонилась. На воздушных потоках перелетев пол - Москвы, через десять минут я попала в клинику. Мельком отметила, что автомобиля Макса на стоянке не было: мои защитники стояли где - то в пробке.
Я легко проникла в клинику через стену, сначала навестила Денисова - доктор сидел за столом и что - то старательно перепечатывал на компьютер; показала ему кулак, после чего отправилась к Светлане. Мне очень нужно было поговорить с ней перед тем, как нагрянут свидетели.
Света лежала на кровати, закинув ногу на ногу, и лениво перелистывала "Космополитен". Светлые волосы дыбились на затылке, словно она не причесалась после сна, рукава пижамы с утятами были закатаны по локти, на одну ногу был одет ярко - зелёный носок. Смятое одеяло валялось на полу рядом с кроватью. На первый взгляд, Света ничем не отличалась от девочек своего возраста, так же после пробуждения, перед тем, как умыться и причесаться, любящих пролистать интересный журнал, и пришлось напомнить себе, ради чего я явилась. Света казалась обычной девочкой, но разве любой подросток обвинит расположенного к нему человека в распространении наркотиков?
Я решила, что буду говорить со Светой не как с больной девочкой, а как с опасной, хитрой противницей. И, в отличие от первого раза я была готова надавить на больные точки, как бы некрасиво это ни выглядело.
- Здравствуй, Светлана. Вот мы и встретились снова,- насмешливо сказала я.- Соскучилась?
Света подпрыгнула на кровати, словно это был батут, и принялась испуганно озираться. Её лицо стало бледным и сравнялось цветом с постельным бельём.
- Где ты? Сейчас же выходи!
Я засмеялась.
- Я не могу выйти. Это трудно.
- Я знаю, что ты не умерла, ты обманула меня!- крикнула Света, продолжая вертеться на месте.- Ты меня обманула!
- А ты меня оболгала,- ответила я. Меня трясло, хотя в палате было тепло.- Неужели ты, такая умная, не поняла ещё, почему слышишь мой голос?
- Я... Я не знаю! Я не должна говорить с тобой! Тебя нет, тебя ни за что не пропустили бы ко мне в палату, я знаю!
- Я и не в палате,- сказала я, затачивая кинжал для первого удара.- Я у тебя в голове. Разве ты ещё не поняла, что стала сумасшедшей?
- Что?..
- Стала сумасшедшей. Спятила. Свихнулась. Рехнулась. Съехала с катушек. Стала обычной, стандартной шизофреничкой. Какое из этих понятий тебе наиболее знакомо?
Света, наконец, перестала вертеться и села на кровати. Я специально стояла прямо перед ней, чтоб ей казалось, будто она сможет меня увидеть - если постарается. Хорошо было видно, как её глаза испуганно расширились, как она поджала губы. Меня кольнуло раскаяние, но исчезло, как только вспомнила, что Света с удовольствием посмотрела бы, как мне зачитывают обвинительный приговор, после чего без всяких терзаний приняла очередную дозу, принесённую добрым доктором Денисовым.
- Это неправда,- ответила она недрогнувшим, к её чести, голосом.
- Неужели? А как ты ещё можешь объяснить, что слышишь голоса?
Света стушевалась, но лишь на несколько секунд.
- Я не знаю, как ты проникла ко мне в палату, но знаю, что твой голос мне вовсе не мерещится. Я... Я сейчас найду, как ты говоришь со мной, и тогда... и тогда посмотрим, кто кого. Мы ещё посмотрим!
Она спрыгнула с кровати и шустро полезла под кровать. Я усмехнулась, глядя на её старания.
- Ищи, сколько душе угодно, я не стану мешать. Даже интересно посмотреть, что ты будешь делать, кода перевернёшь всю комнату и ничего не найдёшь. Ты не в курсе, что все психи, за малым исключением, считают себя совершенно нормальными людьми? Или думаешь, что наркотики начала принимать от большого ума?
- Заткнись, дура!
- И как же ты меня заткнёшь? Даже если закроешь уши, или даже зальёшь их воском, всё равно будешь слышать мой голос. Никуда от него не денешься. Тебе кажется, что он раздаётся снаружи? Это в какой - то мере правильно, только кроме тебя его никто и никогда не услышит. А почему? Потому что его рождает твой воспалённый мозг. И все будут проходить мимо твоей двери, качать головой и говорить: "Бедная девочка, у неё совсем протекла крыша. Не удивительно, что родители выставили её из дома. Кто в здравом уме захочет жить с такой моральной уродиной?"
- Заткни пасть!- крикнула Света.- Ты врёшь! Родители меня любят! Мой отец за меня порвёт любого!!!
- Может, и порвёт,- сразу согласилась я, готовясь к следующему удару.- Сил и возможностей у него для этого вполне достаточно. Но вот хватит ли желания - это другой вопрос. По мне, так ему наплевать с Биг Бена. Он сослал тебя в клинику, и умыл руки, и даже не замечает, что месяц проходит за месяцем, а ты как была неуравновешенной наркоманкой, так ею и остаёшься. Или, может, он сам доплачивает Денисову, чтоб тот снабжал тебя зельем. А то, не дай бог, избавишься от зависимости, и придётся забрать тебя обратно домой. Вот будет трагедия для семьи!
Света поджала губы и промолчала, упрямо продолжая заведомо бессмысленные поиски.
- И знаешь, что в этой всей истории самое неприятное?- Я не останавливалась.- То, что твои родители тебя боятся. А страх, чтоб ты знала, убивает всякую любовь. Твой отец боится показывать тебя друзьям, твоя мама боится оставаться с тобой в одной комнате. Они смотрят на тебя не как на человека и тем более не как на любимую дочь, а как на опасное и непредсказуемое существо, которое гораздо надёжнее держать в клетке и под присмотром. Как в зоопарке, только без зрителей. И ты можешь сколько угодно убеждать себя, что, в конце концов, выйдешь из этой клиники, но сама понимаешь, что тебе сразу же упекут куда-нибудь ещё, в такую же резервацию, потому что никто не захочет жить с тобой под одной крышей. Потому что ты – опасный псих. Асоциальная личность.
- Родители любят меня,- повторила Света жалобно.- Я знаю, они меня любят!
- И поэтому не обращают на тебя никакого внимания? Поэтому бросили на попечение няньки? Ты никогда не была им особенно нужна, а когда они поняли, что ты ещё и сумасшедшая, вообще предпочли от тебя избавиться. Это же так просто понять: ты лишняя в их семье.
- Это неправда!
На глазах Светланы появились слёзы. Всё же она была ещё ребёнком, и мои слова раз за разом попадали в давно открытую рану, которую она кое - как пыталась замаскировать цинизмом. Мне не доставляло никакого удовольствия её мучить, но она сама загнала меня в угол, и теперь должна была ответить за слова и поступки. Ведь она не просто случайно проговорилась, а планомерно рушила мою жизнь. Из прихоти. А за каждую прихоть есть своя цена.
- Вот как раз это правда, а не то, во что ты привыкла верить. Посмотри на себя, и станет понятно, что страхи твоих родителей вполне обоснованы. Сначала ты оговорила незнакомую девушку, которая, между прочим, отнёслась к тебе как к человеку, а не диковинному зверьку для экспериментов. А кто следующий? Родители боятся, что следующими станут именно они. Ведь они не смогут тебя понять, не смогут контролировать, а это само по себе внушает недоверие. Чтоб жить с тобой под одной крышей, надо быть таким же ненормальным, как ты, а это, увы, невозможно. Можно даже понять твоего отца, я бы тоже опасалась жить с дочерью, которая в любую минуту готова всадить нож в спину.
- Но я никогда...
- Во - первых, они этого не знают. А во - вторых, ты не сможешь контролировать себя, когда поток наркотиков прекратиться и навалится ломка. Ты наркоманка со стажем, более того, ты сумасшедшая наркоманка, так что поздно прикидываться беззащитной жертвой. В это уже никто и никогда не поверит. Даже если ты несколько лет подряд будешь вести себя хорошо, перестанешь принимать наркотики, начнёшь помогать старушкам переходить дорогу, станешь отлично учиться и читать книжки вместо того, чтоб охотиться за дозой - даже в таком случае от тебя всё равно будут ждать срыва. И будут относиться с предубеждением, потому что бывших наркоманов не бывает, бывают только те, кто временно завязал. Ты никогда не сможешь смыть с себя это клеймо, как ни старайся. Ты сама хорошо знаешь, что я говорю правду. И все попытки сделать вид, что всё это плоды фантазии, ни к чему не приведут, потому что ложны с начала до самого конца. Мне даже жаль тебя. Просто по стечению обстоятельств ты сама загнала себя в угол.
Света так и осталась сидеть на полу, и теперь закрыла лицо руками. Не плакала, но плечи всё равно мелко дрожали. Она казалась такой несчастной, что я едва не пожалела её, но сдержалась. Я делала своё дело, а она должна была сделать своё, и жалости не оставалось места.
- Что же мне теперь делать?- жалобно спросила Света.- Я не хочу быть такой!..
- Какой "такой"?
- Сум... Сумасшедшей. Я не хочу, чтоб мама меня боялась...
Я покачала головой.
- У тебя когда-нибудь была ломка? Хоть один раз, хоть небольшая?
Светлана немного подумала и кивнула.
- Да, один раз. Я помню, как было плохо, но это было совсем недолго. Около часа. Потом я достала дозу.
- А теперь представь, что тебе будет в несколько десятков раз хуже. Представь, что сердце будет то останавливаться, то снова биться. Судороги будут такой силы, что переломают тебе кости. Тебя будет без конца рвать твоим же желудком, будет трясти страшная лихорадка, исчезнут все мысли, кроме желания принять дозу. Ты будешь корчиться на полу, готовая умереть в любой момент, но только смерть не станет торопиться. Тогда ты сможешь себя контролировать и никому не причинить вред, и поверить, что близкие люди продлевают твои мучения ради твоего же блага? Сможешь?
Света не ответила. Сидела, сложив ноги по-турецки, и чуть раскачивалась из стороны в сторону. Лицо она по-прежнему закрывала ладонями.
- Сможешь?!!
- Я не знаю!- Света убрала руки от лица и повторила.- Я не знаю.
- А кто будет знать? Ведь это ты сама позволяешь своему врачу делать на тебе деньги. Или ты думала, что Денисов выпустит тебя из этой клиники? Наивная дура. Это не ты вертишь им, а он - тобой. От таких кормушек не отказываются, тем более что твоих родителей это вполне устраивает. При этом никого не беспокоит, что твоя жизнь почти рухнула. Ты ведь наркоманка, и тебе нравится быть наркоманкой, и жизнь у тебя будет такой короткой, что и внимания обращать не стоит. А когда Денисов поймёт, что высосал всё, он перестанет снабжать тебя зельем, и ты подохнешь в собственной блевотине прямо в этой палате, и никто не пошевелит пальцем, чтоб тебе помочь. Ведь ты сама выбрала такую жизнь и такую смерть. Нравиться?
Света длинно всхлипнула и вытерла кулаком нос.
- Не нравиться.
- А ведь всё это я беру из твоей головы. Ты всё это уже знаешь и боишься, но продолжаешь идти прежним курсом. Принимаешь наркотики, потому что хочешь их принимать? Очень хорошо, тебе здесь никто не помешает. Даже лучше, не придётся тратить сил, чтоб вывести тебя из игры - ты сама покончишь с собой, да ещё будешь этому радоваться. Таких, как ты, не останавливают. И ты подохнешь, и никто не вспомнит ни одного хорошего слова, чтоб с тобой попрощаться.
- Мне плевать!
- Неправда, не плевать. Ты боишься смерти, не знаешь, чего от неё ждать. Но смерть тебя предаст, она не придёт в тот момент, когда ты будешь её звать. Ей ты тоже не нужна. Какого это - быть совсем одной, Света? Какого это, когда тебя доят, как безмозглую корову, чтоб потом пустить под нож? Если думаешь, что вышла вся такая храбрая, сказала, что не боишься умереть, и все попадают в обморок от восхищения - то очень ошибаешься. Но эти же люди не сделаю ничего, если ты попросишь о помощи, потому что ты сама их от себя отвернула.
- Мне не нужна помощь! Мне вообще никто не нужен! Уходите все, мне плевать! Я сама по себе!
- Ты просто ноль. Не "хорошо", не "плохо", а "никак". Ты живёшь незаметно и умрёшь так, что никому не придёт в голову заплакать. Света, тебя нет, понимаешь? Тебя просто нет. И никогда не будет. Ты не свободна, как думаешь, ты просто не существуешь ни для себя, ни для своих родителей, ни для друзей, которых у тебя нет, ни для незнакомых людей.
- Замолчи сейчас же!
- Или что? Что ты можешь сделать? Я - это ты. На меня не распространяется власть твоего отца, а даже если бы распространялась, он всё равно ничего бы мне не сделал. Какая разница, что с тобой случиться, если ты для него уже почти мертва?
- Но он заступается за меня! Он хочет упечь тебя за решётку, потому что ты меня обидела!
- Вернее, потому что не хочет, чтоб о нём говорили, как о человеке, неспособном оградить дочь от наркодельцов. Это подорвёт его авторитет, а для бизнесмена это очень нежелательно. В конце концов, неужели ты думаешь, что он не подозревает о происходящем? Закрывал глаза, пока было возможно, теперь проведёт карательную операцию, все проникнутся к нему уважением, а ты так и останешься в клинике. И всем будет хорошо: и ему, и его жене, и доктору Денисову. Плохо будет только тебе, но разве это имеет значение, если ты и без того решила в скором времени умереть? Просто тебе дадут сгореть без остатка, так, чтоб пепел поместился в спичечный коробок.
- Замолчи!..
Света готова была расплакаться, её подбородок дрожал, на ресницах повисли слезинки. Она прижала кулаки к губам.
- Почему я должна замолчать? Мы будем с тобой говорить и говорить, пока я не решу, что сказано достаточно. Я очень люблю беседовать с такими, как ты, открывать глаза на ту правду, которая не всегда удобна. Считай, что мне приятно над тобой издеваться. В любом случае никто, кроме меня, не расскажет, что тебя ждёт, хотя все это знают и все ждут развязки. Если ты, Света, думаешь, что сама принимаешь решения, то очень ошибаешься. Всё давно решено за тебя.
- И... И что же теперь?..
- Ничего. Это почти финал. Разве ты сама этого не чувствуешь? Только не льсти себе, что умрёшь сама. Тебя убьют, и так, что комар носа не подточит. И твой отец ничего не сделает, чтоб тебя спасти.
- Почему?
- Потому что он ничего не знает. Разве ты не понимаешь, кто именно убивает тебя? Кому нужно покормиться, а потом замести следы? Если на самом деле не понимаешь, что ты гораздо глупее, чем мне показалось с самого начала.
В коридоре раздались шаги нескольких человек. Я посмотрела на висевшие на стене часы и поняла, что это идут мои защитники с доктором и отцом Светланы. Как раз вовремя, но мне всё же было необходимо ещё минут пять. Я была уверена, что дожму её.
- Я знаю, но разве мне станет от этого лучше? Может, я и на самом деле должна сгореть? Может, это единственный мой путь?
- Путь никогда не бывает один, их всегда больше, просто надо уметь видеть. Мне жаль, что ты не умеешь. А ещё я думала, что ты достаточно смела, чтоб побороться и сделать так, как тебе хочется. Очевидно, я ошиблась. Ты обычная послушная марионетка, дойная корова. Ну и будь ей, если так нравиться. Я не собираюсь вытаскивать тебя из грязи, и никто, можешь мне поверить, за тобой на самое дно не полезет.
- Ты... ты просто...
- Ну что "я"? Говори, что? Хочешь, чтоб тобой пользовались - подставляйся, хочешь подохнуть - подыхай. Это твоё право.
Инга, прекращай спать на рабочем месте! Вставай!
Я вздрогнула, узнав голос Оксаны Латышевой. Меня будили. Надо было возвращаться, срочно.
- И вот, что я тебе скажу. Никогда не верь улыбкам человека, который намерен на тебе нажиться. Каждая улыбка ложна.
- Но...
- А дальше разбирайся сама. Я тебе не нянька...
Крижитская, хватит дрыхнуть! Мне нужны снимки к статье!
- ... и заступаться за тебя не стану. Всё равно ты - нежить. И Денисову это известно лучше, чем кому бы то ни было...
Меня рвануло куда - то в сторону, и уже через секунду я открыла глаза в своём теле. Перенос был таким стремительным, что я ничего не успела понять, и растерянно заморгала. На меня сверху вниз недовольно смотрела Оксана Латышева.
- В чём дело?- хрипловато, словно после долгого сна, спросила я.
Латышева недовольно изогнула тщательно накрашенные губы и ответила:
- Ты пришла работать или спать? Где снимки к статье?
- Я отнесла их тебе на стол.
- Мне нужна не подборка, а все снимки. Я сама решу, что стоит ставить в номер, а что нет.
- Правда?- Я насмешливо изогнула бровь.- А я думала, что это решает редактор. Или метишь на его место?
Латышева фыркнула и отошла от моего стола.
Я подпёрла рукой щёку и задумалась. Возвращаться в клинику не было никакого смысла, всё равно не успею ни на что повлиять, и оставалось только надеяться, что мои слова возымели действие. Если нет, то придётся навещать Светлану каждый день, пока она не сдастся. Не хотелось бы, но решать не мне.

- Ты не представляешь, что произошло!- Макс ворвался в кабинет, он был обрадован и возбуждён.- Ты даже не представляешь!
Я улыбнулась. Судя по реакции, представить было не так сложно.
- Не представляю. Что?
- Светлана Троеполова обвинила Денисова в том, что он снабжает её наркотиками. Её, и ещё неизвестно сколько платёжеспособных пациентов. Она так ему в лицо и сказала: подоил меня - и хватит. У Денисова чуть инфаркт не случился, Троеполов был просто вне себя, так что с тебя сняли обвинения. Не представляю, что могло заставить девчонку пересмотреть своё решение, но в любом случае нам невероятно повезло.
- Это просто здорово!- Я взвизгнула и повисла у Макса на шее.- Значит, я снова совершенно свободна?
- Совершенно,- Макс засмеялся.- Нам с Мысловым оставалось только выразить свои негодование по поводу такого лечения, получить свою порцию извинений и удалиться. Зато какое лицо было у Денисова, когда девчонка его разоблачила - это надо было видеть! Победа!
Он схватил меня на руки и подбросил. Я радостно взвизгнула.
Всё сложилось так удачно, как трудно было рассчитывать. Светлана признала мою невиновность, Макс держал меня на руках, и вообще мир казался прекрасным.
Макс поставил меня на ноги.
- Только я всё время думаю о твоей просьбе,- признался он.- Ты сказала, что я непременно должен привести всех в палату к девочке. Трудно поверить, что ты знала о готовящемся признании, и всё же другой версии у меня нет. Мыслову я ничего не сказал и не скажу, но мне ты можешь ответить, как узнала?
Я пожала плечами с самым невинным видом.
- Интуиция.
- Просто интуиция?
- Да. Ничего не могу с ней поделать, третий глаз так и норовит открыться. Но ты не переживай, я заклею его скотчем.
Он наклонился и поцеловал меня, и в тот же момент мир исчез. Я сама не знала, как сильно соскучилась по его губам, пока не почувствовала их. Всё перестало иметь значения и закрутилось с такой силой...
- Оставайся сегодня у меня,- предложил Макс, на секунду оторвавшись.
Я хотела было отказаться под каким-нибудь предлогом, но вместо этого облизнулась и согласно кивнула.
Пусть всё катиться к чёрту. Я люблю его, и буду с ним, и никто мне не запретит!
Не помню, как доработала до конца дня, с кем разговаривала и что делала: всё потонуло в сплошном тумане. Может быть, я и обманывала себя, но в эти минуты хотелось верить, что Макс тоже меня любит. И он, я в этом не сомневалась, был моим.
Мы приехали к нему домой, немного поужинали, а потом...

На следующее утро я чувствовала себя самой счастливой девушкой на всей планете.

Это было необычное зеркало, хотя непосвящённый не увидел бы в нём ничего особенного, а антиквар, без сомнения, оценил великолепную позолоченную раму в итальянском стиле. Зеркало было овальным, высотой больше метра. Оно висело на стене, являясь полной противоположностью современного интерьера комнаты, но почему - то далеко не сразу обращало на себя внимание. Нужно было очень хорошо присмотреться, чтоб его заметить.
Влад долго не решался к нему подойти, сопротивлялся, как мог, но последняя ночь не оставила ему выбора.
Инга ночевала у журналиста, у этого чёртового Макса. Не просто ночевала, но и была с ним! Он целовал её, он к ней прикасался, и Влад бы рад ничего не видеть и не чувствовать, но это было выше его сил. Как же в этот момент он ненавидел! Всей ненависти в мире не хватило бы, чтоб с ним потягаться. И его - грязного журналистишку, посмевшего поднять руку на святое, и её - за то, что поддалась. Она должна принадлежать ему, Владу, и только ему. Ведь он так сильно её любил!
Почему же так несправедливо?!!
Влад застонал и присел на корточки. В груди всё горело огнём. Такой боли он ещё никогда не испытывал и готов был умереть прямо здесь и сейчас, лишь бы это прекратить, лишь бы глаза перестали видеть их сплетённые тела, а уши перестали слышать их стоны. Он готов был отдать жизнь, чтоб ничего этого не произошло, но знал, что это не поможет.
Инга была с Максом. Не с ним.
- Будь ты проклят!- Владу казалось, что он кричит во всё горло, хотя на самом деле едва слышно шептал.- Будь ты проклят, слышишь?! Ненавижу!!!
Его всего трясло. Мысли перепутались так крепко, что их уже невозможно было понять. Кровь бешено стучала в висках.
Он был уже готов - почти.
Владу казалось, уже ничто не сможет его остановить, и даже хотел, чтоб в этот момент в дверь постучалась горничная и сказала, что ей надо убраться в комнате. В таком случае можно было бы всё отложить до следующего раза, и, возможно, этот следующий раз никогда бы не наступил. Но горничная, Влад это точно знал, ушла в магазин за булочками к завтраку, так что помех не существовало.
Снова перед глазами встали обнажённые тела, какими он увидел их. Злость нахлынула с такой силой, что Влад был не в силах с ней справляться. Он, задохнувшись, опёрся руками о пол и едва сдержал крик. Он не мог представить, что оставит всё так, как есть. Чувствовал, что должен разорвать связь Инги и Макса, должен сделать всё возможное, чтоб они никогда - никогда! - не были вместе. Макс недостоин её любви, он ничего не сделал, пальцем не пошевелил, чтоб сделать её жизнь более спокойной и счастливой, он... Он просто успел втиснуться в тот момент, когда Инга уже была готова полюбить, но ещё не встретила Влада, и всё пошло наперекосяк. Этого нельзя было допускать!
Влад сжал кулаки. Ну ничего, у него есть ещё оружие, и такой силы, по сравнению с которой ракеты с ядерными боеголовками - не более чем забавные хлопушки. Он сможет потягаться, и в итоге докажет Инге, что никто и никогда не сможет любить её сильнее, чем любит Хранитель. А Макс поймёт, что очень опасно переходить дорогу тем, кто любит. И в первую очередь Владу!
Внезапно стало смешно, и Влад расхохотался. При этом его так сильно трясло, что он не смог бы застегнуть пуговицу. На самом деле в сложившейся ситуации не было ничего смешного. Владу только нужно было решить, готов ли он рискнуть ради Инги, готов ли идти до самого конца.
Вот как раз в этом Влад и не был уверен.
А зеркало смотрело на него и словно тоже смеялось над мальчишкой, одолеваемым подростковыми проблемами. Для самого зеркала проблем не существовало, оно всегда знало, чего хочет. А сейчас знало, что нужно сделать, чтоб того же захотел и его юный обладатель - Хранитель Грёзы.
На гладкой поверхности зеркала появилась лёгкая, едва заметная рябь, и Влад сначала не обратил на это внимания, но постепенно рябь становилась всё более заметной, пока не заволокла всё стекло и не сделала его матово - серым. Теперь казалось, что оно отражает тёмное предгрозовое небо. Влад поднял глаза и уставился на зеркало, потом встал на ноги. Он уже видел этот серый туман, и знал, что за этим последует, и сам не мог решить, хочет ли это увидеть.
"Ты готов бороться за свою девушку до самого конца?"
Это был даже не прямой вопрос, заданный реальным голосом, а лишь ощущение вопроса. Влад поёжился - в комнате внезапно стало прохладно.
Готов ли? Конечно! Разумеется! Всё, что угодно!
Влад выпрямился. Пусть Макс пожалеет, что встал у него на пути!
Зеркало почувствовало его настроение, стало ещё немного темнее, а потом вдруг вспыхнуло ослепительно - алым светом. Влад, хоть и ожидал этого, зажмуриться не успел, и в первые несколько секунд ничего не видел, кроме красной мути. Затем зрение восстановилось. Влад получил возможность взглянуть в самую глубину Зеркала - в Аннор.
Он и прежде смотрел в него, в тогда зеркало показывало ему картинки, а он сам при этом оставался совершенно недосягаем для Теней, населявших Иное Пространство. Теперь всё изменится, связь станет двусторонней.
Влад никогда не думал, что пойдёт на сделку с Эдно - главой всех Теней (если это существо можно было так назвать). До последнего дня он боролся с искушением, однако теперь всё изменилось. Если и оставались какие - то более мирные способы решения проблемы, то Влад их не знал и не хотел знать. Для себя он уже всё решил.
Почти.
- Хочу видеть Эдно,- проговорил Влад чётко. Хоть Зеркало и могло его понимать, всё же для исполнения его пожеланий требовалась чёткая формулировка.- Хочу, чтоб мы видели друг друга и могли говорить.
Зеркало начало послушно исполнять его волю. Влад видел, как изображение летит над светом Аннора, иногда приглушённо - розовым, иногда яростно - красным, иногда тревожно - бордовым, почти чёрным. Здесь не было земли, никто не строил домов и не сажал парки. Это был мир Теней - мир чистых эмоций. Любовь, ненависть, страх, отчаяние, гордость, радость, скорбь, восторг - всё смешалось и в то же время всё занимало своё чётко определённое место. Владу никогда не нравилось смотреть на Аннор, но он не мог не признавать его величия. Это был в какой - то мере совершенный мир: ничего лишнего, постороннего и ненужного. Только эмоции, слепки с человеческих душ.
Полёт замедлился. Влад понял, что приближается к цели, и его снова начало слегка трясти. Один раз он почти видел Эдно, однако Эдно не видел его - и в этом заключалась принципиальная разница. Сила Эдно была не в нём самом, он черпал её из самого Пространства, и потому она была неиссякаема.
Он появился внезапно, выскочил откуда - то из оранжевого марева. Влад не смог даже вздохнуть, когда понял, что его видят. И пусть Эдно и Влад были разделены границами пространства и тонким зеркальным стеклом, всё равно создалось ощущение, что Глава Теней может проникнуть в комнату.
Эдно не был Тенью. Не был он и человеком. Влад, как ни смотрел на него, не мог уловить взглядом. Казалось, что вот он, открывай глаза и смотри, однако как раз в этом месте его и не оказывалось. Эдно всё время оставался где - то на периферии зрения, казалось, что вот - вот его увидишь, но в последний момент он ускользал, мелькнув едва различимым тёмным силуэтом. Несколько секунд Влад вертел головой, стараясь поймать его взглядом, но быстро понял, что, как и в прошлый раз, это ему не удастся.
- Что тебе нужно от меня, человек?- голос у Эдно был тихим, похожим на шёпот. Влад ожидал услышать могучий рёв, а потому в первый момент не понял, что заговорили с ним, и что надо отвечать.
- Что?
- Ты хотел поговорить со мной,- ответил Эдно, снова ускользнув от его взгляда.- И для этого воспользовался одним из трёх Зеркал. Я готов выслушать тебя - говори.
Влад почувствовал, что сейчас упадёт, и, не найдя более подходящей опоры, двумя руками взялся за позолоченную раму. Так страшно ему давно не было. Голос совсем перестал слушаться, он даже не мог приказать Зеркалу скорее прервать связь. Перед глазами всё поплыло.
- Ты боишься меня,- проговорило существо в Зеркале.- Ты правильно делаешь, что боишься, ибо сильнее меня никого нет. Но я готов слушать тебя, если ты готов говорить.
Влад тряхнул головой, прогоняя наваждение, кивнул и прохрипел:
- Готов... я...- потребовалось ещё немного времени, чтоб собраться с мыслями.- У меня есть предложение.
- Правда?- В голосе Эдно прозвучал интерес.- Давно мне никто не делал предложений. Сделка - это всегда очень занимательно. Такое единоборство чувств! Говори, человек, чего хочешь, и чем готов меня за это отблагодарить.
- Я...- В горле снова пересохло.
- Ну?
- Я хочу вселить Тень в одного человека, его имя - Максим Игнатов.
Эдно хмыкнул.
- Имя ничего мне не говорит, однако предложение интересное. Ты хочешь столкнуть его в пропасть безумия?
Влад поколебался, затем решительно кивнул:
- Да, хочу. Я хочу, чтоб он стал безумен.
- Это сделать нетрудно,- сказал Эдно.- Хорошо, твою просьбу я понял. Нам осталось выяснить, что ты готов предложить взамен на эту услугу.
- Но ведь одна душа попадёт к вам - разве это не достойная плата?- спросил Влад.- Это выгодно не только мне, но и...
- Этого мало,- оборвал его Эдно.- У меня встречное предложение, человек. Мы работаем с твоим недругом, не спрашивая, чем он вызвал в тебе столь сильную ненависть, а ты в ответ открываешь Заслон, разделяющий меня и Эру. Ну что, по рукам?
Влад побелел и отшатнулся. В голове словно взорвалась граната, так сильно она заболела. Уши заложило ритмичным биением пульса.
- Нет! Нет! Никогда!
- Как хочешь,- показалось, что Эдно пожал плечами.- Значит, твой недруг останется целым и невредимым. И не успокоится, пока не превратит твою жизнь в настоящий Ад...
Влад был уверен, что в нём Захватчика нет, однако на несколько минут он словно вновь вернулся в предыдущую ночь, и снова висел над большой постелью в спальне Макс, и видел, как тот целует Ингу, ласкает её, и как она отвечает ему тем же... Слышал их смех...
"Я люблю тебя,- слова Инги, когда утомлённый Макс уже уснул. Она лежала рядом, положив голову ему на грудь. Её волосы разметались по его коже. Он во сне обнял её и прижал к себе.- Я очень сильно тебя люблю..."
И снова та же боль, только ещё сильнее, ещё горячее, словно в грудь вогнали раскалённый добела гвоздь. И жить, кажется, уже незачем.
Какой смысл беречь Эру, если Инга каждый день будет так его мучить? Жизнь, смерть - все не имеет ни малейшего значения.
- Я не хочу, чтоб Инге было больно,- прошептал Влад сквозь окутавшую его пелену.- Я не хочу, чтоб Инге было больно...
- А кто такая Инга?- полюбопытствовал Эдно.
- Это... это Грёза...
- А - а! Я даю слово, что твоей Инге не причинят вреда. Эра не перестанет существовать, так что твоя любимая не потеряет рассудок. Просто больше не будет Заслона. Но ведь в двух других гранях Заслона никогда не было, и разве ты заметил, что в этих местах люди сплошь сумасшедшие? Человек, ты же понимаешь, что нельзя свести с ума того, в ком нет хотя бы крупицы безумия.
- Но если в Максе этой крупицы нет?- спросил Влад.
- Есть. Можешь мне поверить.
- Но...
- И человек по имени Инга станет твоей. Разве ты не этого хочешь?
Снова смятая постель и два тела... Снова звук поцелуев... Разве можно так мучить?
Внезапно Влад понял, что он уже не смотри на всё это сверху. Он стал участником, а не наблюдателем. И Инга, закрывая от наслаждения глаза, целовала не Макса, а его, и он чувствовал на себе её горячие, требовательные руки, и губы, и всё тело, гибкое и податливое, и жар стекался в низ живота, причиняя почти болезненную радость, чтоб там в последний момент...
Последнего момента не было.
Инга была с Максом.
Влад, тяжело дыша, открыл глаза. Если бы не держался за раму, он бы точно упал. Низ живота скрутило так, что разогнуться невозможно.
- Ну что?- насмешливо спросил голос Эдно.- Что ты готов сделать ради этого?
- Инга...
- С ней всё будет в порядке. Заслон - это не просто преграда между мной и миром. Это преграда между тобой и ей. Подумай. Ты можешь навсегда её потерять. Она будет смотреть на тебя, как на насекомое, и ты никогда не испытаешь того, на что имеешь полное право. Она никогда не будет твоей...
- Хватит!- Влад пошатнулся, но устоял на ногах.- Хватит... Я согласен.
Эдно усмехнулся и проговорил глубоко удовлетворённым голосом:
- Вот это правильный выбор. Твоё желание будет исполнено в тот миг, когда Заслон исчезнет. Ты волен сам решать, когда сломать его, но на твоём месте я бы не медлил. Иначе безумие настигнет тебя самого - те, кто заключают со мной договор, не имеют права на обман. Ты хорошо понял меня, человек?
- Да...
- Приложи ладонь к Зеркалу.
Влад оторвал левую руку от рамы и прижал ладонь к прохладной поверхности стекла. Подушечки пальцев начало покалывать.
- Договор заключён!
Влад почувствовал, как ему по руке скользнуло и залезло внутрь что - то холодное. Он содрогнулся от отвращения, опустил руку и неловко упал на пол. Голова кружилась. Едва не стошнило, но в последний момент он всё же переборол приступ. Слабость была такая, что казалось невозможным пошевелиться.
Всё ради Инги. Только ради неё.
Он поднял голову, но Зеркало отражало только его комнату, и на его поверхности отчётливо выделялся отпечаток мокрой ладони.
Всё закончилось.
Договор заключён.
Где - то в прихожей, в невероятной дали, хлопнула входная дверь.
- Владик, я пришла!- крикнула горничная Лена.- Я купила тебе журналы, иди, забирай! И марш к столу, иначе опоздаешь в школу!
Влад не пошевелился. Какие, к дьяволу, журналы, какая школа, когда он только что заключил Фастову сделку, и обратного пути нет и никогда больше не будет? Ему даже думать об этом было противно!
Ладонь снова начало колоть, словно он решил погладить ощетинившегося ежа. Он посмотрел на руку, но изменений не заметил. Изменения были только под кожей, там, где отпечатался заключённый договор - приговор для Макса.
Приговор для Инги...
Нет, это не так. Эдно дал слово, что с ней ничего не случиться. Инга в безопасности, и она поймёт, кого должна любить.
- Влад, ты где?- надрывалась Лена.
Вот дура!
Влад скривился, но поднялся на ноги, кое - как пригладил волосы и крикнул в ответ:
- Я в комнате! Положи журналы на стол в гостиной - я потом заберу!
Может, и заберёт. Всякое бывает...

Завтрак был совершенно чудесным: омлет и чашка кафе с бутербродом. Не надо думать, что до этого утра я не пробовала бутерброды и не подозревала, что из яиц получается яичница, просто в этот раз всё готовил Макс, и еда приобрела совершенно невероятный вкус. Наверное, не врут те, кто утверждает, будто мужчины готовят гораздо лучше нас, женщин. Жаль только, что у плиты приходится стоять нам.
- Пойдёшь в душ?- спросил Макс между прочим, намазывая тост малиновым джемом.
- Хотелось бы.
- На полках найдёшь всё необходимое, а я потом принесу полотенце.
Я кивнула. Мне всегда было трудно говорить с человеком после бурной ночи. Очевидно, у Макс была та же проблема, и поэтому мы сидели напротив друг друга, молча хрустели тостами и прятали глаза, как школьники. В этом было что - то забавное.
- Я заметила у тебя на стене снимки,- сказала я, прервав молчание.
Макс оживился на глазах.
- Это снято на Тибете, мы ездили туда два года назад с приятелями. Потрясающая была поездка. Жили в палатках, как настоящие дикари, и каждый день поднимались в горы. Бывали в храмах. Ты даже не представляешь, как жизнь некоторых людей отличается от нашей. Ни одному монаху не придёт в голову съесть такой бутерброд с ветчиной, как у тебя, или торопиться с работы домой, чтоб не пропустить серию любимого сериала. Они живут вместе с природой. Мы тоже попробовали, но через пару недель поняли, что это сложнее, чем кажется. Мы до безобразия избалованы цивилизацией. Понимаешь, о чём я?
Я послушно кивнула, не прислушиваясь к словам. Он мог начать цитировать "Справочник начинающего садовода", а я всё равно слушала бы, затаив дыхание.
- Ты любишь путешествовать, верно?
- Очень. Где я только не бывал: на Мальте, в Японии, в Индии, в Таиланде, в Андорре, в Германии, в Марокко, в Ирландии, в Италии, на Филиппинах... Всего не вспомнить. Это было отличное время.
- Работал в "National Geographiс"?
- С чего ты взяла?
- Ходили такие слухи. Так работал или нет?
Макс громко расхохотался.
- Нет, не работал, и, на самом деле, не очень хотел бы. Я трудился на ниве тележурналистики в Германии, делал репортажи с географическим уклоном. Одно время было интересно, а потом как - то наскучило. Хотел устроиться в германский журнал, но позвали сюда, и я вспомнил, что давненько не был на родине. А тут ещё поддержали мою идею новой колонки, я просто не мог отказаться. Ты знаешь, стоит поработать немного за рубежом, как дома тебя начинают уважать гораздо сильнее.
Я пожала плечами.
- Не заметила. Я всю жизнь прожила в Англии, однако особого отношения к себе не заметила.
- И не заметила, что тебя, без всякого образования, приняли на работу, а фотографов со стажем оставили за бортом?
- Был конкурс, и я...
- И у тебя диплом об окончании лондонской школы. Не обижайся, ты на самом деле очень талантлива, однако в то время об этом никто не знал. Зато Лондон - это звучит. Не находишь?
Я снова пожала плечами. Может, и звучит - что с того? Можно было возразить, но я решила не втягивать Макса в полемику. У меня было слишком хорошее настроение, чтоб портить его спором.
В душе, уже стоя под струями воды, меня вдруг посетила странная мысль: мне надо срочно поговорить с Владом. До последнего момента я о нём даже не думала, а тут вдруг вспомнила и поняла, что просто обязана позвонить ему. Мы не должны ссориться, ведь он мой друг, мой Хранитель - словом, единственный человек в Москве, с которым я могла побеседовать об Эре и при этом не быть принятой за сумасшедшею. Охваченная стремлением услышать его голос, я кое-как замоталась в полотенце и босиком, роняя за собой капли воды и оставляя мокрые отпечатки ступней, побежала за телефоном.
"Номер абонента недоступен или находится вне зоны действия сети,- проговорил в телефоне стандартный женский голос.- Пожалуйста, перезвоните позднее".
Я расстроено посмотрела на трубку. Почему - то казалось, что Влад просто обязан был мне ответить, что его телефон просто не мог быть от меня закрыт.
Из спальни вышел Макс и удивлённо на меня уставился.
- Ты никогда не пробовала вытираться?- усмехнулся он.
Я поглядела под ноги, где уже успела собраться лужа, и смущённо улыбнулась. Мокрые волосы падали на глаза, всё время приходилось их убирать. Ответ не шёл на язык. Едва ли Макс мог приревновать меня к Владу, однако меня саму смутило желание немедленно позвонить Хранителю, так что он бы просто меня не понял.
- Сейчас всё вытру.
- Сначала вытри себя и одень тапки, иначе простудишься. У меня пол без подогрева,- Макс потрепал меня по щеке и улыбнулся.- Тебе идёт это полотенце.
- Может, мне в нём пойти на работу?
- Хорошо, можно и так.
Макс схватил меня на руки, под визг перенёс в прихожую, одной рукой открыл дверь и вышел в подъезд. Я старалась вырваться, особенно когда минусовая температура коснулась мокрой кожи, но при этом задыхалась от смеха и какой - то неоправданной радости.
- Ну как?- спросил он, качая меня из стороны в сторону.
- Пусти! Неси меня в дом, сумасшедший!
И надо же было случиться такому совпадению, что в эту минуту дверь напротив открылась, и из неё появился пожилой мужчина в пальто. Он замер в дверях, не сводя с нас взгляд, и даже приоткрыл рот, хотя не смог произнести ни звука.
Макс, ничуть не смутившись, посторонился:
- Проходите,- сказал он вежливо.- Мы вас не заденем.
Я ещё крепче прижалась к Максу и, на глазах шокированного соседа, поцеловала со всей страстью, на которую в тот момент была способна. Макс неловко отступил назад, полотенце зацепилось за дверную ручку и соскользнуло.
Не знаю, что больше возмутило соседа: мой голый вид или наш с Максом поцелуй,- однако он громко выкрикнул: "Безобразие! Куда смотрит жилсовет?!"- и на хорошей скорости помчался вниз по лестнице.
Макс внёс меня обратно в квартиру, поставил на ноги и лично укутал полотенцем.
- Ну вот,- вздохнул он в притворной печали,- теперь меня линчуют на совете жильцов.
- А ты позови на этот совет меня,- ответила я, высоко задрав подбородок.- Они ещё и не такое увидят...
Мы снова начали целоваться, время, как всегда, растворилось где - то вдалеке, и если бы не ответственный Макс, мы бы совсем не пошли на работу.
Как бы то ни было, спустя полчаса мы уже сидели в его "Тайоте" и под бодрую музыку "Green Day" ехали в редакцию.

Почему, когда людям говорят, что можно идти вперёд, они стоят на месте, а когда сказано, что входить нельзя, сразу стремятся войти? Влад не знал ответа на этот вопрос, но не удивился, когда горничная Лена, вместо того, чтоб спокойно оставить журналы на столе в гостиной, понесла их к нему в комнату.
Лена была женщиной лет тридцати с небольшим, в меру привлекательной, в меру аккуратной, в меру рассеянной и совершенно без меры любопытной. Насмотревшись бразильских сериалов, где после долгих лет службы домашняя прислуга воспринималась как члены семьи, Лена считала, что не просто работает на Влада, но и является его второй мамой. Порой это её участие было плюсом, иногда большим минусом, но по большей части на горничную просто не обращали внимания, как не обращают внимания на пылесос, пока тот не понадобится.
На сей раз Лена постучалась, подождала несколько секунд, не услышала ответа и вошла.
Влад, бледный и странно осунувшийся, словно с момента, когда проснулся, прошёл не час, а год, лежал на постели. Одеялом он не накрылся, просто подтянул колени к животу, и смотрел в пространство затуманенными глазами.
- Владик?- Лена подошла к столу, положила пачку журналов, а лишь после этого двинулась к кровати.- Ты плохо себя чувствуешь?
Влад не ответил, даже не пошевелился.
- Влад, что с тобой?- Горничная забеспокоилась.
Она просела рядом с кроватью и положила ладонь Владу на лоб. Возможно, ладонь после улицы была холодной, поэтому лоб мальчика показался ей таким обжигающим, но Лена встревожилась ещё сильнее. При прикосновении она почувствовала, что он дрожит.
- Что у тебя болит, скажи мне?- спросила она.- Голова? Подожди, я сейчас схожу за градусником...
- У меня нет температуры,- ответил Влад неожиданно ровным тоном, хотя остекленевший взгляд был по-прежнему упёрт куда - то в стену.
- Но как же...
- Я просто устал.
- Влад, я позвоню твоим родителям, и они сами решат, что...
Влад сел на постели так резко, что Лена подалась назад. Внезапно разлившийся по щекам румянец сильно контрастировал с бледностью, глаза сверкнули. Но при этом злости, как и других сильных эмоций, видно не было, и блеск глаз казался не живым, а отразившемся от кусочков стекла. Лена знала, что Влад импульсивный, может сорваться и нагрубить, но таким полуживым - именно это слово пришло её на ум,- она его никогда не видела.
- Влад...
- Я же сказал, что просто устал,- отчеканил Влад, глядя прямо на Лену.- Это так сложно понять? Я не буду завтракать и в школу сегодня не пойду. Если будут звонить, скажи, что я заболел. Скажи, что я при смерти. И никого не хочу видеть. Ясно?
Лена поспешно кивнула.
- Да.
- Не звони родителям, им нечего тут делать. Позвонишь, - и я лично сделаю всё, чтоб тебя выгнали. Всё, иди. Я буду спать.
Влад повернулся к стене, свернулся калачиком и замер.
Лена выпрямилась, поджав губы, и быстро вышла из комнаты. Она обиделась, считая, что Влад был несправедлив, и в то же время беспокоилась за него. Уж не принимает ли мальчишка наркотики?
Но ведь это не её дело, верно?
Когда горничная вышла, Влад вскочил и запер за ней дверь. Ему не нужны были случайные глаза, никто не должен был знать, что он задумал, никто не должен был даже заподозрить неладное. Родители всё равно ни о чём бы не догадались, так же, как и Лена, но Влад решил перестраховаться.
"Только ради Инги,- твердил он себе, как заведённый.- Только ради Инги. Только ради Инги."
И он верил, что поступает правильно, что избавившись от Макса, она почувствует себя свободнее. Ещё Влад убеждал себя, что его решение - благо для Эры. Заслона не станет - и не будет больше ужасных землетрясений, исчезнет угроза, столько лет висевшая над городом. Греза отвлечётся от своих личных дел и станет уделять больше времени Эре, её обитателям, Владу, и поймёт, что никто не сможет любить её сильнее. И тогда всё будет хорошо.
Влад понимал, что поступил не совсем честно, но считал, что порой цель действительно оправдывает средства, и через какое - то время станет ясно, что это был единственный путь. По крайней мере, Влад в этом почти не сомневался.
Почти... Оставалась тень сомнения, которую не могли перебороть ни его стремление быть с Ингой, ни его ненависть к Максу, ни его убеждённость, что без Заслона Эра расцветёт. Сам Влад не мог объяснить это скребущее чувство, поселившееся в душе. Словно что - то должно было произойти, но почему - то не произошло.
В эти минуты только чувства правили Владом, только они заставляли его думать и совершать поступки. Чувства руководили каждым его действием. Воспользовавшись Зеркалом, Влад не заметил, как превратился в ведомого, с той лишь разницей, что никто ему свою волю не навязывал и свои решения не предлагал. Просто взял под контроль его желания и сделал их единственными проводниками.
Влад лёг на постель, закрыл глаза и легко провалился в Эру. Через секунду он уже стоял посреди просторной улицы, между увитыми плющом домами, под ясным зелёным небом. Он часто бывал здесь, но казалось, что попал впервые, и озирался по сторонам, внезапно охваченный сомнениями. Эра была удивительным городом, время и пространство здесь не играло никакой роли, здесь не было границ и языковых барьеров, и здесь всегда можно было найти покой если не для тела, то для разума и души. По - сути, Эра была большой больницей для душевнобольных, где вместо уколов и таблеток были тихая музыка ветра, шёпот воды, мирный шум счастливого города, спокойный разговор. Эра была не просто отражением реальных городов, она была их улучшенным отражением, именно таким местом, в каком хотелось бы прожить всю жизнь.
И вот теперь Влад стоял на тротуаре, смотрел на дома, на людей, на бликов, и начинал понимать, что это место находится в тончайшем равновесии. И малейшее изменение может привести к катастрофе. Или наоборот, сделать ещё лучше, убрать то единственное плохое, что есть в этом городе.
Влад понимал, что ему нужно попасть к Заслону как можно незаметнее, но так же он знал, что на спокойно идущего человека обратят гораздо меньше внимания, чем на крадущегося и прячущегося за кустами. Поэтому он пересилил желание передвигаться перебежками и зашагал по улице в направлении Заслона. Несколько раз он сворачивал заведомо в другую сторону, чтоб в случае слежки никто не смог догадаться о целях его похода, пару раз останавливался, чтоб поговорить со знакомыми, которые могли бы заподозрить неладное, если бы он не остановился и не поговорил, но неуклонно приближался к огромному багровому занавесу, видному практически с любого конца города.
Время странно растянулось. Владу казалось, что он идёт всего несколько минут, однако прошло гораздо больше. Чем ближе он подходил к Заслону, тем сильнее его одолевала неуверенность. Он старался не показывать своей нервозности, только один раз не выдержал и спрятался за стену дома, мимо которого проходил. Это случилось, когда недалеко от Заслона он заметил Эмму. Эмма разговаривала с незнакомыми Владу людьми, организовывала защиту седьмого круга, и едва ли обратила бы на него внимания, но Влад всё равно спрятался за угол и не выходил, пока она не ушла. Было приятно думать, что все приготовления и все страхи скоро останутся позади, и чрезвычайная комиссия не потребуется, и укрытия станут совсем не нужны. Влад водиночку всё устроит.
А спустя четверть часа Влад вышел к Заслону.

До редакции мы добирались долго, несколько раз попали в маленькие пробки и один раз - в большую, так что опоздали, несмотря на то, что постарались выехать пораньше. Мыслов ворчал, что его сотрудники совсем отбились от рук и что пора вводить штрафы за пропуск начала рабочего дня, но мы с Максом предоставили ему практически доработанную статью, чем успокоили главного редактора.
После посещения редакторского кабинета мы направились в буфет выпить по чашке кофе и послушать последние сплетни. Я бы, конечно, осталась с Максом в кабинете, но сидеть взаперти целый день было бы странно. К тому же сам Макс почему - то не горел желанием немедленно начать со мной целоваться...
Мы быстро нашли свободный столик, однако спокойно выпить кофе не получилось. Сразу подошла вездесущая Маша и таинственным шёпотом сообщила, что меня спрашивает "шикарный мужик". Он не представился, но сама Маша считала, что я буду дурой, если с ним не поговорю.
- И где ты его оставила?- спросила я, заинтересовавшись.
- Внизу, в холле. Он не пожелал идти дальше, хотя охранник готов был пропустить.
- У тебя появился богатый поклонник?- усмехнулся Макс.
- Надеюсь, ты шутишь,- ответила я, поднимаясь.- Подожди, я скоро вернусь и тогда всё расскажу.
Таинственный визитёр оказался рослым мужчиной за сорок, очень импозантным, в дорогом чёрном пальто, носимом с лёгкой небрежностью. Его тёмные волосы были чуть тронуты сединой, которая, однако, делала его ещё привлекательнее, а таким лицом мог обладать только человек, наделённой силой, властью, и хорошо умеющий этим пользоваться. Мне бы не хотелось иметь такого человека ни в числе друзей, ни тем более среди врагов, и не потому, что он чем - то меня отталкивал, а как раз наоборот. От такой силы я вообще предпочитала держаться подальше.
Я быстро подошла и остановилась напротив.
- Крижитская Инга. Вы спрашивали меня?
Мужчина прошёлся по мне взглядом, остановился на лице и кивнул, протягивая руку.
- Именно я. Позвольте представиться, Виктор Станиславович Троеполов.
Я моментально напряглась, однако на рукопожатие ответила и напомнила себе, что у меня больше нет причин его опасаться. Его дочь лично сняла все обвинения. Или этого мало?
- Заочно мы с вами знакомы, тем более после нашего общения по телефону, и тем не менее я рад, что встретился с вами в более дружеской обстановке. Вы ведь понимаете, о чём я?
- О том, что вы больше не считаете меня наркодиллером,- кивнула я сдержанно.- Что же, это радует. А теперь вы могли бы приступать к изложению цели своего визита. У меня много работы.
- Намёк на то, что вас едва не уволили по моей вине? Удар принят,- Троеполов улыбнулся.- Я пришёл извиниться за поведение моей дочери, причинившее вам определённые неудобства. С её стороны было крайне некрасиво обвинять вас в чём бы то ни было, и единственным оправданием служить болезнь, из-за которой Света и попала в клинику. Больше подобного не повториться.
- Рада это слышать, хотя продолжать общение со Светланой я не намеревалась. Мне хватило одного визита.
- Но мне хотелось бы, чтоб вы приняли мои извинения и не держали зла ни на Светлану, ни на нашу семью.
- Мне бы тоже этого не хотелось,- согласилась я.
- В знак примирения примите это,- Троеполов достал из внутреннего кармана пальто пачку денег и протянул мне.- В качестве моральной компенсации.
Меня словно окатило ледяным душем. Только что этот человек просил прощения, а теперь предлагал мне увесистую пачку денег. Зачем? Он думал, что с материальным стимулом у меня станет больше причин не держать зла? Или хотел купить?
- Всего доброго, господин Троеполов. Надеюсь, Светлана поправится,- сказала я холодно, развернулась на каблуках и быстро пошла прочь, а когда, стоя у лифта, обернулась, Троеполова уже не было видно.
Макс ждал меня в буфете.
- Кто это был?- спросил он.
- Троеполов,- не стала скрывать я.- Приходил извиниться за поведение своей дочери, а заодно предложить мне денег в знак любви и уважения. Ты представляешь? Помахивал у меня перед носом этой пачкой, будто ждал, что я встану на задние лапки. Даже вспоминать об этом противно.
Макс улыбнулся.
- Я уверен, он не собирался тебя оскорблять,- сказал он спокойно.- Просто Троеполов - это человек, который привык решать все дела при помощи денег, и я не сомневаюсь, что он очень удивился твоей реакции. Надеюсь, ты не высказала ему в глаза всё, что в этот момент подумала?
- Сдержалась,- я улыбнулась.- Но мне очень хотелось, так что если он в следующий раз придёт с деньгами, я...
- Он не придёт,- успокоил Макс.- Уверен.
Я вздохнула. Беспокойство всё возрастало, и я никак не могла понять его причины. Всё складывалось хорошо, это утро было самым лучшим за последние недели, если не месяцы, и визит Троеполова не смог его испортить, но мне всё время казалось, что надо чего - то опасаться. Я бы не назвала это предчувствием беды, просто какой - то странный дискомфорт, когда понятно, что надо действовать, но непонятно, как и зачем. Единственное, что я могла, так это расслабиться и попытаться выбросить всё лишнее из головы.
- Сходим сегодня в кино?- предложил Макс.- А потом можно будет посидеть у меня.
Я кивнула.
- Хороший план, нам просто необходимо куда-нибудь выбраться. Только не хочется, чтоб по редакции ходили слухи.
- Тебя настолько сильно волнуют слухи?- удивился Макс.
- Волнуют, но не настолько, чтоб я отказалась. Пусть смотрят и завидуют.
- Вот это мне нравится больше.- Макс поднял кружку с кофе и усмехнулся.- Я хочу поднять эту чашку за всех сплетников на свете, чтоб они никогда не прекращали рассказывать, как нам хорошо вместе.
Я тоже подняла чашку, и мы звонко чокнулись. Несколько человек посмотрели на нас с удивлением, но воздержались от комментариев, и я едва не расхохоталась. Все сомнения улетели прочь, и теперь оставалось только пережить долгий рабочий день, чтоб провести чудесный вечер - вдвоём.

Уничтожить Заслон было просто. Наверное, каждый ребёнок в Эре смог бы это сделать, если бы расшалился. Но никому не могло прийти в голову его снять, он стал настолько привычной частью пейзажа, что даже приобрёл определённую прелесть. Никто не задумывался о том, что без него жизнь в городе станет гораздо светлее и безопаснее. Когда - то давно основатель Эры поставил Заслон, перекрыв им одну из трёх граней, выходов Теней в реальность. Глупо было спрашивать, зачем он так сделал: для того, чтоб защитить людей. Но прошло много времени, Заслон всё чаще выходил из покоя и возникал уже другой, но тоже разумный вопрос: как долго люди должны жить под постоянной угрозой? И ответа на этот вопрос, к сожалению, дать никто не мог.
Грёза потеряла интерес к Эре, она совсем перестала появляться в собственном мире, предоставив ему самостоятельность, и принялась налаживать свою личную жизнь, в то время как город больше всего за последние годы нуждался в её помощи и поддержке, в её успокаивающей силе. У Грёзы был Макс, заменивший всё, включая друзей, включая тех, кто в ней нуждался.
Но Грёза - это только красивое слово, а за ним стоит обычная молодая девушка, нуждающаяся в любви и теплоте. Она должна не только отдавать, но и получать сполна. Макс легко смог обвести её вокруг пальца, а она, наивная, считала, что это на самом деле любовь.
Если Макс перестанет привлекать её, Инга несомненно заметит, что около неё есть ещё один человек, который её любит. А если не станет Заслона, она сможет уделить этому новому человеку гораздо больше внимания, не отвлекаясь на постоянные неприятности. И небо будет зелёным, и среди плюща будут сидеть попугайчики, но не для того, кто никогда в жизни не сможет увидеть эту красоту.
Так думал Влад, стоя у самого Заслона. Багровый полог с извилистыми чёрными полосами был всего в нескольких метрах впереди, и вблизи казался колеблющимися струями, принявшими форму полога. Можно было подумать, что стоишь у причудливо окрашенного водопада, только вместо воды в небо тянулись тончайшие нити, и вместо водопадного грохота можно было услышать только едва различимое шуршание.
Он был уверен, что поступает правильно, и всё же продолжал сомневаться. Начала болеть голова, это мешало сосредоточиться, и он сильно тёр виски, стараясь найти такой аргумент, против которого не устояло бы ни одно сомнение.
"Чего я хочу этим добиться?- спрашивал он себя снова и снова.- В чём моя цель? Я хочу, я мечтаю, чтоб Инга была со мной, чтоб она смотрела на меня так же, как смотрит на Макса, чтоб она целовала меня так, как целует его. Но ведь это не всё, это только для меня. А для неё? Что для неё? Спокойная Эра, возможность просто быть самой собой и не стараться стать героем. А ещё... Счастья. Я хочу для неё счастья. Всё, что я делаю - это только для неё".
Влад порывисто втянул в себя воздух и выпрямился. Когда делаешь что - то на самом деле важное, что до тебя не делал никто, сомнения неизбежны, но это не значит, что они смогут помешать задуманному. Сомнения - это всего-навсего неуверенность, а Влад был в себе уверен. И не собирался отступать перед возможными трудностями, зная, что самый трудный путь - это путь правды.
Прошло ещё несколько минут, в течение которых Влад стоял неподвижно, ища в себе тот стержень, который позволит ему осуществить задуманное и не дрогнуть. Ему предстояло не только уничтожить Заслон, но ещё и посмотреть в глаза Инге, когда всё будет кончено и она, почувствовав возмущение Эры, придёт узнать, в чём дело. Встретиться с ней лицом к лицу, чтоб объяснить, зачем всё сделано - вот самое страшное. Она должна понять, что всё только ради её счастья. А если не поймёт... Влад тряхнул головой: поймёт. Оценит. Полюбит. Другого пути просто нет.
- Мы в город Изумрудный идём дорогой трудной,- пропел Влад себе под нос, делая первый из пяти шагов, оставшихся до Заслона.- Идём дорогой трудной, дорогой непрямой...
Второй шаг. Третий шаг. Появилось сильное желание обернуться, посмотреть на Эру, запомнить её хорошенько. Словно он не надеялся вернуться. Но Влад не обернулся, только стиснул зубы, сжал кулаки и сделал ещё шаг - четвёртый.
Теперь можно было рассмотреть каждую нить отдельно. Тонкие, как волоски, они едва заметно колебались на ветру, и колебание каждого волоска создавало спокойное колебание всего Заслона. Невозможно было рассмотреть, что дальше, но Влад и без этого всё знал. Дальше был только свет Иного Пространства.
Показалось, что сзади кто - то закричал, но Влад не знал, касается ли это его, а даже если бы и касалось, он уже не смог бы остановиться. Он уже зашёл слишком далеко, чтоб иметь право сделать шаг назад.
Теперь он понимал Сергея, и понимал, что даже если бы сказал заветные слова: "Они ждут",- пока Хранитель стоял рядом с Куполом, тот всё равно бы ушел. Для него не оставалось иных путей. Да, Влад увидел в Зеркале, что разведка заранее обречена на провал, да, он не предупредил и тем самым послал на смерть хорошего человека, но ведь и сам Сергей ни за что не отступил бы.
Влад собрался, плюнул себе на ладонь, сделал последний шаг и решительным жестом размазал слюну о поверхность Заслона.
Заслон был непробиваем, его невозможно было сжечь или разбить, сквозь него можно было только пройти, но и это не причиняло ему никакого вреда. Заслон боялся только воды. Материя, из которой он был соткан, растворялась при малейшем прикосновении влаги, именно поэтому рядом с Заслоном никогда не шли дожди или снега, никогда не выпадала роса, никогда не росли деревья или трава.
Прошлыми Грёзами были предусмотрены все возможности, чтоб Заслона никогда не коснулась ни одна капля воды. Они предусмотрели всё - кроме саботажа.
Широкая полоса, на которую попали частички слюны, начала стремительно чернеть и проваливаться внутрь, через несколько секунд это была уже глубокая чёрная борозда, словно след от ожога, а потом из образовавшейся прорехи в Эру хлынул ослепительный свет.
Влад заслонил голову руками и отступил, но его почти сразу повалило на спину. Тело словно отнялось, горло перехватило, в груди всё сжалось, и он закричал так, как не кричал никогда в жизни и как никогда уже не закричит.
Но его крик не имел ни малейшего значения.
Третья грань открылась, и Аннор вошёл в Эру.

Мы всё ещё сидели за столиком, разговаривали, смеялись, когда ЭТО произошло. Я увидела, как весело блестевшие глаза Макса вдруг сделались пустыми. Словно внезапно выключили изображение, и теперь я смотрела на два потемневших экрана. В тот же момент меня потащило назад, всё дальше и дальше, а я могла только видеть его опустевшие глаза и слышать наш смех, которого уже не было. Я не испугалась, просто не поняла, что произошло, и даже падая куда - то в глубину, всё ещё всматривалась в лицо сидящего напротив мужчины, вчитывалась в его душу, надеясь поймать хоть малейший оттенок эмоции.
- Макс,- тихо позвала я и протянула к нему руку, но не дотянулась и прикоснуться не смогла.- Макс, посмотри на меня. Ты слышишь меня? Максим!
На мой голос многие обернулись, я отметила это краем глаз. Почему они смотрят, я же говорю совсем тихо. Я же совсем не кричу.
И только сейчас я услышала свой голос, дикий, нечеловеческий вопль: "Максим!!!" Я заставила себя запечатать рот ладонями. Я летела вниз, в пустоту, и старалась только не закричать. Лицо Макса не изменилось, он меня не слышал, не видел, не знал. А я наблюдала, как его тащит вверх по ступенькам всё выше и выше, в самую темноту, туда, откуда я когда - то с таким трудом смогла спуститься. Но мне помог Влад, мне помогла память об отце, а у Макса никого не было, он не знал, что надо сопротивляться, и поднимался, шагал со ступени на ступень с упорством марионетки в руках маньяка. Я не видела в нем Захватчика, как смогла увидеть в Александре, да это сейчас и не имело для меня никакого значения. Я знала, что он поднимается по ступеням, что он почти над пропастью, за которой нет будущего.
- Стой, Макс!!! Стой!!! Стой!!!- Я знала, что он меня не услышит, но продолжала кричать, потому что это был мой единственный шанс его спасти. Я не могла его отпустить!- Стой!!! Стой!!! Стой!!!
В глаза бил мощный розово - красный свет, порой я совсем теряла Макса из вида, но всякий раз находила снова. Мне было всё равно, я не хотела знать, куда упаду. Я только хотела, чтоб устоял Макс.
"Он не устоит,- проговорил голос отца у меня в голове.- Он не знает, что нужно стоять. Он прыгнет, и ты никогда не сможешь его остановить. У тебя нет такой власти".
- Есть!- крикнула я.- Я всё смогу!
"Это очень глупо. Ты не удержала Александра, и тем более не удержишь Макса. Он никогда к тебе не вернётся".
- Неправда!
- Инга, успокойся. Инга...
- Хватит меня успокаивать, я всё равно его удержу!
- Хочешь выпить водички?- Почему - то голос отца стал женским.- Вы посмотрите, у неё настоящая истерика! Кто-нибудь, вызовите "Скорую"!
Что - то трясло меня и теребило, я отмахнулась и внезапно поняла, что никуда не падаю, а продолжаю сидеть на стуле за столиком нашего кафетерия. А Макс продолжает сидеть напротив меня с тем же бессмысленным взглядом, что и бессчётное число минут или часов назад. Вокруг меня собрались люди, многих из которых я видела только мельком, все они что - то говорили, что - то делали, и только от одного их присутствия на меня навалилось отчаяние.
- Замолчите! Замолчите все! Слышите меня?! Вам тут нечего делать!
Я вскочила, несмотря на их упорные попытки усадить меня на место, перепрыгнула столик, встала на колени рядом с Максом, обняла его и крепко прижала к себе. Свитер пах туалетной водой, я уткнулась в него носом, и казалось, что таким нехитрым способом я смогу удержать его от падения в чёрную пропасть. Или хотя бы упаду вместе с ним.
- Мы вместе,- шептала я ему, всё же надеясь быть услышанной.- Мы всегда будем вместе. Ведь я люблю тебя, разве ты этого не знаешь? Я очень сильно тебя люблю. Ты не можешь уйти. Я не дам тебе уйти. Мы всегда будем вместе.
Макс не отвечал, не шевелился, словно я обнимала большую куклу, но в этот момент мне было достаточно просто к нему прикасаться и чувствовать, что он есть. Казалось, что если я сейчас расцеплю руки, то больше никогда его не увижу, потому что на самом деле его нет, всё сон, и теперь настал мой черёд просыпаться.
- Нас никто не сможет разлучить, Макс, ты должен мне верить. Ты мне веришь, правда? Я тебя люблю. Я хочу, чтоб ты это знал. И я никогда тебя не отпущу, пусть мне хоть переломают руки. Я всегда тебя буду держать, и ты всегда будешь рядом со мной.
Не знаю, как долго я так просидела рядом с Максом, прижимаясь к нему. Я совсем потеряла счёт времени. Пока чувствовала запах его воды, я чувствовала себя живой и могла хоть как - то себя контролировать, и, что самое главное, знала, что он дышит. В этот момент я безумно боялась потерять его дыхание.
Кто - то пытался меня увести, но из этого ничего не вышло.
А потом были белые халаты, всколыхнувшие во мне воспоминания о дне, когда я видела отца последний раз, и крики, и слёзы, и боль в выворачиваемых руках, и укол в сгиб локтя, погрузивший меня в совершенную темноту.
И были кошмары...

Первым, что я увидела, прейдя в себя, был большой воздушный шар. Он парил под потолком спальни, время от времени ударялся об него, опускался почти к самому одеялу, а потом снова взмывал вверх. Я молча смотрела на него, а в голове царила такая невероятная пустота, словно во время сна кто - то залез и выгреб из черепа всё, что в нём было. И напустил гелия, чтоб голова стала такой же лёгкой, как воздушный шар, и так же билась о потолок.
В комнату кто - то вошёл. Я повернула голову и увидела маму. Она тоже заметила, что я проснулась, длинно всхлипнула и выронила чашку с чаем, которую бережно несла в руках. Звук, с которым чашка раскололась о пол, больно резанул по слуху и, я поморщилась, а мама уже кинулась обнимать меня, осыпать поцелуями и бормотать что - то радостно - неразборчивое. Я дала ей возможность излить на меня свою радость, а когда она немного успокоилась и села на стул у кровати, ещё раз осмотрелась.
Сил, чтоб сесть, не было. Я немного повертела головой, чувствуя, что с каждой минутой она становится всё тяжелее, и устало откинулась на подушку.
- Что случилось?
В первый момент я не узнала свой голос, таким сиплым он был.
Мама улыбнулась сквозь слёзы и погладила меня по голове.
- Не надо говорить,- попросила она.- Ты долго спала.
- Сколько?
- Почти четыре дня. Врач сказал, что ничего страшного, это последствие стре... Что тебе надо как следует отдохнуть, и что ты сама проснёшься в нужный момент. Я так беспокоилась за тебя, доченька. Как же ты меня напугала.
- Я так больше не буду,- ответила я, совершенно не представляя, что случилось и чего я пообещала не делать.- Мне жаль, что так вышло.
- Как ты себя чувствуешь?
Я прислушалась к себе. В целом всё было неплохо, если не считать слабости и пустоты в голове, но в тот момент мне показалось, что никаких существенных мыслей у меня не должно быть. Ведь я просто спала, верно?
- Хорошо. Хочется пить.
- Конечно,- мама тут же вскочила и кинулась к бутылке воды, предусмотрительно оставленной на столе. Как - будто она знала, что я запрошу пить, когда проснусь.
Я жадно выпила кружку воды, часть пролилась на грудь, но меня это только порадовало. Можно было почувствовать себя хоть частично живой, потому что второй частью я с трудом себя осознавала. Приходилось напоминать, что я есть, что это не очередной кошмарный сон.
В этот момент я снова увидела розово - красный свет, не такой яркий, каким он был прежде, но вполне заметный. Этот свет лился отовсюду: из окна, из стен, из потолка, просачивался сквозь пол и пронзал тончайшими лучиками воздух. От меня самой шло ровное розовое сияние. Это не вызывало никаких ощущений, не причиняло ни боли, ни радости, но я понимала, что так не должно быть.
Во снах, насколько я могла вспомнить, а помнила я совсем мало, был такой свет, и ещё неясные тени, и звуки, и страх, и глухая безысходность загнанного в последний тупик. Я могла порадоваться, что ничего не запомнила, потому что подозревала: если вспомню, то уже не смогу спокойно лежать в постели, глядеть в потолок и ощущать лёгкую пустоту в голове и абсолютную пустоту в сердце.
- Хочется спать,- пробормотала я.
На самом деле, несмотря на то, что едва успела открыть глаза после четырёхдневного сна, я снова чувствовала себя безмерно усталой.
- Конечно,- повторила мама, глядя на меня подозрительно блестящими глазами.
Веки тяжелели и опускались, но я всё решила попробовать задать вопрос:
- Мама, что случилось? Почему я уснула?
Мама превратилась в размытый силуэт, я никак не могла разобрать выражения её лица, хоть и присматривалась. И мне, по большей части, было всё равно, что она ответит. Я чувствовала, что не готова воспринимать информацию, какой бы важной она ни оказалась.
Я снова засыпала.
Силуэт мамы расплылся окончательно, я совсем перестала её воспринимать в качестве живого существа, присутствующего в комнате. И было непонятно, уснула я или ещё нет. На явь это было совсем непохоже, впрочем, как и на сон. Я бы предпочла просто провалиться в небытиё, в чёрную пропасть, чтоб провести там несколько часов, равных нескольким секундам. Но не получилось.
Снова возник свет, такой тусклый и незначительный, что на него с лёгкостью можно было не обращать внимание. Мама растворилась, зато воздушный шар под потолком стал необыкновенно чётким, словно он один остался от всей реальности. Он всё так же непрерывно прыгал по потолку, но на сей раз в его движениях мне показалось присутствие разума. Шар знал, куда и как должен скакать, и скакал по плану. Я молча наблюдала за ним, не зная, чего ждать, не чувствуя угрозы, но и не в силах расслабиться. Шар прыгал и медленно гипнотизировал меня, целенаправленно подводил к какой - то одному ему известной черте.
Сквозь красную резиновую плёнку (почему - то прежде я не замечала, что шар красный) проступило лицо, сначала одним образом, однако быстро приобрело вполне определённые человеческие черты: выступ носа, провалы глаз, полосы губ, подбородок. Это было совсем не страшно, но странно и завораживающе, и я поняла, что пытаюсь узнать за этим лицом живого человека.
Внезапно лицо открыло рот и пронзительно закричало, и я мгновенно узнала голос. Сердце, только что спокойно молчавшее, вспыхнуло болью, я не сдержалась и тоже закричала, и почувствовала, как по щекам побежали струйки слёз.
- Влад!
Шар с кричащим лицом Влада оттолкнулся от потолка и полетел прямо на меня. Я только успела заслонить голову руками, он ударился о локти и лопнул с громким хлопком, и на меня потекло что - то горячее. Я отняла руки, посмотрела, что вылилось и увидела густую чёрную массу, разлившуюся везде вокруг. Жидкость масляно блестела, расползаясь в стороны, и тоже, как и шар, казалась живой и разумной. Я принялась соскабливать её с лица, груди и рук, но она упрямо цеплялась за кожу, жгла её и сминала, словно бумагу. Паника перевалилась через разум и больно ударила по нервам, и вызвала оглушительный резонанс. Я готова была содрать с себя кожу, лишь бы избавиться от черноты.
Что - то стиснуло мне руки, мешая двигаться, и я чувствовала, как вязкая гадость подбирается к самому горлу, сжимает его с невероятной силой и душит меня, душит... И никак не освободить руки...
Дыши! Слышишь, дыши! Дыши! Дыши! Не закрывай глаза! Дыши!
Голос Влада прямо у меня над ухом, звенящий от страха и напряжения.
Дышать? Как?
Дыши, слышишь меня! Дыши!
А руки никак не оторвать от кровати!.. Я с хриплым всхлипом всосала в лёгкие воздух, чувствуя, как он просачивается в кровь и летит к самым дальним частям тела. Горло сжалось спазмом, но почти сразу расправилось, и от нахлынувшего облегчения закружилась голова.
- Дыши! Слышишь, что я тебе говорю, Инга?! Дыши!- Это был не Влад. Это была мама.
Муть перед глазами начала рассеиваться так мучительно медленно, словно я наблюдала замедленную съёмку восхода. Вот проступила комната, вот появилась мама, навалившаяся на меня сверху и прижавшая мои руки к постели, вот за окном появилось облачное небо с малюсенькими точечками птиц.
Мама подняла голову и посмотрела на меня огромными глазами, странно тёмными на фоне белого лица, и поднялась. Её заметно трясло. Меня тоже трясло, но не так сильно, и дыхание почти выровнялось, и паника постепенно уходила. Я подняла руки и увидела, что все они покрыты глубокими рваными царапинами, всё ещё сочившимися кровью. Под ногтями можно было рассмотреть кусочки кожи, разворачивающиеся длинными тонкими полосками.
К горлу подступила тошнота, я беспомощно подняла глаза на маму и сделала безуспешную попытку улыбнуться. Страх вернулся.
- А где шар?- только и спросила я.
Не было смысла спрашивать, что случилось, я и так помнила всё до малейших деталей и понимала всё гораздо лучше, чем мама. Это была галлюцинация, это мои руки пытались содрать с меня кожу, стирая черноту, которой на самом деле не было, это моё горло отказалось дышать, хотя никто этому не препятствовал. Это я сама только что едва не убила себя, и инстинкт самосохранения не пискнул, придавленный поражённым рассудком.
- К - какой шаг?- пробормотала мама дрожащими губами.
- Тот, что был под потолком, а потом...
Мама побледнела ещё сильнее, словно того, что было, оказалось недостаточно, и отступила на шаг от кровати. Но я и без слов смогла понять, что никакого шара не было, что он тоже оказался плодом моего воображения. А ведь казался таким настоящим, таким понятным... "Эти галлюцинации покажутся тебе реальнее самой реальности",- так сказал Влад когда - то, вроде бы не так давно, а кажется, что миновали годы. И в самом деле, реальнее самой реальности, не отличить. Только не той реальность, в которой живут большинство людей, а моей личной, ничем не отличающейся от кошмарного сна.
- Я не опасна,- прошептала я, обращаясь к маме и глядя на её разом осунувшееся, постаревшее лицо.- Я на самом деле не опасна. Меня не надо бояться.
Мама кивнула, не проронив ни слова. Я не смогла понять, услышала ли она мои слова, поверила или сочла, что это очередной приступ безумия.
Её тоже можно было понять. Она перенесла безумие отца, но так и не справилась с ним и в итоге потеряла. Все годы моей жизни спасалась бегством от моей же возможной болезни, но так и не смогла убежать, и теперь на глазах её кошмар, самые страшные мысли, которые она маскировала даже от самой себя, выплывали наружу и принимали мой облик. Она знала, что со мной будет, даже лучше, чем я, потому что всё это уже видела. Наверняка у отца тоже были приступы галлюцинаций, когда он переставал себя контролировать. Мама знала, что это такое - бояться того, кого любишь.
- Я постараюсь держать себя в руках,- пообещала едва слышно.- Честное слово, я буду очень стараться.
Мама опустила голову и кивнула, а после нескольких секунд молчания смогла произнести почти нормальным голосом:
- Схожу за лейкопластырем и перекисью, надо обработать твои царапины.
Я кивнула, понимая, почему она прячет глаза. Она меня боялась.
- Мама...
Она подняла глаза, посмотрела на меня, но уже через секунду снова спряталась за веками.
- Больно?- спросила она.
- Нет, не очень. Мама, спасибо... Я обещаю стараться...
Мама кивнула и быстро вышла из комнаты, и я осталась одна.
Это было странное ощущение нереальности. Я не понимала, где заканчивается правда и начинается вымысел. Только что я говорила с мамой - на правда ли говорила или мне это только примерещилось? На подоконник села весёлая желтогрудая синица - была она или нет? Царапины на руках - они на самом деле? Или я по-прежнему вымазана чёрной смолой, но не вижу этого?
Почему я вдруг, в один момент перешагнула через грань, отделяющую меня от безумия? Почему именно сейчас? Ведь не произошло ничего такого, что способно было настолько сбить меня с ног. Я переживала и куда большие потрясения. Или произошло, но я не заметила?
Вопросы, вопросы, вопросы... Ни одного ответа, ни одного намёка, лишь полутени, полутона. Словно этого могло мне хватить!
Вернулась мама и, стараясь не смотреть в глаза, быстро обработала и перевязала руки. Я тоже не смотрела на неё и не пыталась заговорить, хотя душу жгла горькая обида. Ведь я на самом деле не собиралась причинять ей боль, а она моментально перенесла на меня все грехи отца, и боялась на самом деле не меня, а его во мне. И повторения былого кошмара.
Но ведь я другая! Я смогу взять себя в руки! Я отличу обман!
Клясться в этом я не стала, понимая, что могу не сдержать слово. Зато поклялась сделать всё зависящее, чтоб не допустить новых приступов. Поклялась себе, не ей, боясь, что она всё равно не поверит.
- Отдыхай, дочка,- мама поцеловала меня в щёку.- Я зайду к тебе потом, а сейчас тебе надо поспать.
- Хорошо,- покорно согласилась я.
Она улыбнулась и ушла.
Я на самом деле через какое - то время уснула, и на сей раз по - настоящему.

В следующий раз я проснулась от одного слова, вспыхнувшего в голове и осветившего закоулки памяти. То, что я по каким - то причинам постаралась забыть.
Эра.
Я открыла глаза и несколько раз моргнула, окончательно прогоняя сон. Как же могла забыть Эру? Как могла забыть собственный мир, единственное место, способное отвести от меня все страхи?
Наверное, мои приступы наделали там бед. Сокрушённо покачала головой и возмутилась, что меня до сих пор не навестил Влад. Он же Хранитель, он должен был если не предотвратить приступы, то хотя бы поговорить со мной о них, объяснить, успокоить. Просто побыть рядом, чтоб я не чувствовала себя всеми забытой, социально опасной сумасшедшей. Одного его слова оказалось бы достаточно, чтоб вселить в меня уверенность, но Влада не было. Он просто меня проигнорировал, ему было всё равно.
Эру следовало навестить, я не была в ней уже... неизвестно сколько дней, если не недель. Хотелось увидеть Эмму, Старейшего, прочих членов Совета. Хотелось понять, что я не одна, а одна из многих, и что в случае беды они встанут за моей спиной живым щитом. Это не означало, что я намеревалась прикрыться ими ото всех бед, просто почувствовать себя хоть немного более защищённой.
Пройтись по улицам Эры, по странной мешанине городов и времён - и этого было бы достаточно, чтоб я смогла сдержать данное себе слово.
Я снова закрыла глаза и провалилась в Эру...
Это был настоящий гротеск. Не улицы, не дома, не небо, не земля, а нечто, пришедшее на замену. Тени улиц, домов, неба. Всё – полустёртые акварельные рисунки из альбома первоклашки. Едва угадываемые знакомые очертания мешались с неузнаваемыми, и всё было затянуто розоватой дымкой. Идти было можно, только непонятно, куда. Моей Эры больше не было, место, куда я так стремилась, чтоб найти равновесие и покой, перестало существовать.
Впервые я чувствовала себя настолько Грёзой. В первый раз осознала, за что отвечала. И теперь оказалась королевой без королевства, сумасшедшей девицей, которой никто и никогда не поверит...
Не зная, что делать, смятённая и напуганная, я медленно пошла вдоль того, что было когда - то улицей. Всё изменилось. Стало не уродливее, не превратилось в разруху, как можно было подумать, просто перестало принадлежать мне. Мой внутренний мир оказался занят, и вовсе не мной. Такой пустоты не пожелаешь никому. Казалось, меня вывернули наружу и отобрали душу, оставив пустую оболочку в придорожной канаве. На какое - то время я перестала чувствовать себя живым человеком, и когда шла, смотрела на всё, с трудом понимала происходящее.
Я шла долго, но за это время мне не встретилось ни одной живой души. Это было ещё одним свидетельством, что Эра прекратила существование.
- Эй, вы!- Я не удержалась и закричала. К горлу подступили слёзы.- Есть тут кто-нибудь! Кто-нибудь, пожалуйста! Тут не может быть пусто!!! Тут не может!.. не быть...
Влад... Эмма... Старейший... Они не могли погибнуть!..
- Я знаю, что вы живы!
Никто не ответил...
С каждой минутой становилось всё тяжелее быть в этом месте, но я упрямо не уходила, надеясь найти хоть кого - то, кто смог бы мне объяснить, что произошло. Сама атмосфера давила душным одеялом, заставляя тяжело дышать открытым ртом, но даже угроза удушья не могла заставить меня покинуть этот мир. Я не верила, что не осталось ни одного человека, ни одного блика. Они же так хорошо жили здесь. Где они теперь? Куда ушли? Или вообще перестали существовать, и теперь мне стоило оплакать их память? В голове не укладывалось, что я больше никогда их не увижу.
Никогда ещё я не была настолько одинока.
Прошло не меньше нескольких часов, пора было возвращаться. Но мне продолжало казаться, что это ошибка, шутка, и через несколько секунд всё встанет на свои места. И когда это случиться, я должна находиться в Эре. И тогда все бросятся меня обнимать и рассказывать, какое у меня было выражение лица, и мы вместе надо мной посмеёмся.
Смейтесь же! Смейтесь хоть кто-нибудь!
- Я жду!!!
Дыхание перехватило, я на секунду потеряла равновесие, споткнулась обо что - то и неловко упала на колени. Громко, навзрыд расплакалась. И показалось, что розовый туман зашевелился активнее, впитывая в себя каждую частичку моей боли, но не забирая её у меня, а наоборот умножая, делая непереносимой. Если бы позволили, я бы умерла в этот момент. Меня, по - сути, уже почти не было среди живых, а дышащее тело в реальности - это ведь ещё не жизнь. Меня останавливало только чувство несправедливости и острая необходимость узнать, что с жителями Эры всё благополучно. Если бы кто - то сказал: "Да, с ними всё хорошо. Тревожиться не стоит",- я бы просто легла и умерла. Только вокруг стояла звенящая тишина, струился зыбкий туман, из которого вырастали странные фигуры.
Влад был на сто процентов прав, из меня не получилась Грёза. Я не смогла защитить ни себя, ни свой народ, ни свой мир - никого. Бездарно потеряла всё, что десятилетиями строили предки. Пусть не разрушила, но и не построила и не уберегла. От отчаяния хотелось кричать.
Прости, отец. Прости, дедушка. Простите, мои близкие. Или не прощайте - я этого не заслужила. Я играла, когда надо было жить, и начала жить, когда пришла смерть. В последнюю секунду - за все прошлые годы, словно можно пережить непережитое и испытать неиспытанное.
В какой - то момент я почувствовала, как на мой затылок легла чья - то мягкая, теплая ладонь, подняла голову и поняла, что обманулась. В который раз приняла фантазию за действительность. От этого стало ещё больнее и горше. Всё бы отдала, чтоб рядом оказался хоть кто-нибудь, пусть даже чужой, злой, несущий смерть. Пусть такой, лишь бы обмануть проклятое одиночество.
Я всё же смогла встать на ноги, хотя казалось, что на плечи лёг многотонный груз, и снова пошла в неизвестном направлении. И ждала, что вот - вот расступится туман, зазеленеет придуманное мной небо, а навстречу выйдут люди. Нельзя было отчаиваться, позволять себе обманываться надеждами, но в тот момент на иное я была неспособна.
Иди, подталкивало меня в спину, иди вперёд. Не бойся, всё правильно. Так и должно быть.
Через какое - то время вышла к ровной черте, высыпанной бурым пеплом. Присев рядом, я зачерпнула пепел ладонью, и он сразу начал проскальзывать между пальцев, как мельчайший морской песок. Несколько секунд я молча смотрела на черту, но потом вдруг поняла, что это: остатки Заслона. Я вскочила и осмотрелась, боясь поверить собственной догадке, однако багрового полотна нигде видно не было. Да и не могло быть, оно мелким бурым пеплом лежало у меня под ногами.
Значит, Заслон рухнул.
А я ничего не почувствовала, не пошевелила пальцем, чтоб это предотвратить. Я в это время придавалась любви и забыла, что Эра нуждается в поддержке.
Иди дальше, снова подтолкнуло меня, скорее иди. Я тебя жду.
Отряхнув руки, я обошла кучу и пошла дальше, еле переступая ногами. Само понятие необходимости исчезло, я шла только потому, что не хотела падать, но если бы упала, едва ли смогла бы заставить себя встать.
Наконец, я вышла за пределы города. Здесь, как ни странно, дышать стало легче, и голова немного просветлела, хоть и не настолько, чтоб позволить мне разумно мыслить. Всё, о чём я думала, всплывало перед глазами туманными образами, и казалось, что это вовсе не мои мысли, что кто - то думает за меня и выводит это на экран.
- Рад видеть тебя во здравии, Грёза,- проговорил знакомый голос, окружив меня сразу со всех сторон.
Я вскрикнула больше от неожиданности, чем от испуга, и крутанулась на месте, но человека не увидела. Сердце готово было выпрыгнуть из груди.
- Старейший? Это вы?..- Голос предательски сорвался.
Вздох снова окутал меня причудливым звуковым эффектом.
- Я. Боялся, что ты не придёшь, а если придёшь, то не сможешь понимать, но ты меня радуешь. Ты понимаешь, что случилось?
- Да, наверное...- Горло больно сжалось, я с трудом сглотнула и продолжила.- Заслон рухнул... Где вы? Мне так нужно вас увидеть!
Ещё один вздох.
- Это невозможно. Тебе ведь известно, что моего прототипа на земле нет, что я давно умер. Я сам позволил духу остаться в Эре, и теперь растворён в этом мире. Не бойся, моё присутствие не будет тебе мешать.
- А другие, те, кто тут жил?
- Они все вернулись в себя. Кто был слишком стар - умер, кто ещё может жить - живёт. На самом деле Эра не перестала существовать, просто она больше тебе не принадлежит и не может являться убежищем. Мне жаль, что ты потеряла единственную защиту.
Голос Старейшего был лишён всяких эмоций и вовсе не казалось, что он сожалеет. Но для меня важно было просто слышать голос того, кто знал, как было прежде, кто смог дать мне полезный совет, а не просто посочувствовать.
Ноги задрожали, я опустилась на землю и закрыла лицо ладонями. Плакать не хотелось, но не удавалось унять нервную дрожь.
- Как это могло случиться? Почему я не почувствовала активности? Почему я не смогла предотвратить?
Эти вопросы я задавала только себе, но Старейший счёл нужным ответить.
- Ты не могла почувствовать, пока всё не свершилось,- сказал он.- Активности Заслона не было, его просто уничтожили.
Что - то неприятно толкнулось в груди.
- Как?..
- Водой. Заслон легко уничтожался с помощью воды, но никто никогда не думал, что человеку придёт в голову его снять. Это было неожиданностью для всех. Всё случилось внезапно, мы только увидели, как город накрыло розовое сияние, и в этот момент всё исчезло, и мы тоже...
Я перестала слушать Старейшего, увлёкшегося рассказом. Мне было неважно, как именно погибла Эра, главное, что её больше не было, и людей, с которыми я общалась, расшвыряло по всей планете. История, длящаяся больше ста лет, закончилась большим фиаско, и этому способствовал человек. Предатель.
Вот как раз эта мысль и не могла уложиться в моей голове. Кто мог погубить Эру? У кого поднялась рука? Кто настолько ненавидел меня, что не пожалел и жителей города, лишь бы добиться своего? Он ненавидел, а я ничего не замечала, или просто не хотела замечать... Возможно, знала этого человека, возможно, здоровалась с ним, разговаривала, как с хорошим другом, и он улыбался, глядя мне в глаза, а сам в это время вынашивал планы мести. И было совсем неважно, чем я заслужила такое отношение. Возможно, когда-нибудь потом я бы задалась вопросом: за что? Возможно, возненавидела в ответ. Но сейчас я с трудом принимала сам факт гибели Эры, мне было больно не за себя, а за весь город.
- Неужели Заслон был так важен?- спросила я тихо.- Он закрывал грань, но мне казалось, что и без него город сможет жить. Другие ведь живут.
- Других нет,- ответил Старейшим прежним сухим, учительским тоном.- Заслон был поставлен не просто так, не потому, что невозможно было обойтись без него или воздвигнуть Эру не в непосредственной близости. Он создаёт ощущение опасности, он и есть опасность, и хотя каждую минуту это не осознаётся, тем не менее это создаёт негатив. В каждой душе, в каждом внутреннем мире есть свой негатив, и Заслон в Эре выполнял именно роль концентрата всего дурного, что было в твоих предках, что есть в тебе, и позволял обитателям Эры вести тот привольный образ жизни, к которому они привыкли.
А когда Заслон исчез, злость, гнев, боль, обида, презрение, страх - словом, всё, что копилось в нём с самого образования - всё разом выплеснулось на волю. Люди не сошли с ума, нет, но в них влилась незнакомая прежде злоба, и с ней надо что - то делать. В них влилась жажда разрушения - и они разрушают. В них влилась ненависть - и они ненавидят. В них влилась обида - и они мстят. У них просто нет сил, чтоб всему этому противостоять. И нет места, где они смогли бы от этого спрятаться.
Я сидела, опустив голову, и чувствовала себя глупой школьницей, которой терпеливый учитель в сотый раз объясняет прописные истины. Заслон - это не просто дверь между мирами, а защита от зла, которое генерируется и копиться самими людьми. Нельзя было забывать, что никого идеального не бывает, что только в сказках существует абсолютное зло и столь же абсолютное добро. Я всегда воспринимала добро Эры как само собой разумеющееся, ни разу не задумалась, что и во мне может быть зло, и в тех, кто жил в Эре в течение долгих лет, и в тех, кто приходил пожаловаться и поплакаться в жилетку.
Сам по себе Заслон не представлял опасности, и даже по соседству с Аннором возможно жить. Но как жить под грузом собственной злобы, раздражения, непримиримости, презрения, когда они сплачиваются и оборачиваются против тебя?
- И что же теперь будет?
Старейший ответил не сразу, видимо, ему тоже нужно было подумать.
- Сложно сказать. Теперь всё зависит от силы людей, на которых обрушился этот удар. Кто - то сломается, не сможет устоять, но кто - то поборется и, возможно, победит. Ты не сможешь ни помочь им, ни тем более решить за них. Они прятались в Эре, некоторые очень долго, но рано или поздно им всё равно пришлось бы со всем этим столкнуться.
- Я всех подвела,- прошептала я едва слышно.
Но Старейший услышал.
- Это тоже сложный вопрос. Никто не имеет права осуждать тебя, кроме тебя самой. Как я уже говорил прежде, Эра - это только затянувшаяся хохма, к которой все отнеслись очень серьёзно - и напрасно. Реальность нельзя переспорить, переделать по собственному усмотрению, - она всё равно возьмет своё. Чем дольше тянуть с лечением, тем тяжелее будет болезнь. Это общеизвестный факт. Для некоторых всё пройдёт почти незаметно, другие не выдержат и сломаются, но как в первом случае не будет твоей заслуги, так и во втором не будет твоей вины. Ты почему - то не воспринимаешь этих людей как самостоятельные единицы, обязанные принимать за себя решения. Они не твои подопечные, не твои дети, и ты не должна думать, что чем - то им обязана.
- Но они мне доверились, а я не смогла никому помочь и только всё погубила.
- Погубила не ты, в этом правды нет. Была недостаточно внимательна - возможно. Только не надо забывать, что ты была хозяйкой в Эре, а все остальные - только гостями, хотя некоторые успели об этом забыть. Ты никому ничем не обязана. Для многих живущих в Эре ты сделала больше, чем кто бы то ни было во всём мире, и при этом всё воспринималось как должное. Я ещё твоему прадеду говорил, что альтруизм и долг - это разные понятия. Не стоит их путать. Ты сделала всё, что смогла, теперь из жизни - это их личное дело.
- Но они мне поверили!- выкрикнула я.
Слова Старейшего ни в чём меня не убедили. Я даже не пыталась прислушиваться к ним, заранее уверенная, что он попросту старается меня утешить. А я не хотела жалость, не хотела, чтоб меня оправдывали, когда я сама уже себя осудила. Мне только нужно было, чтоб он сказал, как жить дальше, и не отрицая свою вину, а примирившись с ней. Я была уверена, что отец на моём месте думал бы так же, несмотря на все увещевания Старейшего. Когда соглашалась оставить Эру, я обдуманно брала на себя ответственность, о которой меня тогда предупреждали, а теперь меня старались убедить, что все слова, произнесённые в мой первый визит в Купол Совета - ложь и фикция.
- Сейчас тебе надо думать в первую очередь о себе,- продолжил Старейший невозмутимо, словно не слышал меня.- К сожалению, в Эре была не только твоя сила, но и твоя слабость. В ней ты черпала силы противостоять собственной болезни и держалась рассудка, но теперь всё может быть даже хуже, чем если развивалось естественно. Наверняка ты заметила, что стала хуже себя чувствовать, что твоё поведение не всегда отвечает принятым канонам, что внезапно возникает страх, что глаза видят не только реальное, но и вымышленное. Это, Грёза, очень плохо. Забудь о тех, кого держала под крылом, они не в твоей власти, и сосредоточься на том, что действительно важно: ты должна сохранить рассудок.
- Я должна сохранить рассудок,- повторила я, помолчала и добавила:- Мама меня боится. Она очень старается не подавать вида, но всё равно боится.
- Твоей маме очень тяжело, возможно, даже тяжелее, чем тебе. Она не понимает, что с тобой происходит, она видела только последствия, то, что было с твоим отцом, слышала, что было с дедом.
- Но она меня боится!
- Значит, ты должна постараться больше не пугать её. Сформулируй это для себя как программу - минимум. Чем крепче ты сможешь стоять на земле, чем продуманнее будут твои слова и поступки, тем лучше. Со временем ты сможешь убедить всех, что не настолько больна, как может показаться. Для тебя это единственный путь, Грёза.
- А разве я не смогу вернуть Эру?
- Ты действительно этого хочешь? Попытки могут привести тебя в клинику и больше не выпустить.
Я решительно кивнула, хотя при одной мысли о том, что я буду смотреть на маленькую палату для психбольных не снаружи, а изнутри, по коже побежали испуганные мурашки.
Я была должна. Кому? Почему? Не знаю. Но я воспринимала этот долг, и только это имело значение.
- Да, хочу. Я обязана попробовать.
- Хорошо, я постараюсь придумать выход. Только, Грёза, тебе нельзя появляться тут очень часто. Теперь это чужое тебе место, оно будет не придавать тебе сил, а отнимать их. Понимаешь? Не думай, что я не буду тебе рад, но я не хочу, чтоб ты рисковала больше необходимого. Возродить Эру - это твоё решение, но в таком случае ты тем больше должна себя беречь. Если сойдёшь с ума, ничего не выйдет.
Это я поняла и согласно кивнула.
- Я буду думать,- повторил Старейший.- А ты только держись. Наше время ещё придёт.
- Спасибо, Старейший. Вы помогли мне.
- Иди, Грёза, и пусть с тобой будет удача.
Я встала, пошатнулась, но устояла на ногах. Голова закружилась, во рту моментально пересохло, я закашлялась и выбросила себя из места, бывшего когда - то Эрой.
Мама спала в кресле возле окна, и последние отблески короткого дня падали на её усталое лицо. Терпя головокружение, я поднялась на локтях.
- Мама,- позвала тихо.- Мама, проснись.
Она вздрогнула и открыла глаза.
- Что?
- Ничего. Просто сейчас выспишься, а ночью будешь ворочаться,- я улыбнулась.- Ты же знаешь, как это бывает.
Мама немного помолчала, потом сказала:
- Я говорила с Дорис.
- Матерью Эммы? Вы общаетесь?
- Время от времени.
- И что же? Рассказывай, не тяни.
Мама снова замялась, потом вздохнула.
- Четыре дня назад Эмма пришла в себя. Вышла из комы.
Я резко села, глаза расширились от радости. Значит, Эмма выжила, значит, с ней будет всё хорошо! Как это замечательно!
Однако мама не выглядела очень обрадованной, даже наоборот.
- В чём дело?- резко спросила я.- Это ведь хорошая новость, верно?
- Да...- Мама вымучила кислую улыбку.- Да, разумеется, очень хорошая новость. Дорис просто счастлива, она так долго ждала этого... Вот так.
Мне очень не понравился тон, но расспрашивать я не стала. Лучше пока ничего не знать. Вместо вопросов я улыбнулась как можно теплее.
- Ты не включишь мне воду в ванне? Очень хочется вымыться. Я давно не чувствовала себя такой немытой и...- я демонстративно понюхала под мышку и скривилась, хотя особого запаха не учуяла,- и вонючей.
Мама тоже улыбнулась.
После горячей ванны, как следует промыв голову и потершись жёсткой мочалкой, я почувствовала себя заметно лучше. Ощущение пустоты внутри не ушло совсем, но по крайней мере перестало меня терзать, так что получилось подумать о чём - то ином. Например о работе, которую я снова пропустила в связи с неожиданным недомоганием. Счастье, что для готовящегося номера "Мира вокруг нас" было всё приготовлено, так что я могла не срываться в аврал, но всё равно прогулы не добавляли мне репутации. Помимо прочего, я работала с Латышевой, а снимки к её статье нуждались в доработке.
Следовало позвонить Мыслову и предупредить, что уже завтра я выйду на работу. Хоть не очень улыбалось вставать в шесть утра, но я понимала, что не смогу долго выдержать общение с мамой. Пусть лучше она будет бояться меня на расстоянии, чем видеть, как она вздрагивает при моём приближении.
Я нашла в столе записную книжку с домашними телефонами коллег по работе и принялась листать, выискивая нужную фамилию. Давно обещала себе, что буду записывать всех в алфавитном порядке, но всё равно писала вразнобой.
Взгляд наткнулся на знакомую фамилию и пробежал мимо прежде, чем я успела его остановить. Затем вернулся, и я почувствовала, как желудок сделал сумасшедший кульбит.
"Игнатов М"...
Макс...
За всё время я ни разу не подумала о нём, ни разу не вспомнила, пусть даже вскользь, словно его вообще никогда не существовало. Словно я его никогда не любила. Память услужливо нарисовала мне его портрет, его улыбку, его голос, его тело - всего до последней чёрточки. Память не знала, что каждая из этих чёрточек причиняет мне дополнительную муку.
Ведь я почти смогла его забыть.
- Как же так?- спросила я, глядя на своё отражение в висящем над комодом зеркале.
Отражение не ответило, оно тоже не понимало, как такое могло случиться.
Я дотянулась до телефона, пододвинула его к себе, набрала написанный под фамилией Макса номер и минут пять слушала однотонные гудки. На той стороне трубку никто не брал, не было даже автоответчика, с которым я могла пообщаться.
"Ничего,- утешила я себя,- позвоню немного позже. Может, его ещё нет дома. Может, он в редакции..."
Я осмотрелась, выискивая глазами сумку, в которой последний раз видела сотовый телефон, но её в комнате не было. Видимо, осталась внизу, или даже на работе.
"Ничего, я позвоню попозже. Я непременно дозвонюсь".
- Инга, ужин готов!- крикнула мама с первого этажа.
Я с сожалением положила трубку на рычаги, встала и плотнее запахнула халат. Есть не хотелось, разговаривать было противно, но огорчать маму - тоже ничего хорошего. Пусть она видит как я стараюсь, и, может быть, это немного её успокоит.
- Иду!- крикнула я в ответ.
На столе стояла тарелка с кусочком паровой рыбы и овощным рагу, от неё поднимался не слишком аппетитный аромат - мама никогда не была гениальным поваром. Я изобразила на лице полнейший восторг и уселась за стол.
- Замечательно, наконец - то поем!- Я взялась за вилку, исподлобья наблюдая, как мама делает то же самое.- Кстати, мам, никто мне не звонил? Например, Максим?
Мама почему - то ответила далеко не сразу. Я уже готова была повторить вопрос, когда она подняла голову и виновато улыбнулась.
- Не знаю. Понимаешь, я устроилась на работу и не всё время была дома, и... словом, я с ним не разговаривала, но это не значит, что он не звонил.
Ответ показался мне странным, ведь не сутками же она была вне дома, но тему переменила.
- Так ты прошла собеседование? Это здорово!
- Мне очень нравится работать,- поделилась мама с улыбкой.- Я уже придумала несколько интересных вариантов, если их одобрят, будет просто чудесно. Один в итальянском стиле времён...
- Можешь не вдаваться в подробности, я всё равно не пойму. Главное, что тебе нравится.
Я принялась через силу запихивать в себя рагу. Желудок конвульсивно сжался, протестуя против такого насилия. Настроение испортилось, я была уверена, что Макс не звонил. И Влад тоже не звонил. Почему - то всем вдруг стало на меня плевать.
Мама увлечённо рассказывала про свою новую работу. Я не перебивала, хоть и не слушала, погружённая в свои мысли. Странно было понимать, что стоило проспать несколько дней кряду, как жизнь переменилась практически до неузнаваемости. Старейший сказал, что в первую очередь надо думать о себе, а остальные как-нибудь справятся. Мне не хотелось думать, что дела мои настолько плохи, что больше никому помочь не получиться, но всё шло именно к этому.
Неожиданно я поняла, что в столовой стоит тишина и подняла глаза от тарелки. Мама выжидающе смотрела на меня.
- Что?- переспросила я с невинной улыбкой.- Я немного отвлеклась. Всякие мысли...
- Я сказала, что тебе надо поговорить со специалистом. Возможно, сдать какие - то анализы. То, что с тобой происходит - это ненормально, ты же понимаешь.
- Ты думаешь, что я должна лечиться у психиатра?- не поверила я своим ушам. Откуда - то изнутри поднялась волна злости, пальцы так сильно сжали пластмассовую ручку вилки, что она треснула.- Ты на самом деле считаешь, что я тронулась?
- Это просто консультация,- тихо оправдалась мама, уперев взгляд в столешницу, словно рассчитывала найти там выход из ситуации.- Это для твоей же пользы...
- Нет, это только лишь для твоего спокойствия,- процедила я сквозь зубы, изо всех сил стараясь держать себя в руках.- Чтоб ты могла спокойно спать по ночам. Чтоб ты думала, будто выполнила передо мной свой долг.
- Дочка, я только...
- Ты только считаешь, что я рехнулась окончательно и что без помощи психиатра не справлюсь! Ты просто мне не веришь!
- Милая...
- Ты просто хочешь отправить меня в клинику, как отца!- Ярость горячей волной накрыла меня, застелив мысли.- Отправишь в лечебницу, и будешь отлично себя чувствовать! Ты всегда, всю жизнь ждала, когда наступит этот момент! Ты с самого рождения видела во мне потенциальную сумасшедшую! Неужели думала, что я этого не вижу?! Мне надоело видеть, как ты меня боишься! Я нормальная, понимаешь? Со мной всё в порядке, я не сошла с ума! Я не сошла с ума!
- Инга...
- Хватит!- Я грохнула кулаком по столу. Кулак попал по краю тарелки. Край откололся, порезав кожу, тарелка перевернулась и упала на пол, рагу разлетелось по всей столовой.- Хватит! Я устала!
Мама расплакалась; из глаз покатились крупные слёзы, но она не издала ни звука. Злость исчезла так же быстро, как возникла. Я посмотрела на окровавленный кулак, который занесла над головой, словно для удара, потом снова на маму, и поняла, что не могу ей сочувствовать.
- Я устала видеть твой страх,- проговорила я совсем тихо.- Ты сама не замечаешь, как на меня смотришь. Ты уже привыкла смотреть на меня, как на опасное и непредсказуемое животное. Это больно, разве ты не понимаешь? В страхе нет любви. Любовь не живёт в страхе.
Мама молчала. Я пошла в кухню, взяла веник, совок, быстро убрала с пола остатки тарелки и ужина, выкинула и пошла к себе, а она так и осталась сидеть за столом, уставившись в одну точку. Оставалась надежда, что мои слова смогли пробить её защитную корку. А если нет... На нет и суда нет.

Ночь прошла без сна. Я не легла в постель, понимая, что всё равно не смогу уснуть, до самого утра просидела в кресле, глядя в окно. Хорошо, что мы жили не в городе, тишина и темнота смогли меня успокоить. Прежде я никогда так не срывалась и не кричала, и никогда не говорила маме, как чувствую её отношение. А теперь сказала всё, но облегчение, на которое рассчитывала, не наступило. Наоборот, всколыхнулись воспоминания, которые я считала навсегда потерянными: как она раздражалась, стоило мне спросить про отца; как ругалась, когда я говорила сама с собой; как выкинула костюм привидения, который я планировала одеть на маскарад; как убеждала, что мне никогда нельзя говорить неправду типа "Я верю в привидений"; как на все каникулы заперла меня дома, узнав, что мы с подругами устраивали спиритический сеанс. Я отчаянно хотела спрятать все воспоминания обратно в самую глубину памяти, но они упрямо всплывали, вставали передо мной, давали посмотреть на себя глазами не обиженной девочки, а взрослой девушки, которая, вопреки собственным словам, точно знала, что сошла с ума. И теперь в каждом мамином взгляде за негодованием я могла рассмотреть страх. Прежде я его только чувствовала, а теперь ещё и видела.
Одно воспоминание было особенно сильным. Мне десять, мы с подружками устроили пижамную вечеринку у меня дома, и уже ложились спать, когда мне пришло в голову пошалить. Сложно сказать, что натолкнуло меня именно на такую шалость, возможно, просмотренный фильм или подслушанный разговор, но я вдруг замерла, потом несколько раз дернулась и свалилась с кровати, а когда Эмма и Люси взвизгнули и затихли, принялась закатывать глаза и биться на полу в страшных судорогах. Не предупреждённые девчонки подняли крик, прибежала мама, и хотя я в этот момент уже смеялась и объясняла, что это был розыгрыш, на следующий день повела меня в больницу. Я до сих пор могла видеть её бледное лицо и широко открытые, напуганные глаза.
Она боялась за меня. Она боялась меня. Однажды я зашла в ванную, чтоб смыть маску для лица. Она сортировала грязное бельё.
- Мам, мне нужны деньги,- сказала я невнятно. Маска высохла и стянула лицо.
- Дети?!- Мама вздрогнула и обернулась.
- Деньги,- повторила я спокойно.
Ну кто бы обратил внимание на невнятно произнесённое слово? А мама обратила, и снова испугалась. Она вообще часто пугалась по пустякам.
Наутро, не дожидаясь, когда встанет мама, я отправилась на работу.
На улице снова потеплело, под ногами чавкала вязкая смесь талого снега и земли, сырой воздух забивал лёгкие, но всё это было намного милее, чем стены родного дома. Я с удовольствием прошлась до остановки и пошла бы пешком до самого города, если бы не было так далеко. Пока ждала автобуса, слушала разговор двух женщин о том, как лучше всего готовить фарш для котлет и каким кремом для рук пользоваться зимой. Совершенно, на мой взгляд, пустой разговор, оказался таким интересным, что я пожалела, когда подошёл автобус. Для меня открылась простая истина: в жизни столько разных приятных мелочей, что вовсе не обязательно размышлять над судьбами мира и проявлять себя хорошим творцом, чтоб чувствовать себя нужной. Вкусные котлеты на ужин, гладкая кожа на руках - разве это пустое? Разве этому не стоит уделять хоть немного внимания?
Я повернулась к не до конца проснувшемуся мужчине, который, нахохлившись, сидел рядом.
- Скажите, я симпатичная?
Он посмотрел на меня, как на ненормальную, и буркнул:
- Симпатичная.
- Правда?
- Правда,- тяжёлый вздох.
Я успокоилась и снова стала смотреть в окно, но настроение поднялось ещё на пункт. Конечно, я симпатичная. И я могу познакомиться с отличным молодым человеком. И у меня есть интересная работа. И вообще моя жизнь не так плоха, как может показаться, если смотреть изнутри. Только зачем залезать так глубоко, зачем заниматься ни к чему не ведущим самокопательством? Счастье надо всегда искать на поверхности, только так не пройдёшь мимо.
Макс не мог мне не звонить, я по глазам видела, что нравлюсь ему. Значит, мама просто не слышала звонков или по каким - то своим соображениям не стала мне о них говорить. Не зря же она показалась такой странной. Может, она винит Макса в том, что со мной случилось? Сейчас приеду на работу, а он уже будет сидеть в кабинете, дорабатывая статью, и очень обрадуется мне, и обнимет, и поцелует, и непременно скажет, что сильно скучал. Тогда всё наладиться. Макс не станет смотреть на меня, как на существо непонятного происхождения, он поймёт, что у меня тяжёлый период, и найдёт такие слова, от которых на душе сразу станет тепло.
Автобус тащился еле - еле, то и дело замирая в коротких пробках, так что к нужной остановке я приехала в такое время, словно успела как следует выспаться, плотно позавтракать и навести макияж. Ещё минут десять пешком по заполненному торопящимися москвичами тротуару, и я, наконец, добралась до здания редакции.
На этаже меня встретили довольно приветливо, хотя холодновато. Я сразу направилась в кабинет Мыслова, дабы сообщить, что вся в его полном распоряжении, однако его ещё не было, тогда я отправилась в угловой кабинет, по пути здороваясь с некоторыми журналистами и фотографами. Когда столкнулась с Машей почти у самого кабинета, остановилась, но практикантка не удостоила меня взгляда и мышью проскользнула мимо.
Хотя, возможно, мне только казалось, что сотрудники стали коситься на меня как - то особенно подозрительно. Я сама настроилась на негативное отношение, поэтому видела то, что ждала увидеть. Ведь никто мне не сказал ни одного дурного слова.
С этими мыслями я попробовала открыть дверь в кабинет, и поняла, что он заперт. Причём не на ключ, а на внутреннюю задвижку, которой я не помнила, когда последний раз пользовались. Я растерялась. Не понимая, кому пришло в голову запереться в кабинете, я громко постучалась. Через минуту никто не ответил, и я постучалась настойчивее.
- Не думаю, что он откроет,- поделился фотограф по имени Владимир, проходя мимо. Он посмотрел на меня с ненавязчивым любопытством, словно я вдруг снова стала новенькой в редакции.
Я удивлённо подняла брови.
- Кто?
- Игнатов.
- Почему?
Вместо ответа Владимир пожал плечами и красноречиво покрутил пальцем у виска.
- Ничего не понимаю.- Я забарабанила ещё громче.- Макс, открой, это я, Инга! Ты там?
В том, что в кабинете Макс, я сомневалась. Он ведь никогда не запирался.
За дверью раздались шаги. Когда она распахнулась, я широко улыбнулась. Улыбка моментально приклеилась к лицу, сделав из него идиотскую гримасу, ноги приросли к полу.
Это был не Макс. Совсем не тот Макс, которого я знала и которого ожидала увидеть.
Передо мной, опершись руками на косяк, стоял неопрятного вида мужчина, давно не мытые волосы обрамляли осунувшееся, заросшее недельной щетиной лицо, запавшие глаза смотрели остро и настороженно, словно не узнавали. Одет Макс был в тот же свитер и те брюки, что в день нашей последней встречи, рубашка вывалилась из-за ремня и осталась не заправленной. Он был босиком, носок на правой ноге прохудился и большой палец торчал наружу.
- Чего надо?- спросил он. Голос Макса почти не изменился, но всё равно узнать его, а узнав - не испугаться, было сложно.
- Макс?- только и смогла выдавить из себя я.
- Чего надо?- повторил он.- Я работаю.
- Я тоже работаю в этом кабинете.- Я, наконец, смогла немного собраться с мыслями.- И мне нужно войти. Отойди в сторону, Макс. Я войду.
Я специально говорила так, чтоб не было просительного тона, и часто называла по - имени.
Макс двинулся в сторону, и проход открылся. Я вошла, но не успела обернуться, как он снова запер дверь на щеколду.
Всё было неправильно, Макс должен был встретить меня совсем не так, улыбкой, а не подозрительным прищуром.
- Рассказывай, что с тобой случилось,- сказала я, снимая куртку.- Такое ощущение, что ты не причёсывался и не умывался все пять дней, пока меня не было. Может, ты ещё и зубы не чистил?
Шутливый тон остался без внимания. Когда я повесила куртку и посмотрела на него, на лице Макса была написана серьёзная работа ума.
- Да,- кивнул он, придя к определённому выводу,- мне надо умыться.
- Хорошо.
Макс повернулся к двери, сделал несколько шагов и остановился.
- Но сначала я должен закончить статью. Мне надо успеть её сдать в срок.
- Какую статью?- не поняла я.- Ты ведь уже дописал, и Мыслов одобрил. До следующей сдачи полно времени.
Он округлил глаза.
- Нет! Нет! У меня ещё полно работы! Мне надо работать, мне надо работать, мне надо непременно начать работать. Я ничего не успеваю!
- Ладно, ладно, я всё поняла,- поспешила согласиться я.- Работай. Я тебе не мешаю.
Макс сел за компьютер и принялся что - то быстро печатать. Он так увлёкся, что буквально через минуту перестал меня замечать, и тогда я встала за его стулом, чтоб прочесть его новую статью.
"... до сих пор. Мне это кажется очень подозрительным. Я чувствую свой долг перед журналом и хорошо понимаю, что качественная работа станет залогом процветания издания на долгие годы.
Отдельно хотелось бы заявить о неисправностях в системе водоснабжения. Я периодически слышу, как в трубах начинает шуметь вода, это мешает сосредоточиться и подрывает качество моей профессиональной деятельности. Хотелось бы донести эту простую мысль до руководства журнала, если оно, в свою очередь, заинтересованно в качестве выпускаемой продукции.
Шум. Всё время шумят. Мне не нравится, когда вокруг меня шумят, это ухудшает качество подаваемого мной материала. Прошу рассмотреть мою жалобу и, по возможности, наказать виноватых. Заранее признателен, ваш журналист Игнатов Максим Павлович.
Я понимаю, что от меня ждут качественной работы, для этого меня и наняли. Наркомания - это очень тяжёлое в физическом и практически неизлечимое в психическом плане заболевание. Его приняло называть зависимостью, но на самом деле это именно заболевание, которым должны заниматься только профилированные лечебные заведения. В настоящий момент несколько тысяч наркобольных людей заражены так же вирусами ВИЧ, гепатитами В и С, и ещё многими другими опасными заболеваниями. Это делает их опасными для общества, так что я рекомендовал бы принять закон, по которому все наркозависимые люди подлежали бы незамедлительному отделению от здорового общества..."
Пальцы Макса летали над клавиатурой с необыкновенной скоростью, и с каждым прочитанным словом мне становилось всё страшнее и страшнее. Выведенного на монитор отрывка без начала и конца было вполне достаточно для того, чтоб испугаться. Но этого не хватало, чтоб понять, почему отлично пишущий журналист Игнатов Максим Павлович вдруг начал творить такой бред.
- Макс, ты это собираешься сдавать на подпись Мыслову?- спросила я, искренне надеясь, что он рассмеётся мне в лицо.
Макс не рассмеялся, наоборот, посмотрел на меня фанатично горящими глазами.
- Конечно, это. Только я ещё не закончил, надо доработать. Есть шероховатости...
Он не договорил и снова уткнулся в монитор.
- Есть шероховатости?- громко переспросила я, отказываясь верить своим ушам.- Это полный бред! Посмотри, что ты пишешь: "это ухудшает качество подаваемого мною материала..."! Приди же ты в себя! Что вообще происходит?
Макс выпрямился и посмотрел на меня из-под опустившихся бровей.
- Теперь ты мешаешь мне работать. Если не замолчишь, я буду вынужден заставить тебя оставить этот кабинет.
- Ты сам понял, что сказал?
- Я прошу тебя уйти, ты мешаешь мне работать, шумишь и отвлекаешь.
- А, тогда понятно. Знаешь что, Макс, ты сиди тут, а я... я скоро вернусь. Ты только никуда не уходи, хорошо? Жди меня здесь.
Он не ответил, снова принявшись за свою статью.
Я выскочила в коридор. Голова разламывалась от мыслей, в висках оглушительно стучала кровь. Самое плохое было то, что я не помнила последних моментов в буфете и не могла сообразить, в какой момент он так переменился. Вот если бы удалось восстановить цепочку событий, я бы непременно догадалась, что поможет вернуть прежнего Макса. А без этого я могла лишь строить догадки.
Ноги сами понесли меня к кабинету Мыслова. После истории со Светланой я прониклась к нему искренним уважением и очень надеялась, что он прольёт свет на ситуацию. Или, во всяком случае, сможет дать ценный совет, что мне теперь делать. Едва ли новая статья Макса нуждается в иллюстрировании...
Услышав громкое "Войдите!", я прошла в кабинет и остановилась как раз посередине, чтоб дать редактору время понять, кто и зачем к нему явился. Мыслов посмотрел на меня и снова опустил глаза к лежащим на столе бумагам.
- В чём дело?- сухо спросил он.
- Пришла сказать, что могу приступить к работе.
- Не можете,- на этот раз Мыслов даже не поднял голову от бумаг, словно говорил не со мной, а со столом.- Вы уволены.
Новость рухнула на меня и прижала к полу своей массой. Несколько секунд я просто молча стояла посреди пустого пространства, а кабинет, как мне показалось, стал размером с футбольное поле, и Мыслов сидел на дальнем его конце крошечной фигуркой.
- Почему?!
Я хотела, чтоб вопрос прозвучал спокойно, и вздрогнула, услышав почти истерический визг. Мыслов тоже вздрогнул, поднял голову и просверлил меня ледяным взглядом.
- Потому что мне не нужен сотрудник, регулярно доказывающий, что не способен владеть собой. После сцены, устроенной вами в буфете, подавляющее большинство ваших бывших коллег со мной согласились. Выше поведение оставляет желать много лучшего, а о том, что вы ведёте себя слегка неадекватно, позвольте вообще промолчать.
- Я веду себя неадекватно?!!- От злости у меня, кажется, встали дыбом волосы. Я готова была прыгнуть на стол и придушить Мыслова, как цыпленка.- Я не способна владеть собой?!!
- А вы считаете, что можете?- поинтересовался Мыслов с раздражающим спокойствием.- Эти вопли, должно быть, тому подтверждение.
- Да что вы понимаете! Сидите тут в своём чистеньком кабинете, и думаете, что вправе судить и миловать! Кто вам дал такое право, а? Кто решил, что вы можете решать, адекватно я веду себя или нет?!
- Вышу неуравновешенность видно невооружённым глазом, так что не надо никому ничего доказывать. Меня поставили на место редактора именно затем, чтоб я решал, кто должен работать в журнале, а кто - нет. Вы нам больше не подходите.
- Вот как. А как же дифирамбы, которые вы пели по поводу моих снимков?
- К счастью, вы на Земле не единственный хороший фотограф, так что замена подберётся.
- Вот как?!- Я глубоко вздохнула, тщетно стараясь успокоиться. Внутри всё клокотало от ярости. И я ещё считала, что этот человек достоин уважения - дура!- Вот как. Ну что же, не думаю, что я долго буду оставаться без работы. И, раз я теперь уволена, то смею заметить, что в этом журнале никогда ещё не было такого поганого редактора, и надеюсь, больше никогда не будет!
- Да что вы себе позволяете?!- взвился Мыслов. Наконец - то я смогла задеть его за живое.
- Именно так! Большей бездарщины я ещё в жизни не встречала!
- Тогда советовал бы посмотреться в зеркало!
- Гнусный старый кабель, чтоб ты сдох!
Уже совсем перестав владеть ситуацией, я выкинула вперед руку и словно бы схватила Мыслова за тощее горло и так сильно сжала кулак, что пальцы заболели. Мыслов побагровел, выпучил глаза, схватился за горло и тщетно старался сделать вдох, а я продолжала душить его с невероятной, упоительной радостью. Пальцы мои то сжимались, то немного ослабляли хватку, продлевая агонию редактора. Не в его силах было вырваться, он хрипел, дёргался, но оставался на одном месте и с каждой секундой становился всё более багровым. Взмахнув одной рукой, он свалил со стола настольную лампу, и та с грохотом упала на пол. Его сопротивление стало убывать, и я надавила сильнее. Моя ладонь чувствовала каждый его позвонок, который прогибался, готовый сломаться под напором.
В дверь постучались, затем за моей спиной кто - то вошёл в кабинет. Голосок Латышевой произнёс:
- Пётр Сергеевич, мне показалось, был какой - то шум... Ох, мамочка!
- Проваливай!- заорала я.
Но Латышева уже неслась к столу, беспокойно приговаривая:
- Петечка, что с тобой? Петечка... На помощь, кто-нибудь! На помощь!!!
Её вопль, несомненно, слышали даже в Кремле. В ту же минуту в кабинет вломились ещё несколько человек, один из них, пробегая мимо толкнул меня локтем в сторону. Я с тихим вздохом упала, ударилась головой о пол и едва не потеряла сознание. Связь с Мысловым оборвалась, и тот мешком упал на пол. Латышева заорала.
- Умер! Господи, он УМЕР!!!
На меня никто не обращал внимания. Всё ещё пребывая в полуобморочном состоянии после падения, я на четвереньках выбралась из быстро заполняющегося людьми кабинета и присела возле одного из столов. Вокруг кто - то бегал, раздавались беспорядочные крики, телефонные звонки, и с одной стороны я понимала, что нахожусь в помещении редакции, а с другой почему - то видела себя на лондонском митинге протеста против войны в Ираке как раз в момент схватки между митингующими - по большей части радикально настроенной молодёжью - и нарядами полиции. "Нет войне!- скандировали подростки, многие из которых учились в моей школе и в моём классе.- Нет войне! Нет террору! Нет войне! Нет террору!" Полиция принялась разгонять толпу дубинками и резиновыми пулями... Откуда - то вылетела бутылка с зажигательной смесью, вспыхнуло пламя, полетели осколки стекла. Взвыла сигнализация одного автомобиля, почти сразу - второго и третьего... Кто - то неразборчиво орал в мегафон...
- Вызывайте "Скорую"! Он жив! Скорее звоните!!!
Отовсюду валил едкий дым. Я совсем перестала понимать, что и почему происходит и только надеялась, что меня не пристрелят и не затопчут. Противовоенный митинг быстро перерос в мини-революцию.
- Уже вызвали неотложку? Когда приедут врачи?!- надрывался чей - то фальцет.
Интересно, кому так срочно потребовалась врачебная помощь?
Я отняла руки от головы и осмотрелась. Странно было увидеть вместо просторного лондонского проспекта и бушующей толпу относительно спокойное офисное пространство, а вместо громких лозунгов слышать звонки телефона и шёпот напомаженных губ. При этом я хорошо могла воспринимать как одно, так и второе.
Постепенно проспект под давлением реальности начал таять, но вместо него пришло сознание, что я только что едва не убила... Я едва не убила человека! От одной только мысли об этом к горлу подступила тошнота. Хорошо помнила, что на сей раз подстрекающего голоса не было, это я сама захотела совершить убийство, и если бы не помешала Латышева, Мыслов уже бы умер. Я своей рукой могла переломить ему позвоночник, и ни капельки в этом не раскаялась.
Я была опасна для людей. Не хотелось в это верить, но иного выхода не оставалось. Я на самом деле была опасна.
Один журналист, его имени я не зала, наклонился и участливо посмотрел мне в лицо.
- Тебе плохо?
Голос звучал мягко, но меня словно пробило разрядом тока. Я шарахнулась в сторону.
- Не подходи ко мне!
- Что?- удивился он.
Но я уже вскочила на ноги и побежала к угловому кабинету. Только там, в обществе переменившегося Макса, я могла бы несколько секунд потратить на подавление паники.
Дверь, конечно, была заперта. С размаху врезала по ней кулаком, потом пнула, и толи от приложенной силы, толи от желания попасть внутрь, дужка щеколды выломалась из стены. Я шмыгнула в кабинет.

Макс медленно встал с кресла, на его лице было написано крайнее возмущение, но прежде него на ноги поднялась Тень. На несколько секунд Захватчик почти вышел из его тела, я видела, как мужчина снова втягивает его в себя.
Это не Макс. Макс упал...
Всколыхнулось воспоминание. Я вспомнила, как кричала, останавливала Макса, как его тащило по бесконечной лестнице во тьме к самому краю, чтоб сбросить в пропасть, как глаза слепило розовое сияние, и я обещала ему, что не отпущу, что всегда буду рядом. Вспомнила свою любовь и страшное понимание того, что если он сейчас уйдёт - то уйдёт навсегда. Вспомнила его пустые глаза и неподвижное тело, за которое цеплялась. Я должна была удержать его, обязана была не позволить сорваться в пропасть, я...
Он не мог упасть!!!
- Это неправда...- Я не слышала свой голос, но знала, что говорю.- Этого не может быть... Этого не может...
- Это возмутительно!- громко сказал Макс, театрально заламывая руки.- Это просто оскорбление! Сколько можно мешать мне работать?
Перед глазами становилось то темнее, то светлее. Я смотрела на Макса и всё старалась убедить себя, что Захватчик мне просто примерещился, а на самом деле у приятеля просто дурное настроение. Я ведь его удержала, моя любовь не могла позволить ему упасть.
Это страшнее, чем смерть. Это безумие.
- Ничего не хочу знать!- Я закрыла уши ладонями, всё ещё не в силах оторвать взгляд от негодующего журналиста.- Я не хочу верить!
У тебя не выхода...
Никогда в жизни я не бегала так быстро.
Пришла в себя только кварталов через пять, когда совсем выбилась из сил. Тяжело дыша, привалилась к столбу. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, от дыхания разрывались лёгкие, но это было ничто по сравнению с тем ужасом, который творился у меня внутри. Ощущение нереальности всё усиливалось, я перестала понимать, где нахожусь: в Москве, в Лондоне, в Ньюпорте или в Эре. Все города смешались в одно большое людское поселение без конца и края, в шумное, невыносимо душное место, сама суть существования которого сводилась к одной простой цели: самоуничтожение. Так и должны заканчивать все цивилизации во всех вселенных - уничтожать не друг друга, а самих себя. Каждый сам себе убийца.
И я тоже была убийцей, только поднимала руку не на себя, а на того, кто находился рядом. Если бы я не устроилась в этот журнал, Мыслов не находился бы сейчас между жизнью и смертью, и Макс не потерял бы рассудок, и Антон был бы жив. Я всем сделала только хуже!
Начался мелкий осенний дождик, прохожие начали раскрывать зонты. А я стояла возле столба, мёрзла без забытой на работе (бывшей работе) куртки, без денег, без документов, без всякого желания продолжать жить, и мокрые капли катились по щекам. Я вовсе не была сильной, хотя привыкла так о себе думать. Оказывается, я была слабой, беспомощной и нуждалась в обычном человеческом понимании. Вот только кто готов понять сумасшедшую?
Мама права, мне не место среди нормальных людей. Я опасный, заразный монстр, от которого надо держаться подальше. Таких, как я, упрятывают в закрытые клиники - туда нам и дорога!
Глаза отыскали патрульного милиционера, лениво прогуливающегося около своей машины, стоящей рядом с перекрёстком. Я отлепилась от столба и решительным шагом направилась к нему. Сейчас я объясню ему ситуацию, и пусть меня арестуют. Таким, как я, нельзя разгуливать на свободе.
Милиционер - молодой мужчина, заметил меня, только когда я подошла вплотную. Он окинул меня скучающим взглядом и отвернулся.
- Послушайте, я хочу сдаться,- сказала я его затылку.
- Чего?- он повернулся.
- Говорю, я сдаться хочу. Забирайте меня в тюрьму.
- Иди домой,- посоветовал он мне спокойно.- Нечего мешать мне работать.
Надо же, сегодня я всем мешаю работать.
- Вы что, я же признаюсь! Я только что чуть не удушила одного неприятного типа, который выгнал меня с работы. А мой любимый человек упал в пропасть безумия. А мой Хранитель не хочет обо мне вспоминать. А Аннор залез и уничтожил Эру. И я совсем одна. Мне нельзя быть на улице, я могу кого-нибудь убить... Нет, вы посмотрите на меня, я же с вами разговариваю. Вы должны меня арестовать, я преступница! Выполняйте свой долг, чёрт бы вас побрал!
- Проваливай отсюда, алкашка,- посоветовал мне милиционер уже не таким добродушным тоном.
Но сдаваться я не намеревалась. Осмотрелась по сторонам, ища поддержки, не нашла, и снова повернулась к патрульному.
- А я... я сейчас начну дебоширить. Не верите? Сейчас увидите сами. Я... Вот сейчас увидите.
Я разбежалась и прыгнула на большую магазинную витрину. Витрина оказалась прочнее, чем казалась, я мячиком отскочила от неё и упала на землю, но сразу вскочила и принялась пинать первый же попавшийся автомобиль, приговаривая:
- Я преступница, меня надо в тюрьму, я преступница, меня надо в тюрьму, я преступница...
Жалобно взвыла автомобильная сирена. Патрульный старался не обращать на меня внимания, но получалось у него только до тех пор, пока из кафе не выскочил владелец транспорта и не призвал его к ответственности. Пришлось несчастному защёлкнуть на моих запястьях наручники и препроводить к машине, но при этом у него был такой вид, словно я своими действиями нанесла ему глубокое личное оскорбление.
Ещё через полчаса меня выпустили из машины с напутствием никогда больше так не поступать. Не знаю, почему оба сидящих в машине патрульных не пожелали меня забирать, однако говорили они так убедительно и привели столько печальным примеров, что я решила послушаться.
Без денег добраться до дома было проблематично, где находится мамина новая работа, я понятия не имела, так что просто шла, куда несли ноги, и придавалась печальным размышлениям. Как оказалось, придаваться им было довольно увлекательно. Несколько раз едва не попала под колёса и всякий раз думала, что теперь - то судьба точно решит, что в этом теле мне не место. Судьба оказалась более благосклонна, водители успевали меня объехать.
"А кто - то собирался восстановить Эру,- заговорил со мной голос отца.- Что, уже передумала?"
- Ничего я не восстановлю,- мрачно ответила я.- И не надо прикидываться, что сам этого не знаешь.
"Я знаю только то, что знаешь ты, а ты была в себе уверена".
- А вот теперь разуверилась.
"Правильно, потому что у тебя всё равно ничего бы не получилось. Ты бы только замучила и убила ни в чём не повинных людей. Знаешь, что я скажу тебе? Ты очень больной человек".
- Как - будто ты сам здоровый!
"Хорошо, я неправильно выразился. Мы оба очень больной человек. Нам бы утопиться, как думаешь?"
- Я думаю, а не пошёл бы ты куда-нибудь на запад.
"Почему на запад?"
- Потому что мне так больше хочется. И вообще, помолчи. Я хочу побыть одна.
"Не переживай,- усмехнулся голос,- побудешь. Непременно побудешь".
Я даже не стала задумываться над его словами. Мало ли что может сказать галлюцинация - не всё стоит принимать на веру.
Утро постепенно сменилось днём, потом сумерками, и наконец, наступил вечер. Свет фонарей и реклам отражался в мокром асфальте, стало заметно холоднее, а я по - прежнему не знала, как добраться до дома и нужно ли мне вообще до него добираться. Я потеряла работу, меня официально записали в сумасшедшие, мама шарахается, как от прокажённой - так чего я там забыла? А Влад... Если потребуется, он сможет найти меня где угодно. Только что - то подсказывало, что искать он не будет.
Ночь я провела в подъезде, прижавшись к тёплой трубе отопления, но рано утром идущие на работу жильцы решили, что на их территории мне не место и решительно вытолкали вон. Я снова очутилась на улице, замёрзшая и не выспавшаяся, и теперь уже дом казался мне самым замечательным местом, самым светлым и тёплым. Однако до него было так же далеко, как и накануне, если не ещё дальше. Бредя по улице среди ранних прохожих, я чувствовала себя одинокой, как никогда.
- Инга?- Громкий девичий голос заставил меня обернуться.
Никого из знакомых в обозримой близости не было. Я поняла, что попала на очередной глюк и пошла дальше.
- Инга!
Я снова обернулась. В эту же минуту у края тротуара притормозила синяя "десятка" и из неё выпрыгнула молоденькая девушка в розовой куртке. Я никогда прежде её не видела и предположила, что девушка перепутала меня с какой - то другой Ингой, но осталась на месте.
- Ты ведь Инга, правильно?- Голос девушки немного срывался, словно она не ехала в машине, а шла пешком.
- Предположим,- осторожно ответила я.
Девушка широко улыбнулась, но меня это совсем не успокоило.
- Мы с тобой не знакомы,- сказала девушка жизнерадостно.- Меня зовут Катя, я одноклассница Влада. Он мне показывал твоё фото.
- Понятно,- кивнула я, хотя на самом деле ничего не поняла. Зачем Влад показывал одноклассницам мой снимок?
- Что случилось? Тебя ограбили? Ужасно выглядишь. Я тебя еле узнала, уже подумала проехать мимо. Идём в машину, там ты мне всё расскажешь.
Я настолько замёрзла, что полезла бы в ад к Сатане, если бы он предложил посидеть у костерка, так что против тёплого автомобильного салона не имела ничего против. Мы уютно уселись на заднее сиденье, с водительского кресла на нас мрачно посмотрел мужчина средних лет, но девушка не обратила на него никакого внимания.
- Рассказывай, что случилось,- потребовала она.
Я печально вздохнула, прикидывая, как получше соврать.
- Да,- сказала я,- меня ограбили. Отобрали куртку, сумку с деньгами и документами - всё, что с собой было.
- Как ужасно!- Катя покачала головой.- Бедняжка. Давай, я отвезу тебя домой? Там ты сможешь привести себя в порядок и успокоиться.
Я покачала головой и смогла улыбнуться.
- Не надо отвозить, я далеко живу. За городом.
- Ясно!- лицо Кати на несколько секунд стало задумчивом, потом она решительно кивнула.- Вот что, я дам тебе денег на дорогу, и тогда ты сможешь добраться сама. Согласна?
Я уставилась на неё во все глаза. Надо же, какая добрая: подобрала с улицы незнакомую грязную особу и готова дать денег, чтоб та доехала до дома. Я думала, такие бывают только в сказках. Но отказываться от помощи было очень глупо, я улыбнулась шире и кивнула.
- Хорошо. Я непременно верну тебе лично или передам через Влада. Ты ведь увидишь его?
Мне казалось логичным, что рано или поздно Влад всё же решит меня навестить, и тогда я смогу отдать долг. Не может быть, чтоб он совсем про меня забыл.
Лицо Кати едва заметно переменилось, но я поняла, что она разволновалась, и это волнение немедленно перекинулось на меня, как несколько часов назад злость старухи, вышедшей в пять утра выносить мусор.
- Да, увижу…- промямлила она неуверенно, потом снова тряхнула головой, придя к какому - то решению, и продолжила.- Ты ведь девушка Влада, верно? Значит, я могу ничего от тебя не скрывать. Влад, он...
Она снова замялась, а я почувствовала, как в груди кольцами сворачивается злое предчувствие. Сама того не заметив, я вцепилась девушке в руку.
- Он болен? Он странно себя ведёт?
Катя удивлённо моргнула и с трудом высвободила руку.
- Нет, он никак себя не ведёт. Он в коме.
- Как?..
- Просто лёг спать и не проснулся. Спит уже почти неделю, точнее сегодня шестой день. Вот так. Ты не знала? Причём перед тем, как уснуть в последний раз, он выглядел совсем больным, и горничная даже хотела позвонить его родителям, но Влад запретил. Потом её, бедняжку, уволили. Врач хотел, чтоб Влада отвезли в больницу, но родители отказались, и теперь он дома. На вид кажется, что просто спит, но когда будишь, не просыпается.
Катя заметно расстроилась. Очевидно, она давно дружили с Владом, была частым гостем в их доме, иначе откуда бы ей знать такие подробности. Эти размышления я решила оставить при себе, тем более что они быстро вытиснились совсем другими мыслями.
Влад остался в Эре, сомнений в этом быть не могло. Он прикинулся спящим, отправился в город, но когда прорвался Заслон, почему - то не вернулся в себя, как это получилось с Эммой, а наоборот, застрял там. Почему так произошло и как это можно исправить, нужно было решать только на месте, в Эре, но я просто не могла представить, что он потерялся где - то среди жутких строений и розового тумана. От одной только мысли об этом становилось страшно. Я была там, но ничего не заметила, не почувствовала. А должна была почувствовать!
- Мне надо домой,- пробормотала я.
Катя замолчала на полуслове, потом кивнула и полезла за кошельком.
- Не переживай,- сказала она на прощание.- Вот номер моего мобильного, звони, когда захочешь. Я буду рада тебя слышать. И я уверена, всё будет хорошо.
- Да, конечно.
Я рассеянно кивнула, взяла несколько денежных банкнот, выдранный из записной книжки лист с номером телефона, быстро попрощалась и вылезла из машины.
- Удачи!- успела крикнуть Катя, прежде чем дверца захлопнулась. Она помахала мне в окошко, а вскоре машина тронулась и влилась в поток таких же машин, сделавшись неотличимой от них.
"Ты ведь девушка Влада, верно?.."
Какая ещё девушка Влада?
Я развернулась, чтоб спросить, но машины уже не было. Девушка Влада... Мама однажды заметила, что он смотрел на меня как - то странно, но тогда я не придала значения её словам. А теперь его знакомая фактически назвала нас парой. Но ведь Влад... Не мог же он и в самом деле... Нет, конечно, это просто бред, мы с Владом всегда были просто друзьями, он никогда даже не намекал на что - то большее, да и я не делала никаких жестов. Это просто глупо! Наверняка девочка что - то перепутала.
Я посмотрела, сколько денег дала девушка - три сотни - и пошла к станции метро. В самом деле, пора было возвращаться домой.

Горячая ванна пришлась очень кстати. Я блаженствовала минут сорок, пока кожа на ступнях не стала морщиться, и только потом решила, что водные процедуры пора заканчивать. Потом быстро перекусила салатом и котлетами, оставшимися, видимо, с вечера, и чувствуя себя вполне приемлемо, снова поднялась в комнату. Мамы дома не было, так что никто не приставал ко мне с вопросами и не выпытывал, где я провела ночь. Прошлую ночь не хотелось вспоминать.
Макс обезумел, Влад заблудился, Эра пала - вот о чём я должна была подумать, хоть это давалось очень непросто. Я не знала в точности, в чём заключалась ошибка, но была совершенно уверена, что без неё не обошлось. И даже то, что Старейший пытался убедить меня в обратном, казалось пустыми оправданиями.
Но я не хотела себя оправдывать. Я просто хотела понять, что случилось на самом деле.
Вымывшись и наевшись, я легла в постель и отправилась в Эру.
Картина не изменилась, всё те же странные сооружения, всё те же клубы густо - розового тумана, и всё та же леденящая душу атмосфера абсолютного чувства. Теперь я понимала, что это и был тот негатив, который копился в Заслоне, но к нему примешивались и другие оттенки, такие, как печаль, надежда, радость или покой. То, чего не было в самом Заслоне, что пряталось за ним. Клубы человеческих эмоций мгновенно окутали меня плотным покрывалом, так, что стало трудно стоять на ногах, проник внутрь и начал пить то, что производила моя собственная душа. Он не вливался, он вытягивал в себя мои чувства, одновременно усиливая каждую их ноту. На какую-то секунду показалось, что я и не уходила отсюда, что всё произошедшее было навеяно этим туманом, и так захотелось просто прилечь на землю, положить под голову локоть и немного поспать.
И больше никогда не просыпаться.
Больше не просыпаться.
Я пошатнулась, но устояла на ногах. Как бы ни была привлекательна эта мысль, пришлось от неё отказаться. Этот розовый туман выпил бы меня без остатка, если позволить себе слабость.
- Старейший!
Я хотела крикнуть, но получился шёпот.
Несколько минут стояла полная тишина, но затем, к большой радости, Старейший ответил:
- Рад приветствовать тебя, Грёза. Я не ждал, что вы вернёшься так быстро. Что тебя привело?
- Дело,- сразу ответила я. И думать, и говорить становилось всё сложнее. Мысли безнадёжно перепутались.- Влад, я в этом уверена, в момент падения Заслона находился в Эре, но он, в отличие от других, почему - то не вернулся в себя. Значит, он остался где - то здесь, и я хочу его найти. Он мой Хранитель!
Старейший не ответил. Я несколько минут ждала, когда он заговорит, потом решила поторопить:
- Так что же? Вы ничего не можете сказать по этому поводу?
- Я думаю,- веско ответил Старейший.- Очень странно, что он не вернулся. Я не думал, что...
Он снова замолчал. Меня начало трясти, непонятно, от нервного напряжения или тумана, плотно прилепившегося к коже холодными отростками. Поднялось раздражение, не настолько сильное, чтоб я не смогла с ним справиться, но отнимающие последние крохи сосредоточенности.
- Что? О чём вы не думали?
- Хм... очень интересный вопрос. Дело в том, Грёза, что сейчас я могу выдвинуть только одну версию, почему Влад не вернулся. И она тебе не понравится.
- Что за версия? Говорите скорее!
- Он тоже мог раствориться, только не в твоём мире, как я, а в Анноре.
- Я не понимаю. Почему именно он? Может, есть и другие, кто тоже не вернулся? Я не могу узнать про всех.
- Да, такое тоже может быть, но требует проверки. Я же сказал, что эта версия, которая первой пришла мне в голову, и это не делает её более правильной, чем те, что появятся позже. Просто если всё так, как я подумал, - это очень плохо.
- Чем плохо? Говорите яснее, я не понимаю намёков!
Старейший шумно вздохнул:
- Плохо то, что раствориться в Анноре может только тот, кто в момент падения Заслона слишком близко к нему находился. Тот, или один из тех, кто способствовал его падению. Иными словами, предатель.
Я покачала головой и усмехнулась:
- Влад не может быть предателем. Он отлично знал, как важен Заслон, сам не раз говорил мне об этом, и он не мог его уничтожить. Я в этом уверена. Надо поискать другое объяснение. Например, что он пытался остановить настоящих предателей, поэтому подошёл слишком близко. Или вообще предательство тут не причём, просто мы об этом ещё не знаем. Я знаю, что Влад меня не предавал.
- Хорошо, если так,- согласился Старейший. Думаю, ему тоже была неприятна мысль, что Влад мог стать предателем.
Я в свою очередь не стала даже думать над этим вариантом. Влад не мог, просто не мог стать предателем, и этим было всё сказано. Скорее я допустила бы, что сама нечаянно обрушила этот проклятый Заслон.
- Я прошу, поищите его,- сказала я.- Уверена, он где - то в Эре. Ведь в Анноре... Я не знаю, как его можно оттуда вытащить.
- Не знаю, стоит ли вытаскивать, если он там, добавил Старейший.
- Непременно постараюсь. Другого пути нет, я должна восстановить Эру и вернуть Влада, и... Я хотела спросить: можно вернуть разум человеку, упавшему в пропасть?..
На этот раз Старейший не раздумывал ни секунды.
- Нет.
- Но поч...
- Нет,- повторил он.- Его разума больше нет, возвращать нечего. Во всяком случае, я не слышал, чтоб кому - то удалось это сделать. Я не говорю, что ты не имеешь права попытаться, но прошу не питать больших надежд. Что касается Владлена - буду думать.
- Понятно.- Я с трудом подавила в голосе разочарование.- Спасибо за то, что поговорили со мной.
- Я понимаю, что сказал не то, что ты хотела услышать,- прочитал мои мысли Старейший.- Ты надеялась на утешения, на то, что я знаю лёгкий путь, чтоб ты налегке дошла до самых целей. Но его нет. Возможно, путей вообще больше нет и ты всюду наткнёшься на тупики. Я не хочу, чтоб ты сожгла себя ложной надеждой, ставя перед собой почти невыполнимые цели, ты должна понимать, на что идёшь и чем это может обернуться в итоге.
- Клиникой,- прошептала я.
- Именно так.
- Но в любом случае всё упрётся именно в клинику. Буду я стараться перевернуть весь этот мир или сяду у окошка с вышивкой - я всё равно попаду в палату. Вы, как никто, должны это понимать.
Старейшина снова сделал небольшую паузу, после чего ответил:
- Время сейчас не на твоей стороне. Если хочешь успеть - ты должна торопиться.
Надо же, какая новость!
Я саркастически усмехнулась.
- Именно поэтому я и пришла. Что мне делать? Что мне делать СЕЙЧАС?
Снова молчание, от которого хочется кричать. Я крепко стиснула кулаки, зажав в них гнев. Сейчас мне нужна была ясная голова, способная мыслить и принимать решения.
Но как же хотелось спать!
- В мире есть три грани, три выхода Аннора в реальность,- сообщил Старейший.
- Я знаю,- нетерпеливо ответила я.
- И по числу граней есть три Зеркала, связывающих два этих мира. Это не порталы, о лишь отражения, но с их помощью можно выяснить много интересного друг о друге. Во всяком случае, так считается. Я никогда, признаться, не видел ни одного зеркала, они разбросаны по Земле и могут выглядеть совсем не как предметы обстановки. Главный критерий - чтоб обе стороны могли отражать.
Что - то шевельнулось в памяти, но сосредоточиться не получилось, а уже через секунду ощущение узнавания прошло. Одно было известно наверняка: я никогда прежде не слышала о Зеркалах.
- Зеркала могут приносить как пользу, так и вред,- продолжал Старейший, не замечая моих раздумий.- Они не обладают никакими силами, способны лишь показывать, но знание порой оказывается гораздо важнее боевой мощи. Зеркала нельзя использовать в целях скрытого шпионажа, они показывают одновременно сразу два мира, но считалось, что одно из трёх может прятаться с одной стороны. С их помощью можно общаться. Когда - то, как гласят легенды, с помощью Зеркал правители вызывали друг друга на сражения или заключали перемирия. Правдиво это или нет - я не знаю.
- Я не понимаю, какой смысл мне знать о Зеркалах, если вы никогда их не видели, я никогда не увижу, а даже если увижу - тоже смысла мало. На Аннор я могу налюбоваться прямо отсюда.
- Смысл есть. В Аннор ведут три дороги: одна прямая, она была отгорожена Заслоном, и две обходных.
- То есть?
- То есть ты попадёшь не в Аннор, а лишь в преддверие. И, как опять же гласят легенды, всё, что отобрал Аннор, может быть возвращено между мирами. Поняла?
- Вроде бы, но первый вопрос остаётся открытым: где мне найти Зеркало?
- Я не знаю...
- Блеск. Ради чего в таком случае столько слов? У меня нет времени, чтоб бродить по свету в поисках неведомого Зеркала, не зная даже, поможет оно или нет. Мама уже набирает номер телефона, чтоб вызвать мне психбригаду. Я должна что - то придумать, и быстро! Из клиники я многого не добьюсь.
- А разве тебя без судебного решения могут отправить на принудительное лечение? Мне кажется, нет, хотя законы так быстро меняются... Думаю, у нас есть ещё немного времени на раздумья. Сейчас тебе надо идти, так долго пребывать здесь опасно. Приходи, когда будешь готова, и...
- Что?
- Навести Владлена. Может, это прольёт свет на ситуацию.
Я не понимала, как посиделки у постели спящего друга могут пролить свет, но кивнула. В голове царил полный сумбур.
- Я ещё приду,- пообещала я и отправилась обратно в реальность.

Пробуждение было малоприятным. Меня словно пнули пор рёбра, дыхание мгновенно сбилось, перед глазами потемнело, и я несколько минут неподвижно лежала в постели. Голова просто раскалывалась, мысли превратились в огненные шары, перекатывающиеся в пустой черепной коробке, как по дорожкам боулинга.
На первом этаже раздались шаги. Я порывисто села, спровоцировала оглушительный приступ головной боли, так что к горлу подкатила тошнота, и прислушалась. Шаги были громкими, уверенными. Значит, мама. Я скосила глаза к окну: на улице уже стемнело, небо было густого серо - синего цвета с лёгким розоватым оттенком, без единой звезды.
Выходило, что я проспала целый день, хотя отдохнувшей себя не чувствовала. Наоборот, казалось, что весь день я усердно трудилась и только теперь выкроила минутку, чтоб прилечь.
Я встала, пошла умылась, потом переоделась в спортивный костюм и спустилась на первый этаж. Мама была на кухне, из гостиной было слышно, как она что - то бормочет себе под нос. Я поняла, что проголодалась, и пошла на голос.
- Добрый вечер.
Не знаю, на что я рассчитывала, но такую реакцию точно не предусмотрела. Мама выронила ковшик со свежим какао и с вскриком отпрыгнула в сторону, глаза стали огромными от испуга. Я растерялась.
- В чём дело?
- Доб... Добрый вечер,- мама нервно хихикнула. Она силилась прогнать страх из взгляда, но очевидно, такое было ей не по силам. Она вымученно улыбнулась.- Где ты вчера была?
- У знакомой,- соврала я.- Это моё отсутствие привело тебя в такой ужас?
Я подошла к столу и достала из ящика упаковку растворимого аспирина. Голова горела так, что казалось, будто из ушей должно вырываться пламя. На маму старалась не смотреть, чтоб лишний раз не портить и без того поганое настроение, но спиной чувствовала, что она не сводит с меня напряжённого взгляда. Так, должно быть, смотрит дрессировщик, когда входит в клетку к ещё не обученному зверю. Даже если бы не было всего остального: Аннора, разговора со Старейшим, головной боли, - я всё равно не смогла бы долго такое выдерживать. Теперь же нервы были натянуты до предела, хотелось сорвать злость - и не важно, на кого.
- Почему ты на меня так смотришь? Боишься, что к полуночи я начну выть на луну?
- Я вовсе не тебя не смотрю,- нервно ответила мама.
- Не смотришь,- согласилась я громче, чем следовало бы.- Просто следишь. Думаешь, я на самом деле такая опасная, как ты воображаешь? Думаешь, что я на самом деле могу причинить тебе вред?
Мама несколько секунд молчала, потом тихо ответила:
- Звонили с твоей работы. Сказали, что ты вроде бы пыталась задушить редактора, когда он... Когда сказал, что уволил тебя. Я... я не знаю, верить ли этому. Подскажи. Что между вами произошло? Ты на самом деле... Они сказали, что не заявят на тебя, если ты больше не появишься в редакции. Обещали прислать оставленные тобой вещь. Что ты молчишь, Инга?
Я на самом деле молчала, застыв на месте со стаканом, в котором давно растворилась таблетка. Пришлют вещи - как мило с их стороны. Уж лучше бы закидали тухлыми помидорами.
- А разве нужно говорить? Ты ведь для себя уже всё решила. Только учти, что я стояла в четырёх метрах от редактора, когда тот стал задыхаться, и пальцем не коснулась. Никто никогда не докажет, что его душили, но если ты предпочитаешь думать, что я - убийца - думай! Ведь это так удобно, правда? Ты не виновата, просто твоя дочь сошла с ума и придушила работодателя! Так ты думаешь? В это тебе хочется верить?! Так верь! Верь!!! Можешь радоваться - теперь ты жертва! Теперь тебя можно пожалеть! Приятно ведь быть не при чём, быть просто скорбящей матерью, да?! Приятно, спрашиваю?!!
Я снова сорвалась на крик. Мама прижалась к холодильнику, готовая спрятаться за него, сильно побледнела, и это только добавляло мне злости. Она с готовностью поверила в то, что я могу стать убийцей, ждала момента, когда раздастся звонок и чужой голос сообщит, что я убила человека. И в действительности совсем не было важно, могла я убить или нет, потому что она уже смотрела на меня как на убийцу.
Я подняла сжатые кулаки, вовсе не для того, чтоб напасть и ударить, а лишь чтоб хоть как - то себя сдержать. Но мама поняла иначе и с криком: "Не трогай меня!"- метнулась в угол. В её дрожащей руке оказалась вилка, которой она намеревалась от меня отбиваться, лицо исказилось, выражая одновременно страх и решимость.
От неожиданности я замерла, не сводя с маминой фигуры глаз, и сама не заметила, как руки опустились. Раствор аспирина вылился на пол.
Мама меня боялась. Не просто опасалась, не просто относилась с подозрением, на самом деле боялась. Я бы ничуть не удивилась, если бы узнала, что она запирает на ночь дверь своей комнаты. Я ни разу пальцем к ней не притронулась, а она, вероятно, уже представляла, как я в порыве безумия её избиваю, и готовилась защищаться. Как давно она начала представлять себе ситуацию, которая теперь разыгралась на кухне: месяц, год назад? Или с самого моего рождения? В любом случае теперь её мысли нашли своё воплощение.
- Не подходи ко мне,- пробормотала мама, направив на меня зубчики вилки.
- И не собиралась.
Я снова наполнила стакан водой, кинула сразу две таблетки и ушла с кухни, оставив маму переживать свой стресс в одиночестве. Мне уже не было ни больно, ни страшно, а только глубоко противно.
И в первый раз я подумала, что было бы проще жить в психушке, чем в одном доме с мамой. Может, отец думал так же? Если всё было так, как теперь, я бы его поняла.

Ночь прошла как одно мгновение. Я думала, что не смогу уснуть, и незаметно провалилась в сон. Наутро встала отдохнувшая и готовая предпринять всё, что потребуется для спасения Эры и Влада. Когда спустилась вниз, мама как раз заканчивала завтрак. Я демонстративно не обратила на неё внимания, налила чашку чаю, взяла пачку печенья и отправилась завтракать в гостиную. Чтоб совсем не обращать ни на что внимания, включила телевизор и принялась смотреть "Доброе утро".
Мама вышла из столовой. Я видела боковым зрением, что она в нерешительности остановилась в дверях, держа в руках какую - то коробку. Неужели собрала мои вещи?
- Инга,- позвала она тихо.
Я сделала вид, что не слышу.
- Инга, я... я тебя... посмотри на меня, пожалуйста.
Я опять сделала вид, что никого не виду и не слышу. Ведь не стоит пугать маму резкими движениями, так?
Мама быстро подошла, поставила коробку на стол и выбежала в прихожую, а через минуту я услышала, как хлопнула входная дверь. Я вздохнула с облегчением, атмосфера сразу перестала быть предгрозовой.
Несколько минут пыталась игнорировать коробку, но она стояла прямо перед носом и теребила любопытство, поэтому надолго меня не хватило. Коробка была не очень большой, похожей на праздничную, только без банта на крышке. Я открыла её, внутри лежало завёрнутое пакет нечто, а сверху примостилась открытка, украшенная розами, лилиями и надписью: "Любимой доченьке". Ничего не понимая, я вытащила открытку и прочитала текст:
"Инга, дочка, поздравляю тебя с Днём Рождения! Желаю тебе больших, светлых радостей, исполнения мечтаний и всего только хорошего. С любовью, твоя мама".
У меня засвербело в носу. И правда, сегодня двадцать третье октября - день моего рождения. Я совсем забыла...
В свёртке оказался подарок - очаровательный комплект из шапки, шарфа и перчаток, белых, с голубым и сиреневым орнаментом. Давно хотела что - то похожее.
Я расплакалась, как ребёнок; слёзы крупными каплями катились по щекам, их невозможно было остановить. Мама вспомнила про мой день рождения, заранее купила подарок, представляла, как я распечатаю его и обрадуюсь, а я... А я просто неблагодарная свинья, даже не посмотрела в её сторону. Не удивительно, что она видит во мне сумасшедшую, - я на самом деле такая. Только ко всему прочему ещё и дура. И мне тоже приятно жалеть себя и изображать непонятую невинность. Наверное, всем это нравится...
Проплакав над шапкой с шарфом минут тридцать, я кое - как успокоилась. В голове начал выстраиваться план дальнейших действий на сегодня. Сначала я съезжу в редакцию (пусть бывшие коллеги говорят про меня, что больше понравится, я всё равно увижу Макса!), потом позвоню Кате и договорюсь, чтоб она отвезла меня к Владу, а потом надо будет вернуться домой и приготовить праздничный ужин - хоть таким способом попробовать загладить грубость.
Но сначала всё же Макс.
Я быстро накрасилась, причесалась и вскоре вышла из дома. До ближайшего автобуса, если верить расписанию, а оно частенько врало, оставалось целых двадцать минут.
Рядом с домом я задержалась, посмотрела на едва заметную тропинку, что вела к озеру, но решила не ходить к нему. Всё равно ничего нового увидеть не рассчитывала. Только почему - то ещё несколько минут стояла на одном месте и не могла двинуться дальше, глядя, как тропинка исчезает между деревьев.
Когда пришла к остановке, автобуса ещё не было. Несколько человек из посёлка зябко ёжились под промозглым, сырым ветром. Я несколько минут молча наблюдала за молодой женщиной в длинном коричнево - розовом пальто, стоящей в одиночестве у самого края остановки, потом всё же решилась и подошла. Начинать разговор было неловко, словно я собиралась сделать что - то дурное.
- Э... Здравствуйте!- Я широко улыбнулась, всеми силами изображая дружелюбие.
Женщина повернулась. Вблизи стало ясно, что она гораздо старше, чем мне показалось. Круглое лицо с умело наложенным макияжем выглядело лет на сорок, из-под кожаной шляпы выглядывали кончики коротких светлых волос, глаза за прямоугольными очками окинули меня настороженным взглядом. Почему - то мне показалось, что эта женщина хорошо бы смотрелась за учительским столом.
- Здравствуйте. Вы чего - то хотели?
- Да, я... Дело в том, что меня очень заинтересовало небольшое озеро вон в той роще,- я неопределённо махнула рукой в сторону.- Решила поинтересоваться, не связано ли с ним чего-нибудь необычного. Вы не знаете?
Женщина окинула меня ещё одним внимательным взглядом, словно пытаясь понять, стоит ли отвечать такой странной девушке, как я. Я улыбнулась ещё шире и дружелюбнее.
- Ничего не знаю,- ответила она серьёзно.- Не слышала.
- В этом озере живёт дух,- произнёс тонкий голос за моей спиной.
Я повернулась – позади меня стоял мальчишка в длинной синей куртке, с большим ранцем на одном плече. Школьник. Он был без шапки, короткие чёрные волосы торчали во все стороны, примятые на затылке - парень явно забыл причесаться.
- Что ты сказал?- заинтересовалась я.
- В озере живёт дух,- повторил мальчишка.- Его никто не видит, только ему не нравится, когда кто - то купается в озере. Мы в прошлом году хотели поплавать, только... Ничего не получилось. Сашка хорошо плавал, лучше всех, и ещё нырял. Мы знаем, что это не просто так.
- Что не просто так?
- Это дух его утащил на самое дно и не выпустил.- Кончик носа мальчика покраснел, и я сомневалась, что в этом виновата погода.- Сашка хорошо плавал, он не мог сам.
- Сашка...- Слово "утонул" застряло в горле,- он остался на дне?
- Его вытащили. Потом. Только он не сам, это дух утащил, я знаю. Он и меня хотел утащить, но я вырвался. Он меня уже тянул на дно за ноги, а я вывернулся и выплыл на бер...
- Егор, зачем ты рассказываешь небылицы?- вмешалась женщина, похожая на учительницу.- С твоим другом случилась беда, но это не значит, что...
- Значит!- выкрикнул Егор ей в лицо.- Вас там не было, вы не знаете!
- Я знаю, что духов не бывает,- поджала губы женщина.- Это выдумки таких несерьёзных мальчишек, как ты. К тому же совсем необязательно пересказывать этой девушке свои выдумки, они от этого не станут правдой.
Егор раскраснелся, волосы ещё больше встали дыбом, а в глазах появился азартный огонёк. Я поняла, что он знаком с женщиной и что это не первый их спор. Он перевёл взгляд с неё на меня, и я поняла: он страстно хотел, чтоб я поверила. Не эта скептически настроенная женщина, которую уже ни в чём не убедить, а новый слушатель – я.
- Это правда! Самая настоящая правда!
- Конечно, я тебе верю,- поспешила убедить я мальчика.- Ты говоришь правду.
Женщина, похожая на учительницу, недовольно нахмурилась:
- Зачем вы поощряете его выдумки?- рассердилась она.- Это несерьёзно!
Я тоже нахмурилась, больше для вида, а не потому, что разозлилась.
- Я не должна ему верить, потому что вы этого не хотите или потому что это несерьёзно?- спросила с вызовом.- Лично я вполне могу допустить, что этот мальчик пережил такое, что вам даже не снилось.
Женщина фыркнула и демонстративно от меня отвернулась. Я, собственно, и не настаивала на продолжении беседы. Я тоже от неё отвернулась и присела на корточки рядом с Егором.
- Ну что, давай знакомиться? Меня зовут Инга. А тебя Егор, так? Ты живёшь в посёлке?
- Ага. А вы?
- В старом доме рядом с озером.
Глаза Егора широко распахнулись толи от удивления, толи от страха, толи от чего - то мне неведомого.
- В Старом доме? Где живут призраки? Ничего себе!
Я улыбнулась.
- Насчёт призраков не знаю, они здороваться не приходили. Вот что, Егор, я уже сказала, что верю тебе, и даже почти назвала тебя героем, но теперь хочется услышать, как было на самом деле. Я, знаешь ли, не люблю хвалить напрасно.
Егор уже открыл рот, чтоб начать рассказывать, но я заметила, что женщина в пальто косится на нас через плечо, и прикрыта мальчику рот.
- Давай поговорим в автобусе,- прошептала я заговорчески.- Тут нас подслушивают.
Егор кинул взгляд на женщину, мгновенно уловив суть, и согласно кивнул.
Автобус опоздал на десять минут, зато приехал пустым. Мы с новым другом устроились в самом углу, подальше от чужих ушей. Егор сразу начал рассказывать, делал он это пространно, часто отвлекаясь на мелочи или подробности биографии того или иного участника прошлогоднего происшествия. Если быть краткой, то произошло следующее: четверо мальчишек, в том числе сам Егор, отправились к пруду искупаться. День выдался жарким, и хотя раньше они ходили на большой водоём в паре километров от посёлка, в тот день решили побыть вдали от толпы. Озеро в роще показалось просто идеальным местом. Они долго купались и ныряли, а потом в какой - то момент мальчик по имени Сашка начал размахивать руками и кричать, что его тянет на дно. Мальчишки приняли это за шутку, однако Сашка ушёл под воду и долго не показывался на поверхности. Когда прошло несколько минут приятели испугались, и только один Егор решил лезть спасать Сашку. (Эти моменты Егор рассказывал громко и взволнованно, он словно заново оказался на берегу озера и принимал решение прыгать в воду.) Он нырнул и принялся шарить по дну, а когда хотел всплыть, что - то схватило его за ноги и потащило в самую глубину. И только благодаря невероятному случаю духу - а мальчишки после всего этого пришли к выводу, что имели дело именно с духом озера - не удалось затащить его на самое дно. Егор благополучно выплыл. И только к вечеру общими усилиями поселковых старожилов со дна смогли достать несчастного Сашку.
Я молчала несколько минут после того, как Егор закончил рассказ, а потом задала первый пришедший мне в голову вопрос:
- Как же дух мог так долго тянуть тебя ко дну, если озеро совсем мелкое?
Егор насупился.
- Так я и знал, что вы не поверили. Никто из взрослых не верит.
- Нет,- ответила я,- это вовсе не значит, что я не верю. Просто непонятно.
- Так ведь это только кажется, что мелкое,- принялся мне, как маленькой, втолковывать Егор.- А на самом деле очень глубокое, до дна не доплыть. И Сашку нашли вовсе не на дне, а почти на поверхности. Это дух его выкинул, ему не нужны такие, как Сашка.
Я серьёзно потрепала его по волосам и сказала:
- Я рада, что с самого начала тебе поверила. Ты на самом деле герой.
- Правда?
- Чистая правда. Ты молодец, что не забываешь, как всё случилось. Если что - то точно знаешь, надо держаться за это до самого конца, и никакие скептики не должны мешать.
Егор кивнул с гордой улыбкой и вдруг вскочил на ноги с криком:
- Подождите, не закрывайте! Я тут выхожу!
Я едва успела помахать ему, как Егор протиснулся в уже закрывающиеся двери автобуса и исчез из вида.

Едва ли можно сказать, что в редакции обрадовались моему появлению. Я шла по залу, и если бы взглядами можно было стрелять, то уже превратилась бы в решето. Смотрели все, даже уборщицы провожали меня глазами. За спиной слышался шёпот, никто не пытался скрыть, кто именно был предметом обсуждений. Всё это безумно раздражало, но я дала себе слово, что больше но позволю себе сорваться и не стану обращать ни на кого внимания. Пусть судачат, всё равно им больше нечем заняться.
Я прошла две трети общего зала, когда на меня кто - то напал. Не в первый момент поняла, что именно, и только когда меня оттолкнули на ближайший стол, смогла рассмотреть нападавшего. Это была Оксана Латышева.
- Я убью тебя, тварь!- шипела она сквозь зубы.- Предупреждала же, чтоб ты сюда не приходила! Я тебя по судам затаскаю! Я тебя!..
Выкрикивая угрозы, Латышева то старалась пнуть меня, то наступить на ноги, то тянула руки, чтоб выцарапать глаза. Её лицо было страшно перекошено, идеальная прическа растрепалась, зубы оскалились - я никогда прежде не наблюдала у неё столь бурных эмоций. Надо сказать, это нашло отклик, я тоже разозлилась и дала достойный отпор, а так как всё детство ходила в спортивный клуб при школе, то без особого труда справилась с соперницей. Латышева отлетела метра на четыре и грохнулась на пол. Юбка некрасиво задралась, обнаружив кружевные резинки чулок. Лицо девушки пошло пунцовыми пятнами, она резво вскочила на ноги и снова кинулась в атаку, но на сей раз несколько журналистов перехватили коллегу прежде, чем она повстречалась с моим кулаком.
- Отпустите меня!- оглушительно верещала Латышева, брыкаясь.- Отпустите, я сама выдеру этой стерве всё волосы! Я лично!..
- В самом деле, отпустите!- поддержала я, сжав кулаки.- Зачем держать, ей просто не терпится получить пару лишних синяков. Не надо лишать человека единственной радости!
Не знаю, какое из моих слов достигло сознания Латышевой, но она перестала пинаться, сдула с лица растрепавшуюся чёлку и посмотрела на меня с непередаваемой словами ненавистью.
- Вот увидишь, Крижитская, я тебя по судам затаскаю и в каталажку упеку лет на сорок,- пообещала она.
Я насмешливо прищурилась.
- Куда ты меня упечёшь? Извини, блатного жаргона не знаю – не мой круг общения.
- Ах ты!..- Латышева снова замахнулась на меня когтями, но её удержали на месте. За моей спиной тоже стояло несколько человек на случай, если захочу подраться. Пока что я не демонстрировала серьёзной агрессии.- Серьёзно предупреждаю, Крижитская, я так всё не оставлю.
- Не оставляй,- согласилась я, усиленно делая вид, что спокойна. Внутри всё натянулось в тугую струнку.- Ради Бога, делай всё, что хочешь. Только для начала тебе придётся очень постараться, чтоб доказать, что Мыслова вообще кто - то душил. Ты видела, как я стояла над ним и стискивала горло? Ты застала меня, войдя в кабинет, на месте преступления?
- Ты была в кабинете!
- Да, в кабинете - только стояла возле двери! Перед тем, как бросаться обвинениями, хоть приподняла бы ресницы и посмотрела, что к чему! Давай, иди в суд и доказывай, что у меня руки семь метров длиной! Что вы её держите, пусть идёт! В суде всегда нужны такие клоуны!
Латышева сделалась совсем бордовой и так тяжело дышала, что пуговички пиджака едва выдерживали амплитуду колебаний груди. Казалось, она готова рухнуть в апоплексическом ударе. Чёлка, сдутая с лица, теперь воинственно торчала кверху, как у индейца, вышедшего на тропу войны.
- Я видела тебя!
- Ничего ты не видела,- выдохнула я теперь уже совсем спокойно.- Дура ты, Латышева. Дурой и останешься.
Я не стала смотреть, чем закончится дело, тем более и так было всё ясно: несколько сотрудниц уже убежали за водой и успокаивающими каплями. Стычка с Латышевой была только перевалочным пунктом на моём пути к угловому кабинету. К Максу.
Кабинет заперт не был, и это почему - то сразу меня насторожило. Я на секунду замерла, почувствовав неприятный перебой в сердце, потом открыла дверь и вошла.
Макса в кабинете не было.
Казалось, здесь побывала толпа хулиганов, каждый из которых хотел доказать, что может разбить больше всех вещей. Оба стола были перевёрнуты и свалены в кучу возле окна вперемешку с ободранными креслами и частями картонных скоросшивателей. По всему полу в живописном беспорядке валялись мельчайшие детальки разбитых вдребезги компьютеров, осколки ламп и дисков, обрывки, ошмётки и мусор. В окне не оказалось ни одного целого стекла, только острые клыки торчали из пластиковых рам, и сырой ветер гонял по полу самые лёгкие части беспорядка. Кто - то даже умудрился порвать обои на стенах. Я осторожно сделала несколько шагов вперёд, обозревая разруху, и замерла на месте.
За спиной что - то треснуло. Я резко обернулась, готовая увидеть кого угодно, вплоть до Латышевой с кухонным ножом к руке. Однако позади меня стоял фотограф Владимир. Мы никогда с ним не общались, если не считая привычного "Доброе утро" в начале рабочего дня. Он почему - то всегда был страшно занят.
- Ты за вещами?- спросил он вполне мирно.
- Я не...
- Держи. Еле спас.
Владимир протянул мне сумку и куртку, без которых я убежала в прошлый раз. Я осторожно взяла, словно подозревала, что в сумке спрятан сюрприз в тротиловом эквиваленте. Всколыхнувшаяся подозрительность заставила меня во всех видеть неприятелей.
- Не думай, что мы все тут верим, будто ты пыталась прикончить Мыслова,- сказал Владимир, словно причитав мои мысли.- Он бы ни за что не позволил никому себя задушить, тем более такой хрупкой девушке, как ты. Мыслов у нас старый вояка, приёмы рукопашного боя знает хорошо. Не верится, чтоб ты смогла его одолеть водиночку.
- Почему же все смотрят так, словно меня уже ведут на виселицу?- спросила я.
- А то ты не знаешь,- усмехнулся Владимир.- Здесь же скука, как в старом болоте - каждый день одно и то же. И вдруг такие страсти: Мыслов в больнице, Латышева в бешенстве, ты обвинена в попытке убийства - просто мексиканский сериал местного разлива. Всем интересно.
- Ясно,- ответ нисколько не порадовал, словно мне на самом деле хотелось услышать в свой адрес обвинительные вопли.- Это всё объясняет. Только я не пойму, что случилось с кабинетом. Взорвалась бомба?
Владимир покачал головой.
- Никакой бомбы, это Игнатов. Вчера вечером все уже собрались домой, а он как начал крушить всё, что попадало под руку - страшно было смотреть. Кричал, что ему мешают работать, что он будет писать жалобы, что он единственный, кто заботится о будущем журнала - словом, был не в себе. Мы попробовали его успокоить, а он оказался сильным, как бизон. Даже не покачнулся, когда Славка ему врезал. Раскидал нас, как малышей, добил в кабинете то, что к этому времени разбить не успел, и умчался. А как он компьютер расколотил - это надо было видеть! Поднял над головой, как Кинг - Конг какой-нибудь, и как даст им об пол - только осколки посыпались! А вторым компом в окно запустил, остатки, наверное, ещё внизу валяются! Потом подпрыгнул и клавиатурой сбил лампу с потолка, представляешь? И всё с такой злостью, как будто из мести. Это было прямо буйное помешательство!
Я покачала головой. Да, буйное помешательство, иначе не назовёшь. Похоже, Макс проваливался быстрее, чем я предполагала, а о том, что с ним будет, когда потенциал разума закончится, мне даже думать не хотелось. Он полностью потеряет себя, станет не просто безумным, а... нет в языке такого слова, чтоб передать всю тяжесть его состояния. Человек по имени Макс Игнатов полностью исчезнет с лица земли.
- Всё ясно.
- К чему я это говорил? А, если хочешь встретиться с ним и поговорить, то лучше сначала немного выждать. Он не совсем владеет собой.
Я снова кивнула.
- Хорошо, учту.
- Тебя на самом деле уволили?- тут же переменил тему разговора Владимир.
Я так резко переключиться не смогла и почти минуту смотрела на него в упор, прежде чем до сознания дошёл смысл сказанного. Из головы не выходил Макс; не верилось, что всё настолько плохо. Ведь ещё два дня назад он не был так агрессивен...
- Да, уволили,- согласилась растерянно.
- За что?
- За то, что я вспыльчивая, за то, что не могу держать себя в руках.
- И всё?- растерялся Владимир.- Уволили за неподходящий характер?
- Да…- Только теперь я подумала, что причина увольнения на самом деле кажется притянутой за уши. Или, может, это не причина, а только лишь повод?- Звучит странно, но на самом деле всё так. Мыслов заявил, что не намерен далее терпеть моё неадекватное поведение. Так что ты постарайся вести себя попроще, а то, не ровен час, тоже уволят без разумных оснований.
Я помахала Владимиру рукой и вышла из кабинета. Помню, тогда меня охватила такая злость, что для мыслей просто не нашлось места, и только теперь накатила обида. В самом деле, за что меня уволили? За то, что устроила истерику в кафетерии? Это глупо. Могли сделать выговор за неподобающее поведение, могли как-то наказать, но уволить - не слишком ли это поспешно? Или Мыслов просто ждал подходящего момента, чтоб указать мне на дверь? Если так, то в чём причина? Он ведь сам не так давно собирался стоять за меня перед Троеполовым до последней капли крови.
Нет, что - то тут не так. И жаль, что мне было совершенно не с кем посоветоваться.
Кроме забытых накануне и бережно сохранённых Владимиром вещей я ещё забрала несколько дисков, которые по старой памяти хранила в общем зале и которые только благодаря этому не попали под горячую руку Макса, и только после этого с тяжёлым сердцем покинула редакцию. Уходить было обидно, в журнале мне нравилось, но я старалась не думать о том, что потеряла вместе с возможностью свободно входить в это помещение. Ведь это не единственная и, возможно, не самая интересная работа в мире, которую я смогу получить.
К тому же, когда разум готов вот - вот съехать с фундамента, неизвестно, понадобится ли мне вообще какая - то работа.
Я встала посреди не слишком людной улицы и принялась размышлять, что делать дальше. Варианта было два: поехать к Максу домой и попробовать застать его там или позвонить Кате и попросить отвезти меня к Владу. И то, и другое дело представлялись не самыми привлекательными. Я заранее могла предсказать, что Макс меня не узнает и говорить не захочет, а Влад будет спокойно спать, и его родители ничего не узнают о том, что в теле их сына никакой души нет. Что оно просто тело. И зачем Старейший меня к нему направил?
Спустя некоторое время я всё же решила следовать установленному ранее плану и не успокаиваться, пока не встречусь с Максом. И пусть он не станет говорить со мной, пусть пошлёт очень далеко, зато я буду знать, что он жив, что он всё ещё может говорить и ещё не совсем потерялся. На данный момент рассчитывать на большее я просто не имела права. Даже о том, чтоб увидеть его, старалась не думать. Увидеть хотелось, однако были объективные выводы, что это может не произойти.
Только у самой двери в квартиру Макса, когда осталось сделать всего несколько шагов, я заколебалась. Очень страшно было увидеть его безразличие, его неспособность вспомнить моё имя. Очень страшно было почувствовать, что единственный любимый человек от меня так невероятно далеко, что не долететь никаким самолётом, никакой космической ракетой. Ведь расстояние изменяется с изменением нашего к нему отношения: бывает, что сто миллионов километров вовсе не предел, а бывает, что три метра - и уже бесконечность. И нет никаких сил докричаться...
Я протянула руку и позвонила. Звонок разлетелся по квартире весёлой трелью и смолк на самой высокой ноте. Я была почти готова к тому, что никто не откроет, что Макс попросту не окажется дома, но мысленно всё равно уговаривала: "Пожалуйста, окажись дома. Открой дверь. Мне необходимо тебя увидеть. Пожалуйста, открой".
Дверь открылась, на пороге появился Макс. Моё сердце сделало радостный скачок и замерло, ожидая продолжения. Я молча стояла на пороге, ожидая и боясь вопроса "Вам кого?" Что на это ответить? Что я пришла к нему, что я люблю его и хочу, чтоб с ним всё было в порядке? Едва ли это поможет до него достучаться.
Макс казался ещё более растрёпанным, чем когда я видела его последний раз. Из одежды на нём были только полинявшие джинсы. Одной рукой он всё ещё держался за дверную ручку, словно намеревался захлопнуть дверь перед моим носом, второй опирался на косяк. Босая ступня правой ноги нетерпеливо постукивала по полу.
Я почувствовала себя неуютно. И дело было даже не во всех позе Макса, а в цепком взгляде, которым он меня ощупал. Этот взгляд нельзя было назвать совсем безумным, но с самого начала стало ясно, что он меня не узнал.
Он молчал. Я тоже молчала. С каждой секундой становилось всё более неловко.
А в следующий момент он схватил меня за руку, втянул в квартиру, быстро защёлкнул замок и принялся торопливо, сумбурно стаскивать с меня куртку. Я настолько растерялась, что не могла даже вздохнуть. Всё произошло с невероятной быстротой. Вот я стою перед дверью – и вот уже в просторной прихожей прижата к стене, а Макс старается стащить одновременно свитер и сапоги. Всё выглядело бы очень забавно, если бы я не знала, что он меня не помнит. А раз так...
- Макс, хватит. Хватит, слышишь? Прекрати!
Он на несколько секунд прервал своё занятие, ещё теснее прижал меня к стене и прошептал на ухо.
- Что хватит?.. Ты же понимаешь... Ты же тоже хочешь...
Он впился мне в губы с такой силой, что стало больно зубам, и рванул свитер. Словно сквозь сон я слышала, как рвутся нитки. Да, я должна была его остановить, должна была хотя бы попытаться что - то сделать, но его голос был так похож на голос настоящего Макса. Мне так безумно хотелось, чтоб это именно он целовал и обнимал меня, что всё остальное перестало иметь малейший смысл. И даже когда мужчина повалил меня прямо на пол в прихожей между вешалкой и входной дверью - даже тогда я была только с Максом.
Это был невероятный секс. Исчезло время, пространство - всё, что могло нам помешать. Никогда в жизни ни до, ни после я не испытывала ничего похожего. Я растворилась в нём без малейшего остатка, и было жарко, и мокро, и красиво, и дико, и приятно, и даже немного страшно. Все смешалось в одном единственном целом, сложившемся из двух наших половинок.
Когда Макс уснул, осторожно встала и пошла в ванную, посмотрела на себя в зеркало и поняла, что мне совсем не стыдно. Наоборот, вспомнила и снова почувствовала себя не просто телом, но ещё и живым человеком, и женщиной, которую можно и нужно любить. Может, Макс не совсем понимал, с кем он занимался любовью, но он всё же помог мне ощутить себя цельной, и это было очень важно. Более того, он сделал меня на это время счастливой, заставил поверить, что прошлое вернулось и что я не одна, а этого так не хватало.
Я умылась, приняла душ, потом кое - как оделась, вместо своего свитера нашла другой, принадлежащий Максу, поцеловала его на прощание и тихо вышла из квартиры, всей душой желая остаться. Но лучше так, чем найти горькое разочарование, встретившись с ним взглядом.
Уже минул полдень, стоило поторопиться, чтоб успеть навестить Влада, а потом купить продуктов и приготовить праздничный ужин. Я достала телефон, вытащила из кармана измятый лист бумаги с Катиным номером и позвонила. Катя ответила уже на втором гудке.
- Да?
- Катя? Это Инга. Узнала?
- Привет! Узнала, само собой.
Катя, конечно, немного соврала, но это было даже приятно.
- Что случилось?- спросила она.
- Ничего волнующего. Ты сейчас в школе?
- Да, у нас ещё два урока, а что? Если ты насчёт долга, то можешь не переживать. Вернешь, когда получится.
Я вздохнула. Телу было ещё приятно, но голова уже начала работать в другом направлении.
- Я не по поводу денег. Хотела навестить Влада, но не знаю его адреса. Не подскажешь?
- А попозже никак? Я бы с тобой съездила.
- Нет, попозже не могу - дела. Ну так что?
Я быстро записала адрес на ту же бумагу, где уже был номер телефона, поблагодарила Катю и отключилась.
Теперь оставалось только одно: решиться туда поехать.